Этот ночной бой развивался успешно лишь потому, что противник прибыл после долгого марша и был выбит решительным ударом.
Хотя нас осталась всего лишь горстка, мы тем не менее были полны решимости выполнить поставленную задачу. Нашей целью не являлось уничтожение противника. Нам следовало прорваться к мосту и уничтожить его, пусть даже нас останется 20 человек, 10 человек. С этого момента каждый из наших взводов должен был попытаться сделать это самостоятельно, не обращая внимания на то, что происходит с остальными. Я выдал им взрывчатку, необходимую для минирования моста.
Мы прекрасно понимали, что нами пожертвовали для решения этой задачи. Но мы были готовы. Среди нас нашлось бы в десять раз больше добровольцев для выполнения приказа. Ярость битвы, ночная темнота, эффект внезапности и паника в рядах противника могли помочь нам.
К несчастью, на выходе из деревни мы были вынуждены задержаться. Здесь были установлены несколько советских противотанковых орудий. Они обстреляли нас. Нам пришлось вступить в кровавую рукопашную схватку на опушке елового леса с его тысячами ловушек. Половина наших офицеров погибла. Остальные собрали солдат для нового рывка. В течение получаса все должно было решиться. Советские танки подходили отовсюду. Взорвался второй немецкий танк. Немецкое командование очень берегло оставшиеся машины. Командир танкового отряда получил приказ быть осторожным. Но чтобы добиться успеха, нам следовало пойти на риск и, возможно, потерять все 4 оставшихся танка. Только в этом случае несколько наших солдат сумели бы проскочить к мосту и взорвать его.
Мы с ужасом увидели, как уцелевшие немецкие танки начали отходить, отстреливаясь. Наши мертвые лежали на дороге повсюду, наши раненые сами брели назад без единого стона.
Красные, видя отступление наших танков, снова приободрились. После перепуганных детишек, с которыми мы легко справились, на нас бросили специальный батальон прирожденных убийц, смертоносных гигантов с бритыми головами.
Тем не менее наши парни, упрямые, как ослы, не собирались отступать даже перед такими. Но советские танки с ревом подходили все ближе, грохот их гусениц сотрясал воздух. И снова 15 русских танков ворвались в деревню.
Немецкие танки не отвечали. Они уже прошли эту деревню и сейчас отходили к Ноэла, желая как можно быстрее оставить позади опасную дорогу, вьющуюся между елями. Предрассветная мгла уже начинала редеть, и пожары сияли уже не столь ярко.
Наши солдаты, которых вражеские танки на длинном пути обогнали без труда, лишь с большим усилием сумели пробраться по лесу к той деревне, откуда началась наша атака. 4 немецких танка уже стояли там, изо всех сил стараясь сдержать напор советских танков. Я поспешно организовал нечто вроде оборонительного рубежа.
Мы потерпели неудачу. У меня остались всего 110 человек. 4 немецких танка составляли нашу главную ударную силу. Я допросил захваченных пленных. Они охотно сообщили, что ночью реку Эмайыги пересекли более 30 советских танков.
Примерно 15 из них расстреливали дома, рядом с которыми мы находились, один за другим, словно сбивали кегли.
Тридцать два
День 25 августа стал самым драматическим в ходе битвы за Дерпт. Часы показывали уже 04.30. Несмотря на всю нашу отвагу, превосходство в людях и технике принесло красным победу. Они уже вклинились на 10 километров к северу от Эмайыги. Дерпт находился на южном берегу реки.
Мы столкнулись с чрезвычайными трудностями. Как мы, сто человек на импровизированной линии у Ноэла, сумеем удержаться? И даже если нам это удастся, нас ведь могут обойти с флангов. Другие дороги выходили из леса далеко справа от нас.
Я послал радиограмму, сообщая генералу Вагнеру о сложившейся критической ситуации. Никакого ответа, и по вполне понятной причине. Русские только что форсировали Эмайыги и на восточном фланге его сектора. В 09.00 Дерпт был внезапно захвачен красными, которые тут же без задержки переправились на другой берег реки.
Мы сами ввязались в столь жестокий бой, что совершенно не имели времени думать о происходящем на других участках фронта. Мой командный пункт дважды за два часа накрывала артиллерия. Я сам не пострадал, если не считать царапин на шлеме, но радиостанция была уничтожена. Мой автомобиль вышел из строя, так как все четыре его шины были продырявлены.
Я расположился в открытом поле, поддерживая связь с ротами только с помощью посыльных.
Я видел, как один за другим подходят мои парни, измученные, раненые, покрытые пылью и кровью, но все-таки улыбающиеся. Дорога Дерпт - Ревель оставалась у нас в тылу. Люди тащились к ней, с трудом забирались на грузовики, которые сотнями неслись на север, оставляя за собой пыльные вихри.
Наши роты отходили компактными группами, чтобы иметь возможность хоть как-то притормозить продвижение русских. Они сражались как черти, тащили на руках противотанковые пушки между елями, чтобы прикрыть тыл.
