"Это круглое невежество, весьма подлое существо…"
За три года в НКИД скопился солидный компромат на советского представителя в Австралии. Недоброжелателей и врагов у него хватало, и пришло время рассказать о них более подробно.
"В Брисбене были и есть господа, которые старались и стараются очернить меня", – жаловался он С. Калинину . На самом деле, не только в Брисбене, но и в Сиднее и Мельбурне, и в других городах Австралии. Многие из этих "господ" перебрались в Советскую Россию и оттуда продолжали травлю Симонова.
Судя по всему, с Калининым у него сложились доверительные отношения, несмотря на политические расхождения. Калинин писал Симонову 26 января 1921 года, что ожидал от него "беспристрастной оценки" того, что происходило в России, а "увидел лишь заносчивые аккорды зарвавшегося большевика, неожиданно вступившего на арену политической борьбы". Тем не менее, Калинин обращался к своему оппоненту с уважением. "Вы – мой политический противник. Я вас могу уважать как человека, но как большевика могу и ненавидеть" .
Калинину претили дрязги и склоки, которыми занимались руководители Союза русских рабочих-коммунистов. Он объяснял Симонову: "Почему у меня родилось отрицательное отношение к "Союзу"? Потому что слишком отрицательный элемент является ядром этого "Союза". Много клеветы и грязи было вылито на тех, кто становился в оппозицию к "Союзу…"". Калинин с обидой отмечал, что Зузенко "клевещет", обвиняя его в "политической нечистоплотности" – в знакомстве с членом ЦК партии эсеров Рабиновичем и даже располагает подтверждающим это фотоснимком. "А разве те же "союзники" не топтали Ваше имя в грязи?" – вопрошал Калинин. Все это, по его словам, "компрометировало и Союз, и большевистского представителя (Симонова – авт.), и идею большевизма" .
В представлении большевика Зузенко знакомство с одним из лидеров эсеров – уже компромат, а подтверждавшее это фото – весомая улика. Атмосфера в эмигрантском сообществе и впрямь была накалена.
Герман Быков обратил внимание на уже отмечавшиеся неувязки в биографии Симонова. В своих интервью, в частности, в интервью газете "Дэйли Стандарт", советский представитель неосторожно рассказал про свой "арест" в 1904 году и про мифическую работу в РСДРП. Утверждения Симонова насчет его "революционных заслуг" Быков назвал "ложью и явно глупой", поскольку за такие проступки военнослужащего карали не переводом в другую часть, а каторгой .
В "докладе тов. Виленскому о большевистском консуле в Австралии" Быков ставил под сомнение сам факт назначения Симонов. В. Д. Виленский (Сибиряков) был уполномоченным правительства РСФСР на Дальнем Востоке. Быков знал, кого нужно информировать. Телеграмму Литвинова он называл "мистической каблограммой", используя как доказательство то, что Симонов "так и не предъявил ее на общем собрании русских рабочих" . В данном случае Быков выдавал желаемое за действительное, телеграмма существовала и Симонов ее бережно хранил. Возможно, не рисковал демонстрировать ее Быкову и другим групповцам, опасаясь, что те уничтожат драгоценный документ. Или считал ниже своего достоинства приносить ее на собрание и оправдываться – слишком много чести для клеветников.
Быкова такое отношение еще пуще выводило из себя и в своих доносах он как мог старался "замазать" Симонова: "За неимением подходящей замены стал секретарем Союза и редактором "Рабочей жизни"… Как секретарь он был еще пригоден, но как редактор оказался неспособным, и ему предложили отставку, но закрытие газеты и мистическое назначение его консулом спасло его… Часть товарищей требовала от него признания контроля над его деятельностью на консульском поприще. Он отказался… Для сознательных рабочих было ясно – при блокаде Советской России консульство… является недействительным" .
