Супруги поселились в своем доме в Милане. Роль образцовой жены и хозяйки пришлась по вкусу Каллас. Она требовала от слуг четкого выполнения своих обязанностей и устраивала им разносы, если, например, не находила молочных продуктов строго на верхней полке холодильника. Многие знакомые считали обстановку их дома не слишком утонченной, а порой и безвкусной. Так, режиссер Франко Дзефирелли, побывав у них в гостях, был шокирован обилием позолоты, украшениями в стиле рококо, финтифлюшками в ванной комнате и херувимчиками в бреющем полете на обоях. Все это очень напоминало апартаменты Марии Антуанетты, но Каллас была довольна. Она чувствовала себя среди этих вещей настоящей оперной примадонной. Баттиста заботился об уюте их жилища, покупал новейшую бытовую технику и баловал свою Марию, которая не стеснялась в расходах и не отказывала себе в удовольствиях. Так, ее вкус требовал 150 пар обуви, в гардеробе певицы никогда не было двух одинаковых платьев, а число головных уборов превысило 300, включая самые немыслимые. Опытный парикмахер постоянно делал Каллас новые прически под разные настроения. Она часто меняла цвет волос и перепробовала практически все возможные оттенки - от блондинки до брюнетки. Менегини во всем потакал своей молодой жене, не забывая и о ее карьере, делая все от него зависящее, чтобы обеспечить ей максимум комфорта на гастролях. Баттиста улаживал все технические вопросы, вел переговоры, изучал контракты. Кроме того, он всерьез занялся здоровьем Марии. В течение 1954 г. они добились двух вещей: за несколько месяцев Каллас похудела со ста килограммов до шестидесяти и покорила одну из главных сцен мира - миланский "Ла Скала". Эпитеты "непревзойденная", "неподражаемая" стали сопутствовать ей не только в Италии, но и в лондонском "Ковент-Гарден", и в нью-йоркском "Метрополитен-Опера", парижском "Гранд-Опера".
Мария Каллас в новом облике еще больше завораживала публику и привлекала внимание поклонников. Но ни она, ни ее муж не могли заподозрить друг друга в измене.
Когда любимая уезжала на гастроли, а Менегини по каким-либо причинам не мог ее сопровождать, он каждый раз звонил ей в отель, а певица, поговорив с заботливым мужем, садилась за стол и писала ему длинные письма, в которых подробно рассказывала о прожитом дне. Баттисту интересовала каждая минута ее жизни, он даже просил пересылать ему газетные статьи, в которых упоминалось о ее выступлениях. Мария чувствовала себя маленькой девочкой рядом с сильным и любящим отцом-великаном.
Их брак напоминал прочное судно, которое уверенно бороздит бурный океан жизни. Быть может, в нем не было страсти и особенного романтизма, но зато в отношениях между супругами присутствовало нечто более важное для Марии: надежность, стабильность и защищенность - то, чего певица была лишена долгие годы. В течение раннего периода брака она часто заговаривала о ребенке, но Баттиста опасался, что это повредит ее карьере. Постепенно она прекратила эти разговоры. Жизнь вошла в колею и представляла собой четко отлаженный механизм: репетиции, блестящие выступления, новые контракты. Ровно в полночь молчаливая и совершенно обессиленная Каллас ложилась в постель, чтобы наутро продолжить забег к вершине Олимпа. Итак, Мария была поглощена творчеством, Баттиста заботился о жене и ее карьере. Они были по-своему счастливы. Казалось, ничто не предвещает катастрофы…
В 1957 г. во время кинофестиваля в Венеции известная фельетонистка и устроительница вечеров Эльза Максвелл познакомила Марию Каллас с могущественным судостроительным магнатом Аристотелем Онассисом. Они обменялись любезностями, необходимыми в подобных случаях, и разошлись в разные концы зала. А спустя полтора года, посетив триумфальную для Каллас "Медею", Аристотель пригласил Марию с супругом в круиз на своей яхте "Кристина". Баттиста согласился - жене требовался отдых и новые впечатления. Менегини даже не подозревал, что это путешествие положит конец их браку.
Онассис нажил сказочное состояние во время Второй мировой войны, поставляя нефть в воюющую Европу. Он добился всего, о чем только можно было мечтать - денег, власти. Не хватало только одного - славы. Воплощением ее была Мария Каллас - талантливая, красивая, перед которой преклонялись, которую обожествляли. Однажды встретив ее, Аристотель уже не мог позабыть глаза прекрасной гречанки. Он решил во что бы то ни стало завоевать сердце примадонны.
