"Атомная команда" Судоплатова сумела добыть в тот период сведения о расположении исследовательских центров, секретные публикации научных работ, досье на ученых. Информация, которая проходила по его линии, убедила Сталина и советское руководство в серьезности намерений США создать атомную бомбу, а позднее, - в "ядерной готовности" Вашингтона, что заставило советских ученых существенно изменить направление отечественных ядерных исследований. В Центр, говорит Судоплатов, поступило описание первой атомной бомбы. К середине июля 1945 года стало известно о готовящемся взрыве ядерного устройства. Таким образом, Сталин, по мнению Павла Анатольевича, был в курсе американских ядерных проектов раньше, чем ему сказал об этом президент Трумэн.
Арест Берия был словно гром среди ясного неба. В сложной кремлевской интриге казавшийся всем простаком Никита переиграл хитрого Лаврентия.
- Для многих сегодня, - говорит Павел Судоплатов, - имя Берия связано с чем-то чрезвычайно зловещим в истории нашей страны. Действительно, человек, долгие годы возглавлявший тайную полицию, и не может выглядеть иначе. Тем более что на его совести очень много крови. Но нельзя не сказать и того, что из всего кремлевского окружения Сталина Берия был, на мой взгляд, наиболее динамичным, компетентным руководителем. Кроме руководства службой безопасности НКВД, он отвечал еще за многие вещи, в том числе за создание атомного оружия, оборонный комплекс.
По личному мнению Судоплатова, многие реформы, которые позже были представлены как идеи Хрущева, первоначально разрабатывались Берия.
Арестовав Берия в июне 1953 года, Хрущев не чувствовал себя до конца победителем. Поэтому он наносит удар по "органам". Ему необходимо избавиться от лишних и крайне нежелательных свидетелей, знавших настоящую цену Хрущеву, знавших, что он повинен в репрессиях 30-40-х и начала 50-х годов не меньше, чем кто-либо другой из сталинского окружения. Впрочем, иначе выжить при Сталине было просто невозможно. Проявить совестливость, сжалиться хотя бы над одним невинным человеком, даже своим близким, означало обречь на верную гибель и себя, и свою семью.
- Именно Хрущев, - подчеркивает Судоплатов, - был инициатором массовых выселений из западных областей Украины. Сохранились документы, письма, подписанные им и министром госбезопасности Украины Савченко, в которых обосновывается "необходимость" массовых репрессий, говорится, что проведение таких мероприятий будет целесообразно поручить украинским чекистам. Правда, самостоятельно Киев так и не сумел с этим справиться. И в конце концов пришлось обратиться за помощью в Москву…
- Излишние осведомленность и информированность чуть было не стоили Судоплатову жизни. В списке арестованных руководителей госбезопасности и разведки его имя стояло в списке под номером восемь. Первые семь человек в списке были расстреляны очень быстро. Хрущеву надо было спрятать концы в воду, и поэтому он спешил избавиться от тех, кто слишком хорошо знал о его грехах и кто мог бы испортить нимб "верного ленинца", который он уже примерил к себе.
Что помогло выстоять генералу Судоплатову в тюрьме, не сломаться?
- Прежде всего, поддержка семьи, - говорит Павел Анатольевич. - Жене, она тоже работала в разведке, удалось перевербовать несколько человек из охраны.
Но главное, она сумела заполучить себе в союзницы одну из тюремных медсестер. Благодаря ей и удалось выходить Судоплатова после голодовки, после того как в тюрьме ему перебили шейный позвонок.
Когда в октябре 1964 года Никиту Хрущева свергли, стараниями Анастаса Микояна первым амнистировали его родственника Людвигова, работавшего в секретариате Берия. Появилась надежда на пересмотр дела Судоплатова. К 20-летию Победы группа чекистов подписала письмо новым кремлевским лидерам с просьбой о реабилитации Судоплатова. Бумага легла на стол Леониду Брежневу. "Не суйтесь не в свои дела", - такую резолюцию поставил Генсек ЦК КПСС на просьбе чекистов.
