Церемония свадьбы царя Михаила Федоровича и царицы Евдокии Лукьяновны подробно расписана в "Дворцовых разрядах". Такие источники давно интересовали читателя. Еще в XVIII веке описания старинных царских свадеб были опубликованы в "Древней Российской вивлиофике" Н. И. Новикова. В 1785 году они выходили в отдельном издании, составленном М. Комаровым. П. П. Бекетов в 1810 году издал "лицевую" (иллюстрированную) рукопись разряда свадьбы царя Михаила Федоровича: "Описание в лицах торжества, происходившего в 1626 году, февраля 5 дня, при бракосочетании государя царя и великого князя Михаила Федоровича с государынею царицею Евдокиею Лукьяновною, из рода Стрешневых". Эти документы служили также историкам русского быта И. Сахарову, Н. И. Костомарову, М. Забылину и другим как источник для изучения свадебных обычаев.
Основные этапы царского свадебного церемониала не отличались от обычных свадеб, как одинаков был сам чин свадебного венчания. Хотя церемонии, происходившие во Дворце и в кремлевском Успенском соборе, с участием царя и всей боярской знати, несомненно, выглядели особенно пышно и великолепно. Главное было показать, что свадьба совершается "по их государскому чину, как бывало у прежних великих государей". 29 января 1626 года царь Михаил Федорович просил благословения своих родителей, "чтоб ему государю сочтатися законному браку, в наследие рода его государскаго". За три дня до свадьбы невесту ввели во дворец и с этого времени стали называть царевною. Торжества начались в воскресенье 5 февраля 1626 года, когда "в неделю… после ранние обедни" царь Михаил Федорович приехал к своему отцу патриарху Филарету. Источники приводят слова, с которыми патриарх обратился к молодым: "И да узриши сына сынов своих и дщери дщерей твоих, и благочестивое ваше царство соблюдет ото всех ваших врагов ненаветно, роспространит и умножит от моря и до моря и от рек до конец вселенныя". Патриарх благословил царя Михаила Федоровича и его невесту образом Корсунской Божьей Матери, "обложен сребром сканью", а мать инокиня Марфа Ивановна даровала им "образ Спасов, обложен сребром чеканом, да образ Пречистыя Богородицы Одегитрия, обложен чеканом с каменьем". Царь Михаил Федорович и его двор сначала объехали кремлевские Чудов и Вознесенский монастыри и Архангельский собор. Затем торжества начались в Золотой палате (средней), куда царь пришел из своих хором в сопровождении бояр и стольников, "нарядився в кожух златой аксамитной на соболях, да в шубу рускую соболью, крыта бархатом золотным, заметав полы назад за плеча, а пояс на государе был кованой золотой". Под стать жениху нарядили невесту: "в платье и в венец золотой с дорогим каменьем и жемчюгом". Когда царь Михаил Федорович пришел в Золотую палату, невесту в сопровождении дружек провели "постельным крыльцом" в Грановитую палату. С этой процессией шли "свещники, коровайники, фонарники" и несли "богоявленскую и обручальные свечи". Думный дьяк Федор Лихачев нес "осыпало, на золотой мисе… а положено было на мису на три углы хмелю, да тридеветь соболей, да тридеветь платков золотных участковых… да тридеветь белок, да осмнадцать пенезей золоченых чеканены, да деветь золотых угорских". Во все время свадебной церемонии самое большое внимание уделялось тому, чтобы никто "не переходил" царю и царице пути. Показательна и ремарка составителя разрядных книг, которую мог включить только очевидец: "А с свечами, пришед в палату, стали направе, против государева места у лавки; а коровай с фонари стали по левой стороне, поотодвинувся подале, подле поставца". Дьяки позаботились и о том, чтобы их собственные имена не были забыты, записав в разрядах: "А чины свадебные урежал думной дьяк Иван Курбатов сын Грамотин, да Михайла Данилов".
