Известно, что победа, которую одержал Сципион Старший над Ганнибалом, ознаменовала закат Карфагена и положила начало восхождению Рима на вершину власти и могущества. Сципион Старший как полководец ни в чем не уступает Александру Македонскому и Гаю Юлию Цезарю, а как человек, пожалуй, даже выше их. Победив Ганнибала, он не потребовал его головы и не разрушил Карфагена. Он не мстил убийцам своего отца, а один из них, нумидийский царь Масинисса, стал его преданным другом. У него не было предрассудков. Он любил тогда уже слабую Грецию и преклонялся перед ее культурой, что было не к лицу римлянину его эпохи. Он мог получить неограниченную власть над Римом, но не захотел власти.
Содержание:
-
ОТ АВТОРА 1
-
КНИГА ПЕРВАЯ. ВОЙНА 1
-
КНИГА ВТОРАЯ. МИР 45
-
ЭПИЛОГ 85
-
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 87
-
ПРИЛОЖЕНИЕ I. ХРОНОЛОГИЧЕСКАЯ ТАБЛИЦА 87
-
ПРИЛОЖЕНИЕ II. ФАМИЛИЯ СЦИПИОНОВ В IV–II вв. до н. э 88
-
СПИСОК ОСНОВНЫХ ИСТОЧНИКОВ И СОКРАЩЕНИЙ 88
-
Примечания 89
-
Комментарии 92
Татьяна Бобровникова
СЦИПИОН АФРИКАНСКИЙ
ОТ АВТОРА
Посвящается моим родителям
Основной нитью моего повествования будет жизнь Сципиона, полководца, которого современные исследователи называют более великим, чем Наполеон. Книга написана несколько необычно. Дело в том, что я пишу не политическую, экономическую или военную историю. Цель моя другая. Я хочу восстановить духовную жизнь того времени, иными словами, хочу, чтобы вновь встали живыми люди тех далеких веков, чтобы вновь зазвучали их голоса. Мне хочется показать и самый Рим, тогда маленький городок с кривыми немощеными улицами и неказистыми домами. Пусть по этим улочкам пройдут перед читателем и великолепные триумфальные шествия, и печальные похоронные процессии, и блестящие кортежи нарядных дам - все то, что видел мой герой.
В заключение я хочу выразить самую глубокую благодарность всем, без кого эта книга никогда не была бы написана: И. Г. Башмаковой, А. И. Лапину и В. О. Бобровникову, которые поистине с ангельским терпением выслушивали все мои идеи, читали рукопись и давали ценные советы. Затем моим дорогим друзьям: Н. Алфутовой, О. Афанасову, В. Д. Бобровниковой, Ю. Чайникову, С. Термхитарову, А. Матийченко, А. Васильеву, О. Белянцеву, Е. Денисову, В. Дорошу, Д. Осипову, В. Травкиной, Е. Чикунову, А. Баранчуку, А. Васневу, О. Войтковой, Д. Салову, Д. Гнедину, О. Ивановой, Т. Косареву, М. Кочетову, А. Крапивину и Р. Яценко .
Но поистине неоценимую помощь оказал мне А. Жеглов . Я горячо благодарю и его, и его милую семью, особенно Б. М. Жеглова , за все, что они сделали для моей книги.
КНИГА ПЕРВАЯ. ВОЙНА
Глава I. КАРФАГЕН
Время, о котором пойдет рассказ, было временем жестоких бурь и войн. Рим не был тогда великой державой, вершительницей судеб вселенной, а всего лишь маленькой общиной далекой, малоизвестной Италии. Внимание же всех приковывал не бедный Запад, а богатый Восток, где спорили за первенство могучие цари, наследники Александра. И лишь позже, когда славное имя Рима было у всех на устах, эллины стали с недоумением спрашивать, откуда вдруг появился этот народ. А между тем положила начало величию Рима одна война, ставшая известной самым отдаленным потомкам, определившая судьбы человечества на тысячелетия - война между Римом и Карфагеном.
Кто же был этот грозный соперник Рима, едва не ставший владыкой мира?
