Мечты, будь они неладны! А на самом деле – один футбол. Ну и черт с ним! Ну и пусть! Будем сами выживать. Будем играть в жару в Москве и ездить на гастроли в январе за полярный круг. Будем играть больными и с температурой. Будем репетировать даже чепуху и за маленькие деньги в надежде, что все равно получится что-то, похожее на искусство. А знаете почему? Потому что, как бы мы ни ныли, нам это нравится, мы любим это делать. Мы ценим друг друга хотя бы за то, что даже если у кого-то из нас сегодня несчастье, то завтра он все равно выйдет на сцену и будет работать. И потому – да здравствует театр вообще, и тот, которому сегодня 15 – в частности. Ура!
* * *
1994 год. Пятилетний юбилей театра "Школа современной пьесы". К этой знаменательной дате был сочинен, а затем и прочитан для всех собравшихся нижеследующий текст. Дело давнее, поэтому придется кое-что пояснять ремарками. Вначале краткий экскурс в не такое уж давнее прошлое.
Так же, как в конце XIX века в ресторане "Славянский базар" исторически встретились Станиславский и Немирович-Данченко, аналогично поступили в конце ХХ столетия, а точнее, в 1989 году, Райхельгауз и Дружинина. Добрая традиция решать творческие вопросы в ресторанах нашла свое продолжение и в их саммите, состоявшем всего лишь из двух человек, но в результате оказавшем влияние не только на культуру Москвы, но и на ее архитектуру (мы имеем в виду строительство нового здания на Неглинной улице). Встреча состоялась в бывшем ресторане "Оливье" на Трубной площади, и они договорились обо всем, и в первую очередь – о стратегическом плане действий. Как говорил тогда главный "перестройщик" страны – процесс пошел. Он шел с нежностью и деликатностью бульдозера, движущегося к своей цели если не прямо, то неотвратимо.
Попросив вначале у "Высшей школы издательства", в ту пору занимавшей огромную территорию на углу бульвара и Неглинной улицы, только зайти погреться, театр затем, все еще несмело потирая озябшие ручонки, попросил потесниться и, наконец, просто выйти вон. Новый театр мужал и рос, руководствуясь основополагающим принципом перестройки "Кто смел, тот и съел" и оставив "Школе издательства" совсем небольшую часть здания. Райхельгауз дал театру простое, незамысловатое название "Школа современной пьесы", запомнить которое не может практически никто. Таким образом, в бескровном поединке двух "школ" победила "Школа современной пьесы", которую тогда уже можно было назвать точнее – "школа выживания".
Между прочим, это была уже третья попытка режиссера Иосифа Райхельгауза создать свой театр, свой, если можно так выразиться, "третий Райх". И с третьей попытки это ему удалось. У истоков "Школы" встали известные артисты – Любовь Полищук и Альберт Филозов, побросавшие ради нового дела свои прежние коллективы. Новый театр начинался не с вешалки, которую он тогда просто не в состоянии был приобрести, а со спектакля "Пришел мужчина к женщине". Впоследствии этот культовый для Райхельгауза спектакль не был сыгран только на полуострове Таймыр, который Райхельгауз попросту не любит из-за сурового климата и невозможности поставить декорации в яранге; все же остальные географические точки были охвачены. Особенно (что естественно) режиссер любит Израиль – за теплую погоду, фрукты, море, обилие земляков из Одессы и вообще как историческую родину. С некоторых пор историческая родина Иосифа является испытательным полигоном для полусырых постановок. Именно тут встал на свои еще не окрепшие ножки спектакль "Пришел мужчина к женщине", и здесь же научился ходить и отправился шаткой походкой в Москву спектакль "Все будет хорошо, как вы хотели". До Израиля показывать в Москве эти спектакли было как-то неудобно и даже боязно, хотя отваги выпустить неготовую премьеру хватало у Иосифа всегда. Вот точно так он собирался научить меня водить машину.
– Все! Садишься за руль, нажимаешь педаль и едешь! Без вопросов!
