Пока гости жуют, Вадим Ванеев - так зовут индюшачьего магната - рассказывает двадцать три истории. О своем удивлении, когда ему принесли шашлык из барана, лучше которого он в жизни не пробовал, - а потом шашлык оказался индейкой, политой бараньим жиром. Как конкуренты построили птичник из кирпича, а он заплесневел, и пришлось завозить реактивный двигатель и выжигать им стены. (Неучи! Ферму возводят из спецпанелей.)
Затем Ванеев доверительно сообщает: у нас недостаток мужчин - вокруг Ростова-на-Дону живут денди, считающие ниже своего достоинства махать ножом на разделке. Поэтому машут женщины, по плечи в крови. Нет-нет, никакой уголовщины, такая анатомия у птицы, процесс не автоматизируется, извините за подробности.
Ванеев сдвинут на индюках. До того как он начал строить фермы от Черного моря до Урала, его жизнь наполняла тоска по масштабу.
В перестройку он держал видеосалон в городе Шахты и показывал "Кровавый кулак", "Голый пистолет", а также "Восставших из ада". Шахты тонули в своем кошмаре. Угольщикам хронически не платили, и их жены выходили на трассу продавать себя дальнобойщикам.
Ванеев стал возить водку. Ему быстро надоела роль первого парня на райцентре, и он ополчился на миллионник. "Надо мной смеялись - ты из деревни, а хочешь Ростов замочить".
Однако он затесался в рынок. Оптовиков Ванеев обыграл ассортиментом - завязал отношения с производителями заметных марок и поставлял водку в крупнейшие магазины Ростова.
Час индюков пробил, когда контрагенты-венгры накололи Ванеева так же, как он накалывает теперь гостей. Угостили ветчиной, а затем рассказали, что это не говядина, а индейка. Птица для любителей здоровой еды, которая перерабатывается в деликатесы с высокой добавленной стоимостью.
Ванеева озарило - вот цель, миссия, пустой рынок, территории, ждущие полезной еды по скромной цене.
Следующие пять лет он просил денег. Капитала, заработанного водкой, хватило на технологию индюководства и фермы. Ванеев строил их по науке - кустом, но в двух километрах друга от друга (ближе передается зараза). И терроризировал, терроризировал банкиров планом-схемой разделки индюка, моля о кредите.
Мироздание устало сопротивляться напору Ванеева. Знакомый менеджер Внешторгбанка убедил правление дать безумцу 32 миллиона евро.
Ванеев ликовал год. Затем мир пошатнулся: скакнули цены на строительство и материалы, амбициозный план полетел в мусорное ведро, а банк намекнул, что хочет забрать компанию.
Спас тот же менеджер. Его сманил Внешэкономбанк, и он показал председателю правления бумаги своего клиента. Председатель поверил в Ванеева с его схемой разделки и выдал кредит, покрывающий старые долги.
Экспансия мяса под маркой "Индолина" стартовала как ракета. Фермы вырастали за месяцы. Конкуренты кружили на самолетах, заправленных кредитами помельче - им не хватало наглости и силы убеждения.
Ванеев горит как береста. Эскортирует гостей к маточному стаду и ввергает в курлыкающее и толпливое море индюков. Гости кривят вежливую гримасу и выбегают прочь из душного ада.
Хозяин не обижается. Ванееву тоже бывает душно, но что-то помогает ему дышать. Что?
"Индолина" покоряет прилавки, люди переходят на индейку. Ванеев убеждал меня: взяты кредиты, аналитики предрекают падение импорта и благоденствие отечественного индюковода…
Хватит. Красивые слова мельтешили в мозгу, скрывая факты. Как соотносится выручка и кредитная задолженность "Евродона"? Какова себестоимость килограмма мяса? А чистая прибыль? А у конкурентов?
Ванеев сидел напротив, чуть сгорбившись, и расписывал свои деяния. Я поймал паузу и спросил не про EBITDA, а про зачем. Зачем вам все это?
Ванеев врубил спич о кайфе первопроходца.
