***
Через полгода я получила от Тани письмо, где сообщалось, что у них с мужем всё хорошо. Они обвенчались, окрестили детей, а Таня устроилась на работу в детдом.
В конце письма было признание: "Перед поездкой в монастырь я хотела повеситься". И тут я ужаснулась, вспоминая, как повесился Димочка, единственный сын нашего участкового врача Л. Однажды мама узнала, что Дима попробовал в компании наркотики, и тут же отвела его в Центр здоровья, где лечили от наркозависимости приёмами из практики оккультизма - дианетика, йога и бесконечные медитации, разрушающие, как известно, психику. За лечение в Центре брали огромные деньги, но именно это убедило доверчивую маму, что такие деньги зря не станут брать.
- Родная моя, - умоляла я её, - немедленно забирай Димку из Центра. Это, поверь мне, дорога в ад.
Но Л. не поверила и даже настаивала, чтобы Дима аккуратно посещал занятия. Господи, как трудно вырастить ребёнка и как легко потерять его! После смерти Димочки Л. так и не оправилась. Болеет, плачет и не хочет жить, а я всё уговариваю её сходить в церковь.
Вот и Таня писала о своём богоборческом прошлом: "Мне не хотелась жить, а временами охватывал такой ужасающий, животный страх, что я прятала от себя ножи и верёвки. Я понимала, что погибаю, но мне было уже всё равно. И вдруг однажды утром я продала своё последнее колечко и побежала к поезду. Я не хотела ехать, сопротивлялась, но кто-то повелевал: "Беги". И я бежала с одной мыслью - только бы успеть добежать!"
Таня успела. Она добежала.
СТРАШНОЕ СЧАСТЬЕ
Известного деревенского хулигана Митяя я на дух не переносила, а испортились наши отношения так. Однажды Митенька обнаружил, что в моей домашней аптечке имеется шприц ещё того старинного образца, когда его, бывало, долго кипятили в стерилизаторе, зато и пользовались им годами. Повертелся Митя возле шприца, а наутро прибежал с просьбой:
- Тёть Нин, одолжи шприц. У друга температура сорок, и надо срочно сделать укол.
- А ты умеешь?
- Да я ж на фельдшера учился!
Шприц, оказывается, понадобился наркоманам. Сам Митяй наркотой брезговал. Но первые пришлые наркоманы были ещё в такую диковинку, что любознательному Мите хотелось увидеть, как они от "дури" улетают на Марс.
Шприц из брезгливости я разбила молотком, а Митяя выставила из дома:
- Чтоб ноги твоей больше здесь не было!
Но гони Митяя в дверь - он в окно. Перевесился через подоконник и говорит приветливо:
- Тёть Нин, хочешь, рыбки тебе наловлю?
Захлопнула я окно, а Митяй уже заглядывает в
дверь и говорит ещё более приветливо:
- Тёть Нин, да я тебе за этот поганый шприц такую энергетическую защиту поставлю, что ни один вампир или ведьмак не проникнет в дом!
Это, поясняю, наш Митенька начитался оккультной литературы и сгорал от желания применить свои знания на практике.
- P-раз и готово, и хана ведьмакам! - закружил он вокруг дома, делая пасы.
И тут я, признаться, схватилась за полено. Некрасиво, конечно, но вся деревня знает - иного средства, кроме полена, против Митяя нет. И с крыльца своего дома я не раз наблюдала, как мой сосед - отец Мити, бывший колхозный агроном Кузин - в ярости швырял поленья вслед убегающему "аспиду". Митяй действительно приводил отца в отчаяние - нигде не работает, не учится и режется в карты с уголовниками.
