Но другой жизни для себя она не хотела. Уже через три года Мари называли самой красивой и элегантной женщиной Парижа, королевой французских бульваров. "В ней сквозила такая изысканность, которой нельзя научиться, она не утрачивала своей тактичности при любых обстоятельствах, - отмечал в своей книге "Англичанин в Париже" А. Вандам. - Она никогда не позволяла себе ни одного грубого слова. У Лолы Монтес, ее главной соперницы, не было ни одного друга, у Мари Дюплесси - ни одного врага. Но даже в самых веселых и шумных компаниях она оставалась спокойной, безучастной, часто подолгу молчала, о чем-то размышляла, порой впадала в меланхолию. Она знала, что больна, что скоро умрет, и эта грозная мысль постоянно сверлила ее мозг, лишала радости наслаждения жизни… Ее содержал тогда какой-то аристократ-иностранец, любивший ее как дочь".
Бывший русский посол в Париже, барон фон Штакельберг, познакомился с Мари на водах в Спа, где она лечилась от туберкулеза. Взяв ее на содержание, он проявил себя как поборник нравственности и пообещал пожизненную ренту любого размера, если Мари прекратит заниматься проституцией. Его это, конечно, не касалось. Может, поэтому юная куртизанка распустила слух, что между нею и бароном нет любовной связи, а материальная помощь бескорыстна, так как она напоминает ему рано умершую дочь. Щедрость старца не знала границ: прекрасный дом на улице Мадлен, роскошная двухместная карета, пара чистокровных лошадей, мебель в стиле Людовика XIV, кресла с дорогими гобеленами из Бове, шифоньеры работы Ризенера, севрский фарфор и море цветов… Роскошь, достойная королевы.
Многочисленные поклонники начали называть Мари не иначе, как "Дама с камелиями". Она очень любила все цветы, но тяжело переносила их благоухание. А белоснежные камелии, изящные и хрупкие, как и она сама, издавали легкий аромат свежести. "Ее заточили в крепость из камелий", - тонко заметил французский писатель А. Гуссай. Мари тяготилась обещанием, данным ей барону. Свободолюбивая, порывистая, она привыкла к поклонению и светским развлечениям. Жизнь в золоченой клетке была ей скучна, как и давно надоевший нудный старик, твердящий о добродетели с масляным от похоти взглядом. Респектабельной женщиной Мари стать не удалось. Сила привычки взяла верх. Барон сердился, что птичка ускользнула от него и вновь стала вольной королевой полусвета.
Сентябрьский вечер 1844 г. Мари провела в Опере, как обычно, привлекая к себе внимание сильной половины. Ни одна из красавиц не могла соперничать с ней. Головы мужчин были повернуты к ее ложе, как подсолнухи к солнцу. Заехавший поразвлечься среди смазливых девиц, Дюма-сын был просто околдован. "Она была высокой, очень изящной брюнеткой с белоснежно-розоватой кожей. Головка у нее была маленькая, продолговатые, как миндалины, глаза, казалось, были подернуты голубоватой эмалью, как у японок, только они были не неподвижными, а юркими и живыми, а главное, в них чувствовался гордый взгляд; красные, вишневого цвета губки и прелестнейшие на свете ровные зубки. Вся она напоминала собой хрупкую статуэтку из прекрасного саксонского фарфора. Узкая талия, лебединая шея, поразительное выражение чистоты и невинности во всем облике, байроническая, загадочная бледность, длинные локоны, ниспадающие на английский манер на плечи, декольтированное платье из белого атласа, бриллиантовое колье, золотые браслеты на руках, - все это делало ее царственно прекрасной". Так описал Александр Дюма-сын свой первый восторг от встречи с Мари.
