Помню, как на обратном пути Леша по-хозяйски припрятал плот на берегу на всякий случай. Мне и в голову не шло, что случай этот не за горами и что он касается меня. Через несколько дней я попал под камнепад, сильно побился, и теперь уже с моим телом Леша тащил плот берегом, потом той же дорогой нес меня с ребятами до поселка, откуда уже машиною до больницы в Хороге.
Возможно, и есть альпинисты, спортивная биография которых вышита шелками, но я их не встречал. Никто не знает, собираясь в горы, что его там ждет.
И никто не знает, что его ждет на горе, куда он так стремится. Наш клуб двадцать с лишним лет беда обходила сторонкой. За эти годы смерть не раз ходила вокруг каждого из нас, случалось и Леше смотреть ей в глаза. Но тут уж – кто кого пересмотрит. Каждый такой случай есть поводом задуматься, если не сказать – одуматься. И ни у кого нет права судить тех, кто посчитал, что долго испытывать судьбу не нужно. У Леши была слава и репутация альпиниста расчетливого, надежного и в то же время рискованного, иногда бесшабашно удалого. Как говорила как-то его ученица Шура Рыбина, если шанс перепрыгнуть трещину равен шансу полететь вниз, то Ставницер, конечно же, будет прыгать, а не искать путь безопасный. Но если риск превышает разумный предел, он не пойдет на него никогда. Помимо умения точно оценивать ситуацию и принимать верное решение, что приходит с опытом, у Леши была сильная интуиция, что, как известно, никаким опытом не достичь.
Сразу после экспедиции 1977 года в Горный Бадахшан неожиданно вскрылся давно созревший нарыв: конфликт интересов наших лидеров Вадима Свириденко и Алексея Ставницера. Формально этот конфликт вылился в разбор итогов экспедиции, в которой произошло два несчастных случая. В научной психологии утверждается, что существование в одном коллективе двух лидеров рано или поздно приводит к конфликту. Лешу обвинили в ряде организационных просчетов и вынесли негативное решение.
Леша принял решение уехать работать на Кавказ, как мне показалось, философически – нет худа без добра. К тому вынуждала и семейная проблема – маленького Егора мучила аллергия, врачи рекомендовали сменить городскую среду обитания на чистый воздух. А где его найти, как не в горах? Аспирантурой в сельхозинституте он не сильно дорожил. А его научный руководитель, полагаю, даже вздохнул с облегчением. В его научном сознании не помещалось, как будущий кандидат наук может ездить в солидное учреждение на велосипеде, не носить галстук и пр. Ну и, само собой, Леша полагал, что на Кавказе он сколько захочет, столько и полазит по стенам, потому что горы будут – вот они. А здесь на более-менее приличную стенку нужно из Одессы ехать или на Южный Буг, или в Крым.
Перед самим отъездом он зашел в альпклуб. Я там был единственным штатным работником – и администратор, и кладовщик, и секретарь с исполнительным директором в одном лице. За спиной у Леши болтался тощий абалаковский рюкзак. Он прошелся по коридорам, по комнатам, постоял в мастерской. Не было ни вздохов, ни сожалений. Его прощание с розовым, романтическим периодом альпинизма было без надрыва и патетики. У него не было обиды на прошлое в то время, никогда он не высказывал ее и позже. Обидчивость на сотоварищей, которые приплели к дискуссии о направлениях развития клуба его мнимые и реальные ошибки в восхождениях, ему вообще была не свойственна. Не помню уж деталей, но под конец нашей беседы Леша обмолвился, что едет на Кавказ "с голыми руками", то есть без всякого альпинистского снаряжения. А без него и на Жеваховой горе делать нечего. И тогда я совершил первый и последний свой должностной проступок – открыл кладовку с клубными запасами крючьев, веревок и прочих вещей, сделал широкий жест рукой и ушел, чтобы не смущать его своим присутствием.
Я долго смотрел вслед его крепко скроенной, коренастой фигуре с оттягивающим плечо рюкзаком и думал, что и в клубе вообще, и в моей жизни наступает какой-то новый этап. Если говорить примитивно и просто – без Леши.
Он не то чтобы занимал какую-то должность в клубе, вырабатывал политику решений. Но его инициативность (теперь говорят креативность), его изобретательность и самостоятельность были нравственным камертоном нашего сообщества. Мне вспомнился давний, не имеющий большого значения ни для кого, кроме меня, случай.
Мой очередной день рождения совпал с клубным днем – средою. Я старался подготовить его получше, закрутился в хлопотах и забыл об этой дате. Когда собрание завершилось, все разошлись, мы остались с Алексеем вдвоем. Он достал бутылку "Кальвадоса", почему-то очень модного в те времена, и о дате напомнил. "Отметим?" Я не сразу сообразил, что отметить Леша предлагает не что иное, как мой день рождения. Эта его "незабывчивость", внимание к житейским ситуациям и событиям были не просто чертой характера, а характером. Жизнь в перестроечные восьмидесятые менялась стремительно, так что Леша вернулся совсем не в ту Одессу, которую оставил.
