Осада Азова турецкими войсками началась со своеобразной "психической атаки": "Почали у них в полках их быть трубли болшие в трубы великия, игры многия, писки великия несказанные, голосами страшными их бусурманскими. После того у них в полках их почала быть стрелба мушкетная и пушечная великая…" Автор "Повести…" пишет, что от такой стрельбы даже солнце померкло в ясный день. Защитники Азова по-настоящему испугались в этот момент: "Страшно нам добре стало от них в те поры и трепетно и дивно и несказанно на их стройной приход бусурманской было видети". Янычарские полки вместе с солдатским полком под командой немецких полковников окружили город. Вечером 24 июня от турков пришли послы: "Почал нам говорить голова их яныческой словом царя своего турского и от четырех пашей и от царя крымского речью гладкою". Турки обвиняли казаков в убийстве посла Фомы Кантакузина, захвате Азова и жестокой расправе с его жителями, а также в том, что казаки тем самым "разделили государя царя турскаго со всею ево ордою крымскою". Взятием Азова был нанесен удар и по стратегическим интересам Турции на морском побережье. "Разлучили вы его с корабельным пристанищем, - говорили послы. - Затворили вы им Азовым городом все море синее". В случае капитуляции казакам обещали простить все вины и принять на службу турецкого султана: "Пожалует наш государь, турецкой царь, вас, казаков, честию великою. Обогатит вас, казаков, он, государь, многим неизреченным богатством. Учинит вам, казакам, он государь, во Цареграде у себя покой великий… Станут вас называть вовеки все орды бусурманские, и енычены, и персидские, светорускими богатыри". Ну а чтобы казаки соглашались быстрее, им напомнили о недавней победе турок над персидским шахом. Казаки не прельстились на посулы турецкого султана, понимая, что вряд ли его обещания будут выполнены. Их ответ представляет собой настоящий гимн казачеству: "А мы люди Божии, надежа у нас вся на Бога, и на Мать Божию Богородицу, и на их угодников, и на свою братью товарыщей, которые у нас по Дону в городках живут. А холопи мы природные государя царя христианского царства Московского. Прозвище наше вечное - казачество великое донское безстрашное". Казаки и впрямь осознавали свое бесстрашие, грозя туркам ни больше ни меньше как "крестовым" казачьим походом для освобождения всей христанской земли: "А все то мы применяемся к Ерусалиму и Царюграду".
Турецкие посланники убеждали казаков, что Михаил Федорович не окажет осажденным никакой поддержки. Казаки и сами понимали это, но у них наготове был свой удалецкий ответ: "И мы про то сами и без вас, собак, ведаем: какие мы в государстве Московском на Руси люди дорогие и к чему мы там надобны!.. Не почитают нас там на Руси и за пса смердящего. Отбегохом мы из того государства Московского из работы вечныя, от холопства полного, от бояр и дворян государевых, да зде вселилися в пустыни непроходные. Живем, взирая на Бога… А запасы к нам хлебные не бывают с Руси николи… Питаемся яко птицы небесные: ни сеем, ни орем, ни збираем в житницы. Так питаемся подле моря синяго. А сребро и золото за морем у вас емлем. А жены себе красные любые, выбираючи, от вас же водим. А се мы у вас взяли Азов город своею казачьею волею, а не государьским повелением, для зипунов своих казачьих, да для лютых пых ваших". И все же казаки соглашались исполнить волю царя Михаила Федоровича: "Нешто ево, отняв у нас, холопей своих, государь наш царь и великий князь Михайло Федоровичу всеа России самодержец, да вас им, собак, пожалует по прежнему, то уже ваш будет. На то ево воля государева!"
На следующее утро начался штурм Азова. Турецкая армия надеялась быстро овладеть городом, поэтому в бой сразу же были пущены ударные силы янычар, двадцать две с половиной тысячи которых, по подсчетам казаков, были убиты в первый же день осады. Так же без остатка был истреблен солдатский полк, погибли и два немецких полковника. Несмотря на то что подкопы, выведенные казаками из крепости, обвалились под тяжестью тел наступавших ("не удержала силы их земля"), осажденным удалось взорвать приготовленный в них "наряд", набитый "дробом сеченым". На казачьей вылазке из крепости было захвачено "болшое знаме… царя турскаго, с коим паши ево перво приступали к нам турские".