Оскорбительных эпитетов и суровых обвинений в доносах Быкова хватало: "проходимец", "глупое самомнение авантюриста", "игнорировал товарищеские услуги", "ни разу не смог выяснить английским рабочим, в чем заключается советская власть". Сам Быков считал себя образованным марксистом, знатоком революционного движения и упрекал Симонова в том, что тот не прислушивался к нему. "Некоторые из нас, как не обладавшие английским языком, пытались в частном порядке дать ему точные исторические сведения о роли русских социалистических партий" . Эта любопытная фраза наводит на мысль, что Быков и сам английским толком не овладел и завидовал Симонову, который свободно на нем разговаривал и писал. Во многом отсюда и досада в связи с его сотрудничеством с лейбористской партией, "приютившей этого авантюриста". Ясное дело – выучил английский специально для того, чтобы вступить в сговор с "социал-предателями" и дискредитировать революционные идеи.
Даже арест и тюремное заключение Симонова интерпретировались не в его пользу. Небось, хотел откупиться на деньги лейбористов, а "наш союз и его отделы послали ему ультиматум: идти в тюрьму и штраф не платить и воспользоваться судом как трибуной для пропаганды советских идей" . В общем, трусил Симонов, пытался "улизнуть в кусты" и лишь настойчивость таких твердокаменных марксистов, как Быков, заставила его пойти в суд, а потом сесть за решетку.
Быкову с энтузиазмом ассистировал Клюшин, который в эмигрантской среде пользовался известностью дурного сорта. С. Калинин отзывался о нем с брезгливостью. Он упоминал о "клюшинских нездоровых бреднях", которые выдают "больной мозг маньяка" . В 1919 году Клюшина выслали из Австралии вместе с Быковым и Зузенко. Он прибыл в Россию, на Дальний Восток, чтобы участвовать в революционных свершениях и по-прежнему не жалел сил в критике Симонова.
С недоверием относились к Симонову И. Г. Кушнарев и П. В. Уткин, которые тоже перебрались из Австралии на российский Дальний Восток, где участвовали в Гражданской войне и занимали высокие советские и партийные должности. Кушнарев был членом Дальбюро ЦК РКП (б) и Приморского крайкома РКП (б). Уткин входил во Владивостокский Совет. Однако они не принадлежали к числу особо рьяных гонителей Симонова. Кушнарев признавался, что знал его мало и просто исходил из мнения "ряда товарищей", которые говорили – надо отозвать.
А вот Грей-Кларк Симонова не щадил, преследовал его с упоением. С. Калинин рассказывал о своей встрече с ним в 1919 году. "При свидании со мной в Брисбене Грей утверждал, что "Союз" (СРР-К – авт.) носит отрицательный характер, и он, Грей, никогда не решится давать доклады о России такому "Союзу"" . Причина подобного отношения определялась, конечно, тем, что во главе СРР-К находился Симонов. Хотя эмигранты хотели услышать о том, что происходит на родине, неприязнь к Симонову пересилила и перед соотечественниками Грей выступать не стал.
Калинин не верил в искренность этого "идейного" большевика: "А недавно уехавший Иван Грей лекции о большевизме читал в Trades Hall (зале профсоюзных собраний – авт.)! К коммунизму призывал русских! А что он начал выделывать в дороге? С дороги, от русских, уехавших с Греем, получено письмо, которое говорит громче всяких выводов и предположений. В портах русских не выпускают с пароходов, Грей же со своей семьей идет в город, катается там на автокарах! Дорогие вина и сигары к услугам бывшего коммуниста!.. Да Грей и не мог давать доклады о Советской России. Он был лишь во Владивостоке и вернулся обратно. Где-то теперь этот великий коммунист?" .
Эти слова относились к первому отъезду Грей-Кларка из Австралии в 1917 году. Почему он находился в более привилегированном положении, чем его товарищи, Калинин не уточнял. Возможно, попросту располагал денежными средствами.
Позднее, вторично вернувшись на родину, Грей продолжал "копать" против Симонова. 21 апреля 1920 года во Владивостоке поднял вопрос о его замене в беседе с Виленским. На следующий день написал Виленскому письмо о необходимости "отзыва российского консула в Австралии П. Симонова и замене его членом Австралийской социалистической партии англичанином М. Баритцом". Подчеркивалось, что такого же мнения придерживаются еще "три товарища из Австралии" – Иордан , Клюшин, Резанов-Быков .
