Книга рассказывает о боевом пути прославленного партизанского соединения, созданного С. А. Ковпаком и С. В. Рудневым. События развертываются в 1943–1944 гг., когда под командованием П. П. Вершигоры соединение совершало рейды по территории Польши и Белоруссии. Автор книги - командир роты, потом командир главразведки, начальник штаба 1-го полка 1-й Украинской партизанской дивизии имени С. А. Ковпака - был участником этой героической эпопеи с момента рождения дивизии. Воспоминания о ковпаковцах легли в основу его книг "Записки разведчика" и "В шестнадцать мальчишеских лет".
Второе издание, исправленное и дополненное.
Содержание:
РЕЙД В ПОЛЬШУ 1
НЕМАНСКИЙ РЕЙД 70
Примечания 96
Иван Иванович Бережной
ДВА РЕЙДА
Воспоминания партизанского командира
РЕЙД В ПОЛЬШУ
Перед рейдом
Зима подступала нерешительно, крадучись. Сначала выслала в разведку морозы, сковала реки и озера, легким снежком припорошила окаменевшую землю и затаилась в ожидании подходящего момента для того, чтобы выпустить лютые морозы и буйные метели.
Третья военная зима застала объединение партизанских отрядов Сумской области в Собычине и лесах севернее Олевска Житомирской области. Созданное Ковпаком и Рудневым осенью 1941 года на Сумщине, оно, выполняя заданий советского командования, за два с лишним года совершило рейды по Сумской, Курской, Брянской, Черниговской областям из Брянских лесов в Полесье, по Белоруссии и Правобережной Украине, провело множество успешных боев и диверсий, сея страх и смятение в рядах гитлеровцев.
В октябре 1943 года соединение возвратилось из последнего рейда в Карпаты и вот уже почти три месяца находится в Полесье. Были случаи, когда мы после завершения рейда, отправляя на Большую землю раненых и получая необходимые грузы, задерживались на одном месте месяц, даже полтора, но чтобы три месяца… Такого еще не было за все время действий в тылу врага.
Уже давно иссякли запасы продовольствия. Приходилось высылать подразделения на задание за многие десятки километров для разгрома вражеских гарнизонов с целью захвата продовольствия. Однако, несмотря на подобные меры, люди жили впроголодь, зачастую без соли. Недоедание и вынужденное бездействие отрицательно сказывались на боевом и моральном духе партизан, угнетали бойцов, притупляли бдительность, расслабляли волю, порождали беспечность. Правда, командование учитывало это и делало все для того, чтобы партизаны "не скучали": высылало диверсионные группы к железной дороге Коростень-Сарны, устраивало засады на путях движения противника, провело серьезный бой по разгрому гарнизона и уничтожению воинских эшелонов на станции Олевск. Но все это не то. Ковпаковцы привыкли к действиям более широкого размаха. Недовольные своим положением бойцы стали поговаривать, что пора уже в новый рейд, заняться более серьезными делами. Однако почему-то задерживалась доставка с Большой земли боеприпасов, взрывчатки и других грузов.
Среди бойцов и командиров даже появились слухи, что, по всему видно, партизанские действия подходят к концу. С нетерпением ждали соединения с советскими войсками. Особенно усилилось это мнение после того, как была освобождена столица Советской Украины город Киев. А когда об этом же намекнул один из представителей Украинского штаба партизанского движения, среди партизан распространилось явно демобилизационное настроение. В беседах бойцы и командиры уже прикидывали, кто из них будет воевать на фронте, а кого отправят в тыл.
Каждый понимал - партизаны всего лишь помощники, "второй фронт", что судьба войны решается главным образом на фронте, победа уже не за горами. А кому не хочется победителем вступить на землю, откуда началась война? Своими глазами убедиться, что фашизм разгромлен окончательно, посмотреть, что это за страна - Германия, которая столько горя обрушила на нашу Родину. Понимали и то, что не всем доведется продолжить путь на запад в рядах Советской Армии. Советский тыл крайне нуждается в специалистах, опытных организаторах. Надо было налаживать жизнь на освобожденных землях. Хочешь не хочешь, а кое-кому придется расстаться с автоматом еще до завершения разгрома врага и окончания войны.
Кроме того, давала о себе знать усталость. Слишком велико моральное и физическое напряжение, выпавшее на долю партизан. Поэтому вполне понятно желание некоторых быстрее покончить с партизанской жизнью и влиться в действующую армию.
Такое настроение, конечно, не способствовало поддержанию высокой боевой готовности соединения. Надо было рассеять недоразумение. Политруки, парторги и комсорги в беседах и на собраниях в подразделениях внушали: рано успокаиваться, еще не вся советская территория освобождена от оккупантов, будут еще дела и для партизан. Те, кто думают, что партизанской войне конец, совершают грубую ошибку. Отказаться от партизанской борьбы - значит сыграть на руку врагу, дать ему возможность спокойно распоряжаться тылом…
Бойцы слушали, сознавали справедливость доводов, но все же не хотели расстаться с мыслью о скором соединении с войсками.