"Кристина" напоминала роскошный плавучий дворец в пять этажей. Гости с утра до вечера купались в бассейне, отдыхали в удобных шезлонгах. На борту яхты постоянно устраивались вечеринки, королевой которых Онассис делал Марию. Она окончательно потеряла голову: легкий ветер и солнце преобразили ее. Хотелось любви и счастья - такого же бесконечного, как море. Аристотель был нежен и предупредителен с Марией, оказывал певице многочисленные знаки внимания, засыпал цветами. Его супруга Тина и Менегини были обеспокоены, но надеялись, что это лишь минутное увлечение двух соотечественников.
Через две недели после начала путешествия "Кристина" бросила якорь в Эгейском море. Менегини и Онассисов пригласил в свою резиденцию Патриарх Константинопольский, назвал Марию великой певицей, а Онассиса - новым Улиссом и благословил их, не обратив никакого внимания на Тину и Баттисту.
Возвратившись на яхту, Мария уже почти не обращала внимания на своего супруга. Часто после шумных вечеринок он возвращался в свою каюту один - Каллас оставалась наверху танцевать с Аристотелем.
Однажды ночью, когда Баттиста снова лег один, в каюту бесшумно проскользнула какая-то женщина. Приглядевшись, он узнал в ней жену хозяина яхты. "Баттиста, - срывающимся то ли от плача, то ли от ярости голосом произнесла Тина. - Я хочу тебе кое-что сказать. Там, наверху, твоя Мария нежится в объятиях моего мужа. Хочешь, пойди полюбуйся. Впрочем, тебе уже вряд ли удастся получить ее обратно, уж я-то его знаю".
Менегини принял это известие стоически. Он прекрасно понимал разницу в возрасте со своей супругой и был склонен на многое закрыть глаза. Но по прибытии домой Мария сообщила ему, что влюблена и собирается развестись, чтобы начать новую жизнь. "Я остаюсь с Онассисом. Я поняла, что больше не люблю тебя", - ровно сказала она мужу. "Мария, опомнись! С каким таким Онассисом ты остаешься? Ведь он женатый человек, у него двое детей!" - увещевал супругу потрясенный Баттиста. В эти минуты он совершенно не думал о нанесенном ему оскорблении - слишком велико было желание оградить жену от беды. Но у Марии и в мыслях не было прислушаться к его советам: всепоглощающая страсть сжигала ее, страсть первой настоящей любви. Онассис открыл для нее новый мир неизведанных чувств и переживаний, научил наслаждаться физической любовью. Приходя к ней, он говорил комплименты, собственноручно делал ей педикюр, расчесывал ее длинные черные волосы. Он понимал, что Марии хотелось бы найти в нем и друга, поэтому делал вид, что ему интересно слушать ее болтовню и вздохи.
Тем временем дела Марии расстраивались - без опытного менеджера срывались спектакли, происходили досадные сбои в таком отлаженном когда-то расписании. Она все меньше и меньше пела, и неудивительно: мысли Каллас были заняты вспыхнувшей любовью и Онассисом. Он развелся с женой, но не спешил делать предложение своей любовнице. Мария страдала от этого, не понимая, что произошло в их отношениях. Онассис стал груб, раздражителен. К этим неприятностям певицы прибавилась новая - стал пропадать голос. Врачи не смогли дать объяснения, что именно произошло и в чем причина, а Мария была твердо уверена, что это боги прогневались на нее за прелюбодеяние и развод с мужем.
11 декабря 1961 г. Каллас пела в "Ла Скала" арию Медеи. Она знала, что любимого нет в зале. В эти мгновения Мария с ужасом почувствовала, что не может петь дальше. После этого провала ей пришлось выслушать обвинения Аристотеля. "Ты - ничтожество", - бросил он в лицо своей любовнице.
Подобные ссоры были на протяжении всего их романа. Они сменялись столь же бурными примирениями. Страсть Аристотеля была недолговечна, но вместе с тем он осознавал, что никто и никогда не понимал и не любил его больше, чем Мария. Они были под стать друг другу - сильные, красивые греки. Но это равноправие и мешало их отношениям.
Когда Мария поняла, что беременна, она с радостью сообщила об этом своему любовнику. Ответ был страшен: "Аборт". И несмотря на жгучее желание иметь ребенка, она повиновалась. Позднее Мария проклинала Аристотеля за этот приказ, но больше всего она ненавидела себя за свое бессилие перед ним.
В августе 1968 г. на "Кристине" между любовниками произошла еще одна ссора. Аристотель грубо прервал рассуждения Марии и сказал ей, чтобы она возвращалась домой. "С меня довольно! Больше ты меня не увидишь!" - в отчаянии крикнула Каллас.
Через несколько месяцев она узнала о том, что ее возлюбленный женится на вдове американского президента Жаклин Кеннеди. Это известие повергло Марию в шок. Радость и пьянящее чувство освобождения от того, кто отнял у нее голос и стал между ней и музыкой, сменились глубоким отчаянием. Сердце останавливалось от горя. "Обратите внимание на мои слова. Боги будут справедливы. Есть на свете правосудие", - пророчески сказала она посыльному.
