Бёрджесс перестал пересылать нам собранную информацию через лондонскую резидентуру, так как Арнольда Дойча ("Отто) и Теодора Мали ("Хардта") отозвали в Москву. Воспользовавшись своими частыми поездками во Францию, он передавал документы для НКВД через резидентуру Парижа. Гай служил также курьером для наших немногочисленных агентов, еще остававшихся в Англии.
Все это - дела минувших дней, но когда вспоминаешь те годы, в голове не укладывается, как могло правительство СССР всего за несколько лет до начала второй мировой войны отозвать практически всех своих разведчиков из-за границы. А ведь именно в это время секретные службы всех стран развили бешеную активность. Безумие сталинских чисток подавило все другие соображения. Поэтому сеть талантливейших агентов, созданная в Кембридже нашими представителями, была на какое-то время предоставлена сама себе.
Гай Бёрджесс продолжал методически трудиться. Он знал, что делается в различных правительственных учреждениях, устанавливал контакты, могущие оказаться полезными как для его карьеры, так и для нашей разведки. Гай терпеливо укреплял свои отношения с Диком Уайтом, с которым его познакомили Ротшильды.
Лоренс Гранд - начальник нового отдела "Д", занимавшегося тайными операциями - дал ему задание спровоцировать раскол в сионистском движении. Никто, правда, не ожидал, что Бёрджесс справится с этим заданием, а он справился.
Английская контрразведка составила план раскола сионистов на враждующие между собой группы в отместку за неудачи Англии в Палестине и провал Декларации Бальфура. Я не могу этого утверждать, но думаю, что англичане хотели создать сильную оппозицию против лидера сионистов Хаима Вейцманна.
Гай Бёрджесс приступил к делу с помощью Виктора Ротшильда. Он безапелляционно заявил своему другу, что сионистское движение уже не в состоянии действовать активно, а его лидер Хаим Вейцманн выбился из колеи, поэтому и истинные сионисты не должны ему более доверять. Виктор поделился своей тревогой с отцом, лордом Ротшильдом. Вейцманн был настолько дискредитирован, что Ротшильд действительно создал оппозиционное сионистское движение, правда, просуществовавшее недолго.
Бёрджесс завершил эту операцию блестяще. Впрочем НКВД не имел никакого отношения к стряпне, затеянной самой английской контрразведкой.
В январе 1939 года, благодаря рекомендации своего друга Дэвида Футмана, Гая официально зачислили в отдел "Д" и сразу же дали задание создать радиостанцию, которая нейтрализовала бы нацистскую пропаганду и подрывала боевой дух немцев. Радиопередачи должны были вести потайные передатчики из различных городов и сел континента. Используя многочисленных дружков в Европе и благодаря личной инициативе, Гай очень скоро нашел места, где установить передатчики. Радиостанция начала работать уже весной.
В НКВД, где по праву гордились завидным опытом в области дезинформации и контрпропаганды с помощью тайных радиостанций, втихомолку вдоволь посмеялись над тем, что и англичане наконец-то ринулись в область, которую у нас на профессиональном языке называют "активными мероприятиями".
В 1937 году в конце семестра Энтони Блант ушел из Кембриджа и поступил в Вобургский институт в Лондоне, где стал читать лекции по искусству. В 1939 году, повергнув всех в крайнее удивление, он бросил работу и ушел в армию. Блант был настоящим патриотом! Зная, что война вот-вот разразится, он хотел реально послужить своей родине. Лично я абсолютно уверен, что если бы наш работник мог поговорить с Блантом в то время, он настоятельно убедил бы его не делать такого шага.
23 августа 1939 года весь мир потрясла сенсационная весть: СССР и нацистская Германия заключили между собой пакт о ненападении. Его подписали в Москве министры иностранных дел - Риббентроп и Молотов в присутствии Сталина. Четвертая статья этого документа провозглашала, что ни одна из подписавшихся сторон не будет вступать в какой бы то ни было союз, направленный против другой страны.
Для всех наших лондонских агентов, посвятивших себя борьбе против нацизма, подписание пакта о ненападении произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Блант и Бёрджесс, проводившие отпуск во Франции, решили сразу вернуться в Англию. Бёрджесс так расстроился, что бросил единственное свое сокровище, любимый автомобиль, на автостоянке в Кале: им некогда было грузить его на паром - так они спешили. Лишь через три дня Гай вернулся в Кале, чтобы забрать машину. Этот, казалось бы, незначительный случай доказывает, однако, насколько серьезно повлияло происшедшее на Бёрджесса.
