Как верно замечает Н. М. Теребихин, "<…> Поморье – это душа России, то запредельное северное пространство, где решаются все последние вопросы русской идеи <…>. "Зов Севера" для русского народа – это зов его собственной души…".
Принимая во внимание эти высказывания, я думаю, можно говорить о неслучайности глубинных связей явления Веры Алексеевны с Русским Севером, её веры и веры людей ей, её видений и её целительского дара.
Привожу текст эссе Владимира Личутина.
* * *
"Архангельский режиссёр Клавдия Хорошавина сняла серию замечательных фильмов о Русском Севере. Даже не верится, ибо "тоскующие" московские журналисты наши души заилили унынием, всю плешь проели своим скепсисом, дескать, Русь катится в тартарары, народ изредился и выродился, впал в неуёмную пьянь и лень, и как залёг с революции семнадцатого года на русскую печь, так и слезать не хочет, только переваливается с боку на бок, продирая глаза лишь для того, чтобы потянуться за бутылкой. А когда изо дня в день оглушающе воют нам в ухо толковщики-переметчики и чёрная немочь о бессмысленной русской жизни, то и невольно поверишь, что последние дни настали на дворе.
Но Клавдия Хорошавина с любовным сердцем поглядела в Русь – и обнаружила столько прекрасных душевных людей, кто и о пользе Отечества печётся, и семью свою пестует, и душу строит, и с Богом советуется, и в грядущее пытается проникнуть благочестивым взором, – и вот, всматриваясь в эти светлые лица, в этот бесконечный поток жизни на экране, невольно как бы живой водой омоешься и Русь нашу святую увидишь трезвым рачительным взглядом. Временщики их принуждают выживать, а они – живут; их гнут через коленку, а они – не ломаются; крестьянские лица полны достоинства, глаза – любви и северной строгой прямоты, как бы спрашивают с экрана: не солжёшь ли, не с кривой ли душой прибыл к ним?
Они деятельны, и руки их постоянно ищут заботы. Мужики затейливы во всяком ремесле, бабы-певуньи и стряпухи, уж года вроде поджимают, а глаза не обмелели… Вельск и Виледь, Каргополь и Онега, Лешуконье и Мезень. Русские коренные вотчины, где выстоялся особенный национальный характер, но вот эти-то земли и хотят запустошить, а народ согнать с исторических палестин. Но чем большее насилие от кремлёвских очарователей, чем невыносимее гнетея, тем сильнее жажда сопротивления, внутреннее упорство. Пьют? – да, но и душою-то плачут, страждут, что пьют, и болезни своей не рады. Вросли в землю кореньем, будто цепями прикованы. Один "грех" нестерпимый тешат в себе: торговать не умеют и не хотят, и этой своей национальной привычкою, "лавочной неотёсанностью" особенно нетерпимы и невразумительны для устроителей земного рая для избранных.
Удивительна по силе воздействия картина. За столом – крестьянин, крепкий и весь какой-то ладно скроенный, не исгорбаченный, не скособоченный, не изморщиненный, без привычных клешнятых ладоней плотника-отходника, а рядом мостятся шестеро сыновей, как на подбор, целая дружина, парни головастые, плечистые, этакие боровики-толстокореныши без единой червивинки. Тут же и мать, мудрая женщина со светлым взором, речистая. Говорит: "Надо так семью строить, чтобы дети уже до двенадцати лет наработались. Только труд воспитывает и крепит человека, без работы человек изгнивает, ещё не вырастя. А другой науки не придумано. Вот внушают нам, дескать, всё для детей, всё для них. А я учу своих: дети – всё для родителей… Дети должны быть поклончивы перед нами… Вот сыновья мне купили путёвку в санаторий. Мама, поезжай, отдохни. Я говорю, спасибо, детки. И поехала. Мне хорошо было, а деткам моим и того сердечней, что мамке подноровили, добро сделали".