Горю отца в деревне сочувствовали, не без ехидства добавляя при этом, что Кузе-коммуняке досталось всё же поделом и отольются кошке мышкины слёзки. Что за слёзки, не знаю, ибо агроном Кузин был не из тех людей, что умели поживиться за счёт колхозного добра. Напротив, он был коммунистом-аскетом и желал отдать всё, вплоть до последней капли крови, на дело строительства коммунизма. Конечно, коммунизм тогда поневоле строили все. А куда денешься? Но когда партийные мудрецы изобретали очередной план построения коммунизма, например, превратить СССР в сплошное кукурузное поле и тем самым достичь изобилия, то разумные люди понимали, что вместо изобилия будет бедствие, ибо в наших северных широтах кукуруза не растёт. Нет, кукурузу по велению партии сажали все. Но как? Знаю одного знаменитого председателя колхоза, который специально для проверяющих комиссий держал образцовое кукурузное поле, но дальше этого поля проверялыциков не пускал. На краю поля стоял заслон в виде колхозного хора и банкетных столов с шашлыками. При появлении партийных товарищей хор величаво плыл им навстречу с чарками водки на подносе и пел на цыганский манер:
- К нам приехал наш любимый секретарь райкома партии да-арогой! Пей до дна, пей до дна, пей до дна-а!
Гости пили до дна. А председатель колхоза лихо плясал вместе с хором и тоже пел по-цыгански, возглашая здравицы в честь родной коммунистической партии: "Пей до дна, пей до дна!"
Спектакль удавался на славу. Гости уезжали из колхоза довольными, а главное - убеждёнными, что кукурузная кампания по повелению партии здесь проходит успешно, хотя на деле всё было не так. В общем, председатель колхоза был лицедеем, а точнее, совестливым русским человеком, понимающим, что надо кормить народ. Надо вопреки директивам сажать картошку, пшеницу и рожь. Он любил свой народ и ради него готов был паясничать, шутом гороховым, стыдясь потом самого себя. После таких проверок председатель неделю пил по-чёрному, а ночами палил из ружья в огороде, проклиная бандитскую власть.
Словом, как многие люди той эпохи, он был человеком надрыва, ибо не выносит душа того раздвоения, когда думаешь одно, а говоришь другое. "Человек с двоящимися мыслями не твёрд во всех путях своих", - писал апостол Иаков (Иак. 1, 8). Сколько же надломленных людей с двоящимися мыслями было в пору моей юности! Но вот, пожалуй, уникальное явление - мой сосед Кузин прожил жизнь, не ведая сомнений и считая непогрешимым учение КПСС. Он с детской непосредственностью верил в кукурузу и в уверения вождей, что советские люди будут жить при коммунизме, когда унитазы станут делать из золота, а на Марсе будут яблони цвести. Даже провал кукурузной кампании он считал тактическим манёвром партии перед грядущей битвой. И битва грянула - на смену кукурузе пришёл борщевик Сосновского, растение-гигант высотой под три метра. За сутки он вырастает на девять сантиметров и даёт такие мегатонны зелёной массы, что у кремлёвских мечтателей и агронома Кузина дух захватило в предвкушении чуда. Ведь если переработать эти мегатонны на силос, то можно так резко поднять животноводство, что будут у нас молочные реки и кисельные берега. И были потом реки и море слёз! Растение оказалось ядовитым и вызывающим аллергический шок с удушьем и волдырями на коже. Детей, побывавших в зарослях борщевика, увозили в реанимацию в тяжёлом состоянии, были случаи и со смертельным исходом. Комбайнёры отказывались косить борщевик, падали в обморок, и их тоже увозили в больницу. А от новоизобретённого силоса исходил такой смрад, что коровы ревели и не могли его есть. Зимой, правда, ели с голодухи, но становились от борщевика бесплодными.
Как только не называют теперь борщевик! В наших краях старухи считают его оборотнем и расте- нием-людоедом. Поляки, увлекавшиеся в своё время разведением борщевика, называют его теперь "месть Сталина", а эстонцы, естественно, "советским оккупантом". Ладно, нам не привыкать быть виноватыми. И всё же скажу доброе слово о прибалтах - они первыми установили, что в борьбе с борщевиком химия бессильна. И тонны ядохимикатов, которые и доныне распыляют с самолётов над зарослями борщевика, лишь отравляют землю, а борщевик не боится ни ядов, ни морозов, ни засухи и распространяется со скоростью эпидемии. Только в Латвии борщевик захватил две тысячи гектаров, а в ближайшее время, по прогнозам учёных, под борщевиком могут оказаться уже 30 тысяч гектаров. Уничтожить ядовитые растения можно только механическим способом, методично выкашивая их и выкапывая корни. И здесь опять скажу о тех добрых делах прибалтов, когда отряды самоотверженных добровольцев по три раза за лето выкашивают ядовитые заросли, спасая родную землю.