Уже через день после неудачного штурма турецкая армия изменила тактику и решила попробовать тот способ, которым она брала города в войне с персидским шахом: насыпать земляной вал выше стен крепости, поставить на него артиллерию и бить из пушек по городу. "Зачали же их люди пешие в тот день, - пишет автор "Повести…", - вести к нам гору высокую, земляной великой вал, выше многим Азова города". За три дня вал был подведен к Азовской крепости, и казаки готовились уже проститься с жизнью. Помогло им только отчаяние обреченных, с которым они вышли из крепости на не ожидавшую нападения пехоту, строившую вал. Захватив восемь бочек пороха, казаки заложили его в подведенную к Азову земляную гору и разметали ее. Сила взрыва была такова, что часть осаждавших - 1500 янычар - еще живыми "кинуло" через стены Азовской крепости.
При строительстве следующего вала турецкая армия учла прежние ошибки, и все получилось, как и было задумано: "И почели с той горы из наряду бить оне по Азову городу день и нощь беспрестанно… Шеснадцать дней и шеснатцать нощей не премолк наряд их ни на единой час пушечной". В городе все было разрушено, казаки могли отсиживаться только в землянках и продолжать свои подкопы. Удивительно, но каждый раз казакам помогали именно "подкопные мудрые осадные промыслы". Так, даже когда обстрел Азова не прекращался ни на минуту, они выходили по ночам через свои земляные ходы на вылазки и терзали турецкую пехоту. Попытки турок, по примеру казаков, использовать свои подкопы, не увенчались успехом, так как казаки "устерегли" их и взорвали в то время, когда по ним в город пытались пройти турецкие войска. "Постыли уж им те подкопные промыслы", - писал автор "Повести…".
После шестнадцатидневного обстрела Азова начался его непрерывный штурм. Днем и ночью к городу приступали сменявшие друг друга янычарские полки, которые едва не одолели казаков: "И от такова их к себе зла и ухищренного промыслу, от бессония и от тяжких ран своих… изнемогли болезньми лютыми осадными. А все в мале дружине своей уж остались, переменитца некем, ни на единый час отдохнуть нам не дадут… Язык уш наш во устнах наших не воротитца на бусурман закрычать. Таково наше безсилие: не можем в руках своих никакова оружия держать!" Все опять решила внезапная вылазка казаков, вышедших на бой с иконами: "…подняв на руки иконы чюдотворныя - Предотечеву и Никол ину - да пошли с ними против бусурман на выласку… побили мы их на выласке, вдруг вышед, шесть тысящей".
Снова начались попытки переговоров, хотя у казаков не оставалось сил даже ответить толмачам. Турецкие представители "на стрелах почали ерлыки метать" и предлагать выкуп за оставление крепости: "Просят у нас пустова места азовского". Казаки уже почувствовали перемену в настроении турецкого войска, также страдавшего от войны и болезней. Поэтому стояли до конца: "В головах ваших, да костях ваших складем Азов город лутче прежнева!" 93 дня длилась осада, и наконец 26 сентября 1641 года, в преддверии наступавших холодов, грозивших закрыть морской путь, турецкая армия внезапно, ночью, сняла осаду. Казаки, не верившие в то, что им удалось удержать Азов, сделали еще одну вылазку, взяли одних "языков" 400 человек и нашли две тысячи больных и раненых, оставленных турками.
Сохранение Азова казаки могли приписать только небесному заступничеству. Описание видений, бывших казакам во дни осады, пожалуй, больше чем что-либо другое, должно было поддержать мольбу азовских сидельцев, обращенную к царю Михаилу Федоровичу: "Чтобы пожаловал и чтобы велел у нас принять с рук наших ту свою государеву вотчину - Азов город, для светого Предотечина и Николина образов, и што им светом годно тут". Ибо только обладание Азовом, напоминали казаки, могло навсегда избавить Московское государство от татарских набегов: "Сем Азовым городом заступит он, государь, от войны всю свою украину, не будет войны от татар и во веки, как сядут в Азове городе".