Обворожительная женщина покинула театр в сопровождении брюзжащего барона, не дождавшись окончания спектакля. Дюма-сын с приятелем тут же разыскали знакомую, которая могла бы ввести их в дом к известной куртизанке. Но Мари была не одна, барона заменил "очередной граф". Она выпроводила богача, а молодых людей приняла любезно, веселилась без меры, пила шампанское и даже ругалась, как грузчик. Александр никак не мог понять ее настроения, не мог понять, понравился ли он. Они с Мари были одногодками. Дюма-сын был привлекательным молодым человеком, полным сил и здоровья. Курчавые светло-каштановые волосы обрамляли покатый лоб и аристократическое холеное лицо. Ни единая черта не напоминала, что он внук черной рабыни. Александр одевался с большим вкусом и часто не по средствам, держался надменно и своими неистощимыми, чаще всего колючими остротами веселил одних и доводил до белого каления других. Как и отец, он пользовался популярностью у женщин, но словно бы стеснялся этого. Александр всегда помнил, что был незаконнорожденным ребенком и что Дюма-отец бросил их с матерью и признал его только в семилетнем возрасте.
К женщинам Дюма-сын относился с жалостью, но сам был не без греха. Вот и теперь к прославленной куртизанке его привело ошеломляющее чувство влюбленности. Оно тут же сменилось щемящей жалостью. Ужин подходил к концу, когда полыхающая румянцем Мари выбежала из-за стола. Надрывный кашель совершенно обессилил ее. Забота, проявленная Александром, шла от чистого сердца. Мари это почувствовала и сразу дала понять, что лучше ему в нее не влюбляться. "У вас будет незавидная любовница: женщина нервная, больная, грустная; а если веселая, то печальным весельем. Подумайте только, женщина, которая харкает кровью и тратит сто тысяч франков в год! Это хорошо для богатого старика, но очень скучно для такого молодого человека, как вы. Все молодые любовники покидали меня".
Предостережение, казалось, нисколько не смутило Александра. Он жалел всех обездоленных женщин, как и свою мать, которую очень любил. Благородный и снисходительный молодой человек считал их жертвами общества и выказывал уважение. Наверное, именно этим он привлек к себе Мари, ведь денег у него не было, за каждым франком он обращался к отцу. Капризы "Дамы с камелиями" стоили недешево, а отказывать себе она давно разучилась. Мари вновь почувствовала себя юной гризеткой, гуляла с Александром по бульварам, нежно называла придуманным именем Аде (сокращение от А. Дюма), а ночью отдавала свое хрупкое тело с такой страстью, что это было настоящим "пиршеством плоти".
Им было хорошо вдвоем, но очень недолго. Мари отказала всем богатым клиентам, но жить продолжала на широкую ногу. Это смущало Александра. Он любил страстно и боялся быть обманутым. И чем больше молодой человек задумывался, тем неприятней ему казалась действительность. Он хорошо знал, как ловко Мари умела отказаться от надоедливого любовника, ссылаясь на болезнь или уже занятый вечер. Когда ее спрашивали, почему она так часто обманывает, то Мари смеясь отвечала, что "от лжи зубы белеют".
Несколько коротких месяцев незамутненных чувств сменились длинными тягостными месяцами недоверия. Мари почувствовала его отчуждение. "Дорогой Аде, почему ты не даешь о себе знать и почему не напишешь мне обо всем искренне? Мне кажется, что ты мог бы относиться ко мне как к другу. В ожидании вестей от тебя нежно целую тебя как любовница или как друг - по твоему выбору. В любом случае остаюсь преданной тебе. Мари".
