* * *
Олигарха бросила девушка. И с ними такое иногда происходит. Хотя в данном случае это был такой "мини-олигарх": не миллиарды, но много миллионов, короче, очень состоятельный человек. Он был настолько обескуражен тем, что его (!) бросили, был настолько не готов к такому событию, что просто не знал, как реагировать, как в таких случаях надо правильно вести себя. Ну, что запил – это само собой, но что еще?! Что еще, чтобы унять сердечную тоску и девушку чем-нибудь как-нибудь вернуть?!
Случайно встретив на одной вечеринке знакомого поэта, олигарх решил пойти нетрадиционным путем, попытаться удержать возлюбленную чем-нибудь поэтичным. Поэтому весь вечер он в состоянии алкогольно-любовного обострения донимал поэта просьбой написать для его "Лауры" одностишие. Поэт возражал, говорил, что одностиший не пишет; мини-олигарх настаивал и даже грозился, что позовет телохранителей и накажет.
Поэт сдался после предложения заплатить тут же, налом, три тысячи евро. Он никогда не выполнял столь маленькую работу за такую серьезную сумму. И после минутного, но ожесточенного спора со своим внутренним голосом родил шедевр, который мог бы украсить собой любую стихотворную кунсткамеру, если бы таковая существовала. Он написал… Нет! Даже не написал, а сочинил в уме нижеследующую жемчужину русской словесности: "Но я же все-таки еще люблю тебя". Олигарх заплакал и работу принял. Поэт зафиксировал произведение на ресторанной салфетке, получил деньги и заметил, как легкий, эфемерный дымок профессиональной совести смешивается с табачным дымом ресторана и тает, тает, а затем и вовсе исчезает за его стенами.
* * *
Аннотация в ТВ-программе к американскому фильму "Ведьма": "По мотивам повести Н.В.Гоголя "Вий"". Далее – краткое содержание: "Журналист Айвэн Бергхоф направляется в маленький городок. Он должен отслужить три ночные мессы по погибшей дочери шерифа". Гоголь в это время в гробу даже не переворачивается, он там ерзает и пытается закричать, но затем успокаивается, понимая, что и мы принесли США кое-какую пользу.
* * *
В самом начале спектакля "Провокация" Валера Ярёменко присаживается на тот же стул, где уже сидит Князев, и на его вопрос: "Как Любовь Андреевна?" – мечтательно и вдохновенно провозглашает: "Какая Любовь Андреевна! Я ведь теперь… гомосексуалист". Этот момент всегда вызывает смех в зале, так как Валера произносит фразу, закинув руки за голову, с романтической гордостью человека, наконец-то обретшего смысл жизни. Что-то вроде: "Все! Меня вчера приняли в отряд космонавтов!"
В тот вечер в зале был не только смех. С задних рядов густой баритон одиноко, сдавленно, но вместе с тем громко выкрикнул: "Браво!" И Юрский, который почти всегда смотрит эту сцену из-за кулис, пошел в мою сторону с округлившимися глазами и фразой, произнесенной взволнованным, почти кричащим шепотом: "Новые люди!!!" Ну новые не новые, а звонкая публичная легализация давно произошла. Сергей Юрьевич, автор произведения, этот момент как-то пропустил и потому на подобную реакцию в зале никак не рассчитывал. Да-а! Не все догоняют реалии сегодняшнего дня, не все врубаются в стремительный прогресс, не все вскакивают в скорый поезд развития межполовых связей, не каждая психика способна принять официальные браки геев.
Не успевают, не въезжают! Не все готовы строить свои сценические успехи по принципу "прикольно" или "не прикольно"… Но… Но… Вдруг посетила меня неожиданная мысль: а что если для Юрского восклицание "Новые люди!" не что иное, как все тот же прикол, и он-то как раз все догоняет? Ну тогда переадресуем то самое "Браво!" ему, да еще и поаплодируем!..
