Поэтому все деревенские жители и докпа предпочитают творить дурные дела вдали от родных мест. Таким образом, в случае дознания им легко придумать отговорку: "Мы здесь ни при чем. Мы не грабители. Должно быть, это были люди из другой местности, проходившие через эти края…"
Бросив свою поклажу, я попросила несколько кусочков горящего коровьего навоза, чтобы разжечь огонь, и спросила о собаках: не опасно ли мне сходить одной за водой к реке?
В это время одна из женщин принесла нам кислого молока и чая и отложила работу, решив сначала подкрепиться.
Глава семьи также пришел поглядеть на нас и поговорить с Йонгденом; по-видимому, он остался доволен и счел нас достойными своего гостеприимства. Он ушел, ничего не сказав, но несколько минут спустя явился другой человек и сообщил нам, что мы не должны заботиться об ужине, так как хозяин пригласил нас разделить с ним трапезу.
Солнце уже зашло, когда мы присоединились к хозяевам. В очаге пылал сильный огонь; на огромном тагане стоял чан гигантских размеров, в котором варилось какое-то кушанье, вызывавшее живейший интерес у домочадцев, ибо они то и дело поглядывали на котел с величайшим вниманием.
Нас встретили очень любезно. Глава семьи расстелил обрывок потрепанного ковра для ламы, а женщины, которые пряли у очага, предложили мне присесть рядом с ними на полу.
Затем последовал традиционный разговор о наших странствиях и месте, откуда мы родом. Когда эта тема была исчерпана, хозяин дома и члены его семьи, как обычно, решили воспользоваться присутствием ламы и вынудить его исполнить свои обязанности служителя культа в обмен на оказанное ему гостеприимство.
Таким образом, Йонгдену пришлось расплачиваться предсказаниями, благословениями и прочими услугами за чай, лепешки и крышу над головой за нас обоих.
Наш хозяин, как сказал мне позже мой сын, не внушал ему доверия: у него было лицо и манеры отпетого разбойника. Мой спутник попросил у наших хозяев разрешения отлучиться, чтобы заняться сбором милостыни в других домах стойбища, ибо мы действительно нуждались в еде и, с другой стороны, в целях безопасности нам следовало убедить хозяев в своей бедности. Никто не выразил ни малейшего удивления: арджопа всегда просят подаяние.
- Моя мать устала, - сказал Йонгден докпа, прежде чем уйти. - Она сейчас ляжет спать. Нам придется отправиться в путь среди ночи, и у нее не слишком много времени для отдыха. Идите сюда, матушка, - продолжил он, обращаясь ко мне. - Ложитесь. Я скоро вернусь.
Он ушел, а я улеглась там, где он сидел, на обрывке ковра, и положила голову на свою котомку, придвинув ее к сумке сына, чтобы почувствовать, если кто-то тронет нашу поклажу.
Тибетские странники никогда не пренебрегают подобными мерами предосторожности, если ночуют не у родственников или друзей, ибо им всегда следует опасаться воришек.
Я притворилась спящей, но, разумеется, была начеку и следила за хозяевами сквозь опущенные ресницы, а также слушала их разговоры, ожидая подвоха.
Некоторое время речь шла о нас, но ничего интересного не было сказано; затем после короткой паузы одна фраза заставила меня насторожиться.
- Что может быть у них в котомках? - спросил шепотом хозяин дома.
Возможно, он проявлял простое любопытство, за которым не скрывались далеко идущие намерения, но это было сомнительно. Неужели дело примет дурной оборот?.. Я не двигалась, продолжая делать вид, что сплю, и ждала, что последует дальше.
Мужчина сказал что-то еще своим домочадцам, сидевшим возле него, но так тихо, что я не расслышала его слов. Затем я увидела, как он встает и направляется, крадучись, в мою сторону. Я заметила, что у него нет оружия; мой же пистолет был под рукой, но не могла же я воевать одна с целым станом разбойников, привыкших к жарким схваткам. Лучше было прибегнуть к хитрости, чтобы защитить себя, но что бы такое придумать?.. Пока я задавалась этим вопросом, докпа протянул огромную ручищу и осторожно ощупал котомку, заменявшую мне подушку.
