Зато в отчете НКИД он всячески акцентировал свою роль в становлении коммунистического движения: "После тюрьмы месяцев пять я работал главным образом нелегально, хотя также написал и поместил в столичных рабочих газетах много статей. Моя нелегальная работа была по подготовке организации коммунистической партии. Я создавал ячейки и группы или секретно или под скромным названием групп самообразования. Вместе с двумя товарищами (исключенными из университета студентами Баракки и Лейдлером) издавал ежемесячный журнал "Пролетариат" . Баракки и Лейдлер – это Гвидо Бараччи и Томас Лейдлер ( Guido Barachhi, Thomas Laidler ), ставшие в 1920 году одними из основателей КПА.
Другая, не менее иллюстративная фраза: "Продолжал нелегальную работу по развитию коммунистического движения, укреплению организационных основ КПА".
Проблема заключалась в том, что с самого своего возникновения это движение оказалось расколотым, и к этому расколу Симонов приложил руку. Ни в его отчете, ни в письмах или готовившихся им документах открыто не говорилось, в чем коренились противоречия, истоки конфликта. Лишь в отдельных случаях он давал понять, что поддерживавшаяся им фракция носила массовый характер, была нацелена на взаимодействие с другими отрядами рабочего класса, отстаивала социальные и экономические интересы широких слоев трудящихся, а конкурентам была присуща сектантская ограниченность. Вообще же многое объяснялось соперничеством за лидерство, идейные расхождения имели подчиненное значение.
Симонов опирался на профсоюзы, уцелевших активистов ИРМ, членов других организаций, считавших себя социалистами. Многие из них входили в Австралийскую социалистическую партию, образованную в 1907–1908 годах. К моменту описываемых событий она в значительной мере утратила свое влияние и готовилось ее преобразование в КПА. В октябре-ноябре 1920 года АСП созвала в Сиднее конференцию левых и социалистических организаций и группировок, объявивших о создании новой партии.
В письме Чичерину от 3 ноября Симонов докладывал о результатах конференции как этапном моменте своей деятельности. Писал о том, что "секретно" компартия существовала и прежде, но только теперь почувствовала себя "довольно сильной", чтобы "выдержать все атаки", и вышла из тени. Подчеркивалось ее отличие от таких социалистических организаций, как Социалистическая партия Виктории (СПВ) и Социалистическая рабочая партия (СРП), которые ратовали за идеологическую чистоту, теряя позиции в массах. Эти организации Симонов сравнивал с религиозными сектами, указывая на принципиально иной характер КПА, активно работавшей в профсоюзном движении и располагавшей там сильными позициями. При этом он восторженно отзывался об АСП, составившей костяк компартии . Можно представить его разочарование и потрясение, когда меньше, чем через месяц предводители АСП коренным образом изменили свои подходы. Возможно, их рассердило то, что они были недостаточно полно представлены в руководстве КПА. Так или иначе они решили сформировать свою, параллельную компартию.
После случившегося Симонов по-новому расставляет акценты и характеризует АСП уже однозначно негативно:
"Это движение (коммунистическое – авт.) демонстрировало силу слияния наших групп и потому решили объявить их коммунистической партией, напечатав и выпустив манифест и программу нелегально и без адреса, но указав, что в скором времени Центральное правление созовет кооперацию всех групп во всей Австралии открыто. Центральным правлением было условлено считать без выборов сиднейскую, самую активную группу. Это обеспокоило существовавшую социалистическую группу, остаток когда-то большой Австралийской социалистической партии. Чтобы предупредить ту предполагаемую конференцию, созываемую Коммунистической партией, Австралийская социалистическая партия поспешила сама созвать такую же конференцию. Конечно, на эту конференцию попало много наших групповцев. Все, по-видимому, шло великолепно. Была организована объединенная Коммунистическая партия, просуществовала она таковой месяц и десять дней, и вдруг безо всяких объяснений или уважительных причин Австралийская социалистическая партия выходит из нее и объявляет себя Коммунистической партией" .