ГОРОД И ЛЮДИ
Задолго до того, как Ашурбанипал сжег Вавилон и воздвиг на костях врагов свой мощный трон, как Ниневия, логово львов, пала, подобно ливанскому кедру, а в Иране среди бедных пастухов вырос маленький Кир, на западном берегу Африки поднялся город Карфаген . Основали его финикийцы, жители Тира. Кругом на Востоке гремели войны: Ассирия, Вавилон, Персия, Египет сталкивались друг с другом. Карфаген держался в стороне от боев, охотно подчиняясь сильнейшему противнику. Никто и вообразить тогда не мог, что этот послушный подданный персов будет стремиться к власти над миром.
Редкие чужеземцы, проникавшие в эту далекую твердыню Запада, несомненно, бывали поражены его видом. То был исполинский город, насчитывавший 700 тысяч жителей ( Strab., XVII, 7, 15 ). Он окружен был огромными стенами шириной до восьми с половиной метров с мощными четырехэтажными башнями. Вокруг стен тянулись помещения для боевых слонов, арсеналы и конюшни. Общий вид Карфагена нисколько не напоминал греческие или египетские города с небольшими домами и широкими прямыми улицами. Он построен был так же, как его метрополия - Тир. Вид этого города прекрасно описывает Г. Масперо: "Улицы Тира похожи на узкие проходы между четырех- и пятиэтажными домами, которые жмутся друг к другу, как ячейки в сотах".
Карфаген еще превосходил в этом отношении Тир: дома там были зачастую шестиэтажные ( Арр. Lyb., 128 ). Но внимание привлекали не эти мрачные небоскребы, а великолепные храмы. Они сверкали золотом и слоновой костью ( Cic. Verr., II, 4, 46; Val. Max., I, 1, extr., 2 ). Внутри стояли колонны из чистого золота и изумруда, который в темноте излучал свет. У дверей лежали, блестя чешуей, ручные змеи, немые стражи финикийских божеств ( Prosper. Aquit. de pr., III, 381 ).
Когда на узких улицах города появлялись знатные вельможи, они ослепляли иноземцев своим великолепием. На смуглых руках их, на пальцах, в ушах, на ногах, даже в носу сверкали золотые кольца; с плеч спускались яркие, почти режущие глаз своей пестротой одежды. Вельможи эти жили, как настоящие цари, в роскошных дворцах, утопавших в розовых садах ( Diod., XX, 8, 3–4; Col., X, 4 ), а вокруг тянулись целые плантации виноградников, маслин и плодовых деревьев ( Diod., ibid .).
Откуда же у Карфагена были эти сказочные богатства? Главным их источником была транзитная торговля. Ничего не производя, карфагеняне развозили по всему миру на своих быстрых, как ветер, кораблях египетские, сицилийские и этрусские товары. Не последнюю роль играла и работорговля. Унаследовали они этот промысел от финикийцев. Г. Масперо описывает, что их ловкость и беззастенчивость в этом деле поражала египетского посла. "Но его удивление еще больше усилилось бы, если бы он мог заглянуть во внутренность домов. Тирийцы - самые ловкие торговцы человеческим мясом, когда-либо существовавшие в мире; большую часть невольников, привозимых их кораблями, они продают египетским и ассирийским купцам, но немало, особенно женщин, девушек и детей, остается у них в руках".
Пунийцы преуспели в этой торговле не меньше тирийцев. Они находились в постоянных контактах с пиратами и сбывали им свою добычу. Известно, например, что они захватывали славившихся красотой сицилийских женщин и выменивали их у пиратов на мужчин, нужных им для работы на плантациях. За одну женщину пираты давали трех-четырех мужчин ( Diod., XIII, 57, 58; V, 17, 3; Pseudo-Arist., de mir. ausc., 88 ).
Дополнительным источником обогащения для пунийцев был морской разбой. Они постоянно поддерживали связи с пиратами. Иногда они нападали в открытом море на торговые суда, иногда заманивали на свои корабли женщин и детей, разложив на палубе яркие ткани и красивые украшения. Пока доверчивые покупатели рассматривали диковинки, корабль снимался с якоря и несчастных пленников продавали в ближайшем торговом городе.
Еще одним средством обогащения была огромная дань, которой Карфаген обложил подвластные народы. К III веку до н. э. пунийцы были владыками огромной империи. В одной Африке они подчинили 300 городов ( Strab., XVII, 7, 15 ). Их власть распространилась на всю Ливию, Испанию, Сицилию и Сардинию ( Polyb., I, 10 , 5–6; III, 39 , 2–4; 13; 2 ).