Грей-Кларк, не стесняясь в выражениях, клеймил Симонова: "Это круглое невежество, весьма подлое существо, постоянно дискредитирующее Советскую власть. Я еще из Австралии просил об этом тов. Виленского и он ответил мне, что Симонов будет отозван. Но Симонов все еще остается представителем Советской России, к нашему стыду, добавлю я". Грей-Кларк писал, что он представил "товарищам Шатову и Хотимскому "красноречивые документы" (какие именно, не пояснялось.) относительно Симонова, и эти товарищи обещали, что он будет убран .
В. И. Хотимский был членом Дальневосточного бюро ЦК РКП (б) и располагал не меньшим политическим весом, чем Шатов.
Кларк переживал из-за того, что Симонов "продолжает вредить нашему делу". "Примите же наконец радикальные меры против этого проходимца!" – завершал он свое письмо. Это был уже вопль души… .
С Кларком был близок Д. А. Фрид – венгерский коммунист, воевавший на Дальнем Востоке и бежавший из японского плена на пятый континент в 1918 или 1919 году. В 1921 году он снова на Дальнем Востоке, в гуще революционных событий. Во Владивостоке тесно общался с Кларком и они на пару строчили в НКИД доносы на Симонова.
Один из них был адресован заведующему Отделом Востока НКИД Я. Д. Янсону, известному революционеру, до перевода в наркомат несколько лет проработавшему в Сибири и на Дальнем Востоке. Янсон был председателем Иркутского Совета в 1917 году, председателем Исполкома Восточно-Сибирского областного Совета и заместителем председателя ЦИК Советов Сибири, председателем Исполкома Коммунистического Интернационала на Дальнем Востоке в 1919 году, а в 1921–1922 годах – министром иностранных дел ДВР. Позже находился на дипломатической работе в Китае. Фигура не менее заметная, чем Виленский. Из письма Фрида, кстати, следовало, что Виленский тоже "писал на Симонова", равно как и "другие товарищи", включая военного министра и министра транспорта ДВР В. С. Шатова. Виленский и Шатов в Австралии не были, лично Симонова не знали и действовали, очевидно, по просьбе Фрида и Кларка.
В общем, в ход шла "тяжелая артиллерия", но Фрид с огорчением замечал, что огонь велся безрезультатно . Это не устраивало революционера-интернационалиста и он поставил своей задачей добиться того, "чтобы в интересах нашего великого дела" Симонов был как можно скорее отстранен. "Петр Симонов, – докладывал он Янсону, – был назначен представителем Совроссии по приказу Троцкого, переданного, по словам Рейтера, Литвиновым. Ведь Симонов коммунистом не был и вообще не имел определенного политического credo . Результаты этой ошибки очень плачевны, так как его деятельность компрометировала Совправительство и коммунистов вообще в глазах сознательной части австралийского пролетариата" .
Как свидетельство идеологической несознательности и незрелости Симонова Фрид упоминал то, что "в первом своем интервью с представителем печати он тов. Троцкого назвал эс-эром" и кроме этого сказал еще "невероятные глупости". Какие именно, не уточнялось. Фрид лишь оговаривался, что "подробный материал нами передан тов. Шатову несколько месяцев тому назад для отправки в Москву" . Не факт, что эти "глупости" были серьезнее, чем идеологически вредная характеристика Троцкого.
"Везде, – продолжал Фрид, – он (Симонов – авт.) выявил свое непонимание коммунистической идеологии, вызывая этим неправильное представление масс о советской власти. Везде объединялся с мелкобуржуазными элементами в рабочем движении Австралии, идя вразрез с коммунистически настроенной частью" .
Иных аргументов, подкреплявших выпады против Симонова, Фрид не приводил. Чем была в действительности обусловлена его позиция? Ларчик открывался просто. Они с Симоновым разошлись в вопросах, касавшихся тактики коммунистического движения. Симонов и его сторонники выступали за сотрудничество с рабочими партиями и организациями широкого спектра, включая лейбористов. С ним не соглашались ревнители коммунистической чистоты – Фрид, Кларк, Быков и другие "максималисты".