Та компартия, в которой верховодили сиднейцы и Симонов, оказалась более жизнеспособной. "Она добилась солидного влияния в профессиональных союзах. В самом крупном рабочем центре, в Сиднее, в Совете делегатов профсоюзов, в числе 120 делегатов, представляющих 120 тыс. рабочих, 31 член из Коммунистической партии, и в правлении Совета из 12 – 3 члена партии, включая и секретаря" .
Параллельную КПА возглавил генеральный секретарь АСП А. Риордан. Помимо прежних членов АСП, в нее вошли небольшие социалистические партии и организации (СРП, СПВ и др.). В пропагандистском запале Симонов подчеркивал их ничтожество ("мелкая кучка"), что, вероятно, было преувеличением . В каких-то случаях он вынужден был признавать, что параллельная компартия "делает много вреда" , и косвенно это свидетельствовало о ее возможностях.
Сторонников Риордана Симонов именовал "упрямыми и глупыми догматиками", правда, проявляя снисхождение в отношении тех "чистых" и "правильных" товарищей, которые вошли в эту компартию по недомыслию . А вот для примкнувших к ней заклятых врагов Симонова из диаспоры никаких скидок не делалось. Теперь Симонов называл их не только "групповцами" и "Организацией 15", но еще и "Греевской организацией". Главную роль в ней играл эмигрант-социалист П. И. Кларк , известный в Австралии под псевдонимами "Джон Пол Грей" и "Иван Грей".
Личностью он был заметной. В свое время вместе с Ф. А. Сергеевым собирал деньги в помощь забастовщикам на сахарных плантациях Квинсленда, принимал участие в борьбе за свободу слова, арестовывался австралийскими властями. Вскоре после революции, комментировал Симонов, "этот обладатель стольких имен" переехал во Владивосток и там занял какой-то "видный пост" . Пост действительно был не маленьким. В 1919 году Грей-Кларк входил в Забайкальский ЦИК и Сибирский совнарком. После временного падения Советской власти на Дальнем Востоке перешел на нелегальное положение и в конце 1919 года вновь эмигрировал на пятый континент. Там и вступил в конкуренцию с Симоновым за право играть "первую скрипку" в КПА.
Он снова отбыл в Россию в конце 1920 года, стал министром и депутатом Народного собрания Дальневосточной республики (ДВР), контролировавшейся большевиками. Но сторонники Грей-Кларка в Австралии продолжили свою деятельность, направленную против Симонова. Вот что писала газета "Знание и Единение" (№ 66 от 26 апреля 1921 года), контроль над которой удалось сохранить непризнанному консулу: "Наши "идейные" товарищи-оппозиционеры, кажется решили отныне и до Второго Мессии не оставлять Союз Р. Р.-К. в покое. Группа П. И. Грей-Кларка получившая право на самостоятельность (после его отъезда на Дальний Восток) никак не может привыкнуть к состоянию преждевременной зрелости…" .
Греевцы обвиняли СРР-К "в страшном анархизме, индустриализме, синдикализме сверх коммунизма", а сами, по мнению газеты, превратили "идеи коммунизма в мишень достижения личных целей". Несмотря на это, руководство Союза убеждало раскольническую фракцию в необходимости объединения. Впрочем, этого так и не случилось .
Создавая или способствуя созданию КПА, Симонов широко использовал организационные возможности СРР-К и газеты "Знание и Единение", которая стала органом КПА в Квинсленде. Эмигрантский "Союз" вошел в партию на правах брисбенского отдела. На сохранившихся в архиве статьях из "Знания и Единения" (возможно, были привезены в Москву Симоновым) сделана от руки поясняющая надпись: "Приложение к органу Брисбенского отдела Коммунистической партии Австралии".