Самым важным для нас было заблокировать главные пути. Армия не может протащить тяжелую технику сквозь лес и через овраги. Только два советских танка сумели прорваться. Они появились слева от нас, словно огромные слоны, всего в 20 метрах. Мы позволили им пройти беспрепятственно, собираясь изолировать их. Хотя танки ненадолго перерезали дорогу из Дерпта, в конце концов они были уничтожены.
Минул полдень. Мы все еще держались на хребте, контролирующем дорогу из Ноэла, имея за спиной дорогу Дерпт - Ревель. Посыльный доставил мне приказ немедленно прибыть на командный пункт генерала Вагнера.
То, что я увидел в километре позади наших позиций, было форменным апокалипсисом. Насколько видел глаз, повсюду царила самая ужасная паника. Все эстонские солдаты удирали по песчаным дорогам. Крестьянские телеги перемешались с грузовиками. Вся дорога была в огне. Женщины кричали и лупили палками своих коров, которые не могли больше идти. Обочины были усыпаны подсумками, ранцами, патронными цинками, фляжками, мертвыми овцами, птичьими клетками. И вот эта бурлящая и вопящая человеческая река - гражданские, солдаты, эстонцы - неслась к Ревелю.
Командиры корпусов метались, как зеленые лейтенанты, пытаясь собрать остатки немецких войск, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление.
Меня также ожидало новое задание. Кроме обороны Ноэла, я должен был организовать линию обороны Парна - Ломби - Кеерду позади Дерпта. Красные наступали с запада и с востока, чтобы соединиться. Все, что можно было наскрести, следовало бросить в бой на этой линии сегодня же вечером.
У меня не осталось никого, кроме раненых и штабных писарей. Мы бросились в Марию-Магдалину вдоль прекрасных голубых озер, игравших всеми красками лета, совершенно безразличных ко всему происходящему вокруг. Я пригласил только добровольцев. Наши отважные старые товарищи из административных служб сделали шаг вперед. В конце концов, какой прок от канцелярских работников в данный момент? Добровольцы захлопнули свои гроссбухи. Легионеры старше 60 лет, которые готовили суп и резали хлеб с 1941 года, оставили свои поварешки и ножики, чтобы взять панцерфаусты.
Их спокойная отвага заставила слезы выступить на глазах. Все наши раненые, которые еще могли ходить, тоже встали в общую шеренгу. У меня остались всего два офицера. У одного была прострелена рука. Второй получил в грудь осколок гранаты. Но оба встали в первую шеренгу этого героического маленького отряда.
Нас осталось всего 60 человек, и я повел их. Через два часа мы встретились с русскими, поспешно вырыли себе какие-то лисьи норы и укрылись за стогами сена. Ночь уже была близка. Мы приготовились к встрече с врагом.
Во второй половине дня все говорило о том, что надвигается быстрый и страшный крах всей линии на хребте у Ноэла. Собрав всех раненых и тыловиков, я поспешил занять позиции на холме, где мы провели это ужасное утро. Мои солдаты, хотя их стало заметно меньше, все еще удерживали позицию.
Опустилась темнота. Наш барьер стоял непоколебимо. Тем временем командование сумело наскрести кое-какие силы и прикрыло наши фланги. Из Ревеля, столицы Эстонии, на грузовиках прибывали все, кого удалось отловить.
Ночью положение неожиданно улучшилось. Оказалось, что красные выдохлись. Больше не могло быть и речи об уничтожении моста через Эмайыги, но непосредственную катастрофу удалось предотвратить.
Каждый день борьбы обходился очень дорого как красным, которые выбрали все резервы дотла, так и немцам, и нам тоже. Мы сдерживали противника фактически с единственной целью - лишь для того, чтобы погибнуть на сутки позже.
* * *
Все, что осталось от моих четырех рот после восьми дней боев у Ноэла, собралось на вершине холма. Нас осталось всего 32 человека, 32 человека из 250, которые находились под моим командованием утром 25 августа, когда я повел их в атаку сквозь предательскую ночь.
Днем обойти позиции пулеметчиков и стрелков было невозможно. Их лица посерели от усталости, заросли жесткой щетиной. Они устлали свои ямки соломой, надерганной под прикрытием темноты из ближайших стогов. Можно даже сказать, что люди свили себе настоящие птичьи гнезда.
Командир корпуса, удивленный их стойкостью, наградил их всех до единого Железными крестами - случай почти беспримерный для нашего фронта.
Ползая вдоль хребта, я сообщил им об этом. Я проскользнул в одну такую норку. Солдат, находившийся там, дрожал на мокрой соломе. Красные находились всего в 10 метрах от нас. Я вручил ему Крест и ленточку и поцеловал в небритую щеку. Он прошептал мне на ухо, что люди продержатся столько, сколько необходимо, что я могу не беспокоиться - русские не пройдут.
В 10 километрах отсюда малочисленная рота, склоченная из раненых, старых поваров, интендантов и счетоводов, по численности не превышающая отделения, держалась столь же прочно. Сияющие глаза солдат говорили, что они победили других, но прежде всего они победили самих себя.