Порою невольно воскликнешь, глядя на разбой и разор в стране: эх, заскорбели мы умом, оплошали, помрачились, не разглядели сразу недотыкомку, близко подпустили подпазушного клеща к народному телу, захворали; но зачем же прежде времени в смертную постелю валиться?
А не стоит ли, братцы, озаботиться собою и ближней роднею и, потиху устрояя, укрепляя переменчивый мир, двинуться дальше по большаку в своё будущее, уготованное Богом для каждого народа. Если впереди много исторического времени, то и не стоит торопиться, ибо всегда успеешь совершить всё заповеданное; но если последний срок подошёл, – тем более не надо спешить, но озаботиться о своей душе. А нас торопят, подталкивают закоперщики лиха ко краю, нас улещивают сладкими словами, дескать, как мирно и ладно лежать в могилке-то; но мы не поддадимся обманчивым посулам, но растопыримся локтями и саму чёрную немочь, что грает над нами, сживем со свету в ямку…
Как ни грустно помыслить, но простой народ даже в Боге живёт от нас, умственников, как бы осторонь, не припускает к себе близко, то ли остерегается проказы и обманки, то ли устал от переменчивой господской науки.
Деревня к Богу подходит просто, без особого искуса и литературного тумана, не старается проткнуться в сердцевину книжной веры, чтобы не ошалеть, не задохнуться в ней.
По их беззатейной православной вере восседает вживе в небесной горенке бородатый Дедко, сам Бог Саваоф, а возле на лавке притулились Иисус Христос со Святым Духом и дозирают с горних вышин за тобою, чтобы не сблудил ты, не оплошал.
Крестьянину ведомо, что каждая из овчушек великого земного стада видна Господу, и бич Пастуха, пока безмолвствуя, лежит возле локтя, поджидая Судного дня… Но в этой земляной простоте таится древняя мудрость, до сей поры ещё не понятая глубоко ни священством, ни просвещённым горожанином, мистически ускользающая "меж пальцев".
В картинах Хорошавиной много женщин, молодых и изжитых. Женщины-роженицы более цепко связаны чувствилищем с матерью-землею и, несмотря на внешнюю закорелость, исполнены глубинной мистики чрева.
Одна из них – травница Вера Алексеевна Зашихина из Белой Слуды. Издалека к ней попадает народ, чтобы снять недуги. Ещё с детства жило в Зашихиной крохотное зёрнышко "причуды", лежало в груди, не прорастая. Однажды, в девчонках ещё, играли на лугу, подружки сплели венок и возложили Вере на голову, и она вдруг заплакала: "Ой, что же вы наделали, сорвали цветы, а они ведь живые. Цвели бы и цвели, никому не мешая!".
Вера Алексеевна жила на белом свете неприметная, как все, многие годы до пенсии работала в совхозе "осеменатором", не зная о своём даре. Но постоянно переживала, осеменяя коров, что делает не Божью работу. И вот случилось, заболела так тяжело, что с кровати долго не могла подняться.
Только полегчало, вышла на крыльцо, а мимо идёт соседка, и Вера вдруг как бы по-особенному прозрела и увидела женщину насквозь: вот сердце бьётся, вот почки, селезёнка…
С той поры открылся не только дар ясновидения, но стала женщина слышать голос Бога.
"Однажды лечу мужика и слышу громкий гудок, и явственно вижу, как идёт по морю белый пароход. А мужик-то и не знает, что мне видение. – Зашихина рассказывает каким-то раздумчивым учительным тоном, без спотычек и бунчанья, лишь на время плотно закрывая глаза и погружаясь в себя. – И мне тут голос: "Смотри, дочь моя, вот сейчас судно может потерпеть крушенье". – "Но там так много народу и все они погибнут". И голос мне: "Найдётся среди них человек, что поднимет руки, попросит помощи у меня ради будущей жизни, и все будут спасены". А я говорю: дескать, берег вижу недалеко… Какие-то вроде мерещат острова. А голос-то мне: "Какие, ты думаешь, острова? – и сам подсказал: – Соловки". И после добавил: "Когда Русскому Северу станет очень тяжело и придёт беда, тогда найдётся молитвенник, поднимет руки к небу, попросит Бога, и все будут спасены". Вот такой был у меня потаённый разговор с Богом…".
