Для иных годился и актерский прием. Жил недалеко от Оптиной один барин, который хвастался, что лишь только взглянет на о. Льва, так его насквозь и увидит… Приехал он к старцу, когда у него было много народа. О. Лев имел обыкновение, когда хотел произвести на человека особое впечатление, загораживать глаза, словно от солнца, левой рукой, приставив ее козырьком ко лбу. Именно это он и сделал при входе того барина, но сказал так: "Эка остолопина идет! Пришел, чтобы насквозь увидеть грешного Льва, а сам, шельма, 17 лет не исповедовался и не причащался". Барин затрясся, как лист, а после плакал и каялся, что он, грешник неверующий, действительно 17 лет не причащался Святых Христовых тайн.
Описывали и другой случай, когда приехал к старцу помещик П., который, увидав старца, подумал про себя: "Что же это такое говорят, будто бы он необыкновенный человек! Такой же, как и прочие, необыкновенного ничего не видно!" И как только он подумал, старец и сказал: "Тебе бы все дома строить! Здесь вот столько-то окон, тут столько-то, крыльцо такое-то…" По прозорливости своей о. Лев и узнал мысли помещика, который, направляясь в Оптину, увидел такую красивую местность, что вздумал уже поставить там дом и строил в уме планы на этот счет.
Однажды преподобный спас от смерти двух купцов, приехавших к нему за благословением. Выручив от продажи хлеба большую сумму денег, купцы спешили домой, но старец своей властью удержал их в Оптиной лишние три дня. После этого купцы благополучно возвратились в свой город. Спустя некоторое время открылось, что, когда купцы получили деньги, они были замечены грабителями. Поселившись рядом в гостинице, злодеи познакомились с купцами и в дороге собирались их ограбить и убить. И исполнили бы свое злое намерение, если бы святой Лев не задержал купцов в своей обители. О неудавшемся покушении раскаявшиеся грабители письменно известили купцов, испрашивая у них прощения.
"Душа человеческая в глубине своей таит много добра. Надобно его только отыскать" - вот, пожалуй, главное, о чем думал и говорил старец с приходящими к нему. Всем и каждому он внушал, что нелегко достается душевное спасение. Нередко в подтверждение этой истины повторял простую, сложенную им самим поговорку: "Душу спасти - не лапоть сплести". Его самого никто никогда не видел возмущенным, гневающимся или раздраженным. В самые тяжкие дни жизни старца никто не слышал от него слова нетерпения или ропота, никто не видел его в унынии. Спокойствие и христианская радость, полнейшее незлобие никогда не оставляли любвеобильного старца. Удивлялись тому многие и желали узнать, как достичь подобного состояния. "Батюшка, как вы приобрели такие духовные дарования, какие мы в вас видим?" - спрашивали ученики. И преподобный смиренно отвечал: "Живите проще, Бог и вас не оставит и явит свою милость".
Помимо дара прозорливости о. Лев был наделен и даром чудотворных исцелений души и тела. Многим страдавшим от телесных недугов, часто соединенных с недугами душевными, старец подавал благодатную помощь, помазав болящих елеем (маслом) от неугасимой лампады, теплившейся в его келье перед Владимирской иконой Божией Матери. Иных он отсылал в Воронеж ко святым мощам святителя Митрофана. Пройдя пешком сотни верст, больные в дороге и исцелялись, возвращаясь в Оптину благодарить чудотворного старца.
Приводили к о. Льву многих бесноватых. Среди них встречались такие, которые сами не знали, что одержимы нечистым духом, и только в присутствии святого старца начинали бесноваться. Он духовными очами видел затаившегося до времени в человеке врага и строго обличал. Посрамленный бес от этого начинал открыто заявлять о себе. Подобные вещи случались, как правило, с теми из неразумных мирян, которые для спасения души своей тайно носили тяжелые вериги или изобретали для себя другие подвиги, совершенно не помышляя при этом об очищении сердца от страстей. Преподобный Лев снимал с таковых страдальцев вериги, накрывал голову епитрахилью и читал краткую заклинательную молитву, затем помазывал святым елеем. Известно множество случаев подобных исцелений.
Однажды привели к старцу одну бесноватую. Держали ее шесть человек. Увидев преподобного, она тут же упала перед ним, а бес нечеловеческим голосом закричал в ней: "Вот этот-то седой меня выгонит. Был я в Киеве, был в Москве, Воронеже, никто меня не гнал, а теперь-то я выйду!" После молитвы старца и помазания елеем бесноватая тихо встала и пошла вон из кельи. Каждый год приходила она в Оптину, здоровая, благодарить старца, а после его кончины с великой верой брала земли с его могилы для других болящих, от которой и они получили великую пользу.
