Оля дала свое согласие, отправила мать в эвакуацию, сказала ей, что задерживается здесь по комсомольским делам и потом приедет.
После оккупации города Оля быстро и легко вошла в офицерскую среду, вечера проводила в ресторанах, делая вид, что по-немецки она знает лишь несколько слов. Как условились, она ходила к тайнику в определенные и контрольные дни и… находила там свои донесения и никаких заданий.
Она была в отчаянии. Пыталась улизнуть из города, избежать грязных рук оккупантов. Но это ей не удалось.
Орел находился в руках гитлеровцев больше двадцати месяцев, и все это время Оля не теряла надежды, что ее разыщут.
После освобождения Орла от захватчиков советскому командованию посыпались донесения о предательском поведении этой "девки Ольги", которая плясала с эсэсовцами в ресторанах, пила с ними вино и водку, разъезжала в их автомобилях. Она была арестована и как военный преступник предстала перед военным трибуналом.
Из ее рассказа по специфическим деталям, знакомым мне как разведчику, я поняла, что она говорит правду, и посоветовала ей подробно описать свои злоключения и просить Верховный суд пересмотреть ее дело. Олину исповедь я отправила фельдсвязью.
Минуло несколько месяцев, и вот однажды вечером, разбирая почту, я вскрыла правительственный конверт и, к неописуемой своей радости, прочитала постановление о полной реабилитации Оли "за отсутствием состава преступления".
Я тут же вызвала свой "гнедой ЗИС" и распорядилась вознице быстро ехать на 2-ю шахту. К слову, этот возница тоже был расконвоированный заключенный, бывший путиловский рабочий, осужденный на 25 лет "за теракт против Сталина" (в пьяном виде запустил камнем в портрет вождя).
Мы приехали в ателье, когда работала ночная смена. Оли я не увидела и просила ее срочно вызвать. "Гражданин начальник, - взмолились женщины. - Оля сегодня мыла свои косы, а сейчас мороз за тридцать градусов. Замерзнет". - "Пусть закутается получше. Отнесите ей мой платок".
Оля быстро пришла.
- Добрый вечер, товарищ Оля! - обратилась я к ней.
- Вы, гражданин начальник, все время забываете называть нас зеками.
- Нет, на этот раз я вам по праву говорю "товарищ". Я с доброй вестью. Вы полностью реабилитированы решением Верховного суда СССР "за отсутствием состава преступления".
Оля прижала руку к сердцу и повалилась в обмороке. Женщины успели ее подхватить, уложили на раскроечный стол, окружили, обласкали. И когда Оля пришла в себя, она разрыдалась. Плакали и все вокруг. Это были счастливые слезы.
…Я провела в Воркуте около двух лет. Воркута стала для меня большой жизненной школой. Я познакомилась с тысячами изломанных, исковерканных судеб. Видела и пыталась помочь тем, кто был наказан несправедливо.
За работу в лагере я не получила наград или благодарностей. Никаких. И сегодня со светлым чувством вспоминаю самый большой подарок, полученный мною. Это были два волшебных белоснежных кустика флоксов. Их вырастили для меня заключенные шахтеры и преподнесли мне зимою, принесли на квартиру в сорокаградусный мороз. Флоксы были уложены в старый каркас абажура и бережно закутаны в лагерные куртки. Таких душистых цветов белее воркутинского снега я никогда не встречала.
Настоящая награда!
НЕБОЛЬШОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ ПОЛКОВНИКА Э. П. ШАРАПОВА
Размышляя о жизни Зои Ивановны Воскресенской и ее товарищей по работе в органах государственной безопасности, в данном случае в разведке, таких, о которых она упоминает в своей книге, как Леонид Васильевич Громов, Павел Матвеевич Журавлев, Василий Михайлович Зарубин, Иван Васильевич Куликов, Наум Исаакович Эйтингон, Георгий Иванович Мордвинов, Василий Петрович Рощия, Павел Анатольевич Судоплатов, Елисей Тихонович Синицын, Борис Аркадьевич Рыбкин, Дмитрий Георгиевич Федичкин, Павел Михайлович Фитин, Анатолий Евдокимович Шубин и Иван Андреевич Чичаев, приходишь к определенным выводам.