- Ты мне скажи, комсомольский секретарь, если мы не собираемся идти на соединение с фронтом, то почему здесь просиживаем штаны? - спросил старшина хозчасти Семен Семенович Кадурин.
- Неужели не понятно? Еще не получили всего, что требуется для боя, - ответил Миша Андросов.
- Так-то оно так, но ты мне ответь еще на один вопрос: почему раньше стоило нам остановиться, как на следующий же день прилетают самолеты. А теперь им, выходит, недосуг? - не унимался Кадурин.
- Возможно, самолеты и не потребуются. Наши войска вплотную подошли к партизанскому краю, освободили Коростень и Овруч… Выгоднее через линию фронта доставить грузы. Сейчас Петр Петрович Вершигора в Киеве, получает все, что нужно… Мы здесь долго не задержимся, - убеждал Андросов.
- Ну, если так…
После таких разъяснений демобилизационные страсти среди партизан несколько поулеглись. Но не окончательно. Многие по-прежнему с затаенной надеждой посматривали на восток, ждали заветной встречи. И тут произошел случай, необычный для партизан.
Сидор Артемович Ковпак, пользуясь правами члена подпольного ЦК КП(б)У, на основании Конституции СССР 29 ноября 1943 года издал приказ о проведении мобилизации на территории Олевского района Житомирской области и Ракитнянского района Ровенской области. Призыву подлежали все мужчины от 19 до 43 лет включительно, не принимающие участия в партизанской борьбе.
Приказ разослали по селам. И уже первого декабря начали прибывать первые партии мобилизованных. Приходили организованно. Каждую команду возглавлял старший, назначенный в сельском Совете. К утру 3 декабря собралось свыше 1500 человек.
Всех прибывших пропустили через медицинскую комиссию. Негодных к воинской службе отправили домой. Оставшихся свели в пять рот. Командирами рот назначили Александра Годзенко, Степана Ефремова, Тетеркина, Николая Шумейко и меня, временно освободив от исполнения своих обязанностей. Начальником сборов - майора Дегтева. Старшинами рот и командирами взводов и отделений выделили наиболее подготовленных товарищей из числа младших командиров и бойцов. Ко мне в роту назначили старшиной Семена Калачевского, а командирами взводов Константина Руднева, Василия Демина и Петра Бугримовича.
Хутор Млынок превратился в учебный центр. Занятия проводились с утра до позднего вечера, а зачастую и ночью. Призывникам прививались необходимые строевые и тактические навыки. Изучали с ними винтовку, автомат, пулемет, гранаты… Командиры горячо взялись за дело. Особой требовательностью отличался взводный Константин Васильевич Руднев. Один и тот же прием он заставлял повторять до тех пор, пока не добивался правильного его исполнения. Особое удовольствие доставляли ему занятия по строевой подготовке.
- Взвод, в две шеренги становись! - командовал он и внимательно следил за действиями подчиненных. - Медленно. Толкучку создаете. Каждый должен раз и навсегда запомнить свое место в строю. Команду выполнять только бегом. Это вам не у тещи на блинах, - поучал Костя. - Понятно? Разойдись!.. Взвод, в две шеренги становись!
Бойцы занимали свои места в строю, опасливо поглядывая на строгого командира.
- Чего на меня смотрите? Носочки выравнять! Направо, р-рняйсь! Грудь колесом. Подбородочек выше. Смирно! Замри!!!.
Костя широким шагом проходил вдоль строя и придирчиво осматривал подчиненных.
- Как Чапай, - с восхищением сказал однажды кто-то на левом фланге. Взвод прыснул со смеху.
Взводный остановился перед строем и довольно улыбнулся. Видимо, ему понравилось такое сравнение. Но дисциплина строя нарушена.
- Кто это сказал? - спросил он, вкрадчиво улыбаясь.
- Я! - послышалось на левом фланге.
- Три шага вперед, шагом марш! - скомандовал Костя.
Из строя вышел маленький толстенький паренек с сияющим лицом.
- Кругом! - командует Руднев и добавляет - За разговоры в строю после команды "смирно" объявляют наряд вне очереди. После занятий пойдете картошку чистить.
На лице паренька выразилось такое наивное удивление, что я не удержался от смеха. Он хотел угодить взводному, а получилось наоборот…
На тактических занятиях особое внимание уделялось перебежкам, переползанию, выбору места для стрельбы, маскировке, наблюдению за полем боя. Одним словом, всему тому, что в первую очередь потребуется в бою.