– Да я же не умею ни черта! Авария будет!
– Не будет! Садишься и едешь! Зараз научу. Никаких автокурсов!
Первый спектакль своего уже театра, как и первая любовь, оставляет след навсегда и, если удается, то и повсюду. Поэтому новой постановкой Иосифа в Тель-Авиве, в главном театре Земли обетованной, театре "Габима", явилась – что бы вы думали! ну совершенно никто не ожидал! – пьеса Злотникова "Пришел мужчина к женщине", и можно только удивляться долготерпению евреев, для которых затянувшийся на годы приход этого мужчины к этой женщине выглядит уже как оккупация северных территорий. Однако терпеливость этого маленького, но гордого народа давно стала легендарной, и стоит ли удивляться тому, что Иосиф решил еще раз порадовать хасидов и простых иудеев спектаклем "Пришел мужчина к женщине" в несколько измененном составе (Алферова, Филозов). А в обмен на этот широкий творческий жест они тоже нас порадуют в Москве, и мы вновь сможем насладиться спектаклем "Пришел…" ну и т. д., только уже на иврите. И не страшно, что на иврите, ибо содержание этого произведения благодаря Иосифу известно и в Москве, и за ее пределами.
Тем не менее "долгоносые духовитей всех", как справедливо поется в следующей постановке Райхельгауза "А чой-то ты во фраке?" по пьесе, типа, Чехова. Это откровенное глумление над великим русским классиком, подкрепленное к тому же финальным выстрелом в чайку над сценой (а тем самым и в Чехова, и в МХАТ), принесли Райхельгаузу и его новоиспеченному театру поистине всенародную славу, из чего стало предельно ясно, что нашему народу "по барабану" соборность и национальные святыни. Он хочет, чтобы было весело и интересно, а больше, оказывается, ничего не хочет. Поэтому спектакль и стал гвоздем сезона 1992–1993 г. наряду с шоу Бориса Моисеева, рождественскими встречами Аллы Пугачевой и дебатами в парламенте.
А сколько певцов и танцоров воспитал, однако, этот театр! Васильева и Петренко, Филозов и Полищук, Алферова, Дуров, Виторган, да что там! Целая плеяда новых звезд оперы и балета! Одна лишь Л.Гурченко, к сожалению, так и не освоила оперную манеру, то и дело сбиваясь на привычную эстраду. И главное, теперь всем стало ясно, отчего Большой театр уже не занимает того места в мировой культуре, которое занимал раньше, а его место занял театр маленький – "Школа современной пьесы". Необычно, абсурдно, но интригующе, согласитесь.
Вот с тех самых пор репертуар "Школы" стал приобретать все более рельефные очертания параноидального искусства. Легкая водевильная паранойя спектакля "А чой-то ты во фраке?" привела затем к вялотекущей шизофрении спектакля "Все будет хорошо, как вы хотели", а потом и к торжествующему маразму спектакля "Стулья" Сергея Юрского. Общая атмосфера сумасшедшего дома стала проявляться во всем. Министру иностранных дел Козыреву звонит сюда, в театр, госсекретарь США, звонит, чтобы обсудить с ним кое-что по югославской проблеме. Поскольку министр смотрит спектакль "Стулья", больше этот вопрос обсуждать негде, и спутниковая связь соединяет Белый дом со "Школой современной пьесы" – к большому веселью Райхельгауза, бродящего потом по театру среди охраны министра с лицом нашкодившего подростка, радуясь межконтинентальной связи Вашингтона с его скромным учреждением, в котором раньше был банальный кабак. В эту звездную минуту Белый дом и "Школа современной пьесы" были уравнены в правах. И мог ли наш главный режиссер, когда-то простой одесский паренек, мог ли он в своем далеком босоногом детстве мечтать о том, что, пусть косвенно, но будет участвовать в решении мировых проблем! Мог ли он, являясь по сути Мишкой Квакиным, врагом Тимура и его команды, когда-нибудь подумать, что станет не врагом, а другом Егора Гайдара, сына того самого Тимура! Мог ли мечтать о том, что все его мечты о своем театре вдруг обретут реальные черты и он не только получит свой театр, но и сделает его осиным гнездом нашей демократии, а также бывших премьеров и вице-премьеров? Все сбылось!