Через некоторое время после свадьбы с Жаклин Аристотель снова вернулся к Марии. Он на коленях просил у нее прощения и каялся в том, что сделал. Каллас смотрела на него и понимала, что Онассис - ее единственная любовь - все, что осталось в жизни. Мария простила его и приняла обратно. Но проклятия, которые она обрушила на любимого человека, получив сообщение о его свадьбе с Жаклин, видимо, сделали свое дело: брак Онассиса принес ему лишь боль и разочарование. Но боги не остановились на этом - вскоре в авиакатастрофе погиб любимый сын Аристотеля Александрос. Узнав о его смерти, Онассис поседел за одну ночь. После этой трагедии жизнь потеряла для него всякий смысл и даже любовь к Марии не удерживала на этом свете. Уставший от жизни, в 1975 г. он умирал в американской больнице. В последние минуты он думал о Марии, снова был с ней вместе и умер с ее именем на губах.
Через два года Каллас последовала за ним. За полгода до сердечного приступа, который унес ее жизнь, она попросила последнего секретаря Онассиса Кики Мутсатсоса организовать для нее поездку на могилу Аристотеля. Вот как вспоминал он об этом: "…17 сентября 1977 г. мы с Марией прилетели на остров Скорпиос, где находится фамильный склеп Онассисов. Каллас прибыла на остров в непроницаемых черных очках и с букетом белых роз в руке. Когда мы дошли до склепа, она обернулась ко мне и презрительно проговорила: "Уйдите. Я хочу попрощаться с ним один на один". Она пробыла в склепе около получаса. Лишь в самолете она сняла очки, повернула ко мне полные слез глаза и сказала: "Вы знаете, у нас с Ари ничего не было в целом мире, кроме друг друга. Я всю жизнь пишу ему письма… - и после долгой паузы добавила: - Ничего. Осталось недолго. Скоро мы встретимся"".
В последний путь Марию провожали цветы от Онассиса. Такова была его воля - быть вместе с любимой на ее пути в вечность, чтобы там соединиться уже навсегда…
Кало Фрида
Полное имя - Магдалена Кармен Фрида Кало-и-Кальдерон (род. в 1907 г. - ум. в 1954 г.)
Необычайно талантливая мексиканская художница, жена Диего Риверы и любовница Льва Троцкого.
"Моя жизнь - это серьезная история. Мое творчество - словно проводник боли", - так писала в своем знаменитом "Дневнике" легендарная женщина Мексики - Фрида Кал о. О ней написаны десятки объемистых романов и искусствоведческих трудов, поставлены драматические и оперные спектакли, а в настоящее время идет съемка сразу трех художественных фильмов. Но все это лишь попытка ухватить суть, разгадать главное - тайну ее магической притягательности. В какой-то мере это даже дошло до абсурда. "Фридомания" захлестнула Западный мир: американские феминистки называют ее своей предтечей, ею восторгаются бисексуалы, художники-сюрреалисты зачислили художницу в свой лагерь, картины Кало оцениваются в миллионы долларов. Ах, как бы повеселилась эта жизнерадостная женщина, узнав, что она приравнена к богам последователями ее стиля из числа богемы: сооружены "алтари Фриды", а религия носит название "калоизм". А может, гордо отвернулась бы от этих изысков (как в свое время от сюрреалистов), потому что жила в мире, где все было реально - боль, искусство, любовь.
Венгерский еврей Вильгельм Кало из Баден-Бадена покинул Германию и обосновался в Мексике накануне XX столетия. В Мехико он устроился продавцом в ювелирный магазин, женился, овдовел, поместил двух дочерей от первого брака в монастырь и вновь обзавелся семьей. Вильгельм превратился в Гильермо и сменил профессию - стал известным фотографом, посвятившим свое творчество новой родине, и построил большой "голубой дом" - дом цвета мечты - в Койоакан, пригороде столицы. Его вторая супруга, Матильда Кальдерон-и-Гонсалес, в чьих жилах текла испанская и мексиканская кровь, родила четырех дочерей: Матильду, Адриану, Фриду и Кристину. Конечно, Гильермо мечтал о сыне, но единственный мальчик умер, и отец всю свою любовь перенес на Магдалену Кармен Фриду, которая родилась 6 июля 1907 г. Она росла порывистым, лукавым и по-мальчишески независимым ребенком-сорван-цом. Матери девочка побаивалась и величала ее "мой босс", а отца любила всем сердцем и с восторгом следовала за ним во время съемок.