Наступил один из самых торжественных моментов. К царю Михаилу Федоровичу в Золотую палату пришел посланный от посаженного отца Ивана Никитича Романова со словами: "Время тебе итти к своему делу". Царь, получив благословение от протопопа Благовещенского собора Максима, двинулся с поезжанами и дружками в Грановитую палату, ведомый под руки тысяцким князем Иваном Борисовичем Черкасским. В Грановитой Михаила Федоровича и Евдокию Лукьяновну посадили рядом друг с другом. Состоялся обряд причесывания голов, и на царицу одели кику - головной убор замужней женщины, "и покров положили, и покрыли убрусом; а убрусец был низон жемчюгом с дробницами золотыми". Молодых осыпали золотыми деньгами, материями, мехами и хмелем из принесенного осыпала. По благословению царского отца и матери резали калач ("перепечю") и сыр; невеста отсылала дары царю - "убрусец", "ширинку" и каравай, и царским родителям - убрусец и сыр. Такие же дары отсылались жившей на покое в Тихвине вдове царя Ивана Грозного царице Дарье (Анне Алексеевне Колтовской) и другим участникам свадебных торжеств.
После этого царь и царица отправились в Успенский собор, где должно было происходить собственно венчание. Спустившись "сенми да лесницею, что у Грановитой палаты", царь сел верхом на специально приведенного из государевой конюшни аргамака - дорогого коня, а государыня устроилась в сани. Аргамака подводили к царю боярин и конюший (главный дворцовый чин) князь Борис Михайлович Лыков, и ясельничий Богдан Матвеевич Глебов. Впереди царя ехали поезжане во главе с кравчим Василием Яншеевичем Сулешевым; всего поезжан было сорок человек, в основном молодые стольники, дети знати, в том числе Борис Иванович и Глеб Иванович Морозовы, а также "дворяне большие". За поезжанами шли дружки и тысяцкий князь Иван Борисович Черкасский "мало поперед государя". Боярин князь Борис Михайлович Лыков во время следования процессии "площадью" шел пешком рядом с царем. За санями "царевны" назначены были идти "дворяне московские сверсные"; из двадцати трех человек шестеро принадлежали к роду Стрешневых - это были дядя и другие родственники царицы, сумевшие в будущем извлечь достаточно выгоды из родства с государем. Царицыны дети боярские (чин служилых людей) в это время смотрели, "чтоб никто меж государя и государыни пути не переходил".
В Успенский собор царь и царица вошли "в сторонные двери, что от Архангела" (то есть в ближние к Архангельскому собору). В самом соборе царские шатерничие приготовили места, на которые царь и царица должны были сесть после совершения обряда: "а у левого у столба поставлено было скамейка, на скамье послан был ковер кизылбаской золотой, да положены два зголовья, бархат червчет с золотом в один цвет". Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна встали "близко царских дверей, на том месте, где стоял анбон (амвон. - В.К.), а анбона в то время не было". Наконец, благовещенский протопоп Максим "обручал государя и царицу и венчал по священному преданию". Молодым трижды, переменяясь, дали выпить "фрязского вина", после чего скляницу отдали в алтарь. Затем царь и царица сели на заранее приготовленные места и приготовились слушать речь протопопа. Максим прочел поучение "и им государем здравствовал". Вслед за протопопом, под торжественное пение певчих дьяков ("демесвом большое"), тысяцкий, дружки и все бояре, которые были в церкви, тоже "здравствовали государю и царице". Совершив обряд, вся процессия двинулась в Грановитую палату, где начался пир. Не пришлось присутствовать на нем боярину князю Борису Михайловичу Лыкову: у него была в это время особенная роль - разъезжая на царском аргамаке с обнаженным мечом, он должен был охранять сенник от злых сил.
В "Дворцовых разрядах" содержится масса разных деталей обряда царской свадьбы, последовавшей за венчанием. В частности, подробно расписано в них убранство сенника, в котором молодые провели первую брачную ночь. За всеми деталями устройства царской постели ("тридевять снопов ржаных, на верх того семь перин…" и т. д.) наблюдали боярин Федор Иванович Шереметев, окольничий Лев Иванович Долматов-Карпов (тоже из ближней родни Романовых) и отец царицы Лукьян Степанович Стрешнев. На этой свадьбе у Федора Ивановича Шереметева уже не было разговоров о "недружбе", как с отцом несчастной Марии Долгоруковой.