Друзья пригласили Филби и встретились все вместе в Лондоне. Они всесторонне изучили пакт, взвешивая значение каждой статьи и ее возможные последствия, спокойно все обсудили и, проспорив несколько часов подряд, пришли к единодушному выводу: этот пакт - всего лишь эпизод на пути к мировой революции. В сложившейся ситуации его вполне возможно оправдать, так как он не является достаточно убедительным предлогом, чтобы порвать с Советским Союзом. Короче говоря, друзья решили, несмотря ни на что, продолжать борьбу с фашизмом.
Мы в России узнали об этой встрече много лет спустя. А все это время кембриджская пятерка ни единым своим действием не изменила с нами раз навсегда установленных отношений.
Отслужив несколько месяцев в армии, Энтони Блант попросил своего брата Кристофера помочь ему устроиться в Минли Манор, школу в графстве Хэмпшир, для прохождения пятинедельного курса контрразведки. Но его карьера в секретной службе вскоре чуть было не оборвалась. Как-то раз его вызвали в военное министерство в Лондоне. Поступило донесение о бывших связях Бланта с коммунистами. Однако поскольку он был не единственным, который имел такие связи, Энтони, очевидно, удалось убедить начальство, что он вполне лоялен, ничем не опасен. Во всяком случае, военная разведка успокоилась и отослала его обратно в Минли Манор.
Окончив курсы, Блант вернулся в Лондон в чине капитана и сразу же был отправлен во Францию в составе английских экспедиционных сил. И тут для Бланта наступили тяжелые времена. Его назначили командиром военно-полицейского отряда, предназначенного для поимки дезертиров. Его часть стояла на бельгийской границе. Гарнизонная жизнь пришлась не по душе Бланту. Служба больше походила на мышиную возню и не имела ничего общего с работой офицера разведки. Все его время уходило на организацию патрульных обходов, наблюдение за подозрительными барами и ночными клубами и задержание солдат либо пьяных, либо не имевших увольнительной.
Несмотря на свой патриотический настрой, Блант оказался в невыносимой для себя атмосфере. Он не имел ничего общего с солдатами. Постоянное общение с простым людом, главным интересом которого были заботы о повседневной жизни, резко контрастировало с его аристократическим воспитанием и артистической средой, в которой он всегда вращался.
Пребывание в Бельгии было для Бланта до такой степени отвратительно, что он написал письмо своим друзьям, Виктору Ротшильду и Гаю Бёрджессу, умоляя их вызволить его из армии. Гай незамедлительно оказал ему эту услугу, и Блант вернулся в Лондон. Он поселился на Бентинк-стрит в квартире Бёрджесса, которую снимал для него Виктор Ротшильд. Любовная связь между Блантом и Бёрджессом, вероятно, к тому времени уже прекратилась, но они по-прежнему оставались близкими друзьями и даже обменивались очередными любовниками. Таким был, например, молодой солдат Джек Хьюитт, который появлялся в их квартире всякий раз, как получал увольнительную.
Должен сказать, что я никогда не обращал особого внимания на эту сторону их жизни, не задавал им щекотливых вопросов, да и они не говорили со мной об этом. В наших справках не упоминалось об их пороке, что было безусловно правильно.
Хотя Блант и был гомосексуалистом, он имел много друзей среди женщин, и даже заводил с некоторыми из них романы. И подруги Энтони оставались преданны ему. В 1930 году Блант был обручен с одной молодой аристократкой и собирался на ней жениться, но их любовь продолжалось недолго. Она вышла замуж за Филиппа Данна, сына промышленника, сэра Джеймса Данна. Энтони Блант также поддерживал тесную дружбу с Терезой (Тесс) Мэйор, будущей женой Виктора Ротшильда. Во время войны она жила в доме за углом рядом с квартирой Бланта на Бентинк-стрит. У Бёрджесса тоже иногда бывали романы с женщинами.
Дэвида Футмана вполне устраивала работа Бёрджесса, который отлично справлялся с его поручениями. И Гай был готов к новым заданиям. Футман при первой же встрече с Валентином Вивианом, главой 5-го отдела службы СИС, дал Бёрджессу высокую оценку. При этом он даже не скрывал от него, что Гай в прошлом был связан с коммунистами, знает историю коммунистического движения и прекрасно разбирается в марксистской теории.
В июне 1940 года Валентину Вивиану пришла в голову мысль послать Бёрджесса на работу в английское посольство в Москве под дипломатическим прикрытием, как своего агента.
Бёрджесс не мог отказаться, хотя ни ему, ни НКВД такая перспектива совсем не улыбалась. Центр считал, что самое лучшее для Бёрджесса - это оставаться в Лондоне. Да и он сам, побывав в Москве, понял, что этот город не для него. Даже в военное время в английской столице он чувствовал бы себя намного лучше, чем в Москве. Позднее Гай мне говорил, что не любит покидать Англию и вообще испытывает физическое отвращение к иностранным столицам, особенно к Парижу. Он говорил, что готов поехать в Танжер или Испанию, но только на короткий отдых.