…Но кто будет этим праведником? Где, в каком глухом засторонке России, в какой скрытне, в каком образе потаённо обитает молитвенник, ничем не выказывая себя и дожидаясь своего часа, – ясновидящая не сказала, умолкла на полуслове; будто знает по Божьему благословению, где он, но пока не пришла пора явить народного заступника. Значит, не так тяжко ещё на Руси и терпению не наступил предел? Может, неясно, слишком робко уповают на него и худо, неотчётливо пока верят в Бога?
…Россия погрузилась в себя, выстраивая душу. И ждёт русского героя".
Рассказы знавших целительницу и встречавшихся с ней
В этом разделе приведены правдивые жизненные истории людей, обращавшихся к Вере Алексеевне и поделившихся со мной ими лично, письменно или в телефонном разговоре. Некоторые рассказы публикую почти дословно, иные – в авторской редакции. Стилистика повествования обусловливается тем, что эти рассказы принадлежат разным людям: разного возраста, профессий и должностей; разного мировоззрения и уровня эрудиции. Стремясь не только максимально достоверно передать содержание, но сохранить индивидуальный стиль рассказчика, звучащее живое слово, я публикую рассказы людей, оставляя в них диалектизмы, особые обороты речи и народные выражения. Это касается и некоторых медицинских диагнозов. Например, название заболевания пупочная грыжа в рассказах людей звучало как пуповая грыжа. Как автор я надеюсь на понимание со стороны читателей с учётом указанных стилистических особенностей.
Она была и будет всегда с нами
С Анатолием и Валентиной я познакомилась благодаря газете "Вечерний Котлас", в которой была опубликована моя статья о Вере Алексеевне.
Анатолий и Валентина – москвичи, солидная семейная пара. О Вере Алексеевне они говорили с глубокой благодарностью и тёплым искренним чувством – как о человеке феноменальном, обладательнице чудесного Божественного дара и женщине необычайной душевной чистоты, истинной христианской сподвижнице, всю себя отдававшей людям.
Столь трогательное и трепетное чувство вызвала в их сердцах эта северная бабушка, суровая на вид, немногословная, сыгравшая неоценимую роль в их жизни. Своим спасением, ни больше ни меньше, Анатолий и Валентина считают себя обязанными именно ей. Но не только врачевательницей, знахаркой была для них Вера Алексеевна; эта женщина стала им поистине близкой, родной, как член семьи. Она незримо присутствовала (и продолжает присутствовать!) в их жизни, что я явно почувствовала, будучи у них в гостях.
"Мы всегда её помним, мы обращаемся к Вере Алексеевне мысленно, просим её совета, помощи и чувствуем эту незримую связь", – делились со мной Анатолий и Валентина. Такое же чувство испытываю и я сама по сей день.
Анатолий и Валентина поддержали идею издания книги о Вере Алексеевне, внесли значительный вклад и оказали мне существенную помощь. Эти душевные, отзывчивые люди стали для меня близкими. Редкое в наши дни, ценнейшее качество – душевное благородство отличает Анатолия и Валентину. Думаю, что встречу с ними, как и ещё со многими замечательными людьми, мне подарила Вера Алексеевна.
Воспоминания Анатолия
"Впервые я узнал о Вере Алексеевне Зашихиной в конце 1990-х годов из статьи в газете "Московский комсомолец": журналист описывал встречу с этой удивительной женщиной и сообщал о том, что через некоторое время после поездки к Вере Алексеевне в архангельскую деревню Белую Слуду произошло чудесное исцеление его и фотокорреспондента газеты, который вместе с ним побывал у целительницы.