* * *
В одном из спальных районов Москвы на балконе седьмого этажа было вывешено начертанное на простыне объявление: "Бесплатно пою свои песни по телефону". Такая судьба. Вроде забавно, но забавно – до слез. Не этот ли человек поместил в городе Сочи, на местном ТВ, объявление бегущей строкой: "Ищу любую женщину для встреч"? Нет, вряд ли. Просто много на свете одиноких людей…
* * *
Я все думаю, почему Лев Лещенко и все ему подпевающие, да и сам автор – композитор Добрынин – поют знаменитый шлягер "Прощай" с таким весельем, почти ликованием? Они что, совсем не обращают внимание на то, что поют? А ведь там и "чтоб понять мою печаль, в пустое небо посмотри", и "плыли в вышине, но вдруг погасли две звезды, и лишь теперь понятно мне, что это были я и ты", и "прощай, мы расстаемся навсегда под белым небом января" и т. д., и т. д. А они так радуются! Или это все – тайное злорадство тривиального бабника при виде очередного развода?..
* * *
На спектакле "Своими словами", который теперь трансформирован в спектакль "Звездная болезнь", сценография такова: сценой, собственно, является середина зала, зрители сидят по обе стороны, в том числе и на бывшей сцене, там как раз расположены зрительские ряды. Середина зала превращена в ресторан. Поэтому все как полагается: семь-восемь столиков, есть даже небольшой ресторанный оркестрик со своим солистом. Часть столиков предназначена для артистов, и за каждым из них разыгрывается отдельный сюжет. За другими столиками – зрители, купившие эти VIP-места за отдельные же деньги. Ходят официанты: и настоящие, из кафе внизу, и молодые актеры и актрисы в роли официантов.
Уже 19 часов. Пять минут резервного времени для опоздавших зрителей. Одна из официанток стоит возле двери, ведущей в зрительный зал. Пара опоздавших, привстав на цыпочки и заглянув в зал, удивленно спрашивают: "Ой, а что это в середине? Кто там сидит? За столиками?" На что официантка простодушно, без всякого подтекста отвечает: "А-а, там артисты… – А потом, чуть помолчав: – И люди". "Артисты… и люди". И добавить к этому – нечего…
Часть 5
Что-то вроде фельетонов
Я слышу
Это мучает меня. Я включаю какую-нибудь передачу и сразу слышу. Причем страшновато еще и то, что слышу я один. То ли остальные привыкли и уже не обращают внимания, то ли у меня что-то со слухом, то ли все нормальные, а я не совсем, но это меня догоняет.
Сколько раз бывало: все сидим, смотрим, и вдруг я, одиноко ухая, как филин в лесу, начинаю смеяться. Еще дико то, что даже если я объясняю, из-за чего именно смеюсь, то не всегда бываю понят. Это раздражает. Я от этого становлюсь больной.
Чтобы как-то освободиться, я должен записать или спеть хотя бы частично то, что слышу, то есть как-то зафиксировать это, иначе можно сойти с ума. И может быть, где-нибудь живет еще кто-то, кто слышит так же, как и я, и мы вместе посмеемся или же нам обоим станет страшно от попытки проникнуть в смысл очередной услышанной… Ну вы, наверное, догадались, что я говорю о песне.
Чтобы не быть голословным, я хочу пробежаться по проспектам песенной лирики наших дней с помощью цитат из современных шлягеров, озаглавив это песенное путешествие, скажем так: "История любви".
История любви
Каждая любовная история имеет начало, затем продолжение, апофеоз и, если появится потребность в тоске (а она непременно появится, а как же!), – конец. Действующих лиц, как правило, двое, реже – трое: в том случае, если по сюжету требуется разлучница.
Итак, он, она и разлучница. Представим себе героя нашей истории любви – простого, скромного паренька с незамысловатым лицом мечтателя, романтика. Он созрел для любви, он ходит по улицам (можно за околицей) и ждет, когда она его ошарашит. Ведь, в конце-то концов, сколько же можно? "Должен где-нибудь каждый счастье встретить однажды. Сердце не зря дано, сердце любить должно". Сейчас главное – это готовность организма к большому чувству, к испепеляющей страсти, и это понятно, так как "жить без любви, без любви, без любви не могут люди. Час без любви – пропащий час" (то есть час пик, академический час и тем более "Cельский" – часы пропащие, никуда не годные).