Однажды, собирая грибы на опушке, я нечаянно угодила в заросли борщевика, а потом сутки температурила с волдырями на коже. Выходить с такими волдырями на солнце врачи не рекомендуют, иначе раны потом будут долго гноиться. И вот сижу я поневоле дома, а тут приходит молоденький агитатор и призывает голосовать за коммунистов на выборах.
- Ну да, - говорю, - голосуйте за борщевик!
- Почему за борщевик? - удивился молодой человек, не подозревавший до этого, что борщевик поселился у нас в процессе строительства коммунизма и не является нашим родимым растением.
Обычно агитаторы в таких случаях возражают, мол, коммунисты теперь совсем другие и борются за народное счастье иначе. Но молодой человек не стал возражать и признался с улыбкой:
- Да я на коммуняк лишь ради денег работаю, поскольку платят они лучше демоняк.
А вот этих разбогатевших коммунистов старик Кузин не признавал, считая их шкурниками и ренегатами. В сущности, он был глубоко одиноким человеком, которого в деревне дразнили "коммунякой", а двое взрослых сыновей, надежда и опора отца, враждовали с ним. Старший сын, переехав в город, просто вычеркнул отца из жизни. А отношения с Митькой-"аспидом" переросли уже в стадию той жгучей ненависти, когда отец, бывало, хватался за ружьё, а Митяй почти не появлялся дома, ночуя у своих дружков-уголовников.
И всё-таки коммунист Кузин не дрогнул и истово веровал, что однажды возродится, как птица Феникс, советская власть и мы непременно построим коммунизм. А у коммунизма есть такая примета: чем фантастичней, тем коммунистич- ней. То есть надо обязательно покорить природу и как-то снасильничать над ней: скажем, повернуть реки вспять и, затопив деревни, создать гнилое искусственное море. Словом, Фёдор Иванович Кузин был покорителем природы и ради народного счастья выращивал у нас в деревне бананы, апельсины и прочие цитрусы. Однако народ своего счастья не понимал и пел насмешливо: "Ох, не растёт банан зимою, поливай не поливай!" В общем, с бананами и прочими фруктами случилось то, о чём поётся в песне. Вырос только персик и даже дал урожай в виде трёх крупных персиковых косточек, обтянутых пожухлой кожурой. Зато в виноградарстве был достигнут успех. Правда, виноград был мелкий, как горох, кислый-прекислый, зато изобильный. По поводу винограда Фёдор Иванович очень волновался, полагая, что сейчас нагрянут телевизионщики и потянутся к нему посланцы со всех краёв, чтобы перенять передовой опыт. Но к покорителю природы никто не приехал. И тогда Фёдор Иванович возложил свои надежды почему-то на меня.
- Мы же с вами образованные люди, - говорил он задушевно. - А ещё Ленин призывал бороться с идиотизмом деревенской жизни. Кому же бороться, если не нам?
Но мне совсем не хотелось разводить этот кис- лющий виноград сорта "вырвиглаз". И тогда Фёдор Иванович решил поразить меня в самое сердце, пригласив на праздничный обед в честь сбора винограда.
Обед был приготовлен с размахом. В центре стола красовалось блюдо с горой винограда, а вокруг парадом стояли тарелки с угощением - румяные расстегаи, блины и ватрушки. Перед трапезой я перекрестилась, а Фёдор Иванович вдруг закричал, задыхаясь:
- Не сметь! Не сметь креститься в моём доме! Как коммунист запрещаю! И партия всегда боролась!..