Первый вывод состоит в том, что эти люди, родившиеся в конце прошлого XIX или в начале нынешнего XX века и ушедшие, к счастью, не все, в мир иной в последней четверти этого века, смогли остаться живыми в годы страшных репрессий. А ведь именно эти люди были на острие различных политических и социальных событий. Волны репрессий 1935–1939 годов с пиком 1937 года, периода 1946–1947 годов и периода 1951–1953 годов, продолжавшегося уже после смерти Сталина, вспыхнули с новой силой именно в 1953 году после его смерти в результате борьбы претендентов на первую роль в государстве и захватили абсолютно все социальные и, если так можно выразиться, профессиональные слои нашего общества. Но, может быть, это покажется странным для читателя, именно в органах государственной безопасности в процентном отношении было больше всего жертв репрессий. Как так?! - скажет читатель. Ведь они как раз и были орудием исполнения… Как ни странно, но именно так. Объясняется это, во-первых, тем, что сотрудники сами были в гуще политических и социальных событий, во-вторых, убирали свидетелей и исполнителей беззаконных актов репрессий, то есть убивали друг друга. И в-третьих, там, где вакханалия, всегда царит абсурд. Я помню, например, как мне рассказывал отец, который двадцать пять лет прослужил в органах ВЧК - ОПТУ - НКГБ - МГБ, такой случай из его жизни. Придя на работу в 1936-м или 1937 году, а мы жили тогда в Иркутске, отец узнал, что арестован его сосед по лестничной площадке, которого он давно и хорошо знал. Отец бросился к начальнику, чтобы доказать невиновность этого человека. И как рассказывал отец, ответ начальника поразил его циничностью и хладнокровием: "Ты знаешь, что у нас существует план арестованных. Мы можем освободить из-под стражи твоего соседа, но тогда ты должен сесть на его место".
Почему же все-таки эти люди не попали под жернова репрессий, а репрессивный пожар большинство из них лишь опалил и раньше времени сделал белыми их головы? На мой взгляд, причина в том, что это были умные, одаренные от природы люди с аналитическим складом ума, что позволило им вести себя осторожно и правильно, наперед просчитывать все или почти все свои поступки и действия. Та же Зоя Ивановна стала начальником одного из ведущих отделов разведки, курировавшего работу разведчиков во всех немецкоговорящих странах не за какие-либо другие заслуги, а лишь в результате своего склада ума. Об этом говорит то обстоятельство, что ее продвижение проходило постепенно, начиная от самой маленькой рядовой должности - оперативного уполномоченного. Другими словами, все ее поведение и ее работа были видны руководству длительные годы, что позволило всесторонне взвесить ее деловые качества. В случае других причин такое назначение носило бы быстрый, скачкообразный характер. Кстати, я не знаю ни одного случая, когда женщина в разведке занимала бы подобную должность.
Второй вывод из моих размышлений состоит в том, что Зоя Ивановна и ее товарищи всю свою жизнь находились под пристальным наблюдением со стороны своего окружения, которое, как правило, носило субъективный и извращенный характер. Так, в довоенные и военные годы люди, если им, конечно, было известно о принадлежности того или иного лица к разведке (как Зоя Ивановна), относились к ним с чувством боязливого "уважения" и осторожности. А после ухода такого человека на пенсию боязливое "уважение" сменялось чувством брезгливого пренебрежения, но и все той же осторожности.
Помню, как Зоя Ивановна рассказывала, что жившая в одном доме с ней на Красноармейской улице Москвы поэтесса Маргарита Шагинян предупреждала соседей, чтобы они были осторожнее в общении с Воскресенской, поскольку "у нее руки по локоть в крови". Рассказывая мне об этом, Зоя Ивановна добавляла, что она действительно имела боевое оружие в годы войны - пистолет системы "ТТ", но стреляла из него только в тире.