Теперь от царя Михаила Федоровича зависело, поддержать или нет не просто ратную удаль, а еще и подвиг благочестия донских казаков, обещавших после азовской осады "принять образ мнишески" в монастыре в честь Иоанна Предтечи. А такой выбор был для царя много сложнее, чем решение одних военных и дипломатических дел.
Поэтическая "Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков" - главный, но не единственный источник наших сведений об осаде крепости. Если обратиться к делопроизводственным документам, то в них можно найти некоторые дополнительные сведения. Например, сохранилась отписка донских казаков, привезенная ими в Москву 28 октября 1641 года. В ней приведена другая дата начала осады Азова турецкими войсками - 7 июня. Выясняется также, что казаки просили в случае принятия Азова "прислать своего государева воеводу к Рождеству Христову".
Правительство продолжало придерживаться осторожной политики в отношении Азова. 2 декабря 1641 года вместо воевод в Азов были посланы Афанасий Григорьевич Желябужский и подьячий Арефа Башмаков с наказом осмотреть город и крепость и определить, можно ли восстановить городовые укрепления и ликвидировать ("разорить") земляные "валы", подведенные турками к Азовской крепости. Кроме того, требовалось начертить чертеж и привезти его в Москву как можно быстрее, "безо всякого мотчания". Афанасий Желябужский привез первый ответ казакам на их "посольство" в Москву. Царь Михаил Федорович хвалил казаков за службу, но ответа на главный вопрос о судьбе Азова пока что не давал. Казаки могли лишь догадываться о миссии Афанасия Желябужского. Но, в отличие от царя Михаила Федоровича, они не знали о проекте русско-османского соглашения, переданного турецким султаном при посредничестве молдавского господаря Василия Лупулла. Молдавский посланник Исай Остафьев был принят царем Михаилом Федоровичем в Москве 30 декабря 1641 года и просил немедленного ответа.
Вот тогда-то для решения судьбы Азова и ответа донским казакам был созван земский собор. На основе сведений казаков была подготовлена смета, "что им надобно в Азов для осадного сидения". По докладу царю Михаилу Федоровичу оказалось, что для удержания Азова требовалось не менее 10 тысяч людей и 221 тысячи рублей на покупку запасов, оружейного зелья и мушкетов ("что дати государева жалованья ратным людем и что положено за запас хлебной, и за порох, и за свинец, и за ручные самопалы"). Но у земского собора была еще одна дополнительная цель, не афишировавшаяся царем Михаилом Федоровичем, Боярской думой и Посольским приказом, - решить, принимать или нет условия соглашения с Турцией.
Земский собор 1642 года
Время подготовки к проведению нового земского собора - конец 1641-го - начало 1642 года - совпало с внутриполитическим кризисом, вызванным коллективным протестом служилых людей. Традиционные челобитчики по судным делам оказались в Москве вместе с выборными представителями от уездных дворянских обществ и посадов в конце 1641 года. Воздух столицы был наэлектризован недовольством, выход которого грозил погромами боярских усадеб, забытыми со времен Смуты. Представление о происходивших в Москве событиях дает грамотка рядового нижегородского сына боярского Прохора Колбецкого к своему отцу в деревню, неосторожно отправленная им с ненадежным человеком. В результате письмо Прохора Колбецкого, написанное 15 декабря 1641 года, попало сначала в руки думного дьяка Ивана Гавренева, а затем было передано царю Михаилу Федоровичу. Из грамотки государь узнал, что в Москве "сметенье стало великое". Был организован сыск, в результате которого выяснилось, что Прохор передавал слухи "про бояр, что боярам от земли быть побитым", отнюдь не по умыслу, а "спроста мирскою молвою". Все это не могло не обеспокоить власти, тем более что и других симптомов нестроения в государстве и столице было предостаточно.
