"И вопросил Давид Господа, сказав: идти ли мне против Филистимлян, предашь ли их в руки мои? И сказал Господь Давиду: иди, ибо несомненно предам Я филистимлян в руки твои. И пошел Давид в Бааль-Перацим и поразил их там Давид и сказал: разбил Господь врагов моих предо мною, как лавина преграду. Потому и назвали то место Бааль-Перацим" (II Сам. 5:19–20).
Как предполагают Гишон и Герцог, филистимляне заняли пересыхающее летом русло реки Рефаим, ожидая, что Давид двинется на них с запада, со стороны Иерусалима. Однако Давиду каким-то образом удалось вывести незамеченной свою армию из города, совершить обходной маневр и ударить с другого фланга. Не ожидавшая этого удара филистимская армия побежала, бросая по дороге идолов своих богов, которые призваны были помочь ей одолеть евреев. По окончании сражения Давид велел, как указывает "Хроникон", собрать этих "истуканов" и сжечь (I Хрон. 14:12–13).
В честь своей победы в этой битве Давид сложил согласно традиции 144-й [143-й] псалом, в котором утверждает, что и этой победой, и всеми другими своими успехами он обязан только Богу:
"Псалом Давида. Благословен Господь, моя опора - Он обучил мои руки битве, мои пальцы - войне. Он - мое благоволение, и Он - моя крепость, моя сила, мое убежище, мой щит…" (Пс. 144 [143]: 1–2).
Но, по всей видимости, победа в том бою вряд ли была полной. Потери филистимлян были относительно невелики, они жаждали реванша, и вскоре их армия снова появилась в Рефаимской долине. В Библии Давид снова запрашивает Бога о том, выходить ли ему на открытое столкновение, и Тот через "урим" и "туммим" запрещает идти на лобовое столкновение и велит совершить обходной маневр:
"И опять выступили филистимляне, и расположились в долине Рефаим. И вопросил Давид Господа, и Он сказал: не выступай прямо, обойди их с тыла и придешь к ним со стороны тутовых деревьев. И будет, когда услышишь отзвук шагов в вершинах тутовых деревьев, тогда устремись, ибо вышел Господь тогда перед тобою, чтобы поразить стан филистимский" (И Сам. 5:23–24).
Для верующего человека нет сомнений в том, что успех этой битвы был предрешен тем, что Давид действовал по слову Бога и находился под Его покровительством. Талмуд сообщает, что в решающий момент тысячи ангелов, выполняя приказ Творца, стали так сильно раскачивать деревья, за которыми Давид укрыл свою армию, что филистимляне не услышали за шумом их ветвей и листьев топота шагов приближающихся израильтян, и когда те ударили по ним с тыла, впали в настоящую панику. Сам шум деревьев и был очевидным чудом, явленным Богом Давиду в этом сражении, так как стояла совершенно безветренная погода и никакой естественной причины для раскачивания и шума деревьев не было.
Стоящие же на рационалистических позициях историки видят во второй Рефаимской битве еще одно доказательство полководческого гения Давида, умевшего выгодно использовать все особенности ландшафта местности.
Вот как анализируется ход этой битвы все теми же Герцогом и Гишоном:
"Второе поражение филистимлян в Рефаимской долине снова стало следствием внезапной атаки израильского войска в их тыл. На этот раз израильтяне тайно, через лес, зашли в тыл или во фланг филистимлян. Знатоки военного дела сравнивают боевые действия в лесу с обоюдоострым мечом. Обеспечивая укрытие, леса затрудняют передачу распоряжений и осуществление связи и контроля. Они ограничивают возможность использования тяжелого вооружения. А клаустрофобный эффект от нахождения в лесу часто негативно сказывается на боевом духе войска. Именно это ощущение привело к образованию в греческом языке слова "паника" от имени лесного бога Пана.
В то время как эти отрицательные аспекты лесных сражений заставляли филистимлян располагать свои силы за пределами тутовой рощи (точное ботаническое определение деревьев не известно), войско было обращено к ней (роще) флангом или тылом. Израильтяне же, воспользовавшись укрытием для их проворных и легковооруженных воинов, получили от самой же природной особенности тактические преимущества. Кроме того, Давид умело использовал погоду. Зная, что ежедневный бриз с моря достигает Иерусалима около полудня, он приурочил свое наступление к этому часу, чтобы шелест листвы деревьев скрывал шум шагов приближающихся к врагу израильтян. Снова была достигнута полная внезапность, и Давид не пренебрег разработкой плана последнего этапа сражения: развития успеха. На этот раз он приложил усилия к тому, чтобы перекрыть отступающим филистимлянам прямой путь через долину Дуба. Он смог "поразить" филистимлян на всем долгом пути их отступления "от Гаваи до Газера"".