Подобные настроения не дают покоя некоторым людям и после смерти Зои Ивановны. 20 октября 1993 года по российскому каналу телевидения прошла передача под названием "Лясы". В этой передаче некая Марина Кудимова, живущая в Переделкине, в дачном доме, где раньше жила Зоя Ивановна, выступала с "разоблачениями" Зои Ивановны Воскресенской "за ложь в литературе и жизни". "Ложь", по словам Кудимовой, заключалась в том, что Воскресенская, оказывается, не просто полковник Советской Армии, как об этом писали раньше, а полковник КГБ. Работу Зои Ивановны в детской колонии Кудимова характеризовала как "обман детей чекисткой, чьи руки в крови".
Вот так. И это в наше время, всего за полтора года до пятидесятилетия Великой Победы, для достижения которой не жалели своих жизней миллионы советских людей, и разведчики в первую очередь.
Но справедливости ради надо сказать, что 16 июня 1994 года, но уже по первому каналу Центрального телевидения был показан фильм "Гитлер - Сталин. Тайная война", где Зоя Ивановна предстала перед телезрителями как полковник Рыбкина - аналитик, который на основании разведывательных данных предсказала дату нападения Германии на Советский Союз.
И третий, последний и главный, вывод заключается в том, что люди, о которых идет речь, были в большинстве своем начисто лишены стяжательства и вещизма. Для себя лично им ничего не нужно было. И эта черта характера, а вернее, этот образ жизни, во всяком случае у Зои Ивановны, остался до конца жизни. Мало кто знает, что известная на всю страну и за рубежом писательница Зоя Ивановна Воскресенская почти все свои гонорары перечисляла в детские дома и приюты.
Зоя Ивановна Воскресенская и ее коллеги никогда не служили себе, они служили делу, своей Родине.
Приложения
Слово о Зое Ивановне Воскресенской (Рыбкиной)
Вспоминает полковник Э. П. Шарапов
С 3. И. Воскресенской я познакомился на литературной почве.
Стремление заниматься литературным трудом появилось у меня еще во время учебы в средней школе. Было даже намерение поступить на учебу в Литературный институт имени М. Горького. Но помешали многие обстоятельства. Закончив историко-филологический факультет Ярославского государственного педагогического института имени К. Д. Ушинского, я в том же 1955 году был призван на работу в органы государственной безопасности. Но, как говорится, в глубине души всегда теплилась надежда на возможность заниматься литературой. Примерно в 1970 году я написал небольшой рассказ о деревенском мальчике, который позднее получил название "Лешка". Черновик этого рассказа всего на нескольких листах долгое время находился в одном "потайном" отделении моего портфеля. И вот как-то мы принимали в Германии писателя Михаила Стельмаха (я тогда служил там). Как часто бывает в таких случаях, не хватило водки, и, когда решили, кому бежать, я отдал свой портфель товарищу. Потом случайно портфель оказался у М. Стельмаха, который обнаружил там рассказ, прочитал его и счел нужным сообщить моему товарищу свою рекомендацию - заняться литературой… Так неожиданное участие Стельмаха толкнуло меня к дальнейшим литературным занятиям. Но напечатать рассказ было не так-то просто. И наверняка я бросил бы эти попытки, если бы не письмо того же Михаила Стельмаха.
"Уважаемый Эдуард Прокофьевич!
Извините, что не мог Вам своевременно ответить. Ваш рассказ "Счастье", по-моему, хорош, поэтичен и по-человечески, без назиданий, без дидактики рассказывает, что такое доброе дело для человека. Не огорчайтесь, что Вас не понял корреспондент одной газеты - субъективизм не так легко изжить.
Примите мои самые лучшие пожелания.
Михаил Стельмах.
Киев, 20.01.74 г.".