Через год появляется еще одно письмо, которое подписали более 40 старых чекистов. Среди них - Зоя Рыбкина, Рудольф Абель, другие. В письме приводятся факты, свидетельствующие о невиновности Судоплатова и, наоборот, показывающие, что дело от начала до конца сфальсифицировано. Однако и ему не дают ход. В конце концов по письму Прокуратуры СССР и КГБ в 1966 году в ЦК КПСС принимается решение - "освободить досрочно", когда Судоплатову оставалось седеть еще два года. Но затем 20 декабря того же года по каким-то причинам это решение отклоняется. И Судоплатов остается в заключении до окончания своего 15-летнего срока.
Что касается его реабилитации, то борьба за нее началась в 1960 году и продолжалась более тридцати лет. Только в конце 1991 года Судоплатов был реабилитирован. Полностью.
ЛЕГЕНДА, ИЗЛОЖЕННАЯ П. А. СУДОПЛАТОВЫМ ПРИ ЗАДЕРЖАНИИ ЕГО В ФИНЛЯНДИИ В 1936 Г.
25 июля 1936 года
В ночь с 24 на 25 июля 1936 года я был задержан, когда собирался переходить финскую границу, имея целью через Россию пробраться на Украину и там продолжить борьбу с русскими, поработившими мою страну.
Чтобы финские власти имели представление обо мне, постараюсь более или менее подробно подать о себе информацию.
Родился в 1907 году 24 июня, крещен 29 июня (все старый стиль) в Ивангородской церкви гор. Умани Киевской области на Украине. Отец Анатолий Осипович Яценко, мать Феодосия Терентьевна, брат Николай 1905 года рождения и я, Павел. Эго наша семья. Мать не помню, она умерла, когда был ребенком. Об остальных членах семьи скажу ниже, когда буду освещать интересующий Вас вопрос - как я стал украинским националистом. Это, собственно, началось еще с детства. В 1914 году поступил в школу и проучился в этой начальной, теперь она приравнена до семилетки, до 1919 года. Дальше учиться не имел возможности, так как отец за участие в национально-освободительном движении большевиками был расстрелян, хата сожжена, и я со старшим братом Николаем очутился на улице без родителей и куска хлеба. Начинается период беспризорности. Вместе с Николаем, детьми бродил и ездил по Украине, потом брата потерял на одной из железнодорожных станций, и, как потом узнал, он умер от голода, который был на Украине в 1921 году. Таким образом, благодаря большевикам вся моя семья была разрушена. И это Вам первый, вернее, один из первых ответов на Ваш вопрос, почему и как я стал националистом.
Беспризорным был до 1922 года, затем меня с улицы подобрали и поместили в детский дом гор. Умани. С 1922 по 1927 год я был в детском доме гор. Умани, вначале в качестве воспитанника, потом, с 1925 года, уже как служащий этого же детского дома - помощником воспитателя. В 1927 году, примерно в январе-феврале, был уволен по сокращению штатов и отправился в целях подыскания работы в Харьков. Там с помощью одного человека, тоже украинца, националиста (фамилию его сознательно не называю и прошу финские власти не требовать этого, т. к. он на Украине и ведет в подполье борьбу против русских), поступил на службу в детский дом имени Горького и там работал помощником, потом воспитателем до 1934 года.
Работая в детском доме, одновременно в 1929/30 году подготовился и в 1931 году осенью начал учиться в Институте народного образования в Харькове. В 1934 году институт закончил, получил звание учителя и поступил в 26-ю школу Харькова. Проработал там до 1935 года, затем уволился и по предложению организации украинских националистов выехал нелегально за кордон для прохождения соответствующего теоретического курса. Теперь, по окончании курса и выполнении возложенных на меня поручений, я по указанию закордонного центра нашей организации должен был возвратиться на родину и продолжать борьбу, но на границе был Вами задержан. Маршрут мне пометили следующий: Леймола - Петрозаводск, через леса и болота, пешком, с ориентировкой на компас. Затем Петрозаводск - Петроград - Украина.