Словом, наш герой готов. Его сердце сейчас – далеко не камень. Надо только заронить зерно в эту благодатную почву, в этот унавоженный, так сказать, чернозем, чтобы оно мгновенно проросло. Организм словно вибрирует в ожидании: "И возникает в сердце дрожь, когда же ты придешь". Душа раскрыта для могучего чувства, которое просто не может не возникнуть, ведь эту гулкую пустоту, эту весеннюю оторопь надо же чем-то заполнить, чем-то унять.
Да и куда оно денется, это чувство, некуда ему деваться по логике наших песенных авторов: "А земля вертится – и в любовь верится. А земля крутится – и любовь сбудется".
А и правда! Если земля крутится, то какого черта?! Где любовь?! Уже пора! И не подозревал он, что "любовь рядом была, следом шла, цветы рассыпала. А любовь рядом была, только сердце об этом не знало". Она шла рядом в образе такой же простой и скромной девчонки, готовой так же сгореть в чистом пламени настоящего чувства. Изнемогая от нерастраченной нежности, девчушка уже с тринадцати лет верила, что "так или иначе это вдруг случится, солнечной жар-птицей к нам любовь примчится", что придет время и "наступит самый счастливый, самый радостный день, и счастье встретишь, какого нет нигде".
Естественно, такого счастья больше нет нигде, и такое счастье возможно только с ним, нашим героем. Они, наши песенные герои, просто не могли не встретить друг друга, ибо друг для друга созданы и друг друга достойны. И вот она грянула, эта любовь, и вот уже от нее "не уйти никуда!". Да и зачем?
Сбылось! Торжествует любовь! Грохочет счастье по ухабам нашей песенной лирики. Им так хорошо, что даже больно. Наш герой даже в некотором сладостном недоумении, которое нельзя не выразить в очередной песне, рвущейся из ликующей гортани: "Вот ты рядом здесь, искать готов был всю жизнь, и вдруг дороги сошлись".
И, словно вторя ему, героиня тоже удивляется: "Неужели это мне одной?" Тебе, милая, тебе, радуйся! И они радуются: "И сразу мир совсем не тот, и сразу солнышко встает"; "В ритмах мелодий и брызгах света вот и пришла любовь"; "И взглянешь ты на меня, и нет счастливее дня, и ты рядом со мной, и грусти нет никакой"; "В этом танцующем мире мы одни".
И именно в танцующем мире "однажды встретились мы под огромным костром любви". И пусть в метафоре есть некоторая дерзость, пусть злопыхатели скажут, что под костром могут встретиться одни головешки – пусть их! Это от зависти, от бедности воображения. А наши герои будут петь, и песни их не задушишь и не убьешь.
Это как трубный рев марала весной – в общенациональном масштабе.
"Годы не беда, если мы с тобой всегда вместе, а слова порой не всегда нужны песне". Вот это правильно! Даже порой никогда не нужны песне. Это, заметьте, некий песенный принцип.
Но дальше, дальше продолжается наша история любви. Порой в нее вкрадывается некая грустинка, я бы даже сказал, лирическая печалинка, хотя пока все хорошо:
Долго, долго шли друг к другу,
Живем как чувствуем, мы искали чудо.
Но только, только, только, только,
Только ты, ты – чудо!