Симонов поддерживал тесные контакты с генеральным секретарем сиднейской КПА У. П. Эрсманом, принимал участие во всех ее мероприятиях и рассчитывал на понимание и содействие со стороны Коминтерна. В апреле 1921 года в письме в ИККИ он подчеркивал свой вклад в австралийское коммунистическое движения. Именно он, утверждалось, формировал "независимые группы в Мельбурне, Брисбене, Ньюкасле и Сиднее, чтобы впоследствии объединить их в рамках единой коммунистической партии. Акцентировалось, что он "лично руководил этими группами" .
Можно себе представить, как был раздосадован Симонов, узнав, что прибывший в Австралию весной 1921 года эмиссар Коминтерна Джон (Пол) Фримен отдал предпочтение компартии Риордана. Симонов сравнивал этого деятеля с Хлестаковым, считал авантюристом, человеком недалеким и поверхностным. Тем не менее, в Коминтерне ему доверяли как борцу, подвергшемуся преследованиям буржуазных правительств.
Фримен (его также знали как Кокса или Миллера) был американцем, членом ИРМ и покинул США, спасаясь от полицейского преследования. В Австралии за выступления в защиту Советской России его заключили в тюрьму и депортировали в 1919 году. Визит 1921 года по коминтерновской "путевке" организовывался в обстановке строжайшей секретности. На пятый континент Фримена доставил Зузенко, который вернулся к профессии моряка, стал капитаном дальнего плаванья и одновременно – агентом Коминтерна. Заходя в порты различных стран, выполнял разные партийные поручения.
Из подготовленного им для ИККИ отчета о своей тайной миссии в Австралии, датированного 15 августа 1920 года:
"В начале мая этого года по решению Исполнительного комитета Коминтерна я получил указание ехать в Австралию, чтобы создать Коммунистическую партию и установить связи между Коминтерном и революционным элементом австралийского пролетариата. Безопасные и постоянные линии связи должны быть установлены между Австралией и Советской Россией. Все это может быть завершено в течение пяти или шести месяцев" .
О Фримене Зузенко отзывался не лучше, чем Симонов, считал его ненормальным, одержимым безумными идеями и приводил впечатляющие подробности.
"В числе проектов товарища Фримана, например, покупка на средства Коминтерна радиостанции в Австралии (для связи с Советской Россией); незамедлительно снести "отвратительные стены Кремля" и чудовищные соборы с этой идиотской Царь-пушкой и Царь-колоколом для того, чтобы построить на их месте великолепный Храм Свободы; передать тело Августы Осен (женщина-делегат, которая умерла), для превращения в мыло – все это заставляет предположить, что товарищ Фримен страдает от психических заболеваний" .
Августа Осен была норвежской коммунисткой, погибшей во время авиационного праздника на Ходынском поле в августе 1920 года. Очевидно, она чем-то не угодила Фримену, если он, предвосхищая гитлеровские эксперименты, предложил использовать ее труп для мыловарения.
Симонов жаждал признания со стороны коминтерновской верхушки. Он надеялся и на то, что его голос услышит Ф. А. Сергеев и выражал уверенность, что если бы товарищ Артем находился в Австралии, то действовал бы точно так же как он, Симонов . Однако Сергеев погиб вместе с Фрименом в катастрофе аэровагона.
Важной стороной политической работы Симонова оставалась пропаганда. 15 октября 1920 года министерство обороны сообщило, что запрет на его публичные выступления снят. Министерство внутренних дел, хотя и отмечало, что такие выступления нежелательны, против них также не возражало ("можете выступать, если пожелаете") .
К тому времени симоновская риторика претерпела определенные изменения. В ней уже доминировали не призывы к прекращению войны (которая успела закончиться) и к мировой революции, а освещение успешного опыта советского социализма. "Россия: прошлое и настоящее" ( "Russia: past and present ") – так называлась одна из его лекций .