Разгром филистимлян в этом сражении и в самом деле был грандиозным, а их потери огромными. Газер, или, точнее, Гезер, до которого гнал их Давид, был уже пограничным городом. Теперь этим давним врагам израильтян надо было думать не о нападении, а о том, как защитить себя от столь неожиданно усилившихся и преисполненных воинственного духа соседей.
Глава шестая
ОДИН ИЗ НАРОДА
Опьяненный победой над филистимлянами, Давид решил как можно скорее внести в Иерусалим главную святыню еврейского народа - Ковчег Завета, а затем тут же приступить к строительству величественного Храма для размещения Ковчега и совершения всех предписанных Торой служб.
И это опять, с какой точки зрения ни посмотри, был поис-тине мудрый и грандиозный план. Перенос Ковчега в Иерусалим означал превращение этого города не только в военную и политическую, но и духовную столицу объединенного Еврейского царства, в подлинный центр всех сторон народной жизни, и уже ни одно колено, ни один потенциальный мятежник не смог бы отрицать этого очевидного факта.
Но прежде чем начать рассказ о тех удивительных событиях, которыми сопровождался перенос Ковчега Завета, стоит напомнить читателю о том, что представлял собой этот один из самых сакральных артефактов человечества.
Согласно Пятикнижию, Ковчег Завета был изготовлен еврейскими умельцами Веселеилом (Бецалелем) и Аголиавом по указанию Моисея, который, в свою очередь, получил указания по его изготовлению напрямую от Бога. Внешне он представлял собой обычную коробку, или, если употреблять более приличествующее случаю выражение, ларь, сделанный из дерева акации, размеры которого составляли 2,5 локтя в длину, 1,5 локтя в ширину и 1,5 локтя в высоту (то есть 114x68,5x68,5 сантиметра, или, по другому мнению, 95x57x57 сантиметров). С обеих сторон - и с внешней, и с внутренней - этот ларь был покрыт слоем золота.
Толщина стенок Ковчега, по наиболее распространенному мнению, равнялась одной ладони, то есть 7,5 сантиметра. На четырех концах Ковчега были закреплены золотые кольца, в которые были продеты два утолщенных с обеих сторон позолоченных шеста из того же дерева акации.
Наконец, венчала Ковчег крышка из чистого золота длиной 2,5 и шириной 1,5 локтя (114x68,5 сантиметра) со сделанными на ней двумя фигурками с распростертыми друг другу крыльями, которые как бы скрывали их лица. В Талмуде утверждается, что толщина крышки составляла одну ладонь, то есть 7,5 сантиметра, но в этом случае даже без херувимов она должна была весить 17 талантов (1135 килограммов), что кажется уже совершенно невероятным. Однако такие авторитетные комментаторы, как Саадия Гаон и Ибн Эзра, считали, что толщина крышки Ковчега составляла порядка трех миллиметров, и тогда ее вес составлял всего 1 талант (68 килограммов).
Моисей поместил Ковчег Завета в Святая Святых: особо выделенном отделении сооруженной по его указанию Скинии - Переносном храме, своего рода военно-полевом Храме, призванном играть эту роль до сооружения Храма постоянного. Внутрь Ковчега Моисей сначала положил полученные им на Синае Скрижали Завета с Десятью Заповедями, затем прибавил туда запечатанный кувшин с манной, выпадавшей для евреев в пустыне (в память об этом чуде для будущих поколений), а перед смертью вложил в Ковчег написанный им собственноручно свиток Торы.
Право прикасаться к Ковчегу и переносить его имели только левиты, - всем остальным это было запрещено под страхом смерти. Да и левиты могли это делать лишь в случае перехода еврейского стана на новую стоянку во время блужданий евреев по пустыне либо в случае выхода народа на войну - тогда они с помощью специальных ремней закрепляли шесты Ковчега у себя на плечах и сопровождали с ним армию израильтян в походе, вдохновляя их на победу. Все остальное время Ковчег должен был оставаться в Святая Святых, в которую даже первосвященник входил лишь раз в год - в Судный день, когда, согласно традиции, на Небесах решалась судьба еврейского народа на ближайший год.
История Ковчега после завоевания израильтянами Ханаана оказалась поистине драматичной. Долгое время он стоял в Скинии, установленной в Силоме (Шило). Затем в ходе одной из очередных битв с филистимлянами левиты вынесли Ковчег Завета перед армией, но, говорит Библия, грехи народа Израиля были так велики, что это не помогло, - битва закончилась поражением евреев. Их потери составили 30 тысяч человек и вдобавок ко всему филистимляне захватили Ковчег.
