Спустя десять дней Дмитрий Балашко сообщил мне, что его группа задержала на шоссе возле деревни Бомбали мужчину, который назвался Жилинским. У него отобрали оружие.
- Приведите его сюда, - попросил я. У меня имелись кое-какие данные на одного польского шпиона, следовало их проверить. Фигура была значительно крупней, чем задержанный в Стешицах.
Допрос продолжался несколько дней. Жилинский и шутками отделывался, и ругался с нами. Упорно твердил свою легенду:
- Я служил в Красной Армии, был на фронте и воевал против белополяков. Теперь помогаю честным белорусам сражаться в тылу врага.
- Патриот, значит? - спросил я его, будучи выведен из терпения наглой ложью.
- А что, скажете нет? - отвечал он, и глазом не моргнув.
- В Восточной Белоруссии бывали?
- Бывал.
- Случайно не знакомы с комиссаром лесного наркомата в городе Игумене?
Такого вопроса арестованный не ожидал. Ведь этим комиссаром до недавнего времени был он сам! Опытный разведчик, он долгое время скрывался в Советской Белоруссии под разными личинами, а когда чекисты напали на его след, бежал от возмездия к польским хозяевам.
Осенью 1923 года разведка сообщила, что польские паны укрепляют западнобелорусские гарнизоны, в города и крупные села на помощь полиции стягивают армейские части. Смысл этих приготовлений нам был ясен: власти решили предпринять против партизан массовую карательную экспедицию.
В преддверии похода карателей на повстанческие леса патриотическим силам необходимо было улучшить взаимодействие, наладить контакты, с тем чтобы успешней отразить удары врага. У меня возникла мысль установить связь с крупным партизанским отрядом, несколько лет сражавшимся в Полесье под командованием талантливого, бесстрашного вожака Кирилла Прокофьевича Орловского.
15 сентября группа партизан в составе 15 человек выступила из лагеря. Оставив за себя командиром Константина Такушевича, я возглавил эту группу. Вместе со мной пошли Филипп и Иван Яблонские, Иван Ремейко, Михаил Усик, Михаил и Адам Дзики, Константин и Антон Абановичи, Леонид Чарный, Даниил Попкович, Михаил Лапытько, братья Адам и Филипп Литвинковичи и Александр Мельгуй. Все они имели большой опыт партизанской войны, знали местность и никогда не терялись при внезапном нападении.
Продовольствия мы взяли на четверо суток, вооружились винтовками, двумя ручными пулеметами и гранатами. Но на дорогу пришлось потратить больше. Из-за дождей местность развезло, маршрут наш лежал через труднопроходимые болота, показываться на шоссе мы не могли, потому что всюду разъезжали польские патрули.
Чтобы сберечь время, мы шли не только днем, но и по ночам, покрыв за пять суток свыше 120 километров. И вот в лесу, неподалеку от станции Ганцевичи, столкнулись с дозорными из отряда Орловского. Они встретили нас недоверчиво, но все же по моей просьбе отправили одного человека доложить о нас своему командиру.
Через некоторое время на поляну вышел увешанный оружием молодой парень и, радостно улыбаясь, воскликнул:
- Да это же ты, товарищ Стась!
Этого парня я знал давно, звали его Иваном Романчуком. За ним спешил и сам Кирилл Орловский, который также сразу узнал меня и крепко сжал в своих сильных объятиях. Узнал он и моего заместителя Филиппа Яблонского.
- Вот это радость, - весело говорил Орловский. - Хорошо, что пожаловали, друзья… Что же мы стоим? Пошли в мою штабную землянку. Что-то у меня сейчас гостей прибавляется.
- Значит, мы не первые? - спросил я.
- Не первые, но и не последние.
В лагере Орловского, кроме свободных от нарядов и операций партизан, находились его боевые помощники: Василий Захарович Корж, Александр Маркович Рабцевич, Борис Левченя, Семен Радюк и другие.
Начался общий разговор с расспросами о боевых действиях, о житье-бытье. Нам было что рассказать друг другу, поэтому беседа шла весело и оживленно. Да и завтрак из трофейных продуктов Кирилл Прокофьевич соорудил на славу.