Это письмо и послужило толчком, поводом моего знакомства с Зоей Ивановной. Мне нужно было получить консультацию писателя-профессионала. Зная, что она когда-то работала начальником того же немецкого отдела, где работал и я набравшись храбрости, я отправился к ней на квартиру. Но об этом расскажу несколько позднее, а сейчас мне хотелось бы сказать, каким характером обладала эта женщина.
Одни говорят, что этот человек соткан из чувства добра, нежности и заботы к окружающим ее людям. Другие утверждают, что основные ее черты - это черствость, безразличие и даже жестокость по отношению к другим. Но те и другие сходятся в одном: Зоя Ивановна - человек железной воли. В действительности все эти чувства, кроме жестокости, проявлялись в ней по-разному в зависимости от того, с каким человеком ей приходилось сталкиваться и в каких обстоятельствах. Она, например, терпеть не могла в людях расхлябанности, недисциплинированности, ну и уж совсем выводил ее из себя человек-лгун. Больше всего она ненавидела ложь. А в целом - стержнем ее характера были жажда добра, желание приносить людям пользу.
Расскажу несколько эпизодов, которые показывают всю палитру ее многообразного характера.
Зима 1974 года. Декабрь. Заснеженная Москва. С трудом найдя букетик цветов (в то время в Москве было трудно с цветами, особенно зимой), еду в метро на станцию "Аэропорт" - искать Красноармейскую улицу.
По совету моего товарища, немного знавшего Зою Ивановну, я позвонил ей по телефону и попросил "оказать помощь начинающему литератору". Меня выслушали, и ровный, официальный голос коротко сказал в трубку: "Приезжайте".
Поднимаясь на шестой этаж писательского дома на Красноармейской улице, я вдруг болезненно почувствовал бессмысленность и даже глупость своего предстоящего визита. Известная на всю страну писательница, лауреат нескольких премий, человек, только что издавший трехтомник своих произведений… и я, никогда и нигде не издавший ни одной строчки. Нелепость?! Но было уже поздно. Я позвонил. Дверь почти сразу же открыли. Передо мной стояла высокая, стройная женщина в темном, строгом платье с невысоким воротничком-стоечкой, отороченным белым кружевом. На ногах домашние тапочки из серого войлока, но без примятых, стоптанных, как обычно, пяток. Темно-русые, заколотые на затылке волосы. И глаза - внимательные, серые, изучающие. Это теперь я могу дать ее подробное описание. А тогда… тогда я ничего не видел. Видимо, поняв мою растерянность, Зоя Ивановна сдержанно улыбнулась и сказала: "Проходите, раздевайтесь. Вот вешалка.".
Ее улыбка сняла с меня и робость и скованность.
Посреди комнаты, которая служила кабинетом и гостиной одновременно, чуть ближе к окну стоял письменный стол. Напротив окна - диван-кушетка со съемными подушками, обитый красной, тисненой тканью. Ближе к двери маленький журнальный столик.
Меня усадили на диван. Я робко протянул свое литературное творение. Зоя Ивановна, стоя, взяла листы, присела на краешек стула, прочитала заглавие, перелистала страницы, положила их на письменный стол, встала и сказала: "Соловья баснями не кормят. Хоть вы и не соловей, - при этом она хитро улыбнулась, - но чаем я вас напою. А потом поговорим". Так началось наше знакомство и литературная работа.
Это я потом узнал, что в квартире всегда бывает много посетителей - и взрослых и детей - писатели, читатели, коллеги-чекисты. Иногда до десятка и более человек одновременно. И всех их принимали сердечно, но без каких-либо слащавостей, всех поили чаем, а если нужно, и кормили. Мне самому неоднократно приходилось помогать Зое Ивановне по ее просьбе принимать гостей, особенно в дни праздников детской книги. Делегации детей, учителей и библиотечных работников приезжали не только из близких к Москве областей, но и с Дальнего Востока.
Много позже я узнал, что в квартире есть еще одна комната-спальня. Кроме широкой кровати под голубым бархатным покрывалом и трюмо, все в этой комнате было занято шкафами с книгами. Над кроватью висел голубой ковер и большая картина, написанная маслом, с изображением березовой рощи зимним голубым вечером. Голубой колорит ковра и картины очень сочетался с голубым бархатным покрывалом. Голубое вообще было любимым цветом Зои Ивановны.