Теперь, в ознаменование пятой годовщины со дня рождения этого ПТУ современной пьесы, публикуем приказы начальницы имперской канцелярии Третьего Райха Л.Яковлевой от 23 марта 1994 года:
1. Обязать художника-монументалиста Третьего Райха Б.Лысикова спроектировать и воздвигнуть из оставшихся после реконструкции театра опилочно-прессовочных материалов монумент И.Райхельгауза в натуральную величину и во фраке, который идет ему примерно так же, как галифе или стринги. Не позднее 1 января 1995 года установить монумент на Трубной площади, на месте разворота троллейбусов 31-го и 3-го маршрутов. Художнику-осветителю Третьего Райха И.Куракину подчеркнуть скульптуру ненавязчивым синеватым светом 1-й картины 1-го акта спектакля "Без зеркал".
2. Главному идеологу Третьего Райха Г.Заславскому начать широкую кампанию полива помоями территории, прилегающей к театру "Современник". С 23 марта 1994 г. считать Чистопрудный бульвар Грязнопрудным (что, кстати, теперь вполне отвечает истине), актеров "Современника" именовать "волчатами", сам театр – "Вашим современником" и произвести по нему салют пятью артиллерийскими залпами дробью, картечью, напалмом и (дважды) нервно-паралитическими газами статей Г.Заславского.
3. Главному хранителю имперской казны М.Дружининой не поскупиться и выдать премию отцам и матерям – основателям "Школы современной пьесы" в размере 3-х месячных (образца 1989 г.) окладов: себе – 700 руб.; Л.Полищук – 600 руб.; А.Филозову – 600 руб.; И.Райхельгаузу – 5 шекелей.
4. В новом сезоне приступить к постановке оперы и балета "Пришел мужчина к женщине". Художник – Б.Лысиков, освещение – И.Куракин, освящение – глава римско-католической церкви (по договоренности) или главный имам России (в сущности, все равно), дифирамбы – Г.Заславский, режиссер-постановщик – догадайтесь с двух раз. Нет, с одного!
Назначить на роли:
Женщина – н. а. СССР М.Плисецкая (по договоренности). Если нет, то Л. Полищук, И.Алферова.
Мужчина – А.Челентано (если не согласится, то А.Филозов).
Выпуск спектакля – 3-й квартал 1994-го, 95-го, 96-го, 97-го и далее годов. Квартальный надзиратель – Э.Тедеева (Сев. Осетия).
5. К уже существующим должностям директора-распорядителя и директора по международным отношениям добавить в штатное расписание должности директора по тесным связям с правительством, председателя комиссии по национальным отношениям внутри театра, а также генерального директора подземного перехода от гримерных к сцене.
6. Иметь в виду, что все вышеизложенное является поздравлением театра с его первым юбилеем. Дай Бог – не последним! Ибо есть еще цифры 10, 25, 50 и т. д. До каких-то докладчик уже не доживет, да это и неважно. Лишь бы "Школа" выучила хоть кого-нибудь любви и справедливости, состраданию и надежде, и тогда "все будет хорошо, как вы и хотели".
* * *
Был такой период в Московском ТЮЗе, который принято (как и в государстве в целом) называть "застойным". На спектакли в принудительном порядке ходили школьники, иногда зал заполнялся солдатами, которым не надо было платить за билеты, и таким образом сохранялась видимость того, что с театром все в порядке. Случались, разумеется, редкие творческие всплески, когда вновь пробуждался интерес к театру у публики и критиков (например, при постановке все тех же "Трех мушкетеров"), и тогда все оживлялось, тоска и уныние исчезали, сочинялись веселые капустники, в которых часто использовался формат новостей. Ну вот, например:
Новости спорта
Вчера актер К. установил новый всесоюзный рекорд для закрытых наглухо помещений. Оторвав от земли Констанцию весом в 60 кг, он смог взять ее на грудь, но толкнуть не сумел. Констанция упала на помост и разбилась, после чего актер почему-то запел. Это новый рекорд театров для актеров II среднего веса.