Орловский в этих местах воевал уже четыре года, считал себя старожилом Полесья, на память перечислял проведенные операции и их участников. Рассказал о связях с населением, о солтысах, которые отказываются от своей должности, боясь партизан, поэтому партизанскому командиру приходится лично назначать солтысов из своих людей, о крестьянах, уклоняющихся от уплаты налогов, о трусливых чиновниках, не решающихся приезжать в села. Я в долгу не остался и поведал Кириллу о нападениях на гарнизоны и отдельных панов, о перевоспитании помещиков и ликвидации шпионов.
В лагере Орловского я познакомился с партизаном Мухой-Михальским и узнал историю его жизни. Он служил в кавалерийском полку польской армии в чине хорунжего. Однако армейские порядки ему были не по душе, он часто вступал в конфликты с офицерским составом и подвергался дисциплинарным взысканиям. После крупного инцидента, грозившего ему арестом и военным судом, Муха-Михальский выкрал из воинской конюшни коня и скрылся в лес, где стал вести бродячий образ жизни. Бойцы отряда Орловского наткнулись на этого странного бунтаря-одиночку и привели к командиру. Кирилл Прокофьевич после долгой задушевной беседы предложил бывшему хорунжему присоединиться к отряду и воевать против всех, кто угнетал польский и белорусский народы. Михальский согласился. Среди партизан он прошел хорошую школу. В боевых операциях показал себя храбрым и находчивым, стал разбираться в политике и гордился тем, что является участником важных революционных событий.
Молодой интеллигентный поляк превратился в отличного партизана. Власти распространяли слухи, что в лесах действуют лишь русские и белорусские "бандиты", и натравливали на них польское население. А Орловский начал распространять встречные слухи о том, что все налеты, разгромы воинских гарнизонов и другие операции осуществляет со своим отрядом неуловимый и вездесущий бывший польский хорунжий Муха-Михальский.
Я заинтересовался этим приемом Орловского и с любопытством разглядывал подставного командира отряда. Худощавый, высокого роста блондин, в армейской пилотке, френче и широченных брюках-галифе. На узкой талии и плечах портупея, на ней кобура с наганом и кавалерийская шашка. Всем своим видом он отличался от остальных партизан - и одеждой, и польским акцентом, и мягким говором, а главное - замысловатым пенсне, насаженным на небольшой острый нос.
Находку Кирилла следовало использовать шире. Что, если не один, а два или несколько отрядов будут воевать под псевдонимом "Муха-Михальский"? Тогда дезинформация и недоумение панов еще более возрастут.
Посоветовавшись с Орловским, я решил тоже использовать фамилию бывшего хорунжего. Пусть паны думают, что он способен мгновенно переноситься за сотни верст, и дрожат при одном его упоминании! Впоследствии нашей хитростью воспользовались и командиры других отрядов. Эффект получился очень сильный Муха-Михальский фигурировал в польских докладах как опаснейший политический преступник со сверхъестественными способностями к передвижению.
Спустя полтора года польское правительство метало громы и молнии. Председатель совета министров Пилсудский поднял на ноги всю полицейско-жандармскую рать. Вот какой документ мне прислали из архива КГБ в 1973 году (перевод с польского): "Копия: срочно!
Сов. секретно.
ПРЕЗИДИУМ ВОЕВОДСТВА ПОЛЬСКОГО
А 1131.
9/V-1924 г.
Содержание: назначение награды за поимку Мухи-Михальского.
Господину Старосте (собственноручно) в Столине.
На основании представления Министерства Внутренних Дел Председатель Совета Министров назначил за поимку бандита Мухи-Михальского 10 миллиардов марок и вместе с тем обещал награду до 5 миллиардов марок тому, кто даст соответствующую информацию органам полиции и будет способствовать поимке упомянутого бандита.
Право на эту награду имеют также сотрудники службы внутренних дел и следственных органов, которые самостоятельно или в общей организованной акции, направленной против Мухи-Михальского, обретут поставленную цель.
Об упомянутом выше, Господин Староста, срочно поставить в известность подчиненные Вам органы полиции и агентуру информации.
Точно разработанный план поимки банды Мухи и его самого немедленно сообщить. Акции против банды надлежит начать безотлагательно всеми наличествующими силами.