Как же управлялся этот великий город? Государственный строй Карфагена всегда удивлял греков, ибо из всех известных им варваров одни пунийцы не имели царя, но управлял ими избранный Совет. Было у них и Народное собрание (Arist., Pol., II, 8, 1–9). Впрочем, этот Совет очень мало походил на римский сенат или афинскую буле, но более всего напоминал венецианский. Входили в него богатейшие купцы, которые и составляли карфагенскую знать. Места в Совете открыто покупались (Polyb., VI, 56, 2–3). Если верить одному свидетельству, Совет собирался, как и в Венеции, ночью (Liv., XLII, 24). Будучи торговцами, пунийцы всюду вносили купеческие замашки. "Для карфагенян нет постыдной прибыли… У карфагенян для получения должности люди открыто дают взятки, у римлян это самое наказуется смертью" (Polyb., ibid.).
В чем заключались полномочия народа, это из сохранившихся источников не совсем ясно. Известно только, что к III веку до н. э. он приобрел большую власть (Polyb., VI, 51, 6–7). Народное собрание представляло собой буйное и шумное сборище, легко впадавшее в ярость и отчаяние. Площади звенели от беспорядочного гула, криков женщин и детей, которые вместе с мужчинами принимали участие в политической жизни города (Polyb., XV, 30, 9–10).
"Насколько славной была военная мощь Карфагена, - пишет Юстин, - настолько же его внутренняя жизнь была полна раздоров" (XVIII, 6, 10). Совет раздираем был распрями. Знатные люди ненавидели друг друга, и ненависть эта передавалась из поколения в поколение. Они придумывали друг для друга различные коварные ловушки, пускали в ход самую черную клевету, чтобы привести своего противника на крест - то была обычная казнь в Карфагене - или натравить на него толпу. Пунийцы обладали пылкими страстями и легко впадали в бешенство, чем и пользовались ловкие демагоги. Народ подымал тогда вопль, люди катались по земле, рвали на себе одежду и царапали лицо ногтями. Сбегались женщины и дети и яростно вторили их воплям и проклятьям. Наконец, вся эта бешеная толпа, где кроме финикийцев выделялись люди с курчавыми, как у негров, волосами и приплюснутым носом, в исступлении кидалась вперед, и горе тогда вельможе, который попался бы ей на глаза. Его мигом разрывали в клочья или побивали камнями.
Вот описание одной такой вспышки ярости, которую некий знатный человек Ганнон разжег и направил против своего врага полководца Газдрубала. "Поднялся крик и шум, часть людей покинула собрание и кинулась искать Газдрубала. Он успел вбежать в отцовскую гробницу и принял яд. Они вытащили его труп, отрубили ему голову и носили ее по городу на копье" (Арр. Lyb., 159).
Карфаген был великой империей и часто вел войны. Но они похожи были скорее на торговые операции, чем на обычные сражения. В городе не собиралось ополчение, как в Греции и Риме, граждане не защищали свою родину, честь и жизнь. Армия покупалась. За деньги нанимали наемников - греков, балеаров, ливийцев, иберов. Жизнь их ценилась очень дешево. И вот буквально за день собиралась огромная грозная армия, которую можно было повести против любого врага. И карфагеняне воевали, не теряя ни одного из сограждан, пока отцы города не находили, что средств на войну затрачено чересчур много. Тогда они прекращали военные действия, чтобы возобновить их через несколько лет, когда казна опять наполнится. Они легко мирились с неудачей, а гордость римлян, заставлявшую их не отступать и никогда не признавать себя побежденными, они считали просто глупостью. Время работало на них. Они не несли никаких потерь, в то время как враг истекал кровью. Карфагеняне считали, что в этом великая сила их государства. Но Полибий полагает, что именно в этом его страшная слабость. Он говорит, что римляне все свои надежды всегда возлагают на самих себя, а карфагеняне - на наемников. Защищая свою родину, жен и детей, римляне никогда не могут охладеть к борьбе, а наемники будут сражаться только пока это выгодно (Polyb., VI, 52, 2–7).
