Теодора (Махвиладзе), игуменья Бодбийского женского монастыря:
Впервые я увидела отца Гавриила в 1986 году в Сионском кафедральном соборе в Тбилиси. Вёл он себя необычно: во время литургии во весь голос кричал. Я наблюдала издалека, не осмеливаясь подойти ближе. Выйдя из храма, я увидела, как он пал в ноги Патриарху и просил прощения. С тех пор его образ запечатлелся в моей памяти.
Через два года я встретила его уже в Самтаврийском монастыре, где была новоначальной послушницей. Однажды, услышав его громкий голос, быстро побежала ему навстречу и оказалась прямо перед ним. От страха я остолбенела: было такое чувство, будто передо мной стоял не земной человек, а небожитель. Какая‑то сила, как электрический ток, пронзила меня. "Слышал, что к нам любовь пришла", - ласковым голосом сказал он, потом, обернувшись к послушнице Нино (нынешней игуменье Мариам) и указав на неё, сказал: "Через двенадцать лет станешь игуменьей".
Когда старец пришёл в монастырь, для жилища себе он выбрал маленький деревянный курятник, хотя была поздняя холодная осень. "Здесь будет жить монах Гавриил, и никто не посмеет войти сюда", - объявил он всем. Я и Мариам всё‑таки осмелились убрать его жилище, потому что оно было в помёте. Во время уборки неожиданно зашёл старец, Мы думали, что нашим поведением прогневали его, но оказалось наоборот, он нас благословил.
За четыре года моего пребывания в Самтаврийском женском монастыре я не отходила от старца. И, хотя любовь заслоняла чувство страха, ощущение того, что он не простой человек, не оставляло меня никогда. За это время мы не раз были свидетелями его необычного поведения. Он мог нанять такси и не дать ни копейки или дать в пятьдесят раз больше положенного; мог с гневом без видимой причины выгнать из храма любого человека - именитого или простого; мог ходить зимой разутым; мог остановить на дороге поток машин и попрошайничать, петь или танцевать в любом месте. Его отношение к людям не поддавалось объяснению с точки зрения человеческой логики: кого‑то он унижал до зела, кого‑то окрылял похвалой; кого‑то заставлял выпить вино "до дна"; кого‑то ставил на колени и часами не позволял вставать. Многие действия отца Гавриила выходили за рамки норм поведения, и понять их подчас было довольно трудно. Несмотря на это, я от всего сердца доверяла ему и любила его.
Однажды отец Гавриил взял меня с собой в Тбилиси. Около храма Святой Троицы он стал попрошайничать. Люди давали ему деньги, а он отдавал их мне. Среди этих людей оказались и мои знакомые. По их удивлённым лицам мне нетрудно было догадаться, что они обо мне думают, но это меня не смущало, потому что рядом со мной был отец Гавриил.
Часто я видела его очень серьёзным, в основном в Тбилиси, в церкви, им построенной, где он запирался во время поста и никого не впускал. (Хотя и там ему не давали покоя, всё шли и шли к нему, а он никому не мог отказать и принимал всех в своей келье.) Отец Гавриил здесь всегда был задумчивым и сосредоточенным. Никогда не шутил и не юродствовал, обсуждал с нами серьёзные духовные вопросы. Здесь он и выглядел по-другому: белая прозрачная кожа, спокойный взгляд. "Я осознал свою немощь", - часто повторял он. Эти слова звучали очень искренне - он говорил это от чистого сердца. Рядом с ним я теряла чувство времени и не могла понять, часы или минуты длилась наша беседа.
Шло время, и я всё больше понимала, что слова и поступки старца, какими бы странными они ни казались, отражали его глубокую веру и большую любовь к ближнему. Всю жизнь он посвятил исполнению двух заповедей: любви к Богу и любви к ближнему. Каждого "униженного и оскорблённого", приходящего к нему, старец не оставлял без утешения, его гнев никогда не вызывал отчаяния, но пробуждал от душевного холода и равнодушия. По ночам мы часто слышали его голос, иногда он кричал, или ссорился с кем‑то, или вёл с кем‑то диалог, но мы точно знали, что в келье он был один. Это его общение с невидимыми силами порой страшило меня.