В случае положительных результатов Господин Староста представит Воеводству кандидатов для награды, притом выделит каждого из тех, кто принимал участие в поимке Мухи, и предназначенные для награждения деньги разделит. Ассигнованные суммы будут Господину Старосте немедленно переведены.
Дело подлежит трактовать как очень важное. О ходе акции передавать точные донесения Воеводе.
С подлинным верно: Жимирский"
Любопытное свидетельство! Оно говорит о высокой эффективности нашей с Орловским выдумки, о плодотворности гибкой партизанской тактики и большом уроне, который наносили польским панам повстанческие отряды.
Теперь несколько примечаний к процитированному документу, чтобы масштаб событий стал более ясен. Буржуазно-помещичья Польша делилась на девять военных округов - воеводств. Нередко военные и контрразведывательные поручения воевод выполняли гражданские руководители уездов и городов - старосты, совмещавшие в своем лице административные и полицейские функции.
Упоминаемый в депеше Столин - город, вблизи которого действовал отряд Кирилла Прокофьевича. Нет сомнения, что аналогичные бумаги были получены администрацией Воложинского уезда, где в основном воевал мой отряд, а также в других районах Западной Белоруссии, куда мы совершали боевые рейды и вылазки, и в тех уездах, где сражались наши друзья, эпизодически использовавшие имя Мухи для окончательной дезориентации противника.
Каков же результат этой попытки Пилсудского с помощью крупных денежных сумм изловить Муху-Михальского? Итог самый плачевный для правительственных ищеек: ни сам хорунжий Муха, ни один из командиров, проводивших операции под его именем, не попали в руки врага. В классовой борьбе деньги не всесильны. Так получилось и на этот раз. Отчаянная затея председателя совета министров и его прихвостней окончилась полным провалом. Кирилл Орловский и я продолжали пользоваться фамилией Мухи-Михальского и наносить неприятелю чувствительные удары.
В лагере Орловского мы пробыли несколько дней. В один из них разведчики доложили своему командиру о том, что по железнодорожной ветке в районе станций Буды - Барановичи будут проезжать высшие офицеры, участвовавшие в осенних учениях польских войск. Я предложил Кириллу захватить поезд и разоружить офицеров. Он согласился:
- А почему бы не попробовать! Может, повезет?
Для осуществления этой дерзкой операции я предоставил всех людей, которых привел с собой. Орловский взял своих 17 смельчаков, в том числе Василия Коржа и Муху-Михальского. Мы вооружились гранатами, пятью ручными пулеметами, загрузили вещевые мешки продуктами и двинулись в путь.
На рассвете наш объединенный отряд сосредоточился в небольшом лесу, неподалеку от разъезда Буды. Весь день просидели в засаде, а к ночи под нудным осенним дождем вышли к зданию разъезда и остановились, услыхав хоровое пение под гармошку. Оказалось, в доме начальника разъезда, пожилого усатого железнодорожника, собралась на вечеринку молодежь. Мы предупредили парней и девушек, чтобы никто из дома не выходил, и проверили график движения поездов.
Напуганный нашим появлением, железнодорожник пояснил, что вскоре проследует экспресс, но здесь не остановится. Тогда партизаны стали заваливать рельсы шпалами, приготовленными для ремонта пути, а сами расположились в засаде по обе стороны насыпи.
Ждать пришлось недолго: загудели рельсы, замелькали паровозные огни. Кирилл Прокофьевич, как заправский железнодорожник, просигналил в темноте красным фонарем, предупреждая машиниста о том, что необходимо замедлить ход и остановиться. Тишину ночи прорезал зычный свисток: на паровозе увидели и поняли сигнал опасности. Экспресс затормозил, плавно подкатил к разъезду и, выпуская клубы пара, остановился. Из окон спальных вагонов на землю падали отблески света: пассажиры еще бодрствовали.
Дальше все происходило по разработанному плану. Два партизана вскочили в будку машиниста и приказали не прикасаться к рычагам управления, а остальные бойцы устремились в вагоны. В ночной тишине громко прозвучал голос:
- Панове! Поезд окружен повстанцами отряда Мухи-Михальского. Прошу соблюдать спокойствие и не применять оружие. Если раздастся хотя бы один выстрел, повстанцы откроют пулеметный огонь и забросают вагоны гранатами.