На всю жизнь запомнил еще один эпизод. Несколько первых встреч мы провели с Зоей Ивановной на ее городской квартире. И вдруг, уже летом, она звонит мне по телефону и предлагает провести очередную встречу в Красной Пахре, где она в то время на лето снимала дачу у вдовы писателя Алексея Мусатова. Со свойственной разведчице точностью писательница объяснила, как проехать в этот дачный поселок… "После второй дорожки поверните направо (тогда мы еще обращались друг к другу на "вы"), увидите дачу за большим, высоким забором. Это дача Константина Симонова, а напротив, третья дача А. Мусатова. Я буду вас ждать". И строго, как она это умела, спросила:
- Сколько времени вам нужно на дорогу?
- Минут сорок - пятьдесят.
- Жду вас ровно через час.
Купив по дороге цветы и торт, я через час въехал в дачный поселок писателей в Красной Пахре и без труда нашел нужную мне дачу. Открыл ворота, загнал машину во двор и, окрыленный скорой встречей с Зоей Ивановной, взяв цветы и торт, направился в дом. В большой комнате никого не было. Поставив на стол коробку с тортом и прижав к себе букет красных гвоздик, я стал терпеливо ждать Никого. Минуты через три громко позвал: "Есть здесь кто-нибудь?" К моему удивлению, из соседней комнаты вышла незнакомая мне женщина. Я любезно завел с ней разговор о житье на даче, не выпуская, однако, из рук цветы. Женщина с улыбкой поддержала мой разговор, ни о чем не спрашивая. Поговорив еще минут пять, я осторожно спросил: "А где же Зоя Ивановна?" Незнакомка улыбнулась еще приветливее и, хитро посмотрев на меня, показала рукой за окно: "Зоя Ивановна там… живет в соседнем доме". С извинениями и смущением я забрал торт и перегнал машину в соседний двор.
Расставляя на столе чайную посуду, Зоя Ивановна без улыбки слушала мой восторженный рассказ о моем чуть ли не героическом вторжении в чужой дом. Она не перебивала меня, сервируя стол. Но когда я закончил, посмотрела на меня еще внимательнее и строже и сказала: "Это не делает вам чести, - потом помолчала и совсем сухо добавила, - ни как разведчику, ни как литератору". Можно понять мое состояние. Я готов был, как говорят в таких случаях, провалиться куда угодно.
Года через три я напомнил Зое Ивановне об этом разговоре. На ее лице разлилась мягкая, женственная улыбка. Затем она погасила ее, строго, как в тот раз, посмотрела на меня, но в глазах по-прежнему горели веселые чертики и, не сдержавшись, рассмеялась: "Конечно, негодяй, мало того, что заблудился в двух соснах, чуть было не отдал цветы другой женщине, да еще и расхвастался".
АНКЕТА
специального назначения
на Воскресенскую-Казутину Зою Ивановну
1. В частно-торговых и промышленных предприятиях не служила.
2. Мать занимается домашним хозяйством и шитьем белья на дому.
3. Имею двух братьев - Николая 17 лет и Евгения 14 лет. Первый работает на 1-е октября с. г., Евгений - учится в девятилетке, проживают оба с матерью.
4. Ближайшие родственники - сын - 1,5 года; две тетки: одна - Лидия Дмитриевна Васильева - работает счетоводом и другая - Вера Дмитриевна Пронина - занимается домашним хозяйством. Первая проживает в деревне Чудовское и вторая в деревне Еринево.
II группа вопросов (о знакомых)
Мои знакомые и товарищи:
1. Дубкова Мария Владимировна, завучетами Заднепровского РК ВКП(б), познакомились в райкоме, связывает общая работа.
2. Пичугова Екатерина Александровна - машинистка РК ВКП(б).
3. Пичугов Степан Еерасимович - командир 18-й эскадрильи.