Я никогда не сомневалась, что у отца Гавриила было особое восприятие мира. Можно привести очень много примеров, подтверждающих это. Однажды в день преподобного Шио Мгвимского в монастырь пришло много народу. После литургии во время трапезы он неожиданно обратился к одному человеку и спросил, не совершал ли тот некоего тяжкого греха. Тот, поражённый, смиренно признался, что совершал. Все почувствовали неловкость положения, но отец Гавриил с удивительным тактом сгладил эту неловкость. Когда я думала о происшедшем, то удивлялась и тому, как старец увидел грех в этом человеке, и тому, как сам человек смог публично признать свой грех. Сейчас этот человек - священник.
Как‑то к отцу Гавриилу пришла одна молодая женщина. Увидев её, он начал рыдать. Оказалось, старец духом провидел, что на долю этой женщины выпало два тяжелейших испытания.
Однажды я вместе со своим духовником вьтитла из храма после исповеди. Это был, наверное, тот единственный раз, когда духовник настойчиво потребовал, чтобы я исполнила то, на что у меня тогда не хватало духовных сил. Я была в отчаянии. Когда мы вошли в трапезную, отец Гавриил подошёл к нему и спросил: "Тебе её не жалко? Что ты делаешь? Знаешь, как ей плохо?!" Так он ведал, что печалило меня. А обычно такими красками меня "разукрашивал", например: "Теодора у нас не промах - кого хочешь с коня сбросит и сама сядет".
Многие любили отца Гавриила, но были и такие, которые считали его обыкновенным пьяницей. Однако я никогда не видела, чтобы отец Гавриил обижался на них - он снисходил к их немощи, прощая их осуждение, потому что не нуждался в признании.
Однажды ночью он начал звонить в колокол. Мы так рано вставали для молитвы и так мало времени оставалось для отдыха, что хотелось поспать, а он, не прекращая, продолжал звонить и призывал всех: "Вставайте, Грузия в крови! Брат убьёт брата, пока вы спите!" Тогда мы не понимали, почему старец не давал нам покоя - не понимали до тех пор, пока на нашу страну не обрушились тяжелейшие испытания.
Монахиня Нино (Кокиашвили):
Я подвизаюсь в Самтаврийском женском монастыре уже около тридцати лет. До этого я жила в Тбилиси по соседству с отцом Гавриилом, около храма святой великомученицы Варвары и часто приходила к нему в церковь. Когда я впервые побывала там, то от удивления растерялась: все стены были завешаны иконами, на специально установленных столбах, на натянутой верёвке тоже размещались иконы. Но больше всего меня поразила проповедь батюшки. Слушая его, я позабыла обо всех мирских нуждах - его невозможно было слушать без слёз. При первой же встрече он предсказал, что мой путь - монастырь. Отец Гавриил без страха проповедовал, хотя время было страшное и храмы закрывались.
Однажды отец Гавриил передал мне что‑то завёрнутое в бумагу. Тогда было очень трудно достать церковные предметы, у меня не было ни одной иконы. Какая же радость охватила меня, когда я, развязав узелок, обнаружила там иконы и крест. Я поставила их в уголок, где молилась.
В другой раз он благословил меня встретиться с матушкой Нино (Пеикришвили). Мы познакомились, и она стала рассказывать мне жития святых и усердно учить меня читать по–старогрузински псалмы. В доме матушки Нино я могла оставаться подолгу. Каждый день к ней приходили молодые люди, многие из которых впоследствии стали священнослужителями.
После того как старец сказал, что мой путь - монастырь, мне было знамение - голос сказал: "Иди в Мцхету в монастырь". На следующий день в шесть часов утра мы вместе с моей родственницей поехали в Мцхету. В тот раз я в монастыре не осталась, а пришла туда спустя несколько лет. Хорошо помню слова старца Гавриила, сказанные мне, новопостриженной монахине: "Дочь моя, ты должна проявить большое послушание и смирение". Подаренный им крест висит у входа в мою келью, утешая, укрепляя и сохраняя от всякого зла.