Побывав в различных центрах нетрадиционной медицины в Москве и в Московской области, я относился к народным целителям с некоторым недоверием, но всё же показал публикацию жене Валентине, которая больше меня в это верила. На этот раз интуиция меня не подвела. Прочитав статью, мы сразу стали искать эту бабушку. Но чтобы попасть к ней, нужно было узнать, где она живёт, как туда добраться, найти людей, которые о ней знают или хотя бы что-то слышали… Из статьи было известно только то, что она живёт где-то в Архангельской области. Нам помогло то, что незадолго до этого я служил на Севере и у меня остались сослуживцы в Архангельске.
Я позвонил своему товарищу и попросил его узнать о красноборской целительнице. К счастью, среди знакомых этого сослуживца нашёлся человек родом из Красноборска, который знал Веру Алексеевну.
Моя жена в то время страдала заболеванием сердца. Однажды после того, как у неё случился приступ стенокардии, решено было безотлагательно ехать к Вере Алексеевне.
Я взял билеты на самолёт до Архангельска жене и младшему сыну, у которого тоже были некоторые проблемы со здоровьем. Родные улетели, а я остался: тогда у меня ещё имелись определённые сомнения…
Друзья встретили жену и сына в Архангельске, разместили на ночлег, а рано утром нужно было выезжать в Белую Слуду на военной машине. Получилось так, что с ними поехал и мой сослуживец, и тот человек, который знал Веру Алексеевну.
Дорога была и долгой, и тяжёлой. Только поздно вечером они добрались до Красноборска, где и переночевали у местной жительницы Надежды Николаевны. Рано утром нужно было переправляться на пароме на другой берег Северной Двины и проехать ещё больше двадцати километров по просёлочной дороге.
Приехали в деревню Середовину, расположенную в шести километрах от села Белая Слуда, заняли очередь. Пришлось долго ждать, так как было очень много посетителей. Многие приезжали с вечера, занимали очередь и ночевали в машинах, а местные жители говорили, что иногда собиралось столько желающих попасть к Вере Алексеевне, что приёма приходилось ждать по несколько дней.
Моим жене и сыну повезло: им в тот же день удалось попасть на приём. Остановлюсь на последнем моменте встречи супруги с целительницей.
Перед уходом Валентина сказала Вере Алексеевне, что у меня периодически возникают сильные боли в спине, и целительница спросила, есть ли у неё моя фотография. На счастье, у жены оказалась небольшая фотография, размером 3 х 4. Жена показала её, и Вера Алексеевна сразу поставила мне диагноз: две позвоночные грыжи – одна большая, а другая поменьше. И сказала: "Если ляжет на операцию, останется на всю жизнь инвалидом, а если есть желание, то пусть приезжает. Я его вылечу".
Выйдя от Веры Алексеевны, жена сразу же стала чувствовать себя хорошо. После Валентина рассказывала, что, когда после посещения целительницы они вернулись в Красноборск к Надежде Николаевне, у которой до этого ночевали, её начало сильно клонить ко сну, и она крепко уснула, о чём Вера Алексеевна её предупредила. Проспала долго, а затем они доехали до станции Ядриха, что в шестидесяти километрах от Красноборска, и отправились в Москву. Приступов стенокардии у жены больше не было.
Когда по приезде домой Валентина рассказала о диагнозе, который заочно поставила мне Вера Алексеевна, я на следующий день поехал в военный госпиталь к своему давнему знакомому, заведующему отделением, и изложил ему свою историю. Он дал мне направление на рентген. На снимке у меня действительно обнаружили две грыжи: одна 12 миллиметров, а другая – 8. Я тогда находился на военной службе и с таким диагнозом был бы вынужден её оставить. Мы со знакомым договорились, чтобы это обследование было неофициальным. Ещё он предложил съездить в Грузию к народному целителю, которого хорошо знал, но я отказался и решил ехать в Белую Слуду.