Как считали современники, Дюма-сын был от природы наделен тем душевным теплом, которое исходило и от его отца. Только рядом со старшим Дюма можно было отогреться и простить ему многие чудачества, а сын не умел передавать свое тепло другим. Злопамятный пессимист, благоразумный моралист, человек долга - все эти черты представляли странный коктейль в его характере. Он и любил с оглядкой, и сам себя корил за это. Писательница графиня Даш, хорошо знавшая отца и сына, тонко подметила: "Сын Александра Дюма, банкира всех тех, кто никогда не отдает долгов, не мог бросать на ветер ни своих экю, ни своей дружбы. Крайняя сдержанность Александра - следствие полученного им воспитания и тех примеров, которые он видел. Жизнь его отца для него - фонарь, горящий на краю пропасти. Вы не найдете у него внезапного горячего порыва, свойственного Дюма-отцу. Он холоден внешне и, возможно, охладел душой с того времени, как в его сердце угас первый порыв страстей".
В отношениях с Мари между любовью и благоразумием победило благоразумие. Содержать привыкшую к роскоши куртизанку он был не в состоянии, как и что-либо изменить в ее жизни. 30 августа 1845 г. Александр написал ей прощальное письмо. "Дорогая Мари, я не настолько богат, чтобы любить вас так, как мне хотелось бы, и не настолько беден, чтобы быть любимым так, как хотелось бы вам. И поэтому давайте забудем оба: вы - имя, которое вам было, должно быть, почти безразлично; я - счастье, которое мне больше не доступно. Бесполезно рассказывать вам, как мне грустно, потому что вы и сами знаете, как я вас люблю. Итак, прощайте. Вы слишком благородны, чтобы не понять причин, побудивших меня написать вам это письмо, и слишком умны, чтобы не простить меня. С тысячью лучших воспоминаний. А. Д." Любовь еще долго тлела в душе Аде и образ Мари занимал его воображение, но сердце его не разбилось. Только любовницу он теперь выбрал себе попроще - актрису театра Анаис Льевен.
Мари же привыкла к непродолжительным любовным связям - это был ее удел. Она и Дюма-отцу глазки строила. "О сегодняшней любви она помышляла не больше, чем о завтрашнем увлечении, - писал французский критик Ж. Жанен в предисловии к пьесе Дюма-сына "Дама с камелиями". - У нее, по сути дела, была душа гризетки, которая пыталась внедриться в тело куртизанки". Если у Мари и осталась рана в сердце, нанесенная разрывом с Аде, то этого никто не заметил. Она так же блистала в свете и вскоре нашла ему полноценную замену.
Ференц Лист - великий венгерский музыкант, "прекрасный, как полубог", как раз в этот момент оказался в "глухом одиночестве" после 14-летней связи с Мари д’Агу. Ференц по достоинству оценил не только упорство и уверенность Дюплесси в своей неотразимости, но и тонкий вкус, изысканные манеры, ум и чувство юмора. О его музыке она могла говорить часами. Мари удалось "убрать с дороги" еще одну претендентку на сердце Листа - Лолу Монтес, каким-то образом убедив ее отказаться от притязаний на любовь композитора. Впервые "королева бульваров" ревновала и верила всем обещаниям, которые щедро раздавал Ференц. Но даже романтическое путешествие по странам Востока, о котором так мечтала Мари, оказалось очередным замком из песка.
Да и жизнь Дюплесси все больше напоминала неумолимые песочные часы. Она чувствовала, как капля за каплей истекают ее жизненные силы, как мало времени остается для веселой жизни. Судьба подарила ей последнюю встречу, последнюю возможность любить и быть любимой. Весь Париж с восторгом наблюдал, как Мари отбила любовника у своей старинной соперницы Алисы Ози, и заключал пари, насколько долго продлится эта экстравагантная связь "Дамы с камелиями" и графа Эдуарда Перрего. Теперь каждый ее наряд стоил не менее десяти тысяч франков. Глядя на счастливую Мари, всем становилась ясно, что ее воздыхатель не только щедр к своей фаворитке, но и без оглядки влюблен. Эдуард, по мнению света, повел себя более чем странно. Он не только отправился с ней в путешествие по Англии, но и 21 февраля 1846 г. в Лондоне сочетался с Мари гражданским браком.