Я зашевелилась, и он живо отдернул руку, пробормотав с досадой:
- Ну вот, она уже просыпается!
Но тем временем я придумала уловку.
- Лагc, лагc, желонг лагс - произнесла я, как бы бредя во сне. Затем я открыла глаза, растерянно посмотрела по сторонам и сказала будничным тоном: - Разве моего сына-ламы еще нет?.. Как странно!.. Я только что слышала, как он говорит: "Проснитесь, матушка, скорее проснитесь, я здесь".
- Он еще не вернулся, - ответил непо, которому, видимо, было не по себе. - Не хотите ли, чтобы я кого-нибудь за ним послал?
- Нет, нет, - возразила я. - Он мне не нужен. Я не посмела бы его беспокоить. Это ученый и святой желонг… Он скоро придет, я знаю… Мне очень хорошо здесь с вами, у этого очага…
- Выпейте-ка немного чая, - предложила одна из женщин.
- Конечно, с большим удовольствием, вы очень добры, - откликнулась я, доставая чашку из своего амбага.
Когда я собиралась приступить к чаепитию, вернулся Йонгден. Его возвращение, последовавшее тотчас же за моими словами, произвело на всех присутствующих сильное впечатление. Я не дала никому сказать ни слова и немедленно обратилась к юноше:
- Я хорошо слышала, как вы звали меня, желонг лагс, как вы велели мне проснуться. Я так и сделала, только думала, что вы уже в комнате. Не правда ли, непо лагс…
- Да, да, это так, - пробормотал явно обеспокоенный хозяин дома.
Йонгден понял, что за время его отсутствия произошло некое происшествие и он должен подтвердить мои слова.
- Хорошо, хорошо, - согласился он и, перейдя на бас, каким ламы читают псалмы на хорах монастырских церквей, произнес: - Проснитесь… проснитесь…
Бедный юноша вертел головой во все стороны, но не видел ничего, что могло бы объяснить подобный приказ, и растерянное выражение его лица было весьма комичным.
Йонгден принес немного масла, немного тсампа и даже несколько мелких монет. Он не смог отказаться от них, опасаясь, что это вызовет пересуды, ибо он получил деньги в качестве вознаграждения за совершение религиозного обряда.
Непо испугался, что его гость обладает магической силой, степень которой он не в состоянии был определить, и, желая задобрить ламу знаками внимания, прогнал меня с ковра, где я сидела.
- Уходите отсюда, мамаша, - сурово велел он. - Сядьте среди нас. Позвольте ламе устроиться поудобнее.
Меня разбирал смех, но я сдерживала его изо всех сил. Я покорно отодвинулась на голый пол и посмотрела на Йонгдена, мысленно приказывая ему не противоречить и сесть на лохмотья, которых он удостоился.
В конце концов мы узнали тайну котла, стоявшего на тагане. Сняв крышку, глава семьи опустил в отвар длинный железный крюк и вытащил оттуда сердце, легкие и печень яка, а затем - кишки и желудок, фаршированные тсампа, кровью и небольшим количеством мяса и напоминавшие сосиски. Воцарилась тишина; присутствующие с вожделением смотрели на все эти яства, которые хозяйка разложила на большом деревянном подносе, накрытом куском мешка, и… отодвинула его в сторону.
Затем одна из женщин бросила в отвар тсампа, и несколько минут спустя кушанье стали разливать но мискам: в первую очередь обслужили ламу, затем непо, а я оказалась в числе последних. В преддверии долгого перехода я старалась съесть как можно больше, и мне удалось опорожнить три миски густого, весьма съедобного супа.
После трапезы непо завязал долгую беседу с Йонгденом о святых местах. Я слушала их болтовню краем уха, вспоминая некоторые из своих дневных наблюдений и размышляя о По-юл - этом почти легендарном даже для тибетцев крае, от которого нас отделяла лишь одна горная гряда. Неожиданно, как гром среди ясного неба, надо мной прозвучали слова, от которых я вздрогнула.