Учебу завершили стрельбой. Я помнил, каких усилий в мирное время стоило подготовить молодого бойца к выполнению первого упражнения. Приходилось изрядно повозиться с каждым в отдельности, проверить правильно ли он изготавливается к стрельбе, как прицеливается, не дергает ли спусковым крючком, не моргает ли глазами… Вспомнив обо всем этом, я не возлагал особых надежд на результаты ускоренной трехнедельной подготовки. Каково же было мое удивление, когда всего десять человек из трехсот не выполнили упражнения с первого раза. Не хуже результаты были в других ротах.
В конце месяца провели контрольную проверку. Итоги были неплохие.
- Большего за такой короткий срок и не добьешься. Важно, что они получили первоначальные тактические навыки и научились владеть оружием, - сказал Сидор Артемович, выслушав доклады командиров рот.
Рано утром 28 декабря 1943 года 1500 человек пополнения выступили к фронту. Ефремову, Рудневу, Семену Калачевскому, Прутковскому и мне приказано было провести их через линию фронта и передать командованию 4-й гвардейской дивизии, действовавшей в районе города Овруча.
Предстояло пройти около ста километров. Шли лесом. Попутно продолжали отрабатывать элементы тактической подготовки: разведку, походное охранение, марш, действия при встрече с противником. А такая встреча не исключалась, поэтому новобранцы действовали старательно и по всем правилам…
По мере приближения к фронту наша настороженность возрастала. Переходы мы строили с таким расчетом, чтобы передний край обороны войск противника пройти ночью. Но такая предосторожность оказалась излишней. Противник не решился занимать оборону в лесу, опасаясь ударов партизан с тыла. В его обороне образовалась брешь, которую мы потом назвали "партизанскими воротами".
Еще засветло заметили на буграх копошащихся людей. Они рыли окопы. Присмотрелись внимательно и различили форму советских воинов. Сердце радостно затрепетало. Прошло полтора года, как я в тылу врага. Много пережито, передумано. В моем воображении по-разному рисовалась встреча с войсками, действующими на фронте. И вдруг получилось так просто.
Не маскируясь, наша колонна продолжала маршировать по дороге.
- Подтянись, братва, к гвардейцам подходим. Не ударим в грязь лицом, - подбадривал Степа Ефремов наше уставшее войско.
Ребята старались принять молодцеватый вид. Однако рваная одежда и расползшиеся лапти и сапоги имели совсем не воинский вид.
В обороне заметили наше приближение. Люди заметались по бугру и скрылись в окопах. Не видно ни одного человека.
- Чего доброго, примут нас за фрицев и полоснут из пулемета, - высказал опасение Константин Руднев.
На всякий случай я остановил колонну и один пошел вперед. В обороне меня заметили, а когда я подошел к окопам, навстречу поднялся сержант с гвардейскими усами и автоматом в руках.
- Здравствуйте, товарищи гвардейцы. Принимайте гостей, - сказал я.
- Здравствуйте, не знаю, как вас величать, - сдержанно ответил сержант. - Кто вы такие?
- Пополнение вам привели.
- Что-то не с той стороны идете.
- Из-под Олевска. В тылу врага мобилизованные…
- Не может быть! Там немцы, - не доверял сержант.
- В Олевске фрицы, а пойдешь лесом до Сарн ни одного гитлеровца не встретишь. Партизаны там хозяева, - ответил я. - Привели тысячу пятьсот человек. Можете убедиться, вот документы…
Сержант прочитал мое предписание, настороженность его пропала.
- Чего же они стоят? Пусть идут, - сказал он.
По моему сигналу колонна двинулась. Из окопов высыпали бойцы и с любопытством рассматривали наше безоружное, разношерстное и почти босое войско…
- Вот те и на! А мы здесь оборону закрепляем, - смеялись гвардейцы, угощая нас махоркой и папиросами. - Стало быть, от партизан?..
Командир отделения выделил солдата, который провел нас к взводному, а лейтенант проводил в деревню, где располагался штаб.
В дивизии пополнение встретили с откровенной радостью. Людей распределили по квартирам, начали готовить ужин. Меня и Ефремова пригласили к начальнику штаба.
- Для нас эти люди, как манна с неба, - говорил довольный начальник штаба, моложавый подтянутый полковник. - Бои ведем чуть ли не от самого Курска, Днепр форсировали, а пополнения не получали… Ну рассказывайте, как провели через линию фронта?
- Разве это линия фронта? - сказал Ефремов. - Здесь немца живого не встретишь. Под самые Сарны без боя можно провести целую дивизию.
- Не многовато? - иронически спросил начштаба.
- Ну тогда армию, - не сдавался Ефремов.
- Вы серьезно?