Мы все тогда искали свое место в жизни, в переводе на обыденный – искали, как выжить.
Ни инженерские дипломы, ни научные степени и звания, ни тем более спортивные заслуги ничего больше не значили. Из нашего альпинистского сообщества первым, пожалуй, сориентировался во времени и пространстве Виталий Томчик. Он едва ли не первым из профессиональных альпинистов потерял работу. В свое время он, подобно многим, ушел с научной работы инструктором в ДСО "Буревестник". В начале сезона уехал на Памир в международный альпинистский лагерь учить ребят, а когда вернулся, увидел на двери "Буревестника" объявление – общество закрыто. Ему выдали трудовую книжку и развели руками – стране спортивные организации не нужны. Новой стране нужны были "здоровые и глупые парни", а не романтические покорители горных вершин. Тем не менее, Виталий сообразил, что альпинистским навыкам можно найти применение и в суете городов. Река кооперативного движения, размывавшая привычные устои советской жизни, бурлила, в нее бросался, кто хотел. Риск утонуть был минимальным – закон действительно благоприятствовал энтузиастам. Томчик создал кооператив "Промальп" – оказывать высотные услуги в строительстве и промышленности. На удивление заказов оказалось много. На ремонте крыш и фасадов, мытье окон и прочих хозработах, конечно, звание "Снежного барса" не получить, но на хлеб с маслом хватало вполне.
К слову сказать, Алексей, еще работая на Кавказе, оценил сноровку и деловитость Виталия Томчика и пригласил его на очередные сборы школы инструкторов прочитать лекцию не по профилю семинара, а о создании кооперативов, принципах их деятельности и подстерегающих кооператоров неожиданностях.
После возвращения Леши, что называется, "в жизнь", мы встретились в новом альпклубе. Нашей козырной картой был спортзал с тренажером для скалолазания. Тренажер был прост – в стену вмуровали булыжники, вот за них и цеплялись, передвигаясь от угла до угла. Сейчас об этом вспоминать смешно, а тогда – прорыв в тренировочном процессе. Леша рассматривал стенку с повышенным вниманием. Повисел на ней сам. Потом говорит: "А давайте-ка мы проведем в клубе Всесоюзный семинар…" Мы заулыбались – страна в тартарары летит, кому он нужен. Но Леше замысел семинара почему-то казался важным и нужным, он взялся за его организацию сам, мобилизовал все свои связи, и начало получаться. Думаю, здесь сработала его тонкая и острая интуиция, он смутно ощущал, что из семинара может произрасти нечто полезное и выгодное.
Работы у Леши тогда не было. Виталий Томчик пригласил в свой кооператив "Промальп", на что Леша ответил вопросом: "Что нужно будет делать?"
– Ачто придумаешь, то иделай, – ответил беспечный Томчик. – Если нужен будет первоначальный капитал, кооператив подписывается…
Леша засел изучать нормативные документы, структуру предприятия, дотошно вникал в организацию рабочего процесса. У него вообще была черта – не просто поинтересоваться новым делом, а изучить его досконально. Показавшаяся нам неуместной идея семинара неким образом сочеталась в Лешином представлении с направлением деятельности кооператива. Идею проведения семинара поддержал Владимир Шатаев, заслуженный тренер СССР, имевший вес и влияние в Спорткомитете страны. Не скажу, что нам удалось провести громкое и массовое мероприятие, но что деловое и полезное – точно. Вот при обсуждении проблем технической подготовки альпинистов Шатаев и показал нам некую странную штучку. Как он сам, несколько смущаясь, сознался, что он ее поцупил в заграничной командировке на предприятии, изготавливавшем тренажеры для скалолазов.
– Вот это – зацеп. Вы в стенку булыжников натыкали, а за границей делают вот такие зацепы, мастерят стенки по пять-десять метров высотой с покрытием под скалу и тренируются. Стенка может стоять хоть во дворе, хоть в парке. И никуда ездить не надо…
Мы с удивлением передавали зацеп из рук в руки. Дошла очередь и до Леши. Он покрутил заморскую штуковину, потом попросил у меня молоток. Просьба была странноватой, но никто на нее внимания не обратил, пока Леша одним ударом не расколотил зацеп. Шатаев решился дара речи – он этот зацеп по всей стране возил, показывая, как далеко шагнула альпинистская мысль.