Когда для новобрачных закончился праздничный стол, большой царский дружка приготовил для царя и царицы "куря верченое", то есть завернул в скатерть курицу "с блюдом и с перепечею и с солонкою" и отнес в сенник. От составителя разрядов не ускользнула и такая деталь: царь Михаил Федорович, "из-за стола встав, шел к сеннику… взяв ее государыню за руку". Молодых провожали до дверей сенника боярин Иван Никитич Романов, произнесший им напутственное слово, а также боярин и боярыни сидячие, князь Иван Иванович Шуйский с товарищами. После того как царь Михаил и царица Евдокия остались в сеннике, пир в Грановитой палате продолжился.
Свадьба продолжалась четыре дня. Следующий день был посвящен царскому выходу в "мылну". Тогда же должен был совершиться и известный обычай, когда присутствовавшие впервые могли увидеть лицо невесты: "и роскрывал государыню царицу боярин Иван Никитич Романов, покров поднел стрелою". Царь пожаловал всех членов Боярской думы: "велел свои государские и государынины очи видети". Молодых кормили кашею, причем горшки для каши были не обычные, а "фарфурные" (фарфоровые). Далее царь проследовал в "мылну" со своими ближними и поезжанами. Начиналось всеобщее веселье: "а в то время, как государь пошел в мылню, во весь день и до вечера и в ночи на дворце играли в сурны и в трубы и били по накром (нечто среднее между барабаном и литаврами. - В.К.)". У царя также были "ествы" со своими ближними людьми в "мылне", а бояр и окольничих царь жаловал, "подавал раманею в кубках". И во второй и третий дни царские "столы" накрывали в Грановитой палате. На четвертый день, "в среду, в третьем часу дни", царь принимал отца, патриарха Филарета, и высшее духовенство в малой Золотой палате. Знаком особого внимания к отцу была встреча патриарха "в сенех". Патриарх Филарет благословил сына и невестку иконою и крестом, после чего были объявлены дары, "по росписи, а что было даров и тому записка на казенном дворе". Следом свои дары приносили митрополиты, епископы, архимандриты и игумены "по чину": "кубки сребрены, и стопы, отласы золотые, и соболи". За ними шли с дарами гости и торговые люди, свои подарки дарили в этот день государыне бояре. Для встречи патриарха у царя был стол в Грановитой палате, "по обычею", свадебный чин соблюдался только при подаче "взваров и овощей".
Так царь Михаил Федорович, подходивший к почтенному, по московским понятиям, тридцатилетнему возрасту, наконец-то мог успокоиться и вполне предаться радостям семейной жизни, которой больше не угрожали непонятные болезни его избранниц. В мае 1626 года царская семья совершила паломничество в Троице-Сергиев монастырь, и, надо думать, что одной из его целей была молитва о даровании наследника. 22 апреля 1627 года у Евдокии Лукьяновны родилась дочь Ирина (день ее ангела приходился на 5 мая). Через год, почти день в день, 20 апреля 1628 года родилась дочь Пелагея, но она прожила недолго и умерла, когда Евдокия Лукьяновна Стрешнева ждала третьего ребенка. Им оказался мальчик, наследник престола царевич Алексей Михайлович, родившийся 17 марта 1629 года.
Рождения, крестины, именины царских детей стали занимать большое место в придворном церемониале. Первых детей царя Михаила Федоровича крестил сам патриарх Филарет Никитич, а их крестным отцом был келарь Троице-Сергиева монастыря Александр Булатников. Всего же из десяти царских детей до взрослого возраста дожили только четверо: Ирина (1627–1679), Алексей, будущий царь (1629–1676), Анна (1630–1692) и Татьяна (1636–1706/07). Тяжелые испытания выпали на царскую семью в 1639 году, когда один за другим умерли пятилетний царевич Иван и только что родившийся царевич Василий. В тот год Панихидный приказ работал, не переставая. Больше братьев у наследника престола царевича Алексея Михайловича не было.
"Желательный елень"
Для описания частной жизни царской семьи в первой половине XVII века в распоряжении историка почти нет никаких данных. Повседневность вообще плохо поддается описанию, если только счастливый биограф не обретет дневников или переписки своего героя. Но здесь явное преимущество у тех, кто изучает жизнь русских людей начиная с петровского времени.
Находясь на троне первые годы, царь Михаил Федорович не имел никакой возможности вести переписку с отцом. Он лишь облегчал, как мог, материальное положение ссыльного отца, задержанного в Речи Посполитой. В 1615 году русский посол Федор Желябужский добился встречи с митрополитом Филаретом, чтобы на словах передать ему послание сына. Правда, сказать многого было нельзя, так как встреча происходила в присутствии враждебно настроенного литовского канцлера Льва Сапеги.