Вслушайтесь! В этом многократном повторении "только" есть что-то паническое, словно наш герой уговаривает себя, что другого варианта чуда быть не может. Помните, "искать готов был всю жизнь, и вдруг дороги сошлись"? Уже тогда было некоторое разочарование: то есть я был готов провести в поисках настоящей любви всю жизнь, метаться, так сказать, в поисках радости, найти, понять, что ошибся, не сдаваться, найти другой объект, увидеть, что и там нет, и сям нет, не опускать руки, искать еще и еще, и так всю жизнь! Работа эта трудоемкая и неблагодарная, все объекты изучения плюют вслед, но все равно не успокаиваться на достигнутом. Он, наш герой, готов сжечь себя в жертвенном пламени этого поиска, и вдруг, понимаете ли, дороги сошлись, и теперь только ты – чудо, и больше никто. Таким образом, пытливость нашего героя, его, я бы сказал, неутомимая любовная любознательность остается фактически не у дел. Только ты теперь чудо. Я, конечно, счастлив, разумеется, ликую, но не до такой же степени! Вот это – первый робкий стебелек сомнения, первая трещинка в монолите неунывающего любовного зуда.
А дальше все неотвратимо катится к обоюдной истоме разлуки, последнего "прости!". Катится следующим образом: "Час без тебя, день без тебя, год без тебя, как без птиц лето. Миг для двоих, мир для двоих, жизнь для двоих вдалеке где-то. Кто-то из нас виноват, что был весной листопад" и т. д. Все-таки хрястнуло чувство, нежное и глубокое.
А дальше – песенный диалог.
Он: "Горело, остыло, горело, остыло. Спасибо тебе, спасибо за то, что было!"
Она: "Не пиши, не звони, не стучи, обожди, когда кончатся злые дожди!" (То есть она еще на что-то надеется, думает, что всему виной метеорологические условия, что, когда кончатся злые дожди, еще что-то склеится, как-то слюбится…)
И самое интересное, что таких историй любви из песенных цитат можно сложить множество. И материал все время пополняется. И я все время это слышу. Как только включу, что-нибудь обязательно услышу. Но, может, я один такой? Или все-таки не один?.. Вы включите, вслушайтесь: вот небольшое вступление, вот поплыла нежная мелодия, сейчас пойдут… слова!..
"Я вас любил…"
Страшно. Даже несколько жутковато стало мне, когда я открыл, почему у нас в стране крайне медленный прирост численности населения, а в некоторых районах деторождаемость просто падает. Я в первый и последний раз говорю здесь "шершавым языком плаката". Выражения "прирост численности населения", равно как и "деторождаемость", вызывают у меня такое же омерзение, как "поголовье", "транспортное средство", "средства уничтожения противника", "законная гордость", "глубокое удовлетворение" и многие другие слова, сопутствующие нам все последние десятилетия. Обещаю, что больше не буду, а буду примерно так.
Товарищи! Нас, граждан СССР, становится немного больше только за счет неевропейской части страны, а в европейской нас – все меньше. Во многих семьях вообще нет детей, в большинстве семей только по одному ребенку, да и тот зачастую – муж, которого принято в таких случаях почему-то называть "большой ребенок". И я понял почему. Я первый это открыл. Ясно, что жизнь становится все сложнее, ясно, что мы все сегодня – словно "ежики в тумане", потому что слева – рак, справа – СПИД, под нами – землетрясения, над нами – озонная дыра, позади – Чернобыль, впереди – Апокалипсис, и куда деваться человеку – непонятно.
Но и это не главное. Главная же причина того, что нас становится все меньше, – это не страх перед будущим, не страх за своих детей в этом весьма туманном будущем, а равнодушие к самому факту появления детей со стороны многих мужчин, которые являются, некоторым образом, соучастниками процесса появления этих самых детей на свет. Мужчин, не вполне отвечающих смысловому значению этого слова; так сказать, девальвированных мужчин. У нас в стране стабильная инфляция, обесценивание двух очень важных понятий: рубля и мужчины. И хотя некоторые мужчины могут зарабатывать или воровать эти рубли килограммами, в большей степени мужчинами они от этого не становятся.
Все как бы соединилось в некую гармонию чепухи. Люди зарабатывают чепуху, покупают на нее чепуху, едят чепуху, одеваются в чепуху и развлекаются чепухой, таким образом, круг замыкается. Зачем трудиться сердцем и умом, если есть развлекающая чепуха, которой нас, как уже переваренной манной кашей, постоянно подкармливает радио и телевидение?..