"Дело в следующем, – излагал Фрид свою версию раскола в австралийском социалистическом и коммунистическом движении. – В марте 1920 года нашими общими усилиями, особенно при помощи тов. Кларка, нам удалось образовать в Брисбене… первую там коммунистическую группу; эта группа скоро сделалась Австралийской социалистической партией, так как последняя приняла коммунистическую программу и решила присоединиться к III Интернационалу, образовав брисбенский отдел этой партии. Отдел решил выпустить журнал "Коммунист". Под влиянием интриг Симонова Ц. К. партии делал затруднения – не давал свое согласие. Но журнал был пущен в ход, имел хороший успех. Нами переслана копия в Москву. В интересах своей гнусной интриги Симонов даже позволил себе, как это доказывает прилагаемое письмо тов. Томаса, назвать уважаемого Павла Ивановича Кларка, этого старого революционера и, безусловно, искреннего коммуниста – провокатором. И Ц. К. партии, конечно, верил "представителю РСФСР". Брисбенскому отделу пришлось потому выйти из партии и преобразоваться в коммунистическую группу Квинсленда, продолжая выпускать "Коммуниста", № 2 которого при сем прилагаю" .
К "тов. Томасу" и его письму мы еще вернемся. Что касается журнала "Коммунист", то не лишне заметить, что австралийские сторонники Симонова еще раньше начали выпускать свой журнал с таким же названием и, естественно, к аналогичному предприятию конкурентов отнеслись ревниво. Симонову претила узость мышления, стремление отгородиться от профсоюзов и лейбористов. Вряд ли ему могла прийтись по вкусу опубликованная в том самом втором номере квинслендского "Коммуниста" статья У. Дж. Томаса (также приложенная к письму Фрида, как и письмо самого Томаса) с характерным названием: "Ошибочность поддержки Австралийской лейбористской партии" ( "The Fallacy of Supporting the Australian Labour Party" ) .
"Я мало говорил о действиях этого "консула РСФСР", – с сожалением подытоживал Фрид (он лукавил – Симонову посвящена значительная часть его послания Янсону). – Но думаю, что из этого ясно видно, что как опасно и на минуту оставлять за таким человеком даже название представителя нашей Республики" . Фрид убеждал Янсона в том, что присутствие Симонова в Австралии – препятствие на пути развития коммунистического движения, и чтобы "Коммунистическая партия могла свободно действовать, необходимо убрать Симонова" .
На замену ему предлагался упомянутый У. Дж. Томас, которого венгр называл "действительным коммунистом, талантливым и храбрым" .
В своем собственном письме, которое, напомним, прилагалось к письму Фрида, но было адресовано Кларку, Томас объявлял Симонова "стыдом" коммунистического движения . "Шил ему политическое дело" и доносил о его поведении во время празднования третьей годовщины Октябрьской революции в Брисбене. Выступая на торжественном собрании, Симонов говорил по-английски (уже свидетельство его буржуазности, мало ли что в зале находились австралийские рабочие, с русским языком незнакомые) и – о, ужас – "сказал, что Русская республика стоит за свободу, равенство и братство". Томас восклицал: "Подумайте об этом, тот самый клич французской буржуазии, под которым французская нация поддерживает Врангеля". Естественно, верный марксист-ленинец Томас выступил с гневной отповедью "и объяснил пролетарскую диктатуру с точки зрения коммуниста, а не с точки зрения мелкого буржуа" .
Обратим внимание на то, что Томас сообщал о "бурном разговоре", который состоялся у него с Симоновым в связи тем, что консул обвинил его в попытке шантажа. "Впоследствии он писал в Центральный комитет, обвиняя меня в попытке выманить у него деньги угрозой" . Имелся в виду Центральный комитет Австралийской социалистической партии, в рядах которой Томас числился как Вильям (Уильям) Джон Томас. Вскоре мы увидим, чем именно была вызвана эта попытка шантажа.
Пожалуй, Симонова спасало лишь то, что в трудные годы Гражданской войны руководителям-большевикам в Москве было не до Австралии и тамошних "разборок". Но доносы подшивались в папки и ждали своего часа.
Он старался парировать обвинения своих недругов, но делал это не часто и не столь энергично, как его противники.
Больше всего беспокоили Симонова не бездоказательные идеологические или политические обвинения, а попытки (в частности, Быкова) выставить его мошенником, обыграв сомнительные моменты его биографии. Это относилось к сюжету с его злоключениями в Хабаровске и Владивостоке непосредственно перед эмиграцией.
25 июня 1920 года он написал многостраничное письмо, адресованное Ф. Стрёму.