Симонов создавал позитивный и приукрашенный образ первого в мире государства рабочих и крестьян. Пикантность ситуации заключалась в том, что он описывал и хвалил общество и государство, которых в глаза не видел. Личные впечатления ему заменяла неистребимая вера в то, что большевизм мог быть только конструктивным и передовым. Особенно по сравнению с буржуазной действительностью. В Австралии его унижали, подвергали уголовному преследованию, бросали в тюрьму, а Советская Россия маячила на горизонте как эталон свободы, равенства и братства.
"У России нет четких интересов в Австралии"
Наряду с нелегальной работой по созданию и укреплению коммунистического движения и пропагандистскими акциями Симонов возобновляет свою официальную, или, если угодно, полуофициальную деятельность. Офис советского представительства в Сиднее был открыт им в январе 1920 года.
Основания для оптимизма внушала менявшаяся международная обстановка. После неудавшейся блокады Советской России ведущие державы Антанты пришли к выводу, что власть большевиков – надолго и с ней придется устанавливать какие-то связи. "Запахло" полосой признания. Ожидались советско-английские переговоры о заключении торгового соглашения.
Симонов попытался наладить отношения с центром, действуя не напрямую, а через легитимных (в отличие от него) советских представителей – Л. К. Мартенса в США и Л. Б. Красина в Великобритании. Завязал переписку с Ф. Стрёмом. Этот шведский социалист и коммунист после высылки Воровского был назначен генеральным консулом РСФСР.
Обращение к Красину было логичным и естественным, он представлял Советскую Россию в Великобритании, а Австралия входила в Британскую империю. Мартенс работал в стране, в чем-то похожей на Австралию, и его опыт мог оказаться Симонову весьма полезным. А что навело его на мысль "выйти" на Стрёма, неясно. Возможно, посоветовал кто-то из русских или австралийских коммунистов, знавших этого политического деятеля. Так или иначе, все три корреспондента по переписке были лицами влиятельными, в Москве к ним прислушивались, и Симонов надеялся, что, по крайней мере, кто-то из них ему поможет.
Красин Симоновым особо не заинтересовался, а вот Мартенс и Стрём старались помочь, передавали в НКИД просьбы Симонова, ходатайствовали за него.
С особыми теплотой и сочувствием отнесся к нему Мартенс. В советской иерархии этот крупный революционер и ученый-инженер считался фигурой значимой – как-никак стоял у истоков российской социал-демократии. Он списался с Красиным, налаживавшим в Лондоне советско-английские торговые отношения, запросил инструкции для Симонова. Тот ответил и "во исполнение первой инструкции" Симонов направил Красину (опять-таки через Мартенса) аналитическую справку – "описание состояния австралийского рынка" . Но дальше этого дело не пошло. Переписка с Красиным не получила своего развития.
Мартенс делал все, что в его силах, чтобы улучшить положение советского представителя в Австралии. У него было существенно больше возможностей для регулярного и стабильного обмена информацией с Москвой. Помимо почтового сообщения имелись разные оказии для доставки корреспонденции. Обмен людьми между США и Советской России был достаточно интенсивным, во всяком случае, не таким скудным, как между Советской Россией и находившейся за тридевять земель Австралией.
Мартенс переадресовывал в НКИД письма Симонова и сам обращался к Чичерину и Литвинову с просьбами заняться проблемами консула в Австралии. В письме от 27 июля 1920 года он ставил его в известность, что информировал Литвинова о его трудностях и предлагал зам-наркома сделать все необходимое для "продолжения дела", начатого Симоновым . В декабре 1920 года Мартенс писал: "Дорогой товарищ Симонов, я получил ваши письма от 20 октября и 23 декабря. Я чрезвычайно огорчен, что вы до сих пор не могли связаться с нашими товарищами в Европе. Со своей стороны делаю все возможное, чтобы обратить внимание тов. Литвинова и тов. Чичерина на Ваше положение" .
Воодушевленный поддержкой Симонов взялся распространять в Австралии издававшийся в США бюллетень "Советская Россия" (при этом скрупулезно отчитывался о всех денежных поступлениях от подписчиков) . С конца февраля 1920 года начал издавать собственный бюллетень с таким же названием.