В молитвах прошу отца Гавриила об укреплении Самтаврийского женского монастыря и обо всех церквах и монастырях Грузии.
Монахиния Екатерина (Эбралидзе):
Однажды отец Гавриил позвал меня к себе и благословил написать икону Спасителя. Я отказывалась, боясь, что не справлюсь. Но старец сказал: "Не спорь, я принесу тебе всё, что для этого нужно, и делай то, что скажу". Я поняла - спорить бесполезно.
Начала писать икону и так быстро и легко её написала, что сама удивилась. Мне казалось, что Спаситель выглядел очень суровым, об этом и сказала старцу. "Ты не переживай. Мне нужна как раз такая икона Спасителя", - сказал он, чем меня очень обрадовал. Я поблагодарила Господа за то, что Он дал мне возможность послужить Ему.
По благословению Святейшего и Блаженнейшего Католикоса–Патриарха Илии II и Митрополита Цхум–Абхазской епархии Даниила меня и ещё нескольких монахинь перевели из Самтаврийского монастыря в Сванетию. Через год я вернулась. Отец Гавриил не хотел, чтобы я снова отправлялась в Сванетию, но в это время к нему приехал настоятель церкви из Сванетии отец Георгий, и они долго беседовали. Потом старец позвал меня к себе и сказал: "Ты знаешь, настоятель нуждается в помощи. Если бы мне позволяло здоровье, я бы сам поехал к нему. Я беру на себя все твои немощи и благословляю - поезжай в Сванетию".
Старец усердно молился, и Благодать Божия сошла на Сванетию.
Поэтому отец Георгий на каждой литургии молится об упокоении старца Гавриила, вспоминает его как великого молитвенника.
Моя мать, схимонахиня Иоанна, с большими испытаниями пришла из мирской жизни в монастырь. У неё была саркома ноги, её два раза оперировали. Врачи уже потеряли надежду, а мы, родные, уповали лишь на Бога. Состояние её с каждым днём ухудшалось. Несмотря на то что отец Гавриил лучите меня знал о состоянии моей матери, он всё же спросил: "Как твоя мать?" Я ответила: "Не боится смерти, спокойно ждёт её". Он грозно закричал: "Ты что думаешь, что это терпение считается мученичеством? От тебя потребуется ответ за неё, как от дочери. Благословляю тебя - сегодня же поезжай к Патриарху и от него узнай волю Божию".
Патриарх благословил операцию, и врачебный консилиум решил срочно ампутировать ногу. По сей день схимонахиня Иоанна, по милости Божией и молитвами отца Гавриила, хорошо себя чувствует.
Однажды отец Гавриил спокойно сидел во дворе монастыря на скамейке. В это время к нему подошла красивая женщина с накрашенными глазами, в брюках. Она уселась на колени к старцу, поцеловала его и сказала: "Отец Гавриил, как Вы красивы. Вы мне нравитесь! Я ещё раз приду к вам…"
Мы стояли в оцепенении, не понимая, что происходит.
Отец Гавриил будто окаменел. Мы думали: кто‑то специально подослал эту женщину. Старец долго слушал её бессмысленный лепет, не перебивал, потом произнёс: "Приходи, Маквала, ещё, приходи…" Когда она услышала, что старец назвал её по имени, она резко вскочила с колен старца и без оглядки побежала к выходу.
Мы думали, что если на следующий день Маквала и вернётся, то повторится то же самое. Маквала действительно вернулась, но произошло чудо: она не имела ничего общего с той, что приходила вчера: была одета в длинную чёрную юбку, на голове платок, глаза заплаканы. Она стояла у входа в келью отца Гавриила и со слезами повторяла: "Отец Гавриил, я знаю, что ты не откроешь двери. Знаю, что никогда тебя не увижу, прости моё вчерашнее бесстыдство. За всё благодарю тебя".