Нам хотелось бы, конечно, побольше узнать о внутренней жизни великого соперника Рима. К сожалению, она покрыта непроглядной тьмой. Часто объясняют это тем, что Карфаген был сожжен дотла в 146 году до н. э., и памятники его культуры безвозвратно погибли. Но это никак не объясняет, почему вся жизнь Карфагена была окутана такой непроницаемой тайной. Пусть до нас не дошли их собственные анналы. Но греческие историки, наделенные неистощимым любопытством и удивительной наблюдательностью, могли бы нам что-нибудь поведать о нем. Отец истории Геродот объездил всю ойкумену. Он с такой живостью описывает нравы египтян, вавилонян, персов, что нам кажется, будто мы видим их собственными глазами. У него нашлось место для всех народов, даже для каких-то ливийцев, о которых известно только, что, поймав блоху, они кусают ее в свою очередь. И лишь об обычаях великой твердыни Запада он не пишет ни слова.
Прошло триста лет. За это время Карфаген захватил Сицилию, Испанию, стал владыкой моря, едва не сделался господином всего наследия Александра, и вот Полибий, свидетель гибели Карфагена, констатирует, что эллины в его время ровно ничего не знали о карфагенянах (Polyb., I, 3, 7–8). Этот факт, по-видимому, нуждается в объяснении.
Нам могли бы помочь проникнуть во внутреннюю жизнь Карфагена Тир, Сидон и другие финикийские города и городки, жители которых мало чем отличались от пунийцев. Но и тут нас ожидает неудача. Греки столь же упорно о них молчат, а от их культуры не дошло ничего, хотя они и не погибли в пламени пожара. Когда же лопата археолога поднимает из небытия жалкие остатки их искусства, мы с изумлением видим произведения греков, египтян, вавилонян и этрусков или грубые копии с них.
Но нам известна одна, пожалуй, самая яркая часть их культуры, которая выхвачена из мрака и словно озарена нестерпимо ярким светом. Я имею в виду финикийскую религию. Причину этого, несомненно, надо видеть в массовых человеческих жертвоприношениях, поразивших воображение современников.
Г. Масперо так характеризует финикийскую религию: "Религиозные культы Ханаана представляют собой грубую смесь кровавых и непристойных обрядов, пожалуй, даже самую грубую, какую представляли в то время другие культы". По словам Масперо, финикийцы чтили мужское божество - Баала, и женское - Астарту. "Баалы отличались свирепым и ненасытным характером; они властно требовали принесения себе в жертву не только животных, но и людей". Иногда такой кровавой жертвы можно было избежать, отдав жестокому богу часть своего тела, поэтому на праздниках Баала кровь лилась рекой. Описание этого обряда есть в Библии:
"Призывали они имя Баала с утра до полудня, говоря: "Баале, услышь нас!" И скакали они у жертвенника… И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним" (3 Reg., XVIII, 26–28).
Но божество этим не удовлетворялось. Карфагеняне ежегодно сжигали живым человека ему в жертву (Plin., N.H. XXXVI, 39), отдавали ему самых красивых из военнопленных (Diod., XX, 65, I; Suid. Sardanios gelos), во время удачных войн приносили ему тысячи иноземцев (Diod., XIII, 62, 4), а в некоторых местах стариков, достигших 70 лет: их убивали ударом дубины (Suid. Sardanios gelos). Но всего этого Баалу было мало. Он требовал самой страшной жертвы - ему нужно было отдать своего первенца, мальчика-младенца. "Их сжигали живыми перед изображением божества, и запах их мяса утолял гнев его; звуки труб и флейт покрывали стоны страдальцев". Этот ужасный обычай уже стал отмирать на родине пунийцев, в Тире. Но карфагеняне, более фанатичные и дикие, упорно за него держались. Известно, что во время осады Тира Александром Македонским пунийцы, помогавшие своей метрополии, стали уговаривать тирийцев возобновить этот старинный обычай. Ибо карфагеняне имели обыкновение "совершать кровавые религиозные обряды и прибегали к злодеяниям, как к средству исцеления. Они приносили человеческие жертвы, и даже детей, возраст которых даже у врагов обычно вызывает жалость. Они возлагали их на жертвенник, испрашивая у богов милости за пролитие крови тех, о продлении жизни которых принято молиться. Такими злодеяниями они отвратили от себя богов", - пишет один римлянин (Justin. XVIII, 6, 11–7, 1). Тирийцы, однако, долго не решались последовать совету пунийцев и наконец, скрепя сердце, принесли в жертву одного младенца, тогда как карфагеняне приносили гекатомбы из детей. Именно этой нечестивой жертвой греки и римляне объяснили гибель Тира, от которого боги в ужасе отвернулись.