Это из области автобиографии. Возможно, не исчерпал всего того, что Вас интересует. Прошу спросить дополнительно.
Следующий Ваш вопрос, как и почему я стал националистом. Можно было бы ответить просто: я стал националистом, потому, что я украинец, любящий свою родину и прекрасно понимающий, к чему привело вековое хозяйничанье русских на Украине. Но постараюсь дать более подробные сведения, перечислить, если хотите, отдельные детали, штрихи моей жизни, оказавшие влияние на формирование моего националистического мировоззрения.
Главнейшая роль здесь принадлежит отцу, заложившему в мою, еще тогда детскую, голову любовь к родному краю, ненависть к поработителям-москалям. Его трагическая гибель сделала меня, тогда еще беспомощного мальчика, ярым ненавистником не только русских, но и всего того, что с русскими связано. Позднее голодная смерть Николая лишь дополнила уже сформировавшуюся, еще не политическую, националистическую сознательность, и ненависть.
Я, с детства перенявший от отца любовь к родине, своему языку, культуре, в годы беспризорности объездил всю Украину и видел, как русские издеваются над нашим языком, культурою, обычаями, не говоря уже об открытом грабеже, хищнической эксплуатации наших природных богатств (последнее пришло в сознание позже, т. к. тогда в экономике не разбирался. И уже тогда в детской головке зарождаются мысли о протесте, потребности как-то выразить этот протест, дать выход накопившейся ненависти).
В 1923 году знакомлюсь с семьей одного офицера Украинской армии, активного участника национально-освободительной борьбы с русскими в 1917–1920 годах (фамилию его сознательно не называю, он на Украине, националист и сейчас им является). С этого момента начинается мое формирование как националиста. Идет процесс роста политической зрелости, вылившейся в 1926 году в активное участие в националистической борьбе против панування москалив на Украине, за самостоятельное, соборное Украинское государство.
Таким образом, активное участие в национально-освободительной борьбе принимаю с 1926 года и с этого же времени являюсь националистом. Мне кажется, что исчерпал и этот Ваш вопрос. Само собой разумеется, что было еще много других моментов, оказывавших влияние на формирование моего националистического мировоззрения. Одни в большей, другие в меньшей степени. Но здесь я остановился лишь на основных моментах. Прошу власти учесть, что я, по соображениям существующих в организации правил конспирации, совершенно не могу касаться своей конкретной националистической деятельности на родных землях, так же как не могу называть фамилий националистов, живущих и действующих в подполье, во имя Украины. Прошу убедительно не настаивать на такого рода вопросах. Лгать не хочу, а отвечать не имею права ни формального, ни морального.
Дальше. В Гельсинки приехал 6 июля 1936 года из Германии, Берлина, с литовским паспортом на имя Боравскас Николай и остановился в пансионе на Александриикату. Прожил там до 23 июля, затем вместе с приехавшим в Гельсинки украинцем-националистом, полковником Украинской армии Сушко, отправился в направлении Ляймолы, не доезжая до нее, на разъезде мы сошли, здесь же, еще раз сверивши направление по компасу, разошлись. Я в направлении границы, направлении станции Ляймолы, с тем чтобы возвратиться в Гельсинки. Около реки Ляймолы я встретил пастуха. Это вынудило свернуть круто от реки вправо, прошел несколько километров и вышел к озеру, где увидел 2-х людей, говоривших по-фински и удивших рыбу. Стараясь избежать встречи с ними, видя невозможность переплыть озеро, не подвергая себя риску быть ими увиденным, я решил обойти озеро и вышел на дорогу с телефонным или телеграфным проводом. Там встретился с патрулем. Должен сказать откровенно, что я имел возможность бежать, как только их увидел. У меня была не только возможность, но и силы для этого. Не бежал потому, что не боялся задержания финскими властями, был уверен, что Финляндия не выдаст меня большевикам, что финляндское правительство, карая за нарушение своих законов каждого из нас в отдельности, не захочет наносить вреда национально-освободительному движению на Украине в целости. Не бежал еще и потому, что не имел права подвергать себя опасности быть подстреленным, не выполнив возложенных на меня поручений, представителями властей той страны, которую украинское национально-освободительное движение рассматривает как природного союзника в будущей борьбе с Россией.