Когда слышишь такое, хочется взять ведро холодной воды и окатить. Зачем ты врешь, я такой же, как ты, я так же хочу объяснить себе, зачем живу, так же боюсь провести время зря, так же бегу пустоты и так же падок до власти и денег, так же люблю рассказывать, какой я крутой; мне не надо доказательств твоего величия. Просто скажи, зачем.
Я стал рассматривать кабинет и увидел портрет. Свет падал так, что незнакомец хмурился. Евангелист как раз прервал спич. "Простите, а кто на картине?"
Ванеев обернулся, будто не знал, кто. "Это мой брат, - сказал он. - Младший. Его нет. Там автокатастрофа, и вот я попросил нарисовать. Ему так мало лет было, я сам его вырастил".
Его руки сплелись в колыбель и покачали невидимого ребенка. Затем замерли и опустились на стол.
Брат видел его страсти, унижения перед банкирами, триумф, вместе с ним шел к мечте, нанимал горящих идеей людей, отправлял в магазины продукты, которые нравились покупателям. Улыбался утром и когда Ванеев уходил домой, оценивал, насколько приблизилась компания к цели за прожитый день.
Я избил себя. Ведро вылилось за шиворот. Больше я не верил в силу простых объяснений.
Впрочем, не верить было трудно. Мотивов превращения человека в предпринимателя столько, сколько литературных сюжетов, перечисленных Борхесом. То есть четыре.
Их описала Марина Волкова, исследователь из Челябинского предпринимательского центра: "делать больше нечего" (с подвидом "достались активы на халяву"), "средство сохранения себя и семьи", "заполнение пустой рыночной ниши", "любовь к конкретному делу".
Я старался выбирать героев из тех, кого влекли два последних мотива. Спрашивая у предпринимателей, начинавших пятнадцать-двадцать лет назад, как настигало и что делало с ними их предназначение, я слышал в ответ истории из эпохи, предшествовавшей времени быстрорастущих стартапов, когда обмен информацией был в миллион раз медленнее. Тем ценнее победы тех, кто взлетел в условиях, которые кажутся доисторическими.
МЕДЬ И СТАЛЬ
"Как зовут нового жильца?" - спросила женщина в роговых очках. "Али Иорданский", - ответила Ася Еутых, владелец компании A. Yeutykh. Женщина внимательно посмотрела на нее. "Отчество?" Ася задумалась: "Бин Хусейнович". В домоуправлении стало очень тихо. "Профессия". Ася пожала плечами: "Наверное, принц". Женщина схватила домовую книгу и швырнула об стол так, что в переплете порвались нитки.
Она не верила в сказки. Но это была не сказка.
Жила-была семья агрономов: отец, мать, шестеро детей и бабушка. Звали бабушку Кадырхан, и она была женой последнего черкесского кузнеца, который умел выковать шашку, изготовить сбрую и украшения. В кузнецы ему, бывшему князю, пришлось податься после революции. Его звали Цикузи, что значило "крошечный". Ростом он уходил за два метра.
Когда в ближайших планах нарисовался седьмой ребенок, Кадырхан встрепенулась и прогнала главу семьи в мороз: "Езжай за ковром! Девочка, которая родится, должна воспитываться на ковре! Она прославит наше оружие и будет гостем черкесских принцев".
Родители селекционировали стручковый горох и идею о принцах не вместили. Но Кадырхан они уважали - та помнила рецепты дымного пороха с травами, заговоры, сказки, гадала на отражении луны в золоте. Фольклористы звали ее "почетным донором" и дрожащей рукой подносили микрофон. Ковер был куплен.
Вскоре родилась девочка. Вместо кукол она играла дедовыми щипцами и ножницами, разрезающими металл. Кадырхан пела ей древние колыбельные и вылавливала из супа лучшие куски мяса.
Ася научилась читать и в третьем классе осилила "На краю Ойкумены" Ефремова. Она захотела, как герой-скульптор, оживлять камни, но сил хватало только на узоры. Кузницу, между тем, не забывала и отковала на куске мрамора первый предмет - маленькие ножницы. "Ут!" - хвалила бабушка. Ут по-черкесски "талантливая", а еще "ведьма".