Прошло несколько лет, "Мушкетеров" уже посмотрели (и пересмотрели) все интересующиеся; ничего нового, яркого и свежего не появлялось, и интерес к театру начинал потихоньку угасать, вновь все превращалось в болото, подернутое густеющей ряской; становилось попросту скучно, опять начинался застой; артисты вновь пили без меры, от скуки же заводились романы, даже между теми, кто еще вчера терпеть не мог предмет своей новой страсти; короче, творчество испарилось и было заменено всякой ерундой. Впрочем, некоторые люди пытались компенсировать нехватку настоящего дела шутками над самими собой и театром. И появлялись, например:
Правила хорошего моветона
1. Если вам не удалось достать билет на спектакль "Взрослая дочь молодого человека", то не отчаивайтесь, а заверните за угол и сразу услышите: "Дяденька, купите билет". Сохраняя достоинство, приобретите билет у первого же замерзшего подростка и вбегайте в праздничный вестибюль МТЮЗа, по возможности с криком: "Достал, достал!.."
2. Если вы по случаю являетесь главным режиссером МТЮЗа и ведете у себя в кабинете неторопливую душевную беседу с драматургом Алексиным, сохраняйте спокойствие, когда в кабинет постучится молодой лысеющий человек с остроконечной бородкой и живыми глазами и представится – Вильям Шекспир. Продолжайте делать вид, что не удивлены тем, как он пролез через два контрольно-пропускных пункта, возьмите у него пьесу и скажите: "Хорошо, прочту", после чего положите ее в стол и забудьте о ней. Помните, что впереди у вас еще разговор с драматургом Агнией Барто.
Так продолжалось до тех пор, пока в МТЮЗе не появилась Генриетта Яновская и не поставила там полновесный театральный шлягер "Собачье сердце". Яновская после этого по всему должна была занять место главного режиссера вместо Юрия Жигульского, но в театре тут же образовалась оппозиция, которая была категорически против. Спектакль получился таким талантливым и свежим, словно одним движением убрали ряску с поверхности болота, расчистили дно, насытили кислородом и превратили болото во вполне жизнеспособное озеро. И я, работая тогда уже в другом театре, написал опять-таки капустник, весьма ядовитый – в адрес противников Яновской и комплиментарный – в адрес спектакля и ее самой. А затем под общий хохот зачитал его на банкете после премьеры. Вот он.
Открытое письмо-анонимка активиста организации "Солидарность" при Московском ТЮЗе (Во все оставшиеся инстанции, где еще не было наших писем)
Уважаемые товарищи! В свете решений, находясь в авангарде перестройки и внося свой вклад в демократию, как мы ее понимаем, наша группа захвата представляет вам свой план преобразования МТЮЗа, хотя, возможно, уже поздно. Но все равно, если жизнь – борьба, то театр – борьба тем более. В последние годы МТЮЗ стали как-то забывать. Необходимо было встряхнуться. Для этого есть два пути: либо делать спектакли, являющиеся предметом обсуждения в Москве и далее, либо шумно бороться, устраивая внутритеатральные катаклизмы: ну, например, сделать в свое время все, чтобы сняли Когана, прогнать его с позором в Театр на Таганке, а затем сослать в Театр на Малой Бронной, чтоб знал; а взамен получить крупного экономиста Андреева, кавалера ордена Почетного легиона Управления культуры исполкома Моссовета. Очистить, например, наши ряды: выгнать из МТЮЗа вон Хомского, пусть убирается, чтоб неповадно было, в Академический театр имени Моссовета опальным главным режиссером, а взамен получить Ю.Е Жигульского, крупнейшего со времен Элеоноры Дузе театрального гипнотизера и мистификатора, сумевшего в течение десяти лет делать вид, что он режиссер, так успешно, что многие верили.