Поэтому продолжал по дороге путь дальше и, даже не думая о каком бы то ни было сопротивлении, сдался патрулю. Как называется место моего задержания, не знаю. Солдаты, очевидно, знают. В Гельсинках я прожил с 6 по 23 июля 1936 года. Задерживался с отъездом из-за несвоевременного получения денег на покупку для меня вещей и предметов в дорогу. Что делал я в Гельсинках. Основной задачей имел хорошо питаться, отдыхать и готовить себя к очень большой, трудной и опасной дороге. В хорошую погоду бывал на пляже (там, где крематорий, аркадиакату, кажется), в плохую погоду ходил в музеи, вечерами - в кино или просто бродил по городу и читал литературу, доставляемую Сушко или Полуведько. Вообще, последний имел указание от главы нашей организации оказывать мне всяческую помощь и поддержку. На его же имя приходили деньги на расходы, связанные с моей поездкой.
Карта и мой маршрут, обозначенные на небольшой полотняной бумаге, писана Сушко, переснята им с официального финского издания карты для туристов.
Продукты в дорогу и другие вещи покупал большею частью вместе с Сушко в Гельсинках. Небольшую часть покупал с Полуведько или сам. О большевистской и польской валюте заботились Полуведько и Сушко. Я не входил в эти подробности. За время пребывания в Финляндии я ничего не делал такого, что могло бы принести вред Вашей стране, если не считать, конечно, что желанием перейти границу я тем самым уже нарушил финляндское законодательство. Повторяю еще раз, что в Финляндию приехал с единственной целью перейти здесь границу и через Россию пробраться на Украину. Смягчающим мою вину обстоятельством, во всяком случае, для меня самого, нарушившего Ваши законы, является то, что я не имел другого выбора. Мы, националисты, - революционная организация. Я, революционер-националист, человек действия, дисциплины и не мог поступить иначе, как поступил. Готов, конечно, и нести наказание. Ни о какой деятельности против Финляндии и в мыслях ни я, ни вообще националисты в целом не имеем и не можем иметь, так как Финляндия в порабощении Украины не заинтересована:
Вы меня упрекнули, что я не хотел давать показания в Суоярве. Это не совсем точно. От показаний я не отказывался, а лишь просил не расспрашивать меня подробно здесь, обещал одновременно давать полные объяснения в Гельсинках или другом вышестоящем центре, где со мной могли бы объясниться, не прибегая к помощи переводчиков, не официальных лиц. Такую же директиву я имел от своего закордонного центра. Намерения отказываться от объяснений не имел, как видите, их даю. Единственное, что не могу с кем бы то ни было говорить о делах нашей организации, должен смотреть за тем, чтобы интересы ее были соблюдены.
Маленький крестик, который я сам вручил Вашим властям при задержании, боясь, что он может затеряться, является значком участников освободительной войны с большевиками в 1917–1920 годах. Ну, он, кроме того, имеет свое специальное значение во внутренней жизни организации.
Деньги, бывшие при мне, были рассчитаны на то, чтобы обеспечить материально на первое время мою нелегальную поездку через Россию на Украину. Польские злотые должен был вручить на Украине своему там руководителю. Большевистские и польские деньги куплены в Гельсинках на средства, присланные для моей поездки.