Ася пошла в поход на худграфы. Поступила на скульптора в Краснодар, потом метнулась в Ригу. Когда училась в Карачаевске, ночами бегала в горы. Садилась на крыше византийского храма, вдыхала запахи субальпики и учила созвездия. Короче, вела себя как правильная "ут".
Одна беда: сменив три вуза, она поняла, что скульптура ее не так захватывает, как металлы. Их более-менее пристально изучали только в Махачкале, и Ася отправилась в свое четвертое училище. Как она говорила, "у черкесов почти нет украшений, а в Дагестане куча побрякушек на все случаи жизни".
Но так было не всегда. Черкесы тоже любили украшения, но в последние столетия разучились их делать. Медальоны и перстни остались "в археологии" - запасниках экспедиций, раскопавших Майкопскую (3000 до н. э.) и Белореченскую (XIII–XV вв.) культуры.
Ася наконец смогла выразить свою цель - вернуть соплеменникам вещный мир. Она захлопнула чемодан, попрощалась с каспийскими волнами и села на поезд.
В кабинет Эммы Аствацатурян постучали. "Стук настойчивый, что не есть хорошо", - подумала Аствацатурян, завотделом оружия Русского музея в Петербурге. Она видала и многоглаголавших дилетантов от археологии, и коллекционеров, и историков, и бог знает кого еще - и поэтому, когда посетитель вошел, не дожидаясь ответа, сочла это плохим знаком.
Однако, подняв взгляд на гостя, Аствацатурян изумилась. Перед ней стояло создание со стрижкой каре и черными глазами, излучавшими что-то другое, нежели безумие нехороших посетителей.
Создание излагало: я не студент и не ученый. Я черкесский кузнец, хочу ковать, но не знаю что, и поэтому хочу видеть древнее оружие, чтобы разобраться, какие вещи окружали моих предков и стоит ли учиться их делать.
Аствацатурян посмотрела на нее как тренер по гимнастике на воспитанницу, заявившую, что хочет метать ядро. Не будем утверждать, что она почувствовала гул судьбы или что-то в этом роде, но, заглянув в глаза посетительнице, она, кажется, все поняла.
Перед ней стояла отчетливо, уверенно, безнадежно одержимая, с родословной, не оставляющей шансов на выздоровление. На лбу ее крупными буквами мерцало: покажите и расскажите мне все, что знаете, а если прогоните, все равно все выясню сама.
Эмма Аствацатурян возликовала, но виду не подала и молвила: "Присядьте".
Она пустила Асю в архивы Главного исторического музея. Затем познакомила с академиком Пиотровским - тот разрешил перерисовать орнаменты и мотивы из запасников Эрмитажа.
Разобравшись с родным оружием, Ася полетела бродить по турецким и иорданским базарам. В эти страны империя выселила черкесов, и Ася желала найти какой-то отголосок, мост между вещами из прошлого и заоконным миром. А лучше мастеров, которые хоть что-то еще помнят.
Выяснилось, что это не просто. Во-первых, черкесская предметная культура вбирала в себя черты всего, что ветер приносил, - буддизма, христианства, ислама. От солнцепоклонников-зороастрийцев достались подвески-колеса. Выудить собственно послание родной культуры оказалось трудной задачей. А во-вторых, мастеров, которые умели держать штихель, не нашлось.
Ася вернулась и начала экспериментировать. Долго и мучительно она разбиралась, как ковать - украшения, мелкую пластику. "Я предупреждала, первые десять лет будет сложно!" - утешала в письмах Эмма Аствацатурян. "Ничего, в нашем ремесле есть буферная зона, защита от дураков. Надо съесть тазик козьего помета, чтобы научиться дудеть в дудочку, у которой нет мундштука", - отвечала ей Ася.
Ковать шашку оказалось еще сложнее. Ее опускают в кровь, в масло, в воду с кислыми яблоками. Клинок может повести, он готов лопнуть от неосторожного движения. Раньше металл закаляли на ветру: давали всаднику, тот в галоп - и на ветру клинок остывал. Где взять всадника в ленивом Майкопе?