- Вполне серьезно, - поддержал я Степана. - Дальше на запад простирается партизанский край…
Беседа затянулась далеко за полночь. Мы рассказали о мобилизации и подготовке пополнения. Вручили списки. Офицеры штаба дивизии интересовались обстановкой в глубине обороны противника. Мы подробно отвечали на вопросы.
Утром гвардейцы по списку приняли от нас пополнение.
- Передайте всем партизанам большое спасибо, - сказал командир дивизии. - Может, вы в чем нуждаетесь? Поможем.
- Патронов не мешало бы, - сказал я.
- Сколько вам?
- На первый случай автоматных тысяч триста, - упредил меня Ефремов.
- Ну и замахнулся! - рассмеялся генерал.
- Для вас это капля в море, - поддержал я Степу, рассчитывая выторговать хотя бы половину.
- Сколько в вашем отряде людей? - спросил комдив.
- Около трех тысяч, - ответил я, приврав наполовину.
- Солидно… Хорошие вы хлопцы. Много наслышан о вашем командире Сидоре Артемовиче Ковпаке, боевых делах отряда. Вы помогли мне, выручу и я вас из беды, - сказал генерал и обратился к подполковнику с артиллерийскими погонами - Как, товарищ начальник артиллерийского снабжения, дадим?
- Что вы, товарищ генерал, триста тысяч? - ахнул подполковник. Видно, ему нелегко доставались боеприпасы.
- Товарищ подполковник, вы гвардеец и должны знать, что слово гвардии генерала нерушимо! - нахально заявил Ефремов, заставив меня покраснеть.
Генерал покачал головой, улыбнулся и сказал:
- Ну и хитры! Одним словом, партизаны… Если вы просите триста тысяч, то думаете получить полтораста, но я вам дам сто тысяч, - он раскатисто засмеялся, довольный выдумкой, и подтвердил свое приказание начальнику артснабжения. Извинился перед нами: - Меня ждут дела. Передайте вашим командирам и всем партизанам привет и наше гвардейское спасибо. До свидания. Может, еще встретимся…
Генерал крепко пожал нам руки и ушел.
Мы были рады и такому подарку, тем более что больше мы не могли увезти.
Возвращаясь в отряд, мы на полпути встретили большой бычий обоз. Оказывается, Вершигора в Киеве получил пушки, снаряды, патроны и много других грузов, все это на автомашинах отправил в Овруч. В соединение прислал радиограмму, чтобы в Овруч за грузом направили обоз.
Из Киева Вершигора возвратился 2 января 1944 года. К этому времени почти весь груз был доставлен в Собычин. Теперь уже никто не сомневался, что не сегодня-завтра соединение выступит в новый рейд. И тут пришла весть, которая взбудоражила всех партизан и положила начало новой истории соединения. Ковпака отзывали в Киев, а вместо него назначался Петр Петрович Вершигора.
Вершигора
По-разному встретили бойцы отъезд Ковпака и назначение Вершигоры. И не удивительно. Ведь с Ковпаком они делали первые шаги на трудном, опасном партизанском пути, за два года прошли тысячи километров по тылам врага, провели множество боев. Все успехи связывали с именем Ковпака. Люди так привыкли к нему, так верили в него, что не мыслили существования соединения без Ковпака.
Вершигору партизаны, особенно разведчики, тоже любили и, не колеблясь, шли с ним в бой. Но это было тогда, когда чувствовали за своей спиной Ковпака и Руднева, знали, что они зорко следят за ходом боя и вовремя исправят возможную ошибку. А как теперь?
Ветераны отряда сомневались в способностях нового командира. Даже то, что Петр Петрович, отдавая приказ или разговаривая с провинившимися, никогда не повышал голоса, склонны были расценивать как нерешительность и; слабохарактерность. Настораживало и то, что Вершигора не являлся кадровым военным.
- Он сугубо штатский человек, - говорили некоторые, намекая на то, что Петр Петрович по профессии кинорежиссер. - Ни тебе командирской выправки, ни военной подготовки. Какой из него командир? Даже неряху отчитать как следует не может. Одним словом, интеллигент…
Я не разделял этого опасения. Командуя тринадцатой, а затем разведывательной ротами, я полтора года находился в непосредственном подчинении Бороды, как называли разведчики Вершигору, участвовал во многих боях и видел, как он от боя к бою постигал основы командирского дела. У меня с Петром Петровичем установились близкие отношения. Не один вечер мы провели в откровенных задушевных беседах, я хорошо узнал Вершигору.
Действительно, Петр Петрович не был кадровым офицером. Военным его сделала война. Искусству воевать ему пришлось учиться прямо на поле боя.
Однако не следует сбрасывать со счета жизненный опыт, который он, несмотря на свою молодость, накопил за неполные четыре десятилетия. А жизнь помыкала им, особенно в юные годы.