Однако после этого на филистимлян обрушиваются одно за другим страшные бедствия. Спустя семь месяцев они поняли, что таким образом их наказывают за захват Ковчега. Погрузив эту еврейскую святыню на телегу, запряженную быками, они пустили их куда глаза глядят, и быки привезли Ковчег евреям. Затем Ковчег был установлен в иудейском городе Кириаф-Иариме (Кирьят-Яире), где и находился в течение двадцати лет.
Перенося Ковчег из земли колена Иуды в расположенный на границе между землями Иуды и Вениамина Иерусалим, Давид таким образом еще раз подчеркивал, что видит себя не вождем какого-то одного племени, взявшего верх над другими братскими племенами, а именно общенациональным лидером, для которого разделение на племена и кланы не играет никакой роли по сравнению с теми факторами, которые делают израильтян единым народом.
Сама церемония переноса Ковчега Завета в Иерусалим по замыслу Давида должна была превратиться в грандиозное, невиданное прежде празднество с участием значительной части народа, представителей всех колен - короче говоря, всей нации.
С этой целью Давид велел сначала перенести Ковчег из Кириаф-Иарима в бывшую столицу Саула - Гиву, чтобы перенос Ковчега одновременно символизировал и перенос столицы царства, да так, чтобы при этом у народа возникло ощущение преемственности власти от Саула к Давиду. В Гиве Давид временно поместил святыню в доме жившего в этом городе левита Авинадава. Далее, согласно плану Давида, Ковчег Завета должен был двинуться на повозке, запряженной волами, а спереди и сзади него должна была следовать сопровождаемая множеством музыкантов пляшущая и ликующая толпа.
Библия начинает рассказ о перевозке Ковчега следующими словами:
"И собрал Давид всех отборных от Исраэля, тридцать тысяч. И встал Давид, и пошел со своим народом, который был с ним из Баалей-Иуды, чтобы перенести оттуда Ковчег Божий, который назван именем Господа Цеваота, обитающего между керувами…" (II Сам. 6:1–2).
Устное предание, между тем, настаивает, что в первой церемонии по перевозке Ковчега принимало участие 90 тысяч человек, что, в свою очередь, задает новые загадки комментаторам: зачем же тогда текст говорит о тридцати тысячах "отборных от Исраэля"?
По одной из версий, эти 30 тысяч как раз к переносу Ковчега вообще отношения не имели - в данном случае имеется в виду, что Давид собрал армию из тридцати тысяч отборных воинов и, чувствуя себя с такой армией совершенно спокойным, мог заняться государственными делами - в том числе оставив на время Иерусалим на попечение его гарнизона, посвятить себя хлопотам по перенесению Ковчега. По другой версии, речь идет о тридцати тысячах официально приглашенных знатных людей, но вместе с ними на праздник поспешили и десятки тысяч простых израильтян.
Но куда больше загадок задает происшедшая вслед за этим, в ходе переноса Ковчега трагедия:
"И поставили Ковчег Божий на новую повозку. И вывезли его из дома Авинадава, что в Гиве; а Узза и Ахийо, сыновья Авинадава, вели новую повозку. И понесли его из дома Авинадава, что в Гиве; и Узза с ковчегом Божьим, а Ахийо шел перед Ковчегом. А Давид и весь дом Исраэлев играли перед Господом на всяких музыкальных инструментах из кипарисового дерева, и на кинорах, и на арфах, и на тимпанах, систрах и кимвалах. И когда дошли до Горэн Нахона, Узза протянул руку к Ковчегу Божию и поддержал его, так как волы тряхнули его. И воспылал гнев Господа на Уззу, и поразил его там Бог за его оплошность, и умер он там у Ковчега Божья. И опечалился Давид, что Господь побил Уззу; и называют то место поныне Пэрэц-Узза (Поражение Уззы. - П. Л.)…" (II Сам. 6:3–9).
Перед нами снова вполне зримая картина. Огромная толпа израильтян движется в сопровождении множества музыкантов из Гивы в сторону Иерусалима. Обычный пешеход прошел бы этот путь за несколько часов, но понятно, что такая масса народу движется куда медленнее. В центре толпы находится новая, пахнущая свежим деревом и разукрашенная повозка, на которой стоит Ковчег. Спереди запряженных в повозку волов ведет старший сын левита Авинадава Ахия (Ахийо), а сзади за ней следует младший - Оза (Узза). Дорога начинает идти в гору, движения волов становятся более резкими, и поставленный на повозку Ковчег начинает подрагивать. Затем в какой-то момент повозка накреняется, Озе кажется, что еще вот-вот - и Ковчег может упасть на землю, он хочет поддержать его, подставляет под Ковчег плечо и… падает мертвым.
Внезапная смерть молодого левита, вне сомнения, должна была повергнуть и самого Давида, и всю толпу в трепет, навести на мысль о том, не является ли это дурным предзнаменованием и так ли уж на самом деле угодны Богу поступки царя, как он сам это представляет?