На том мы и расстались. Однако в деревне, как на подводной лодке, никуда друг от друга не денешься. На 7 ноября сосед задиристо поздравлял меня с победой Великой Октябрьской социалистической революции. С его женой Марией мы встречались в магазине. Правда, Мария была настолько молчаливой, что даже здоровалась бессловесно - кивком, и в деревне её звали Маня- немая. А Митяй частенько забегал в гости, чтобы сообщить последние жгучие новости.
Прибегает он однажды взволнованный и говорит, что видел в лесу нашего старца схиархимандрита Илия, молящегося как бы в сиянии света.
- Митяй, а ты не сочиняешь?
- Нет, я подсматривал.
В первый раз это вышло нечаянно. Митёк собирал в лесу грибы и вдруг увидел, что на поляне молится старец. Было ли там сияние, не берусь утверждать. Но молитва схимника так поразила юношу, что он теперь часто приходил на ту поляну и, затаившись в кустах, смотрел, как молится батюшка. Так продолжалось некоторое время, как вдруг однажды схимник окликнул Дмитрия по имени и рассказал ему всю его жизнь.
- Что же, - спрашиваю, - рассказал тебе батюшка?
- Ну, что мои руки часто карточки держали. И ещё сказал, что я скоро к нему приду.
Карточки - это про то, что Митяй заядлый картёжник, и Дмитрий явно уклонялся от разговора из-за таких вот нелестных подробностей жизни.
- А не советовал ли тебе батюшка, - интересуюсь, - сжечь твои поганые оккультные книжки?
- Мало ли что он советовал! - вспылил Митяй. - И с чего это вдруг я к нему приду?
А дальше события развивались так. Выглядываю однажды в окно и вижу, что Маня-немая ходит в чёрном платке и плачет, а во дворе с траурным видом толпятся родственники. Ёкнуло сердце: кто- то умер?
- Да нет, - пояснила соседка, - это Митяй на "тюремщице" женится. Срам такой, что отец даже слёг!
Эта история с "тюремщицей" до сих пор непонятна. А началось всё с того, что приехал в наши края известный уголовник и привёз с собой даму сердца, только что освободившуюся из тюрьмы. В честь прекрасной тюремной дамы накрыли, что называется, поляну и, естественно, крепко выпили. И здесь надо пояснить, что Митяй вообще не пьёт. Что-то такое у него с сосудами, аневризма, что ли, его даже в армию не взяли. Только пить он не может, и всё. После одной-единственной рюмки он отключается на сутки и лежит, как труп. На той гулянке всё так и было. Митяй помнил, что выпил одну рюмку, а дальше не помнил ничего. Но через два месяца "тюремщица" вновь посетила наши края и, разыскав Митяя, объявила, что она ждёт от него ребёнка и он обязан жениться на ней.
Митяй опешил - он не помнил этой чужой незнакомой тётки, но со свойственной ему бесшабашностью заявил, что ему жениться - раз плюнуть, пожалуйста, нет проблем. Отец слёг, узнав о "тюремщице". И всё же клан Кузиных постановил: любишь кататься - люби и саночки возить. В их роду не было таких похабников, что нагуляются и отрекаются от родных детей. В общем, к свадьбе зарезали свинью, а Митяю купили чёрный жениховский костюм.
Пришёл он ко мне в этом жениховском костюме и мается:
- Тёть Нин, да я эту тюремную тётку вроде пальцем не тронул. Ничего не помню! Почему так?
- А потому, - отвечаю жениху безжалостно, - что ещё наши бабушки говорили: кто ложится спать рядом с блохастой собакой, тот просыпается с блохами. Ты зачем связался с уголовниками? Чего хорошего ждал?
И туг Митька заплакал, причитая по-старушечьи:
- Ох, тошнёхонько! Ох, смерёдушка! Ой, могила, укрой меня!
С горя Митяй отправился к старцу Илию, а тот захотел познакомиться с невестой. Привёл Дмитрий "тюремщицу" к старцу, а тот ей что-то сказал. Что - неизвестно, но бежала она из монастыря, сверкая пятками, и исчезла из жизни Митяя навсегда. Кстати, годы спустя выяснилось, что у Дмитрия не может быть детей из-за перенесённой в детстве свинки.