На одной из таких прогулок семилетней Фриде показалось, что она сильно ушибла ногу "о толстые корни дерева и упала, оглушенная болью". С этого дня и до конца жизни ей пришлось жить в мире не утихающих болей. Из этой муки преодоления страданий Фрида выросла в стойкую и мужественную, радующуюся жизни и искрометно веселую женщину. А пока диагноз врачей был малоутешительный - полиомиелит. Почти год она не выходила из дому. Правая ступня атрофировалась, а нога стала короче и тоньше. Дети дразнили ее: "Фрида - деревянная нога", она взрывалась от гнева, глаза из-под торчащей челки метали молнии. Девочка усиленно занималась спортом, вела себя дерзко и независимо, водилась только с мальчишками и даже сколотила уличную банду, которая промышляла воровством фруктов и пакостила учителям. Из инвалида Кало превратилась в заводилу, а лишняя пара чулок (в любую жару) скрывала от любопытных взглядов ненормальную худобу ноги.
Отец не скупился: оплачивал лучшие спортивные и учебные заведения, врачей. Он чувствовал ответственность за свою любимицу. В 1922 г. Фрида выдержала серьезные вступительные экзамены в Национальную подготовительную школу, чтобы впоследствии заняться медициной. Для того времени это было необычно для женщины. Но Кало не особенно заботилась о чужом мнении и всегда поступала, как считала нужным. Она выглядела стройным тоненьким подростком и притягивала внимание каким-то еще скрытым женским очарованием. Красота ее была одновременно дикой и строгой, ей было чуждо кокетство. Фрида не придавала значения физической ущербности и не боялась выделиться среди однолеток. Девочки одевались в школу, как взрослые дамы, а Кало ходила в строгой, как сказали бы у нас, пионерской форме. Ее глубокие черные глаза под сросшимися бровями, необычайно длинные роскошные черные волосы и веселая улыбка притягивали взгляды молодых людей. Способствовало этому и неизменное дружелюбие и пытливый ум девушки.
Наблюдательная Фрида во всем искала красоту. Однажды она просидела три часа в школьном амфитеатре "Боливар", наблюдая, как уверенно ложатся на стену мазки, как сочетаются краски под кистью художника-монументалис-та Диего Риверы, что не мешало ей кричать ему вслед с остальными учащимися: "Пузан!" А однажды Кало заявила друзьям, что "непременно выйдет замуж за этого мачо и родит ему сына". Наверное, первая часть фразы прозвучала в урочный час. Но пока Фриде было не до художника. Она была влюблена в самого блестящего юношу своего круга, Алехандро Гомеса Ариаса, и он отвечал ей взаимностью. Они виделись каждый день и каждый день писали друг другу, потому что так хотела веселая, открытая счастью Фрида.
17 сентября 1925 г. влюбленная парочка села в битком набитый автобус, чтобы добраться до дома. На перекрестке автобус столкнулся с трамваем. Алехандро выбросило через окно. Он остался невредим и кинулся искать Фриду. Она лежала на автобусной площадке. "Поручень проткнул меня, как клинок пронзает быка". Юноша, ни на секунду не потеряв хладнокровия, перенес ее на вынесенный из кафе бильярдный стол. Какой-то мужчина вырвал железо из ее тела. "Фрида закричала так, что заглушила сирену подъехавшей кареты Красного Креста", - вспоминал Ариас.
Врачи не дали Кало никаких надежд. Травма была ужасающей: "перелом четвертого и пятого поясничных позвонков, три перелома в области таза, одиннадцать переломов правой ноги, вывих левого локтя, глубокая рана в брюшной полости, произведенная железной балкой, которая вошла в левое бедро и вышла через влагалище. Острый перитонит". Молодая жизненная сила превозмогла смерть, но казалось, что уже ничто не сможет поднять на ноги изувеченное тело. Фрида лежала, тупо уставившись в потолок, и слушала свою боль, пока сестре Матильде не пришло в голову приделать к кровати ("ящику", "гробу", "темнице") балдахин, да еще и с зеркалом, чтобы больная могла видеть себя.
"Зеркало! Палач моих дней, моих ночей… Оно изучало мое лицо, малейшие движения, складки простыни, очертания ярких предметов, которые окружали меня. Часами я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Я видела себя. Фрида изнутри, Фрида снаружи, Фрида везде, Фрида без конца… И внезапно, под властью этого всесильного зеркала, ко мне пришло безумное желание рисовать. У меня было достаточно времени не только на то, чтобы проводить линии, но и на то, чтобы наполнить их, придать им смысл, форму, содержание. Понять их, проникнуться ими, сплавить, изогнуть, разорвать, связать… И как все начинающие художники, я выбрала единственную модель - самое себя. Меня часто спрашивали о том, почему я так настойчиво пишу автопортреты. Во-первых, у меня не было выбора, и это, возможно, главная причина того постоянства, с которым я обращалась к теме своей собственной личности во всех произведениях…"