– Вы не переживайте, – успокоил его Алексей. – Не разбив, мы не узнаем, из чего эти зацепы делают. А узнав, сделаем сами. Я вам через неделю таких зацепов ящик подарю…
В неделю мы не управились. Точно определить химический состав зацепа наши лаборанты не сумели. Но основные компоненты назвали. Главной составляющей там были эпоксидные смолы. Что там еще могло или должно было быть, мы додумали сами. Параллельно конструировали альпинистскую стенку, для чего организовали мозговой штурм, в котором участвовали лучшие скалолазы и тренеры. Придумали, как изготовить на основе стеклопластика основу искусственных скал – модули размером метр на метр. На этих модулях должны были крепиться зацепы. Несущие конструкции – трубы. Для их сборки нужны были особые крепления, которые тогда не выпускала наша промышленность – замки. Лешу это нисколько не смутило – он куда-то звонил, с кем-то договаривался, скоро в комнате сидели конструкторы, инженеры, токари и слесари, которым Леша на пальцах показывал, какие нужно придумать замки. У меня до сих пор сохранились папки технической документации на эти соединения. Он невесть каким образом узнал, что под Котовском есть завод по ремонту тепловозов с приличной литейкой, уговорил их принять наш заказ.
Леша вообще демонстрировал удивительную системность – в "Промальпе" толклись химики, механики и конструкторы, технологи. Вряд ли когда на наших производствах технологические карты создавались такими темпами. Нужные смолы в наибольшей близости оказались в Грозном, тогда еще не охваченном войной. Нужные трубы – где-то в Донбассе. Зацепы самых разных конфигураций лепил по заказу Леши его брат Виктор – профессиональный скульптор. Оказалось, что Леша любит масштабность действия – он придумал установить первый искусственный скалодром на Куликовом поле, в центре города, чтобы за карабкающимися по отвесной стенке альпинистами могла наблюдать вся Одесса.
Ровно через месяц после того, как Леша расколотил "сувенирный" зацеп Владимира Шатаева, на Куликовом поле состоялась демонстрация первого искусственного скалодрома. На диковинку ехали посмотреть, желающие могли попробовать себя в скалолазании. Праздник едва не испортил внезапный ветер – стенка сильно парусила, но Леша невесть откуда добыл кран и бетонные блоки, сооружение закрепили. Потом скалодром перекочевал во дворы Маразлиевской, где служил по назначению, а спустя некоторое время кооператив продал его по себестоимости одному из заводов.
Само собой разумеется, что производство скалодромов было коммерческим проектом. Не без содействия московских чиновников искусственные стенки пошли по стране. Первую мы установили в Казани, самую далекую – на Алтае, в Бийске. Всего же мы их произвели и смонтировали более трех десятков, причем, каждая последующая была лучше, интереснее. Во многом потому, что Алексей засел в научной библиотеке и изучил весь массив специальной литературы по теме – раз; потому что изучил всю информацию в патентном бюро и выудил там массу интересных решений – два; потому что серьезно работал с открытыми источниками и перенимал лучшие идеи – три. Наши последние тренажеры мало чем напоминали тот, что демонстрировался на Куликовом поле. От идеи применить по бедности для создания модуля фанеру мы пришли к созданию пластиковых скальных рельефов с углублениями и выступами, нависаниями и так далее. Смею предположить, что наши скалодромы в то время ничем не уступали западным аналогам. И нужно отдать должное Виталию Томчику – он не жалел средств кооператива на зарубежные поездки в признанные альпинистские школы, на международные соревнования, которые, к слову сказать, все чаще проходят в Европе на искусственных стенах, и где мы многому учились.
Кооператив Томчика стал для Леши хорошей "школой капитализма". А он в ней – успешным учеником. Он прозорливо усмотрел, что власть скоро начнет кооперативное движение душить. И задолго до того, как вопреки законам и обещаниям пошла кампания против кооперативов, мы уже создали ряд малых предприятий, потом трансформировали их в СП, всякий раз опережая власть, которая никак не может понять, что гораздо выгоднее создавать для бизнеса условия, чем драть с него семь шкур. Мы не все умели, не все у нас получалось, но Леша первым сообразил, что малый бизнес должен быть многопрофильным. Наши предприятия принимали и сопровождали горных туристов, искали с немецкими орнитологами в горах Тянь-Шаня птичку серпоклюв, с ботаниками – редкий вид примулы, не забывали и промышленный альпинизм.
В начале "лихих девяностых" мы частенько ездили в Москву, которая инерционно все еще воспринималась, как всемогущий и всеопределяющий центр.