Наконец-то мечта Дюплесси о дворянстве исполнилась. Мари поспешила украсить дверцы своей кареты графскими гербами, но оказалось, что кое-какие формальности не были соблюдены, и брак во Франции был признан недействительным. Супруги расстались по обоюдному согласию, вернув друг другу свободу. Граф Перрего никому не сообщил подробностей столь скоропалительного брака: может, он хотел привязать к себе легкомысленную возлюбленную или выполнил желание женщины, предчувствующей свою кончину. В свете поговаривали, что у него серьезные финансовые проблемы и Дюплесси осталась без материальной помощи.
Для самой Мари последний год был очень грустным и тяжелым. Чахотка приобрела скоротечную форму. Мари таяла на глазах, но продолжала вести привычную ей богемную жизнь, танцевала на балах, посещала модные курорты. Долги графини Дюплесси росли с катастрофической быстротой. Всего за год все ее богатство, состоявшее в основном из драгоценностей, словно испарилось. В доме появились "налой, крытый трипом" и "две позолоченные Девы Марии". Многочисленные друзья почему-то забыли дорогу в ее уютное гнездышко. Последний раз ее видели в Опере в конце января. Два лакея внесли в ложу тень от женщины, некогда блиставшей своей красотой. В руках у нее был громадный букет белоснежных камелий. Больше она не покидала свой дом и никого не принимала. Мари отказала в последнем свидании даже Эдуарду Перрего.
3 февраля 1847 г., когда парижские улицы кружились в веселом карнавале, Мари тихо угасла. "Ее утонченный вкус проявился даже в ее последней воле: она завещала похоронить себя на рассвете, в каком-нибудь уединенном, даже таинственном месте, без особой помпы и шума". Эта часть завещания была выполнена. Ее тело, подарившее мужчинам столько ласки и удовольствия, все засыпанное белыми камелиями, сопровождали до Монмартрского кладбища только два человека: Эдуард Перрего и Эдуард Делессер.
Аде в это время путешествовал по Алжиру и Тунису. О смерти своей бывшей возлюбленной он узнал только по прибытии в Марсель. Все всколыхнулось в нем. Дюма-сын признавался самому себе, что так и не смог забыть эту изумительную женщину, в которой греховность и праведность были нерасторжимы. Он успел к распродаже имущества куртизанки. Чарльз Диккенс сообщал о своих впечатлениях от аукциона в письме: "Там собрались все парижские знаменитости… Глядя на всеобщую печаль и приглушенное восхищение, можно было подумать, что умер национальный герой или Жанна д’Арк". Все вещи ушли с молотка по баснословным ценам. Александр смог купить на память только золотую цепочку Мари. Часть денег, полученных от распродажи, пошла на уплату долгов, а остальные, согласно завещанию, предназначались для племянницы - дочери ее сестры Флорины - с единственным условием: никогда не приезжать в Париж.
Дюма-сын не находил себе оправданий, перечитывал письма Мари, а однажды в театре услыхал, как одна из билетерш вспомнила о "Даме с камелиями". Он заперся в отеле "Белая лошадь" и за две недели написал свой первый роман (1848 г.), принесший ему не только мировую славу, но и трогательную благодарность женщин. По признанию Дюма-сына, образы литературной героини Маргариты Готье и реальной Мари Дюплесси совпадают лишь в начале и в конце повествования. Центральная часть романа была плодом его воображения. Маргарита более благородная, романтичная, нежная и готовая на самопожертвование ради любимого человека. Именно такими писатель видел женщин полусвета.