Вообще вера в старца играет огромную, во многих случаях решающую роль для приходящего к нему человека. Это особо подчеркивал о. Лев. "Если спрашивать меня - так и слушать, а если не слушать - так и не ходить ко мне", - говорил он часто. "Не столько искусство и опыты старческие действуют, сколько вера с упованием вопрошающих благодать Божию на нас вообще привлекают… Если кто искренне и от всей души ищет спасения, того Бог и приведет к истинному наставнику… Не беспокойтесь - свой своего всегда найдет".
На всю Россию уже прославился преподобный Серафим, Саровский чудотворец. Явил он себя великим старцем, но всего семь лет было отпущено ему для общественного служения, в 1833 году отошел святой в вечность. И вот в другом, ранее неведомом уголке страны стало происходить нечто подобное саровскому чуду. Молва засвидетельствовала истинную праведность и принадлежность к столь немногочисленному племени "печальников народных" оптинского иеросхимонаха Льва. Рассказы о его прозорливости и чудесных исцелениях передавались из уст в уста. Тысячи паломников направились в Калужскую губернию, в Оптин монастырь…
Старчество о. Льва продолжалось тоже недолго- 12 лет, с 1829 по 1841 год. Однако все эти годы старец переживал непрерывные гонения.
Против о. Льва восстал некто о. Вассиан, считавший себя старожилом в монастыре и не признававший старческого руководства. Это был грубый и неразвитый человек. Подобный о. Вассиану монах описан Ф. М. Достоевским в романе "Братья Карамазовы" под именем Ферапонта. К Вассиану присоединились и некоторые из старших иноков. От них стали исходить доносы, основанные на ложном истолковании роли старца в монастыре, а также на непонимании самого смысла старчества.
Первые шесть лет гонения на старца еще не принимали крутого оборота, но со временем стали угрожающими. Сначала из епархии приехали следователи и допрашивали весь монастырь. Но все показания были благоприятны для старца.
Поток доносов не уменьшился, закрутились интриги. Кроме ложных донесений калужский архиерей (который не благоволил к о. Льву и имел твердое намерение сослать его в Соловецкий монастырь) получал через московскую тайную полицию анонимные доносы с обвинениями против старца и настоятеля о. Моисея. Свидетельствовалось, что последний несправедливо оказывает скитским монахам предпочтение перед живущими в монастыре, и что скит подрывает авторитет монастыря, и если его не уничтожить, то древняя обитель разорится, и прочее в том же духе.
О. Моисей был вызван для объяснений к начальству духовному, а о. Льву было строжайше запрещено принимать посетителей. Его перевели из скита в монастырь и переселили из кельи в келью. К гонениям старец относился благодушно: с пением "Достойно есть яко воистину блажити Тя, Богородицу…" переносил свою келейную икону Владимирской Богоматери на новое место жительства и продолжал служение.
Запрещение принимать народ предписывалось о. Льву неоднократно. Каждый раз, повинуясь воле архиерея, он прекращал прием, но, видя тяжелые мучения страждущих, возобновлял душеспасительные беседы. Однажды о. Моисей, проходя по монастырю, увидел огромную толпу народа перед кельей старца в то время, когда последовало очередное запрещение из Калуги. Настоятель вошел в келью и сказал:
- Отец Леонид (старцу также запретили и носить схиму, называясь именем, данным при пострижении. - Н. Г.)! Как же вы принимаете народ, ведь владыка запретил!
Тогда старец отпустил тех, с кем в тот момент занимался, и велел келейникам внести к себе калеку, лежащего у дверей. Те принесли и положили перед ним.
- Вот, посмотрите на этого человека, - сказал о. Лев. - Видите, как все телесные члены его поражены. Господь наказал его за нераскаянные грехи. Он сделал то-то и то-то (старец назвал тайные грехи калеки) и за все это теперь страдает - живой, точно в аду. Но ему можно помочь. Господь привел его ко мне для искреннего раскаяния, чтобы я его обличил и наставил. Могу ли я его не принимать? Что вы на это скажете, отец Моисей?
- Но владыка грозит сослать вас, - нерешительно сказал настоятель, содрогаясь при виде лежащего на полу несчастного.
- Ну так что ж, - ответил старец. - Хоть в Сибирь меня пошлите, хоть костер разведите и на огонь меня поставьте, я буду все тот же отец Леонид! Я к себе никого не зову, но кто ко мне приходит, тех гнать не могу. Особенно в простонародье многие погибают от неразумия и нуждаются в духовной помощи. Как могу я презреть их вопиющие духовные нужды?