Запасной костюм, пара туфель и белья были рассчитаны на то, что по дороге до Петрозаводска одежда и обувь, бывшие на мне, изорвутся, а я, подходя к самому городу и станции железной дороги, должен был бы переодеться, побриться и не производить впечатление человека, только что вышедшего из леса.
Назначение пищи, бывшей при мне, Вам, конечно, ясно. Маленькая, складная плита была рассчитана на то, чтобы дать мне возможность в моем 6-7-суточном пути (так примерно мы рассчитали) иметь горячую пищу, подогрев, консервы. Аспирин, пирамидон, йод, вага, бинт имели назначение чисто медицинское.
Если дополнительно Вас что-либо будет интересовать о вещах, бывших при мне, прошу спросить.
Несколько слов об организации, посланцем которой я являюсь. В 1917–1920 годах украинцы, так же как и Вы, финны, вели вооруженную борьбу с большевиками, Деникиным и Врангелем (все они для нас одинаково враждебны) за создание самостоятельного Украинского государства. В этой борьбе мы, лишенные поддержки со стороны европейских государств, после трехлетней национально-освободительной войны, потерпели поражение. Наша армия, сдавленная с севера и востока большевиками, с юго-востока и юга Деникиным, Врангелем, с юго-запада Румынией и с запада Польшей, в открытой вооруженной борьбе сданная на собственные силы, была разбита. Этим закончился первый этап истории нашего национально-освободительного движения после мировой войны 1914–1915 годов.
Начинается, с 1920–1921 годов, второй период. Потерпевшее поражение в открытом вооруженном выступлении движение уходит в глубокое подполье и там, в других уже формах, условиях, продолжает борьбу. Наша борьба имеет различные виды и формы. Основным, главным и наиболее опасным нашим противником является Россия, причем даже независимо от того, большевистская ли она, монархическая или какая-либо другая, деникинская или врангелевская, она будет добиваться порабощения не только Украины, но и всех народов, близко граничащих с ней.
В нашей национально-освободительной борьбе мы имели успехи и поражения. Не исключаем, что отдельные поражения частичные будем еще иметь. Но никто из нас не сомневается, что окончательная победа нам обеспечена. Можно каждого из нас, националистов, в отдельности уничтожить, но идею украинского национализма никогда.
Украинские земли поделили между собой Россия, Польша, Румыния и Чехословакия. Задачей украинского национализма является собрать воедино все земли, создать самостоятельное, независимое Украинское государство.
Над осуществлением этой святой задачи работает вся наша организация в целом. Над осуществлением ее имею счастье работать и я.
Я сообщил Вам, откуда происхожу, где жил, работал, учился. Все это такие детали, при неосторожном обращении с которыми могут страдать националисты на Украине, работающие сейчас в подполье. Следователь, являющийся для меня в данном случае представителем, олицетворением финских властей, обещал, что все поданные мною сведения о себе не станут достоянием гласности, не будут переданы русским. Верю, что Вы слово свое сдержите и не захотите наносить нам вреда. В данном случае речь идет не столько обо мне, сколько об интересах того движения, интересам которого посвящена моя жизнь и во имя которого я подвергаю себя опасности.
Независимо от того, какое наказание Вы для меня определите, я прошу дать мне возможность уведомить Полуведько, а через него организацию, что пока, в связи с моим задержанием, я не могу выполнить возложенных на меня поручений.
Что еще я должен сообщить о себе? Кажется, все. Во всяком случае, если я что-либо пропустил из того, о чем говорил Вам уже, прошу напомнить. Я охотно свою информацию дополню.
Павел Анатольевич Яценко(подпись)
ВЫПИСКА
из докладной записки МИД СССР,
переданной 3. И. Рыбкиной (Воскресенской)
бывшим послом СССР в Финляндии А. Е. Ковалевым
в мае 1981 года.