Само собой, представители разных направлений в исследовании Библии объясняют причины внезапной кончины Озы по-разному. Наиболее спекулятивно для слуха современного человека звучит версия, согласно которой от Скрижалей Завета и самого Ковчега исходила эманация некоей энергии, благоприятно действовавшей на тех, кто соответствовал определенному духовному уровню (например, на левитов и коэнов, служивших в Храме), и смертоносной для тех, кто этому уровню не соответствовал. Именно поэтому, дескать, простому, обычному человеку было запрещено приближаться к Ковчегу. Оза, говорят сторонники этой версии, хотя и был левитом, не находился на требуемом духовном уровне, и потому контакт с Ковчегом оказался для него смертельным. Другая, рядящаяся под научную, но на деле не менее спекулятивная версия заключается в том, что принесенные Моисеем с Синая и лежащие в Ковчеге Скрижали Завета были сделаны из радиоактивного материала, и потому непосредственный контакт с Ковчегом был чреват опасностью заболеть лучевой болезнью.
Классические комментаторы Священного Писания сходятся во мнении, что причиной смерти Озы был грех неверия и нарушение предписываемых Торой деталей соблюдения заповедей. Таким неверием и нарушением было уже само решение перевозить Ковчег на повозке, вместо того чтобы поручить его нести левитам, как это предписывает Тора. Давид принял это решение, предположив, что левитам слишком тяжело будет проделать такой путь с Ковчегом на плечах. Но ведь, напоминают комментаторы, хотя вес Ковчега был и в самом деле огромным, предание гласит, что несшие его левиты чудесным образом не чувствовали тяжести - так, словно не они несли Ковчег, а Ковчег нес их.
Но если уж и решили везти Ковчег на волах, то надо было хотя бы последовать примеру филистимлян, понявших, что сам Бог будет управлять волами и приведет их куда надо. И наконец, сам поступок Озы, с точки зрения комментаторов, был уже апофеозом неверия.
"Нет никакого сомнения, что Уззой двигали самые добрые намерения, что он был человеком праведным, - объясняет, суммируя эти комментарии, Шуламит Гад. - Но как он мог допустить мысль, что Ковчег нуждается в поддержке человека, если он поддерживался самим Господом? Как он мог допустить мысль, что Ковчег может упасть?!"
Наконец, сторонники школы библейской критики говорят, что смерть Озы могла произойти по вполне естественным причинам. Скажем, пытаясь не дать упасть весившему сотни килограммов Ковчегу, он мог просто надорваться и скончаться от грыжи, внезапного инфаркта или кровоизлияния в мозг.
Однако ясно, что, каковы бы ни были причины этой смерти, она не могла не вселить мистический ужас в толпу, и сам Давид задумался над тем, а все ли он правильно делает? Наконец, он решил отложить перенос Ковчега в Иерусалим и временно разместить его в находившемся в предместье города доме Аведцара Гефянина (Овед-Эдома Гаттиянина).
Судя по тексту "Второй книги Самуила" и "Хроникону", Аведдар Гефянин входил в ближайшее окружение Давида и был привратником в его дворце. Однако летописец ничего не сообщает о личности этого человека и его происхождении, видимо, считая его слишком незначительной фигурой для истории. Комментаторы предполагают, что прозвище Эдом он получил не случайно - по всей видимости, он был принявшим иудаизм идумеем из Гефа, а может быть, даже идумеем, оставшимся язычником, но при этом преданно служившим Давиду.
Не исключено также, что Давид решил установить Ковчег в доме Аведцара не без "задней" мысли: он хотел удостовериться, что этот артефакт не влечет за собой гнев Бога на того, в чьих руках он находится.
Поэтому он велел своему окружению пристально наблюдать за тем, что будет происходить в доме Аведцара. Вскоре слуги сообщили ему, что нет не только никаких признаков того, что над этим домом тяготеет проклятие, но и наоборот - он явно благословлен Свыше: скот Аведцара дал необычайно хороший приплод, его хозяйство стало еще больше процветать, все шесть его невесток беременны, в том числе и те, что считались бесплодными.
Все это Давид счел добрым предзнаменованием и отдал указание снова готовиться к переносу Ковчега в Иерусалим и установке в городе Скинии Завета.
"И оставался Ковчег Господень в доме Овед-Эдома Гаттиянина три месяца; и благословил Господь Овед-Эдома и весь дом его. И сообщили царю Давиду, сказав: благословил Господь дом Овед-Эдома и все, что у него ради Ковчега Божья; и пошел Давид и поднял Ковчег Божий из дома Овед-Эдома в город Давида…" (II Сам. 6:11–12).