О. Моисею нечего было возразить, он, как всегда в подобных случаях, молча удалился, предоставляя возможность старцу жить и действовать, как укажет ему Сам Бог.
Понимая великое значение старчества, о. Моисей был всегда на стороне старца, и между ними не возникало ни малейшего трения. Но защита настоятеля была бы малосильна, если бы не заступничество за о. Льва двух митрополитов, двух Филаретов - Киевского и Московского. Киевский митрополит заступился за старца в Синоде. Он также посетил Оптину пустынь, где в присутствии епархиального духовного начальства оказывал о. Льву особые знаки уважения. Святитель Филарет Московский самолично написал калужскому епископу: "Ересь предполагать нет причины".
Незадолго до смерти старец опять был подвергнут гонениям, так же как и его духовные дочери - инокини из женских монастырей, которые посещал о. Лев ради духовного окормления. Его самого назвали масоном, святоотеческие книги, которые он давал читать монашествующим, - чернокнижием; многих замеченных в близком духовном общении со старцем монахинь изгнали из обителей. Перед самой кончиной старца монахини все же были оправданы и впоследствии самые выдающиеся из них заняли начальственные должности.
Последним тяжелым испытанием старца была его пятинедельная предсмертная болезнь, во время которой он страдал жестоко, но помощи врачей не принимал. За год до своей кончины он знал ее час. С молитвой на устах предал свой дух Богу.
Тело преподобного три дня стояло в соборном храме без малейших признаков тления. Более того, оно согрело всю одежду и даже нижнюю доску гроба. Руки его были мягки, как у живого. Удивительно то, что, болея, старец имел руки и все тело холодными, при этом многим любящим его говорил: "Если получу милость Божию, тело мое согреется и будет теплое".
Это чудо засвидетельствовали сотни людей, съехавшихся со всей России на погребение. Вдруг оказалось, что в одночасье все будто осиротели. И ясно стало, сколь велик был первый оптинский старец иеросхимонах Лев, который при жизни своей говорил, что он ничего более не желал бы, как возможности тихонько сидеть в своей келье, но жалость к народу заставляла его вечно быть на людях.
Об истинном старчестве
В духовной жизни всякое отступление от истины - гибельно. Множество раз случалось, что люди по незнанию или легкомыслию доверялись самозванцам, которые выдавали себя за старцев, однако ничего общего с ними не имели. Подобное невежество приносило страшный вред обществу, сея духовную смуту и разлагая политическую жизнь страны.
"Страшное дело принять обязанности (старчество), которые можно исполнить только по повелению Святого Духа, между тем как общение с сатаной еще не расторгнуто и сосуд (душа) не перестает оскверняться действиями сатаны (т. е. еще не достигнуто бесстрастие). Ужасно такое лицемерство и лицедейство. Гибельно оно для себя и для других, преступно оно перед Богом, богохульно" - такое страшное определение лжестарчеству дал святой епископ XIX века Игнатий Брянчанинов.
Что же такое истинное старчество?
Старчество - особый вид святости, благодатное дарование свыше, когда Дух Святой непосредственно действует в человеке, водительствует им. Старец, будь он даже и молод годами, призван на свое служение Самим Богом - в точности так же, как и пророк. Старчество и есть прямое продолжение пророческого служения, и возникло оно на заре христианства.
Первым старцем - в том смысле, как его понимает Церковь, - на рубеже Ветхого и Нового Заветов явился святой Креститель Иоанн. С младенчества проводивший отшельническую, аскетическую, богоугодную жизнь, он получил от Господа дар пророчества и вместе с тем - старчества. Люди толпами приходили послушать его уроки о покаянии и верном пути спасения.
Его преемниками были апостолы - сначала 12 избранных Господом, потом еще 70. Христос сказал им: "Слушающий вас Меня слушает, и отвергающий вас Меня отвергается" (Лк. 10: 16). Апостолы и ученики Христовы впоследствии нередко называли себя старцами, являя своей жизнью истинный образец отеческого и старческого душепопечения о своих духовных чадах.
Наиболее ярко старчество проявилось в среде древнего монашества. История Церкви свидетельствует, что скиты, лавры, общежительные обители образовывались поначалу вокруг духоносных старцев и состояли из их учеников.