- По-видимому, - говорил наш хозяин, - в Ха-Карпо побывали пилинги…
Иностранцы в Ха-Карпо!.. Неужели речь идет о нас?.. Значит, когда мы ушли из Юньнани, поползли слухи?.. Может быть, нас уже разыскивают тибетские власти? Я вспомнила о трапа, направлявшихся в Дзогонг, встреча с которыми заставила нас поспешно перейти через Наг-Чу. Удалось ли нам проникнуть в глубь Тибета лишь благодаря тому, что мы выбрали необычный маршрут и следовали окольными путями?.. Я не знала этого. Но, если это так, не бродят ли в окрестностях Лхасы дозоры, которые остановят нас у самой цели?..
Йонгден попытался узнать об источнике данного известия, но, как водится в Тибете, докпа не имел об этом ни малейшего представления. Он услышал новость от каких-то странников, которые узнали ее от других странников, а те - в свою очередь - еще от кого-то. Возможно, это событие произошло несколькими годами ранее и никоим образом не относилось к нам. Три-четыре года назад английский консул и его жена - уроженка Тибета - обошли вокруг Ха-Карпо и осмотрели окрестности горы. Возможно, речь шла о них либо американском натуралисте, с которым мы встретились в Луцзе-Кьянге; как знать, не рискнул ли он продолжить свои исследования в запретной зоне? Мне оставалось только теряться в догадках.
Наконец моему спутнику надоело развлекать непо рассказами о наших дальних походах; он заявил, что устал и хочет спать. Но тибетец сделал вид, что ничего не слышал, и обратился к нему с новой просьбой.
Высокогорные пастбища, по его словам, получили недостаточно влаги, что вызывало сильное беспокойство у здешних докпа; если в ближайшее время не пройдут обильные снегопады, будущим летом трава будет короткой и редкой. Что станет тогда с исхудавшими после долгой зимы животными, которые будут нуждаться в усиленном питании?
Скоро ли выпадет снег? Лама должен был это знать. Более того, благодаря искусству тайных заклинаний и магических ритуалов, он мог призвать на землю снег, спрятанный в небесных закромах. Неужели он откажется исполнить свой долг, чтобы достичь столь желанной цели?
Лама очень устал, но ради предосторожности ему не следовало перечить докпа и тем более позволить тому усомниться в своих способностях чудотворца.
- Чтобы совершить этот обряд, потребуется несколько дней, - ответил он, - а мне надо поскорее попасть в Лхасу, и я не могу здесь задерживаться. Кроме того, мне придется идти через По-юл, и если я вызову снегопад, он завалит перевал, который туда ведет. То, что вы просите, очень трудно осуществить.
Все присутствующие докпа согласились, что это действительно нелегко.
- И все же… - продолжал мой спутник, который, казалось, был погружен в свои мысли. - Да, таким образом…
Он достал из кармана клочок бумаги и попросил зерна.
Затем он развернул бумагу, положил на нее несколько ячменных зерен, которые ему принесли, и, держа все это на вытянутых ладонях, углубился в медитацию.
Через некоторое время служитель культа очень тихо и заунывно затянул нечто вроде псалма; сначала он пел едва слышно, в очень медленном темпе, но постепенно его голос усиливался и в конце концов загремел как гром, сотрясая низкую шаткую крышу кухни.
Докпа оцепенели и, казалось, были объяты ужасом. Внезапно Йонгден замолчал, и все присутствующие, включая меня, подпрыгнули от неожиданности.
Йонгден разделил зерна, которые держал в руках, на две части, одну из них завернул в свой носовой платок и отодвинул в сторону, а другую поместил в бумагу, сложив ее замысловатым образом.