Пьеса А. Дюма-сына "Дама с камелиями" и опера Д. Верди "Травиата" также имели ошеломляющий успех. Знаменитый французский писатель Т. Готье написал после первого же спектакля: "Мари Дюплесси, наконец, удостоилась памятника, которого мы все для нее добивались (пьеса некоторое время была запрещена к постановке). Бессмертная история влюбленной куртизанки, ты всегда будешь искушать поэтов!" Его слова оказались пророческими. С появлением кино и телевидения было создано около 30 версий этого романа. Первая появилась в эпоху немого кино в 1907 г., где Маргариту Готье играла Сара Бернар. Фильмы на этот сюжет были созданы в Китае, Мексике, Венесуэле, Америке, Италии, Испании, Германии. 150 лет не сходит со сцен драматических и оперных театров красивая история любви под названием "Дама с камелиями", подарившая Мари Дюплесси бессмертие.
Екатерина II Великая
(род. в 1729 г. - ум. в 1796 г.)
Принцесса София Августа Фредерика Амалия Анхальт-Цербстская. Российская императрица с 1762 по 1796 гг. Пришла к власти в результате переворота, который привел к свержению ее мужа, российского императора Петра III. Проводила политику просвещенного абсолютизма. В эпоху, когда фаворитизм стал обычным явлением при королевских дворах Европы, прославилась большим количеством фаворитов. Оставила большое литературное и эпистолярное наследие, состоящее из беллетристических, публицистических, научно-популярных сочинений и мемуаров.
Одним из главных упреков в адрес Екатерины являются ее многочисленные любовные связи. Даже ссылка на то, что фаворитизм был достаточно распространенным явлением при дворах той чувственной и далеко не пуританской эпохи, не обеляет ее в глазах современников и потомков. Отсюда - огромное количество исторических анекдотов, дешевых фильмов и романов, созданных для развлечения обывателей, и пасквилей, сочиненных в угоду политической конъюнктуре. Однако что бы ни утверждали любители исторической клубнички, при ближайшем рассмотрении эта сторона жизни русской императрицы далека от ординарности и банального разврата.
Портреты Екатерины и свидетельства современников говорят о том, что внешне она не была наделена классической красотой, но обладала огромным обаянием и привлекала внимание мужчин даже в преклонные годы. Письма современников-мужчин отмечают сильное впечатление, производимое на них сочетанием ума, черт лица, легкой походки, тембра голоса, грациозности движений императрицы.
Сама Екатерина писала о том, что за всю жизнь имела 20 любовников. Некоторые исследователи увеличивают это количество до 22–23, а отдельные монографии, в сущности, являющиеся политическими пасквилями, и бульварные издания готовы приписать ей чуть ли не половину придворной челяди. На самом деле любовные связи императрицы не выходили за рамки придворной морали XVIII в. Иначе Екатерина, чрезвычайно заботящаяся о впечатлении от своего правления в настоящем и будущем, не выставляла бы напоказ подробности своей интимной жизни. И уж совсем к числу небылиц следует отнести сообщения об оргиях, интимных контактах с животными и т. п., которые связывают с именем императрицы. На самом деле любовные связи Екатерины имели совершенно иную подоплеку. Чтобы понять это, следует проследить всю историю ее жизни.
Будущая российская императрица Екатерина II родилась в Штеттине (совр. Щецин, Польша) 21 апреля (2 мая) 1729 г., в юные годы звалась Софией Августой Фредерикой Амалией и носила титул принцессы Анхальт-Цербстской. Ее отец, Христиан Август Анхальт-Цербстский, принадлежал к числу многочисленных германских принцев, большинство из которых, кроме титула, ничего не имели и вынуждены были служить при дворах своих более счастливых собратьев. Поэтому Христиан Август сначала был генерал-майором прусской армии и командовал полком, а позже стал прусским фельдмаршалом и губернатором Штеттина.
Мать девочки, Иоганна Елизавета, была принцессой Голштинского дома и через многочисленных родственников находилась в родстве со многими королевскими и герцогскими домами Европы. Она была красива, легкомысленна и не единожды давала повод к подозрениям в супружеской неверности. Это породило слухи о том, что настоящим отцом Софии Августы Фредерики Амалии был прусский король Фридрих II, что, однако, не подтверждено серьезными исследователями.