Свадьба не состоялась. Митёк на радостях сжёг свои оккультные книжки и даже поступил в строительный техникум. Правда, учёбу через полгода бросил. Веру в Бога он по-прежнему считал "отсталостью", а вот к старцу его тянуло. И он иногда заходил в монастырь, чтобы хотя бы издали увидеть батюшку.
***
Другим памятным событием в то лето были Петровки, то есть погром в ночь под праздник святых апостолов Петра и Павла. Это, объяснили мне, такой народный обычай, когда молодёжь собирается толпами и ночью шествует с факелами, круша всё на своём пути. К Петровкам готовились, как к войне. Моя соседка Клава достала где-то моток колючей проволоки и опутала ею забор, преграждая доступ к усадьбе. Митяй же, напротив, приготовил батарею бутылок с зажигательной смесью, похваляясь, что это тот самый "коктейль Молотова", которым некогда взрывали танки. А ночью, казалось, началась война: что-то взрывалось, горело, гремело, и небо было алым от зарева пожара. У фермеров Федоскиных сожгли стог сена. Моему соседу игумену Петру вымазали краской окна и облили какой-то гадостью крыльцо. А ещё беснующаяся толпа с факелами останавливала на дороге машины и прокалывала шины.
На другой день в магазине только и было разговоров, что о Петровках. Пострадали многие, но больше всех сокрушался дедушка Гриша, у которого снесли теплицу и вытоптали помидоры:
- У меня же помидорчики были как огурчики! А милиция попряталась по углам.
Люди возмущались и говорили, как обычно, что при демократии порядка не стало. И тут Ма- ня-немая вдруг по-молодецки расправила плечи и с задором произнесла:
- Ничего, царя Николашку мы поставили к стенке, и дерьмократам шеи свернём!
Все онемели от изумления. Ну, во-первых, от Мани обычно слова не услышишь. Да и ей ли, простите, что говорить? Все знают, что Митяй - заводила погромов, и за немалый ущерб надо бы с мамы взыскать.
Позже я узнала, что Петровки - это никакой не прадедовский народный обычай, а берёт своё начало с погромов, происходивших в Оптиной пустыни после закрытия монастыря. Старожилы вспоминают, как метались тогда по монастырю некие люди с факелами, опрокидывали кресты на могилах и поджигали всё, что может гореть. Дети подражали взрослым и тоже старались что-то поджечь. Однажды в монастырь забрела слепая старушка-странница, чтобы помолиться на могилках Оптинских старцев. Дети подожгли ей подол, и старушка сгорела, считай, заживо, скончавшись вскоре в местной больнице. Когда преподобному Оптинскому старцу Нектарию рассказали о том, как дети сожгли старушку, он произнёс:
- Погодите, ещё вырастут такие собачата и волчата!
Вот и выросло новое молодое поколение, не причастное к тем богоборческим погромам да и мало что знающее о них. Но у шествия факельщиков чёткий маршрут и определённая цель - они воинственно идут в монастырь. Останавливаются перед монастырём на том берегу реки и долго стоят в недоумении, будто пытаясь вспомнить забытое: ведь зачем-то они шли сюда. Было же что-то, переполняющее их духом ярости и заставляющее спешить сюда. Что?
Помню, как в ту ночь мы стояли на монастырском берегу реки и смотрели, как приближается к Оптиной пустыни это море факелов.
Небо алело от зарева пожара, а река Жиздра казалась красной от огней. Впереди стоял иеромонах Василий (Росляков), которого на Пасху 1993 года убьёт сатанист. Позже он говорил своему другу, что гонения будут, и надо готовиться к ним. А в ту ночь он сказал:
- Это мой народ.
А месяц спустя я узнала, что в ту ночь в засаде у реки сидели трое подростков и Митяй, разложив перед собою бутылки с зажигательной смесью, - они приготовились дать смертный бой, если начнут громить монастырь. Мальчики были из православных семей и готовы были отдать жизнь за Христа. Но при чём здесь заступник монастыря неверующий Митяй? Да, душа человека - загадка.