- Вот и все, - сказал он непо. - Возьмите этот сверток и послушайте меня. Завтра вечером, на закате, вы развернете бумагу и бросите в небо лежащие в ней зерна. Вы тщательно проделаете это четыре раза, на все четыре стороны света. К тому времени я уже пройду через перевал и тоже брошу зерна, которые возьму с собой, прочитав нгагс, необходимые для того, чтобы вызвать обильные снегопады. Если кто-нибудь, на беду, развернет сверток с освященным зерном до захода солнца, когда я произнесу магические заклинания, чтобы умилостивить богов и войти с ними в контакт, боги разгневаются и отомстят всем пастухам вашего стойбища. Будьте же осторожны!
Хозяин дома обещал неукоснительно следовать предписаниям ламы. В конце концов он, вероятно, понял, что значимость услуг, оказанных ему гостем, превосходит то убогое гостеприимство, которое он нам предоставил. Поэтому он велел своей жене отрезать мяса и дать его нам на дорогу. Немо принесла довольно увесистый кусок туши яка, но муж проворно вырвал мясо у нее из рук, прежде чем она успела вручить его ламе, повесил мясо на крюк в углу кухни, а затем старательно выбрал крошечный кусочек кожи и сухожилий и торжественно протянул человеку, который должен был совершить чудо и обеспечить процветание его стада.
Мы с Йонгденом украдкой переглянулись, с трудом удерживаясь от смеха, до того забавной показалась нам эта сценка.
- Я не могу, - заявил юноша, знакомый с монашескими обычаями, - поблагодарить вас за этот подарок, ибо мясо - нечистый продукт, напоминающий об отвратительном грехе убийства; принесите мне лучше тсампа, и я благословлю ваших родных и ваше имущество.
Эти слова были не только назидательными, но и в точности соответствовали буддийским канонам, и все одобрительно закивали. Я же предвкушала, что мы положим в свои котомки немного лепешек. Как бы мало их ни было, они нам весьма пригодятся.
Перед Йонгденом поставили большую миску с горкой муки. Он бросил несколько щепоток в разные стороны, призывая в этот дом здоровье и благополучие для всех его обитателей. Затем, прежде чем хозяйка успела убрать миску с мукой, предоставленной, как мы поняли, лишь на время обряда, лама высыпал ее содержимое в сумку, которую я проворно подставила, стоя перед ним на коленях с трогательным благоговением.
Мы надеялись, что теперь старый скряга отпустит нас спать. Глядя, как оторопело он взирает на пустую миску, мы полагали, что его любовь к благословениям и прочим ритуалам значительно поостыла после того, как лама решил самолично вознаградить себя за труды. В самом деле - пастух притих.
Из-за его притязаний наш отдых и без того уже сократился. Что, если за перевалом нас поджидают непредвиденные препятствия и следующей ночью снова придется блуждать по горам, как доводилось уже не раз? Предчувствуя это, мы еще сильнее стремились как следует отоспаться.
Что касается докпа, мы их больше не опасались. Я разгадала уловку Йонгдена, который хотел таким образом помешать пастухам последовать за нами, чтобы ограбить.
Наутро слухи о зерне, которое должно было вызвать снегопад, распространились по становищу; люди, крайне заинтересованные в успехе магического обряда, вряд ли посмели бы ослушаться и навлечь на себя гнев ламы. После того как зерно будет брошено ввысь, пастухи должны были ждать результатов по меньшей мере еще один день. За это время мы могли уйти далеко и оказались бы в более населенной местности, среди людей другого племени. Во всяком случае, мы на это надеялись, но события неожиданно приняли совершенно иной оборот.
Две женщины приготовили постель для главы семьи.
Старый докпа снял свою одежду и сапоги, оставшись в одних штанах, и опустился на бараньи шкуры, расстеленные в самом теплом месте, возле очага.
Большинство домочадцев улеглись еще раньше, и просторная кухня превратилась в спальню ночлежки. Молодые пары покоились под широкими одеялами, положив между собой детей. Пожилые люди и одиночки спали отдельно, там и сям, в середине комнаты. Что касается малышей, теснившихся в углу, они смеялись и толкались, и каждый тянул на себя грязные лоскуты, которыми они укрывались от холода. Дети суетились еще некоторое время, пока их не сморил сон, а затем заснули вповалку, подминая друг друга, словно щенки.