Поэтому в нашем распоряжении лишь грамоты, датированные временем после возвращения патриарха Филарета в Москву. Царь и патриарх обменивались ими, когда кто-нибудь из них оставлял столицу и возникала необходимость совета или ускорения дела: во время поездок Михаила Федоровича на богомолье - в Макарьев-Унженский монастырь (1619), Николо-Угрешский монастырь (1620), Троице-Сергиеву Лавру (1620-е), и патриарха Филарета - в Саввино-Сторожевский, Пафнутьев-Боровский и владимирские монастыри (1630). Обычно послания писали под диктовку дьяки, иногда грамоты готовили по уже установленному образцу, и их текст лишь правился царем или патриархом.
Первые письма царя Михаила Федоровича отцу написаны в конце августа 1619 года, когда он с матерью, "по обещанию" (то есть по обету), отправился в Макарьевский на Унже монастырь и оставил патриарха Филарета управлять в столице. Именно в этих письмах формировался особый стиль в обращении между сыном-царем и отцом-патриархом. Вырабатывая его (ибо никакого прецедента не имелось), Михаил Федорович использует торжественные, высокопарные формулы, которые для лучшего восприятия можно записать подобно стихотворным строфам:
Честнейшему и всесвятейшему о Бозе,
отцу отцем и учителю православных велений,
истинному столпу благочестия,
недремательну оку церковному благолепию,
евангельский проповеди рачителю изрядному и достохвалному,
преж убо по плоти благородному нашему отцу,
ныне ж по превосходящему херувимскаго Владыки
со ангелы равностоятелю и ходатаю
ко всемогущему и вся содержащему,
в Троице славимому Богу нашему,
и Того повеления и человеколюбия на нас проливающу великому господину и государю,
святейшему Филарету Никитичю,
Божьею милостию патриарху Московскому и всеа Русии,
сын ваш, царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии,
равноангильному вашему лицу сердечными очыма и главою,
целуя вашего святительства руку и касаяся стопам вашего преподобия, челом бью.
Это начало самого первого письма, отправленного царем Михаилом Федоровичем патриарху Филарету 25 августа 1619 года. В дальнейшем в обращениях к патриарху встретятся новые оттенки: "равноангильному жизнию", "вселенскому пастырю", но особенно торжественным выглядит обращение в письме по случаю встречи новолетия 1 сентября 1619 года:
Превысочайшему во архиереех,
Подражателю Христовых велений,
Святых апостол приемнику,
Церковных кормил правителю,
Карабль православия неблазненно направляюще
во пристание благоверия…
Царь Михаил Федорович называет отца в грамотах "ваше святительство", "драгий отче и государь мой", "святый владыко и государь мой" и просто "государь". Когда он пишет о себе, то не довольствуется сухим "сын ваш", а все время добавляет, как он скучает вдали от отца и как снова стремится воссоединиться с ним "равноангильному вашему лицу сердечными очима и главою, целуя вашего святительства руку и касаяся стопам вашего преподобия, челом бью". В одном из писем царь Михаил Федорович уподобил себя оленю, жаждущему напиться: "желаем бо, святый владыко и государь мой, предобрый твой глас слышати, яко желательный елень напаятися". Упоминание о духовной жажде лучше всего передавало состояние царя во все время поездки. Он еще раз повторил свое сравнение с "желательным еленем" и составил целое рассуждение об отце и сыне: "Обычай есть человеком, дражайший отче государь и владыко наш, егда во уме любезнаго восприимет, тогда от радости в слезы производится. Что же ли в человеческом естестве любезнейши рожшаго и что сладчайши рожденнаго".
Царь и его мать посылают патриарху Филарету с дороги маленькие подарки - из Троице-Сергиева монастыря "220 яблок" от царя и "15 калачиков" от великой старицы и инокини Марфы Ивановны. В ответ Филарет Никитич отправляет с кравчим М. М. Салтыковым "часы воротные, боевые". С Волги патриарху отослали рыбу, пойманную государем: "царских трудов рыбные ловитвы… пять осетров, да колушку, да шевригу".