Затем в соответствии с планом операции последовала вторая команда:
- Охране и офицерам сдать оружие… Всем гарантируется полная личная безопасность. Понятно?
После короткого молчания кто-то откликнулся:
- Розумем! (Понимаем!)
Бойцы Орловского оцепили поезд, а я со своими ребятами стал переходить из вагона в вагон. Офицеры и охрана экспресса без сопротивления сдали оружие. В почтовом вагоне мы изъяли содержимое денежного ящика и корреспонденцию. Муха-Михальский написал по-польски расписку, в которой указал, что поезд был задержан повстанцами под его командованием, деньги конфискованы для нужд трудового народа, а частная корреспонденция спустя два-три дня будет доставлена адресатам через почтовые отделения.
Вся эта операция без единого выстрела заняла не более тридцати минут.
Выйдя из вагона, мы разрушили телеграфную связь и приказали поездной бригаде не двигаться с места в течение двух часов. Сами же, прихватив трофеи оружие, почту и деньги, через топкие болота и камышовые заросли Полесья выбрались на сухое место и после небольшого отдыха двинулись в лагерь Орловского.
Назавтра вездесущие разведчики доложили, что утром на разъезд прикатил бронепоезд и стал усиленно обстреливать из пушек и пулеметов окрестные леса. Увы, резвые паны опоздали по меньшей мере на восемь часов.
Когда мы вернулись в лагерь, партизан Муха-Михальский, изящно щелкнув каблуками, попросил у Орловского разрешения отдохнуть и затем, не снимая ремней, кобуры и шашки, улегся в своем шалаше.
- Ну как, пан Муха-Михальский? - улыбаясь, спросил меня Кирилл Прокофьевич. - Как вам понравилась истекшая ночка?
- Добже, пан Муха-Михальский, - в тон ему ответил я. - Добрая ночка выдалась. Побольше б таких!
Через сутки мы распрощались и направились на свою базу.
Ошеломляющие удары
Пока я с друзьями ходил на связь к Орловскому, в большом мире произошли важные события. В сентябре 1923 года состоялся II съезд Коммунистической партии Польши с участием представителей партийных комитетов Западной Белоруссии. Делегаты обсудили насущные проблемы политической жизни, внесли ясность в трактовку национального и крестьянского вопросов, по которым съезд занял отчетливую ленинскую позицию: право наций на самоопределение, раздел помещичьих земель без всякого выкупа.
Было также принято важнейшее решение о создании в составе Коммунистической партии Польши территориальных коммунистических организаций - Компартии Западной Белоруссии и Компартии Западной Украины.
В конце октября в Вильно прошла нелегальная конференция посланцев всех партийных округов Западной Белоруссии - Белостокского, Брестского и Виленского вместе с представителями ЦК Компартии Польши. Конференция постановила образовать единую Коммунистическую партию Западной Белоруссии, избрала ее Центральный Комитет. Секретарями ЦК КПЗБ стали И. Логинович (Павел Корчик), С. Мертенс (Стефан Скульский), С. Миллер (Шлемка) и А. Кончевский (Владек).
Создание Компартии Западной Белоруссии способствовало усилению народной борьбы против ненавистного оккупационного режима, против национального и социального гнета. Ярче заполыхали барские усадьбы и полицейские казармы, страшней и неуютней стало польским панам на опаленной гневом западнобелорусской земле. В едином строю с партизанами всего захваченного края умножал удары по врагу и наш отряд.
Декабрьским утром командование обсуждало очередную операцию. Докладывали Константин Такушевич и Алексей Наркевич, побывавшие с разведывательным заданием в местечке Городок. Его гарнизон насчитывал 25 полицейских и 7 конных жандармов, на вооружении они имели ручные пулеметы, винтовки и гранаты. Семейные жандармы и полицейские жили на квартирах, однако последнее время ночевали в казарме, потому что местечко было объявлено на осадном положении из-за участившихся партизанских налетов. После восьми вечера жителям запрещалось появляться на улицах, у гарнизонной казармы круглосуточно дежурили часовые, с наступлением темноты курсировал патруль. Полицейские поддерживали телефонную связь с гарнизонами в деревнях Уше и Хожеве. У офицеров и некоторых гражданских чиновников имелись пистолеты. Разведчики изучили все подходы к местечку.