Мы в своем предпринимательстве пытались не отрываться от альпинизма. Все спортивное снаряжение выпускалось под контролем Спорткомитета и отраслевого профсоюза. У Москвы в руках были нити управления, у нас – готовность работать. Мы были полезны друг другу…
Честно говоря, я не совсем понимал, зачем Леша брал меня с собой. Но только благодаря этим поездкам я понял, что значит заниматься предпринимательством всерьез. Он работал дни и ночи напролет. Если не вел переговоры, то висел на телефоне, ночью читал и писал проекты, круг контактов и знакомств был фантастически обширен. Москвичей не просто удивить, но даже их Лешина напористость заставляла открывать рты. Так было, к примеру, с выпуском портативных газовых баллонов для альпинистских газовых горелок. Уже весь мир ходил в горы с газовыми горелками, а мы все еще таскали тяжеленные бензиновые примусы. В конце концов, Спорткомитет решил вооружить современными плитками и нас. Но баллоны оказались весом в пять килограммов каждый. В отличие от зарубежных, вес которых был около 200 граммов. Почему? Потому что по нашим ГОСТам баллоны рассматривались как "сосуды, работающие под давлением" и по требованиям Котлонадзора должны иметь толстые стенки.
– Значит, нужно менять ГОСТ, – сказал Алексей московским партнерам. – Какой дурак будет тащить пятикилограммовую плитку в горы. И тем более, какой дурак за нее будет платить деньги.
Москвичи верили в ГОСТ, как в "Отче наш". Но Леша начал звонить, доказывать, писать письма, заказывать экспертизы, и, в конце концов, ГОСТ был изменен. И не за сто лет, как предрекали пессимисты.
Часто, если не все чаще, бизнес-проекты уходили все дальше от альпинизма. Мы оба сожалели об этом, но такова была жизнь. В те же годы среди его партнеров появился вальяжный греческий бизнесмен, который и Алексею, и Виталию Томчику преподал мастер-класс ведения бизнеса. Он покупал в Украине металл дешево, продавал его на западных рынках дороже, на вырученные деньги покупал продукты и вез их в Одессу. Цены были доступными. На его родной Троицкой появился магазин "Эммануэль", по имени греческого предпринимателя. Прилавки его были завалены продуктами, которые ранее нужно было "доставать". Леша чертыхался: получив партию австрийских конфет, продавщицы тут же взялись их прятать под прилавок. В образовавшейся очереди кричали, чтобы продавали не более пяти коробок в одни руки. Уверениям, что берите, сколько хотите, всем хватит, – не верили.
Скоро Леша создал свое предприятие и назвал его "Эверест". Мстислав Горбенко, первый из одесситов, взошедший на Эверест, шутил, что Леша должен помогать альпклубу за использование альпинистской символики. Мало кто знал, что с того самого времени, как он начал зарабатывать более-менее приличные деньги, он помогал чем мог собратьям по альпинизму. Из прибылей "Эвереста" он еще долго поддерживал наши общие с ним предприятия по альпинистским программам, так как доходность их становилась все меньше и меньше. Моя "гражданская" специальность, забытая мною ради альпинизма, – морские порты. Бывая часто у Леши в "Эвересте", я заметил однажды у него на столе кипу технической документации. И что-то знакомое увиделось мне на этих чертежах.
– Хочу заняться новым портом, – сказал Алексей. – Понимаешь, в перестроечные годы рядом с портом Южный планировали начать строительство новых специализированных причалов, даже оборудование частично завезли. А потом, как и везде в то время, оставили эту идею нереализованной. А оборудование ржавеет…
– Леша, а ты знаком с работой портов? Там специфика своя, и кастовость в управлении портами – пробить что-либо чужаку невозможно!
– Не знаком, но я специалистов найду, – ответил Алексей. – Правда, есть одна проблема. Причал планировался для импорта насыпных грузов, а теперь ситуация изменилась, и требуется перепрофилировать оборудование на экспорт грузов!
Зная конструктивные особенности причальных перегружателей этого типа, я сказал, что это невозможно!
– Если мне не веришь, проконсультируйся в Черноморниипроекте, – организации, специализирующейся на проектировании портов и портового оборудования, сказал я.
– Консультировался, тоже сказали – невозможно.
Прошло время, и я узнал, что Леша добился своего, изменил таки конструкцию машин, и они успешно работают! Затем вошел в строй первый из планировавшихся к пуску причалов. И был создан ТИС – стивидорная компания с собственным портовым терминалом.
Как-то при встрече я предложил Алексею Михайловичу в Крым съездить, какое-никакое восхождение совершить.
– Ты понимаешь, в моей работе сейчас адреналина больше, чем на опасном восхождении. Да и некогда. Не могу!
И вдруг, несколько лет назад Леша позвонил мне и предложил вместе поехать в Крым. Позже я узнал, что он решил организовать встречу ветеранов команды Кенсицкого, своих друзей по альпинизму из далеких уже семидесятых годов, и оплатил все расходы по этой встрече. Из одесситов Леша пригласил с собою старых своих друзей: Николая Ческидова и Анатолия Королева. Встреча была трогательной и теплой. Все постарели и выглядели не такими бойцами, как тридцать лет назад, но держались бодро, на жизнь не жаловались. Конечно, помянули ушедшего в мир иной Лео, вспомнили былое…