Всадника Ася не сыскала, зато вышла замуж за робототехника, выпускника колмогоровской математической школы Руслана.
Руслану понравилось ковать, и он стал придумывать механизмы, упрощающие работу кузнеца. Ася задумалась: раз дед процветал, почему ей не превратить ремесло в бизнес? Лихие времена уже прошли, а силовики еще не успели сменить бандитов.
И тут в Майкоп собрался Ельцин. Чиновники ломали голову, что ему подарить, и вспомнили о кузнеце. Ася - к тому времени непраздная, ждала мальчика - выковала шашку. Ельцин рассматривал клинок и благодарил.
Вскоре адыгейский президент намылился в Москву и спросил еще пятнадцать шашек для других бонз.
Кофеин, ночи у наковальни, дрожащий муж, опасающийся за родовую деятельность, - Господи, помоги, - и шашки полетели в столицу. Мальчик родился с очень звонким голосом.
Ася подумала: раз у меня дар не только очаровывать, но и ковать сложные штуки, надо заставить дудку без мундштука играть ангельские мелодии во всеуслышание! Теперь точно путь в производители подарков.
Она отложила освоение мелкой пластики и принялась ковать подарочные клинки. "Эти шашки вот так меня душили!" - кричит Ася и ребром ладони перерезает себе горло.
Два года она штамповала подарки - зато заработала денег и выковала право спокойно, без оглядки на быт возиться со сложными вещами. Например, с серебряными ритонами - сосудами в виде рога с головой льва или быка - и акинаками - короткими прямыми мечами.
Те и другие выставлялись в Анкаре и Константинополе. Асину руку начали узнавать, и вот однажды на ее горизонте замаячили паруса Али бин аль-Хусейна, принца иорданского. Сперва робко и неуверенно - принц интересовался, нельзя ли нарисовать эскиз костюмов и оружия его охране, черкесам.
Боевые качества черкесов всегда ценились высоко. Им сопереживали как гонимым воинам, потерявшим родину. И вот принц иорданский Али захотел вооружить своих мамлюков, как вооружали их полтысячи лет назад.
Ася послала незримый поцелуй Кадырхан, давно почившей, и села за эскизы. Руслан прикинул: шестнадцать комплектов - пояса, газыри, кобуры, кинжалы - 25 килограммов серебра.
Увидев рисунки, принц впал в неистовство и дал Асе министра финансов, бессчетный чек и лимузин.
Вскоре черкесы влезли в доспех и клацнули акинаком. Али предложил Асе с Русланом дворец с садом, где они ковали бы всю оставшуюся жизнь. Но те рвались домой - мама из горного аула Хамышки телеграфировала, что один внук разодрал коленку до кости, а второй, младенец, забыл, как выглядят родители.
Прошло пять лет. "Эта дирижерская палочка была изготовлена в 2003 году к юбилею Маэстро Юрия Темирканова, - гласил сайт Еutykh.com. - По форме она напоминает изящный акинак или тонкий стилет. Лев из майкопского кургана поддерживает стройную колонну, поверхность которой украшена концентрическими полукружиями. На капители сидит игривая пантера".
Пантере предшествовали новые приключения. Ася подружилась с дилером Альбертом Саральпом, выбиравшим предметы для галереи London Contemporary Art. Саральп помог учредить ювелирную компанию, найти управляющего и стал приглашать Асю на закрытые аукционы.
В Лондон летели миллионеры, искавшие вещи "с историей". Ася лила в их уши легенды. Коллекционеры следили, как безумная разматывает клубок времени и показывает, как меняются вещи и как они меняют людей, как мастера толкались на палубе корабля, отплывавшего из Батума, и прощались с родиной, как девочка играла на ковре с ножницами и решила вернуть людям их прошлое или хотя бы оживить память о нем и предъявить их вещи миру.
Я верю, что на чемпионате по гипнозу Ася уделает самых прожженных цыганок. Но ее талант продавать не заслоняет мастерство, позволяющее выковывать вещи, которые обжигают.