Но делать было нечего. Приходилось ехать. Бёрджесс уложил вещи в чемодан и выехал из Лондона вместе с Исайей Берлином, сотрудником Форин Оффис, которого назначили на должность пресс-атташе посольства. Берлина эта поездка тоже не устраивала, так как он считал, что для него вряд ли вообще найдется какая-нибудь работа: возможность установить связь из Москвы полностью исключалась.
Поскольку попасть в Москву прямым путем было невозможно, обоим попутчикам предстояло добираться до места назначения через Вашингтон, Тихий океан и далее через всю Сибирь по железной дороге. Через два дня по прибытии в Соединенные Штаты они получили срочную телеграмму с приказом вернуться. Очевидно, английский посол в Москве, сэр Стаффорд Криппс, заявил министерству иностранных дел резкий протест против назначения в посольство новых сотрудников, предварительно не посоветовавшись с ним.
Вивиану пришла на ум новая идея - использовать Бёрджесса как агента-провокатора, внедрив его в английскую компартию. Он поручил Футману передать предложение Бёрджессу проникнуть в компартию и дестабилизировать ее изнутри, пользуясь при этом поддержкой английской разведслужбы. Гай выслушал это предложение, помедлил немного, а потом решительно отказался. Раздосадованный Футман применил новую тактику, предложив Бёрджессу организовать несколько провокационных митингов у советского посольства в Лондоне. Реакция Гая была точно такой же: помолчал, подумал - и отказался. Будучи в душе убежденным коммунистом, он не мог согласиться на работу, которая безусловно скомпрометировала бы его.
Много времени спустя, я ознакомился с письмом, которое он послал в начале войны одному из друзей. Гай писал:
"Меня больше всего мучает то, что мои прежние товарищи, люди, с которыми я работал в компартии, считают, что я предал дело. Они думают, что я отказался от приверженности коммунизму ради карьеры служащего в правительственном учреждении".
А в московской подшивке я прочитал запись, сделанную нашим резидентом в Лондоне в 1937 году: "Бёрджесс глубоко переживает оттого, что друзья, знавшие его как коммуниста, уверены в его отказе от сотрудничества с ними".
Но для нас самым важным в этой истории было то, что начальство Бёрджесса легко согласилось с его отказом работать против коммунистов, ничего не заподозрив. Вместо этого Гая послали в учебный центр Брикендоньери инструктором по подрывным диверсионным операциям. Для кого-нибудь другого эта работа показалась бы тупиком в карьере, но Бёрджесса она вполне устраивала. Использовав свои связи, он пристроил в эту же школу своего друга Филби.
Бёрджесс и Филби стали часто встречаться. Они вместе разрабатывали различные усовершенствования по подрывному делу, обсуждали политические вопросы, но почти никогда не говорили о своей работе по линии НКВД. Она в тот период не была особенно плодотворной, поскольку друзья не имели доступа к информации, представлявшей реальный интерес. Филби никогда не вмешивался в личную жизнь друга. Он однажды сказал мне, что рассматривает гомосексуализм Бёрджесса как болезнь и что сие его не касается. Я быстро понял, что говорить с Бёрджессом на эту тему не имеет смысла, и ни разу не дал понять ни ему, ни Бланту, что их вкусы мне известны. Я вел себя так, будто не замечаю в их поведении ничего необычного. Думаю, что поступал правильно. Избегая затрагивать этот вопрос, мы способствовали установлению хороших взаимоотношений.
В это время в Англию, чтобы заменить "Отто" и "Хардта" в качестве связного с кембриджской группой, прибыл Анатолий Борисович Горский ("Генри").
Сразу же по прибытии Горский прислал в Москву письмо с жалобой на то, что вверенные ему агенты пренебрегают самыми элементарными правилами безопасности. Особый ужас у него вызвало совместное проживание Бёрджесса и Бланта в квартире на Бентинк-стрит. Он изо всех сил старался уговорить их разъехаться, но никто из них не обратил на его слова ни малейшего внимания. Горскому дали понять, что никакие его донесения в Москву здесь не помогут. Бёрджесс и Блант были непреклонны.
В начале осени 1940 года, вслед за реорганизацией секретных служб, отдел "Д" был слит с СОИ - новой организацией по проведению спецопераций. Она была предназначена главным образом для проведения диверсий в Германии и на других территориях, оккупированных нацистами. Филби продолжил работу в этой организации, а имя Бёрджесса не фигурировало в числе ее сотрудников. Причин мы не знаем, но я предполагаю, что это связано с его гомосексуальными наклонностями.