Через несколько дней я уже был в поезде. Доехал до Ядрихи, где меня встретил сослуживец и отвёз в деревню Борок, находящуюся неподалёку от Белой Слуды, к своим родственникам, Леониду Васильевичу и Валентине Павловне Зашихиным. С тех пор мы стали друзьями с этими прекрасными людьми на долгие годы.
Валентина Павловна накануне договорилась с Верой Алексеевной, чтобы она приняла меня, и рано утром мы выехали к ней в деревню Середовину. Мы подошли к старинному, немного покосившемуся дому, где принимала посетителей целительница. Этот дом был расположен рядом с другим домом, в котором она жила. А сама деревня практически и состояла из нескольких домов… Вокруг сосновый лес, а рядом с домом – огромный кедр… Мы зашли в дом. В просторных сенях на самодельных деревянных лавках сидели люди, ожидавшие приёма Веры Алексеевны.
Дождавшись своей очереди, я вошёл в избу. Она была большая, с русской печью, с множеством икон. За столом, заставленным горящими свечами, сидела красивая русская женщина.
Она пригласила меня сесть на стул, спросила, как зовут и с какими проблемами приехал. Я сказал. Отдал привезённые церковные свечи и гостинцы: чёрный московский хлеб, крупы и ещё какие-то продукты.
Позже я узнал от самой Веры Алексеевны, что продукты, которые ей привозили посетители, она отдавала нуждающимся. Народная целительница большими, натруженными руками зажгла принесённую мною свечу, посмотрела на меня пронзительным взглядом…
В этот момент мне показалось, что она меня видит насквозь, даже знает все мои мысли, и наверное, так оно и было на самом деле. Целительница попросила положить руки ладонями кверху. Затем она стала называть те болезни и проблемы, которые я даже не озвучивал.
Прочитала молитвы, молча перекрестилась перед иконами, сказала: "Я тебя подлечила, и всё у тебя будет нормально со спиной" и что желательно ещё раз приехать через год. И добавила, что ей нужно обязательно верить и не обращаться к другим целителям: тогда и будет хороший результат лечения. "Если человек обращается ко мне и не верит в мою помощь, то толку не будет никакого". Благословила меня на обратную дорогу. Я её поблагодарил, и на этом мы попрощались.
Я вышел от Веры Алексеевны какой-то окрылённый. На душе было легко: вселились вера и надежда в то, что действительно всё будет хорошо, и не осталось никаких сомнений в исцелении. В дальнейшем это подтвердилось.
Мы заехали к Валентине Павловне. Она накормила вкусным обедом, рассказала много историй о чудесных исцелениях людей после посещения ими Веры Алексеевны. Вот одна из них.
Рядом с домом Веры Алексеевны приземлился вертолёт, и на носилках вынесли человека, который несколько лет был парализован и прикован к постели. После одного сеанса лечения он вышел от неё своими ногами.
Вера Алексеевна спасла и саму Валентину Павловну.
Я уехал в Москву, а в душе остались самые тёплые впечатления от встречи с Верой Алексеевной и от знакомства с новыми людьми – семьёй Зашихиных. Только в северном краю, в этих красивых и суровых местах, где течёт широкая и могучая Северная Двина, могут жить такие прекрасные, исключительно бескорыстные и добрые люди!
После моей поездки к Вере Алексеевне все члены семьи стали её посещать регулярно. Раз в год – обязательно, а иногда и чаще. Появилась какая-то потребность и желание приехать в Белую Слуду и пообщаться с северной целительницей. Мы приезжали и одни, и с близкими друзьями.
Однажды поздней осенью мы в очередной раз поехали семьёй к Вере Алексеевне. В Котласе взяли такси до Красноборска; как раз в тот год только открыли мост через Северную Двину у Котласа, а до этого ходил паром. Река ещё полностью не стала, виднелись промоины, и нужно было переправляться на другой берег пешком, а там нас встречала машина: Леонид Васильевич и Валентина Павловна, как обычно, договорились с местными жителями.