Шел конкурс "Московская красавица", можно сказать, набирал силу. Все чаще на экране появлялась наша советская, тоже набирающая силу, молодая и нахальная реклама, все чаще звучало слово "спонсор", все шире и искательнее становились улыбки претенденток. В общем, все как у людей, ясно было, что мы тоже не лаптем щи хлебаем. И вот в какой-то момент ведущий объявил, что, мол, наших очаровательных женщин сейчас будут приветствовать мужчины, звезды, мол, нашей советской эстрады. И началось. Вышли подряд несколько певцов, которые и сами могли бы запросто поучаствовать в конкурсе "Московская красавица", все данные для этого у них были: и симпатичные лица, обрамленные длинными локонами, и украшения, и игривые шляпки, и нежные голоса, которые надо беречь. Ну разве что у некоторых только голоса были чуть-чуть погрубее, а вообще, – довольно нежные голоса, которые надо беречь.
Но даже не эта ассимиляция, не это чисто внешнее взаимопроникновение двух полов навевало некоторую грусть, а содержание, то, как приветствовали красавиц наши песенные рыцари. Первый же из них сразу расставил все точки над "ё", спев, что "ты моей никогда не будешь, ты моей никогда не станешь, наяву меня не полюбишь и во сне меня не обманешь". Безрадостная перспектива того, что красавицы останутся невостребованными, замаячила впереди. Немного погодя вышла еще одна звезда советской эстрады в весьма кокетливой шляпке с лентой, и я тут же вспомнил, как в одной из телепередач она (звезда) спела: "Может быть, все было бы иначе, может быть, все было бы иначе, если б я себя уговорил".
Стала прослеживаться некая общая тема. От "ты моей никогда не будешь" до "если б я себя уговорил". Короче, если рыцарь себя не уговорит, плохи ваши дела, дорогие дамы. Но ведь от своих принципов в этом плане он никогда не отступится, потому что спел в другой программной своей песне: "Небо и земля, звезды и цветы – лишь затем, чтоб ты нашла меня". Ясно вам?! Она должна найти его, этот цветок хрупкий и нежный, а уж он потом, если себя уговорит, – то да, а не уговорит…
И добро бы было, если б только эта звезда занимала такую, мягко говоря, пассивную позицию в любовной жизни нашей страны, в любовной жизни, которую и так грубо и властно отодвинула на второй план жизнь социальная. Но нет же! Уже после этого конкурса я стал вслушиваться внимательнее в то, о чем поют и другие наши мужчины по радио и телевидению, и тут-то и открыл, что все это не случайно, а пугающе закономерно.
У еще одного нашего певца эта пассивная позиция – доминанта песенного творчества. К слову сказать, эта звезда, этот певец мне нравится: и хрипловатый сильный голос, и экспрессивность исполнения, и яркая мужская внешность – все при ней (при нем), но… В одной песне он поет: "Почему я тебя, я тебя не сберег?", а в другой – "Я не хочу тебя терять, я не могу тебя терять! О, как мне быть?!" Да не терять, черт возьми, если ты мужчина! "О"! О, этот тоскливый вой наших эстрадных мужчин по поводу неумения или нежелания устроить свою личную жизнь!
Поэтому все отношения складываются как-то совсем легкомысленно, если складываются вообще. И если происходит робкая попытка остановить уходящую любовь, то и она выражена как-то не очень внятно: "Не уходи, не исчезай, купи меня у птичьих стай". Тут сразу возникает несколько вопросов: во-первых, за сколько надо выкупить нашу томящуюся звезду, во-вторых, продаст ли косяк? Вдруг не согласится, вдруг не уступит, скажет: "Пусть лучше с нами летает, чем с какими-то бабами"?
И остается только развести руками и сказать последнее "прости": "Горело, остыло, горело, остыло. Спасибо тебе, спасибо за то, что было". Только единственное, о чем прошу, "не сыпь мне соль на рану, она еще болит". И в каких бы шляпе и бороде ты при этом ни был, все равно никуда не деть интонации кисейной барышни перед истерикой.