Поэтому в самом начале 1941 года Бёрджесс снова пришел на Би-Би-Си. Один из его старых друзей по Кембриджу, Джордж Барнс, руководивший дискуссионным "клубом" Би-Би-Си, взял его к себе на работу. Гай активно занялся журналистикой: организовывал дебаты и интервью с политическими деятелями и другими влиятельными особами. Для своей собственной программы он обратился к руководству с просьбой предоставить ему возможность проинтервьюировать самого Уинстона Черчилля. Премьер-министр пригласил Бёрджесса к себе, чтобы предварительно обсудить, какой характер будет иметь интервью. Разговаривали они очень долго, но, как оказалось, безрезультатно, потому что по каким-то техническим причинам интервью вообще не состоялось. Тем не менее Черчилль (кстати, раньше уже встречавшийся с Бёрджессом), думается, получил большое удовольствие от этой встречи. Однажды он как-то спросил:
"Почему среди молодых английских политиков так мало людей, похожих на Гая Бёрджесса - молодых ребят, на суждения которых можно положиться?"
До июня 1941 года Бёрджесс почти не давал знать о себе, и лишь нападение Германии на Советский Союз дало ему повод выступить с целой серией репортажей и радиопередач о России - новой союзнице Великобритании. Он говорил по радио на самые разнообразные темы: о литературе, экономике, искусстве и науке России. Гай предложил даже своему руководству кандидатуру Энтони Бланта на роль комментатора по вопросам искусства, хитро добавив:
- Доктор Блант будет самым замечательным лектором по искусству, поскольку он не коммунист.
В проведении просоветской пропаганды по Би-Би-Си Гаю помогал английский журналист, уроженец Австрии, Питер Смоллетг, тоже агент НКВД. Смоллетт познакомился с Филби в Австрии в 1934 году и время от времени общался с членами кембриджской группы. В 1940 году ему удалось устроиться на работу в министерство информации. Когда же в июне 1941 года его приятель Брендан Брэкен занял пост министра в коалиционном правительстве Черчилля, Смоллетг получил должность начальника Русского отдела. Почти на всем протяжении войны Смоллетт отстаивал интересы Советского Союза во всех областях, будь то экономика, культура, политика или военное дело. Он организовывал стационарные и передвижные советские выставки по всей Англии. Естественно, работа в Би-Би-Си занимала у него значительное время, благодаря Бёрджессу, его главному союзнику в этом учреждении. Их обоих "контролировал" "Генри".
В то время Гай сделал еще один ловкий ход, пожалуй, самый яркий. Он организовал интервью с одним из своих коллег-журналистов Эрнстом Генри ("нелегалом" НКВД), который уверенно заявил, что не сомневается в победе Советской Армии, хотя та и отступала тогда по всей линии фронта. С из ряда вон выходящей бравадой он даже осмелился рассыпаться в похвалах советской разведке, которую определил как "самую лучшую в мире".
В 1943 году Бёрджесс вновь продемонстрировал свой талант. Сталин решил распустить Коминтерн. Нужно было придать СССР новый облик, представить советский строй как самый гуманный, отнюдь не агрессивный, более соответствующий взглядам союзников. Советскому Союзу в то время во что бы то ни стало необходимо было, чтобы Черчилль открыл второй фронт. Роспуск Коминтерна - символа мировой революции, пугающего Запад, - должен был показать миру, что наступила новая эра в отношениях между СССР и другими государствами. В своих передачах Бёрджесс изо всех сил старался довести эту идею до сознания радиослушателей.
По указанию "Генри" он расширил число своих контактов, заводя дружбу с людьми, занимавшими важные посты в таких учреждениях, как Форин Оффис или министерство обороны. Пока шла война, он в любое время мог свободно заходить в главные здания этих министерств. Все часовые и вахтеры знали его в лицо, и он запросто разгуливал там, куда даже членам парламента не было ходу.
В эти же годы Гай установил дружеские отношения еще с одним очень интересным для нас лицом - Деннисом Проктором - личным секретарем бывшего премьер-министра Стенли Болдуина. Проктор, как и Бёрджесс, выпускник Кембриджа, был членом общества Апостолов и знал Бёрджесса задолго до того, как Гай поступил в университет. Проктор бесхитростно открывал Бёрджессу различные аспекты политических связей Великобритании и Соединенных Штатов. Он, не задумываясь, со всеми подробностями рассказал Бёрджессу о секретных переговорах между Рузвельтом и Черчиллем во время конференции в Касабланке в январе 1943 года. Проктор сообщил ему также бесценнейшую информацию о том, что союзники планируют высадку в Сицилии в июне 1943 года, а широкомасштабное вторжение на территорию Франции отложили до 1944 года.