Миллионеры мели сосуды, оружие, булавки со львами для галстуков и игральные монеты (30 граммов, золото). Ася отдавала вещи из рук в руки. Напутствовала: "Тяжелый предмет нагревается и его чувствуешь, золото - ощущаемый металл, в нем мое тепло".
Жизнь подскакивала игральной монетой. Аукционы принесли больше миллиона долларов.
"Летим в Питер, там финансист синагоги выдает дочь замуж, ей украшения, оттуда в Оман, акинаки, потом в Иорданию безо всяких кордонов, во дворец к Али. Потом везем бронзовые ручки для православного храма в Хосту - и обратно в кузницу, заказ работать…"
Асе нравилась эта свистопляска, и она с радостью ввергалась в нее, пока не устала.
Кочевая жизнь шута, мелькание городов - замечательно. Но она чувствовала, что душа не на месте.
Остановим ее и спросим то же, что у Вадима Ванеева.
Жаркий сентябрьский день. Ася держит в руках виски, лед вытесняет его из стакана. В ее саду немного деревьев, газон, сваленные в кучу велосипеды. Пахнет скошенной травой и медью.
"Здорово, что парни выросли как надо, - произносит Ася, рассматривая лед. - В детстве только благодаря бабушке у меня возникало ощущение своей Ойкумены, и я смотрела сквозь нее на остальное. А у них эта Ойкумена здесь, в доме, кузнице. Они не знают, что можно смотреть на мир по-другому. Вон реплика колокольчика, таким же две с половиной тысячи лет назад дети играли. Парни им с рождения звенят".
Приходит на ум вопрос о неразборчивости памяти и тщете сохранить обреченное на забвение. Отогнанный медью отлетает.
"Я устала и поняла, что теперь мой смысл не в бизнесе, - продолжает Ася. - Во-первых, семья, а во-вторых, те, кто после меня будут так же сидеть в архивах и расстраиваться, почему у дурацкого льва уши отливаются неканонические".
Дальше она говорит то, что вертится на языке. Предприниматель должен быть одержимым, но обратное не верно - одержимость не делает предпринимателем. Когда вокруг нет не то что менеджеров, а даже посредников, многие ремесленники ведут дела сами и захлебываются.
Если ты съешь тазик козьего помета, научишься дудеть в дудку без мундштука, но не дирижировать терменвоксами. Ей повезло - предназначение сияло так, что свет притянул дилера Саральпа.
Последний громкий заказ Асе сделал Али бин аль-Хусейн, когда женился. Невесте, журналистке CNN Рим Брахими, ковали свадебный наряд - золотой шлем, платье, оплечия и кинжал с указательный палец. Когда отгремел салют, принц обратился к жене: "Дорогая, я хочу, чтобы мы посетили родину черкесов и погостили у великих мастеров". Рим кивнула, а Ася занервничала - где, не в Хамышках же, селить чету?!
Однако вскоре Бин Хусейнович сообщил, что из-за политики ему затруднили въезд. Ася без колебаний отправилась в ОВИР за советом, как ускорить визу для друга из Иордании. "Всего-то делов, - рекомендовали из окошка. - Пропишите друга у себя". И тогда Ася предстала перед женщиной с домовой книгой.
Как выяснилось, та извела переплет зря - Али так и не приехал.
Тем временем Ася набрала учеников в кузницу. Аукционы прекратились, и она наносит точечные удары. На форум в Сочи A. Yeutykh привезла стенд с золотым акинаком, инкрустированным гранатами. К мастеру подвели Путина. Друзья сфотографировали их - Ася вещает об атрибуте царской власти, а Путин слушает и, кажется, не прочь, чтобы ему погадали по руке.
Спеша на самолет, я забыл позвонить в домоуправление № 3 и уточнить, прописан ли принц Али на Первомайской, 232, а потом желание как-то пропало. Если хотите, могу сказать телефон.
КОЛОКОЛ В СНЕГУ
Не то чтобы мне не нравился этот человек. Нет. Я не хотел ему грубить. Просто он совершал чудовищную глупость и делал это так уверенно, что его нельзя было остановить.