Во времена преподобного Антония Великого (жившего в Египетских пустынях в IV в.) возросло значение старчества в жизни христианской Церкви. Сама жизнь потребовала такого подъема. Как сказал преподобный Симеон Новый Богослов: "…когда народ верующий стал бесчислен, то благодать Духа Святого устроила, чтобы к архиереям и иереям прибавлены были еще и игумены, и другие духовные отцы (из иночествующих), которые имеют в себе благодать Духа Святого, чтобы они сопастырствовали вместе с теми и содействовали во спасение". Антоний Великий исполнял свое служение безо всякого начальственного значения в Церкви. Он не искал никакой человеческой славы и несколько раз менял место своего уединения, однако люди снова и снова находили его. Преподобный Антоний был возлюблен всеми, и все желали иметь его духовным отцом.
С течением времени накапливался по крупицам духовный опыт, который особо даровитые святые отцы записывали. Так появилась аскетическая святоотеческая литература, описывающая законы жизни души, способы ее очищения и верные средства к достижению бесстрастия, смирения, безмолвия и Богосозерцания.
Новоначальный монах самостоятельно не мог разобраться во всем этом огромном материале. Непременно был нужен руководитель, учитель-старец, сам прошедший эту школу и уже достигший бесстрастия.
Почитание старчества в мировой среде тоже имеет древнюю историю. Миряне точно так же, как и монахи, шли к старцу за советом, потому что он мог видеть в самой глубине человеческой души зарождение зла и его причины и, зная душу человека, указывал верный путь ко спасению, открывая людям волю Божию.
Истинный старец непременно обладал дарами прозорливости, пророчества и рассуждения, но всегда благодатные дары свои прикрывал глубоким смирением. Прежде чем явить свою духовную помощь людям, старец сам проходил долгий путь духовного трезвения, непрестанно пребывая в покаянно-молитвенном состоянии и таким образом научаясь видеть свои собственные грехи в тончайших помыслах и движениях сердца. И это-то знание старец использовал в дальнейшем ради наставления приходящих к нему.
Из числа последних оптинских старцев - преподобный Варсонофий говорил своему духовному сыну: "Нас называют прозорливцами, указывая тем, что мы можем видеть будущее: да, великая благодать дается старчеству - дар рассуждения. Это наивеличайший дар, даваемый Богом человеку. У нас кроме физических очей имеются еще и очи духовные, перед которыми открывается душа человеческая. Прежде чем человек подумает, прежде чем возникла у него мысль, мы видим ее духовными очами, мы видим даже причину возникновения такой мысли. И от нас не скрыто ничего. Ты живешь в Петербурге и думаешь, что я не вижу тебя. Когда я захочу, я увижу все, что ты делаешь и думаешь. Для нас нет пространства и времени…"
Союз духовный старца и его ученика (в первую очередь монаха, но также и мирянина) есть некое духовное таинство. Оно начинается именно в тот момент, когда ученик отдает свою волю в послушание старцу. И этот союз будет тем теснее, чем сильнее вера ученика, и вера эта должна простираться до того, чтобы он смотрел на старца, как на Самого Христа, и, как Христу, повиновался бы ему. Только на первый взгляд подобное повиновение может показаться "рабством". В действительности же беспрекословное послушание старцу влечет за собой особую радость, душевный мир и покой. Слова старца - слова Бога, говорящие о Его воле в каждом случае. И следование воле Божией всегда сопряжено с истинной духовной свободой.
Справедливо и обратное в отношениях старца и ученика. Вспомним слова преподобного Льва Оптинского: "Если спрашивать меня - так и слушать, а если не слушать - так и не ходить ко мне"… Непослушание словам старца ведет к тяжким последствиям для ученика. Об этом свидетельствовали древние отцы, о том же говорили и оптинские старцы, например, о. Варсонофий: "Отслужишь обедню, приобщишься и затем идешь принимать народ. Высказывают тебе свои нужды. Пойдешь к себе в келью, обдумаешь, остановишься на каком-либо решении, и когда придешь сказать это решение, то скажешь совсем другое, чем думал. И вот это и есть действительный ответ и совет, которого, если не исполнит спрашивающий, то навлечет на себя худшую беду…"
За многовековую историю старчества законы его не изменились и, надо полагать, не изменятся никогда. Старец, с непостижимой, поистине Христовой любовью относясь к своему ученику, со смирением "назидает, увещевает и утешает" (по слову апостола Павла) его, молится за него, в необходимых случаях берет раскаянные грехи ученика на себя.
Старец - это искусный духовный врач, который в силе лечить даже закоренелого грешника. Однако старец никому не навязывается, подчинение ему всегда добровольно. Но правило для излечения одно: найдя истинного, благодатного старца, человек уже должен беспрекословно повиноваться ему, так как через старца открывается непосредственно воля Божия. Вопрошать старца тоже ни для кого не обязательно, но, спросив совета или указания, необходимо непременно следовать ему, потому что всякое уклонение от явного указания Божия через старца влечет за собой наказание.