Такая перемена ошеломила нас. Сразу я не смогла всё это вместить, но сейчас воочию вижу, что старец Гавриил незримо сотворил чудо - исцелил заблудшую женщину. Помню, как на следующий день, ещё до прихода Маквалы, старец неожиданно встал и вошёл в свою келью. Нет сомнения, что он предвидел её приход и не хотел встретиться с ней, а накануне, после первой встречи с ней, он весь вечер никого не принимал и молился перед иконой Пресвятой Богородицы.
На следующий день после литургии на пороге храма он упал и ударился головой. Все испугались. Четыре монахини с трудом подняли его и повели в келью. Мы не могли уложить его на тахту и осторожно положили на пол. Старец стонал - нам было очень страшно. Одна монахиня оступилась и локтем ударила по клавишам рояля, стоявшего в келье старца. На звуки музыки он поднял голову. Другая монахиня сказала: "Ещё раз ударь по клавишам, может быть, старец очнётся". Зазвучала музыка. Отец Гавриил поднялся как абсолютно здоровый человек и сказал: "Поиграйте "Шалахо" !" - и красиво повёл руками. После танца он запел, а закончив петь, зарыдал: "Что это со мной случилось, лукавый одолел меня. Вчера он мне сказал: "Ты у меня завтра потанцуешь!" - так и случилось".
Отца Гавриила нельзя было хвалить. Он не терпел похвалы от людей и поэтому, сделав что‑то доброе, сразу начинал юродствовать. Мы стали свидетелями победы старца над дьяволом, и он, не желая человеческой славы, притворился, будто его одолел лукавый.
Старец Гавриил имел такую крепкую веру, был таким молитвенником и исполнителем заповедей Божиих, что невозможно было представить, чтобы лукавый одолел его. Он унизился, представился немощным, чтобы мы поверили, и добился этого. Только спустя несколько лет Господь просветил наш разум, и мы увидели мудрость старца.
Таким был наш любимый наставник, которого, к сожалению, мы часто не понимали. Не зря он упрекал нас: "Вы не поняли мою любовь".
Прошу отца Гавриила, чтоб он молился перед Господом о спасении наших душ.
Монахиня Нана (Кутателадзе):
В Самтаврийский женский монастырь я пришла 11 сентября, в день Усекновения Главы Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Сначала я проходила послушание в трапезной. Когда однажды отец Гавриил зашёл в трапезную, меня представили ему и сказали, что я племянница матушки Кетевани и хочу остаться в монастыре. Он смотрел на меня не отрывая глаз, а потом сказал: "Эта Шантеклера? Эта Шантеклера?" Он повторял эти слова до тех пор, пока я с рыданием не выбежала из трапезной.
Однажды мы собирались выйти из монастыря по важному делу и старались, чтобы старец не заметил нас (он не любил, когда монахини выходили из монастыря). Мы отошли довольно далеко и думали, что он нас уже не увидит, а он вдруг оказался перед нами. Тогда я ещё не знала, что у него дар прозорливости и ничего невозможно утаить от него. Он не сказал нам ни слова, но в его взгляде чувствовался укор.
Однажды я без благословения поехала домой. В автобусе мне стало так стыдно из‑за моего поступка, что я расплакалась. Дома очень обрадовались моему приезду. Мы сели за стол и спокойно беседовали. Вдруг родители ни с того ни с сего начали ссориться. Я собиралась погостить дня три–четыре, но подумала, что лучше уж монастырская брань, чем родительская ссора, и вернулась в монастырь. У лестницы стоял старец Гавриил. Он позвал меня к себе. Я перекрестилась и стала подниматься, приготовившись к тому, что он меня отругает. Но он положил руку мне на голову и сказал: "Дочка, ты же знаешь, как мы все тебя любим. Если бы ты не вернулась, я бы тоже ушёл отсюда".
Оказалось, сестры сообщили о моём отъезде отцу Гавриилу. Старец благословил читать акафист Святителю Николаю и просить его о моём благополучном возвращении. Старец Гавриил своими молитвами и Богом дарованной силой понуждал нас делать то, что угодно было Богу.