Указ о проведении земского собора состоялся около 3 января 1642 года. По докладу Боярской думы предлагалось "…выбрать изо властей духовного чину и изо всяких чинов людей лутчих и с ними поговорить о том же деле, что их мысль о Азове, - держать ли Азов и кем держать, охочих ли людей называть или послать ково государь укажет и не охочих, и на тот на весь подъем деньги как збирать со властей и со всяких чинов людей, а деньги надобны не малые". Следовательно, на соборе традиционно решался вопрос о возможной войне и об организации сборов денег и запасов для войска. Порядок организации выборов и представительства на соборе представляет собой запутанную исследовательскую проблему, потому что из сохранившихся источников не вполне ясны сроки указа и проведения собора (получается, что они могли совпадать и приходиться на одну дату - 3 января 1642 года). Судя по речи посольского дьяка Федора Лихачева на соборе, в Разрядном приказе составлялись какие-то списки представителей от выборных людей (практика, до этого времени не встречавшаяся на соборах). Подсчитано, что в целом в работе собора приняли участие "10 стольников, 22 дворянина московских, 4 стрелецких головы, 12 жильцов, 115 дворян и детей боярских из 42 городов, 3 гостя, 5 торговых людей гостиной сотни, 4 торговых человека суконной сотни, 20 посадских людей московских сотен и слобод".
При открытии собора дьяк Федор Лихачев прочитал заготовленную Посольским приказом речь, сообщавшую о планах турецкого султана "послать войною на Московское государство, осадя Азов". Затем выборным людям раздали письмо "об Азовском деле и о войне", с тем чтобы они письменно сообщили свое мнение (возможно, с этим связаны дополнительные выборы представителей от "всяких чинов"). В течение января 1642 года продолжался сбор коллективных "сказок" выборных людей - ответов на письмо правительства. Затем материал этих "сказок" был обобщен в докладную выписку и доложен на заседании царю Михаилу Федоровичу и Боярской думе.
Большинство ответов по главному вопросу об Азове заранее утверждало любое решение, принятое царем единолично или вместе с Боярской думой: "…в том волен государь, как изволит"; "в том волен государь и его государевы бояре". Но из сказок служилых людей и гостей складывалось общее мнение о необходимости принять Азов. Главный аргумент привели подавшие свои отдельные сказки московские дворяне Никита Беклемишев и Тимофей Желябужский: "С тех мест, как Азов взят, татарской войны не бывало, а государевы украинные городы были от них безмятежно в покое и тишине немалое время". Азов предлагалось удерживать силами тех же донских казаков, а также набранных к ним в прибавку "охочих людей", стрельцов и "старого сбора солдат". Обсуждение порядка сбора средств для ратных людей превратилось в репетицию бурных парламентских дискуссий в России последующих веков.
Одни дворяне и дети боярские вспоминали злоупотребления "сильных людей" в суде и московскую волокиту, разорявшую их "пуще турских и крымских бусурманов", другие подобострастно называли бояр "вечные наши господа промышленники". Особенно яркие "сказки" подали на соборе 1642 года представители Нижнего Новгорода Василий Федорович Приклонский и Степан Васильевич Онучин (их имена были записаны еще в боярской книге 1627 года), а также муромцы А. Г. Монастырев, Савва Иванович Мертвый, Иван Петрович Власьев. "А ныне при тебе государе, - писали они, - твои государевы бояре и ближние люди пожалованы твоим государским жалованьем… многими поместьи и вотчинами, а твои государевы диаки и подьячие… будучи беспрестанно у твоих государевых дел и обогатев многим богатеством неправедным своим мздоимством, и покупили многия вотчины, и домы свои строили многие, палаты каменныя такие, что неудобь-сказаемыя, блаженные памяти при прежних государех и у великородных людей таких домов не бывало, кому было достойно в таких домах жити". Нижегородские и муромские дворяне предложили собрать деньги на службу ратным людям со всех землевладельцев по представленной ими росписи крестьянских дворов. Традиционно служилые люди поглядывали в сторону церковной казны, предлагали заново обложить сборами гостей и торговых людей, предъявляли счет к тем дворянам, кто "избывал" полковой службы, находясь "в отсылках" по приказам и воеводствам. О своих нуждах не упустили случая напомнить гости и торговые люди, писавшие об "обнищании" от "государевых безпрестанных служеб и от пятинныя деньги", о "насильствах" городовых воевод и конкуренции иностранных купцов, мешающей их торговле ("многие торжища у них отняли иноземцы - немцы и кизылбашцы, которые приезжают к Москве и другие городы со своими большими торгами").