Таким образом, наш эволюционный способ теперь понятен, и тем более понятно, что путем последовательной и очистительной борьбы именно в этом направлении мы бы постепенно добились того, что директором стал бы, скажем, артист Бучменюк, а главным режиссером, допустим, – артистка Гилинова, короче, кто-нибудь из своих. Мы мечтали о подлинной демократизации наших рядов, нам грезилась где-то вот такая картина.
Допустим, въезжает Гилинова на "чайке" во двор Театра юного зрителя и говорит:
– Олег, притормози, кто у нас сегодня на переизбрание?
А Олег отвечает:
– Остались из творческого состава только Португалов и Эйранова.
– А остальные?
– Остались вчетвером, хотя и мы четверо кое-что можем втроем, и, поскольку нас теперь двое, то начинаю репетировать моноспектакль по пьесе Лапидуса "Педчасть".
И не надо МТЮЗу, сложа руки, дожидаться ядерной войны, надо бороться, и все вымрем сами собой. И ни на минуту нельзя забывать о письмах. Писать надо чаще и всюду, где есть почтамт. Великим примером в этом смысле для нас является один артист из наших рядов, чей почерк вы все хорошо знаете, чей 3-й том переписки с М.С.Горбачевым выходит на днях отдельной книгой, которую нельзя будет достать ни за какие деньги.
Вот примерно такой нам грезилась, мечталась нам будущая модель этого театра. Но вместо кровопролитной и увлекательной борьбы, вместо захватывающей переписки, вместо остросюжетного детектива мы имеем теперь пресное существование; из применяемых мер осталась одна голодовка. Поясняю: голодовка – это когда ничего не едят, а только пьют. И мы не прощаем такой голодовки нашим врагам, справедливо полагая, что это – наша прерогатива. И вот на 264-й день нашего публичного лечебного голодания в ресторане ВТО мы заявляем: вопреки нашему мнению, вопреки столь удачно наметившейся эволюции (Хомский – Жигульский – Гилинова) художественным командиром театра была назначена Г.Н.Яновская, и театр встал на порочный и давно забытый путь творчества и созидания, сыграв спектакль "Собачье сердце", о котором отдельное письмо ушло в соответствующие инстанции.
С уважением, активный член Южного общества голодающих Поволжья вопреки очевидному, всегда ваш собственный корреспондент в Московском ТЮЗе
АнтиЯновский (псевдоним).
Закрытое письмо-донос группы армий "Центр" куда следует
Уважаемые товарищи! Довожу до вашего сведения несколько своих мыслей по поводу пресловутого спектакля "Собачье сердце", поставленного якобы режиссером Яновской на якобы сцене казалось бы МТЮЗа.
Товарищи, если не пресечь это сразу, то потом будет поздно. Начну с оформления декадентского недобитка Бархина: его уже в который раз уводит от социалистического реализма ностальгическая тоска то по старофранцузской, то по древнеегипетской роскоши. Там, где у них, товарищи, у него все красиво, а там, где у нас, товарищи, – черный снег. И что символизирует черным снегом этот, извините, Сальвадор Дали от советского театра, этот, прошу прощения, Тулуз-Лотрек на здоровом теле советского искусства – в этом еще пусть разберутся компетентные органы. Кстати, о них. В так называемом спектакле "Собачье сердце" они выведены почти как карикатура, на что прошу обратить их же особое внимание. Что общего может иметь артист Г.Портер, на которого плюет даже собака, с подлинными рыцарями нашей с вами революции? Артист Портер, игравший прежде в этом театре Якова, заметьте, Свердлова и других лиц этой же национальности, чудом в свое время не эмигрировавший в г. Тбилиси в связи с постановкой русской классики, так бы и сидел на этих ролях, если бы не так называемая режиссер Яновская, чье социальное происхождение – это тема моего отдельного письма. И весь этот масонский синклит (Портер, Салимоненко, Быков и др.) – это не что иное, как дискредитация площади Дзержинского, на которой находится не только "Детский мир" с игрушками, собачками и проч.