Роммель и Монтгомери
После окончания жестокой битвы и тот, кто победил, и тот, кто проиграл, чаще всего едва держатся на ногах. Побеждает тот, кто терпит, стиснув зубы до хруста, кто напрягает свои нервы до предела.
Так произошло и на плато у Дерпта в конце августа 1944 года. Большевики захватили деревню, они форсировали реку Эмайыги, они заняли территорию на 10 километров к северу от реки. Но не это было целью их операции. Их задачей был штурм Ревеля, выход к Нарве и капитуляция немецких войск либо их уничтожение - об этом слишком часто говорили их пропагандистские листовки. 25 августа все это было возможно. Эстонские войска панически бежали, бросив свои позиции. Русские ввели в бой массу танков. Тысячи пехотинцев взбирались на холмы. Они выигрывали без особого труда.
И все-таки в действительности они проиграли, потому что их остановили. Им пришлось иметь дело с непревзойденным немецким Верховным командованием, которое продемонстрировало свои лучшие качества. Ни одно решение не было принято сгоряча, командиры не колебались ни секунды, несмотря на скудные ресурсы.
В штабе генерала Вагнера никто не спал целую неделю. Штабные машины стояли под деревьями. Противник находился всего лишь в полукилометре. Вокруг командного пункта градом сыпались ракеты "Сталинских органов".
Грузовики стояли на месте.
Генерал стоял на месте.
И окончательная победа осталась в руках наиболее умного и наиболее упорного.
* * *
Численность немецких войск была очень мала, но это были очень умелые солдаты. Пехотные подразделения, от которых остался один костяк, как от нашего, держались под жестокими ударами. Тяжелое оружие поддерживало нас.
Танки и разведывательные броневики всю неделю круглосуточно участвовали в боях, мчались на восток, возвращались на северо-запад, постоянно бросаясь маленькими группами в 4–6 машин на 15–20 противников.
Половина немецкой бронетехники была уничтожена или выведена из строя, мотаясь взад и вперед. Но вторая половина не давала покоя менее предусмотрительному, менее умелому противнику, чьи потери были просто огромными. Поле боя у Дерпта было усеяно обгорелыми остовами советских танков. Вражеские танковые соединения были растрепаны и дезорганизованы. Именно это во многом предопределило поражение русских.
Но нашим отважным солдатам все было мало. Они любили прыгать на немецкие танки и ехали на них до советских позиций, забрасывая противника гранатами.
Осторожные экипажи немецких танков и пылкие валлонские пехотинцы стали настоящими товарищами. Немцы прекрасно знали, что валлоны - это самые горячие добровольцы на Восточном фронте. Они научились понимать друг друга с полуслова и вели долгие споры насчет того, чьи девушки лучше. Они свободно болтали, используя немыслимый русско- немецкий винегрет, новый язык эсперанто Восточного фронта.
Каждый новый бой еще более укреплял эти братские связи.
* * *
Пока держался каждый километр фронта у Дерпта, с севера могли подойти крупные силы немцев.
От нас требовалось продержаться еще неделю. За это время будет подготовлено контрнаступление, и оно начнется. Свежие войска легко разрежут порядки красных и за несколько дней отбросят их за реку Эмайыги. Они обратят эти банды в беспорядочное бегство. Несмотря на первые успехи, красные полностью и окончательно проиграли битву за Дерпт.
Позднее немцы по приказу Гитлера эвакуировали Эстонию, так как фюрер хотел сосредоточить свои разбросанные силы. Однако они отступали не спеша, целый месяц потребовался, чтобы вывести дивизию и тяжелую технику в Германию и Литву.
Боевая группа Вагнера сдала фронт свежим соединениям. Она выполнила свою задачу, спасла Эстонию в критический момент от быстрого захвата русскими, что привело бы к капитуляции войск и потере вооружения. Это привело к резкому изменению ситуации в пользу немцев.
Однако от героических рот, которые мы имели в начале августа, осталось совсем немного. В последний раз окидывая взглядом плато у Дерпта, невысокие ели, посеревшие поля, все еще дымящийся город, я видел рядом с собой жалкую горстку товарищей. Я потерял 80 процентов своих солдат убитыми или ранеными, которых эвакуировали в госпитали, не говоря уже о большом числе легкораненых, которые просто отказывались уходить в тыл. В действительности за эти недели от огня противника пострадали 96 процентов наших солдат.
Их отвага покрыла имя легиона славой. Генерал- оберст Штейнер, который за эти критические недели трижды упоминал его в приказах по корпусу, наградил Железным крестом почти 200 человек. Он пожелал лично наградить их. Свою торжественную речь во время награждения он закончил так: "Валлон стоит тысячи других солдат". Конечно, это небольшое преувеличение. Но наши 450 человек проделали великолепную работу.
Они не слишком этим гордились. Ведь они просто сделали то, что валлоны уже делали на Донце, в Харькове, на Дону, на Кавказе, в Крыму и в Черкассах.
Уже забыв о своей славе и своих страданиях, они весело перешучивались, как дети, и веселились, спрашивая генерала Штейнера, помнит ли он имена двух солдат, которых он наградил последними. Одного из них звали Роммель. Предки знаменитого маршала были родом из Нидерландов. В Брюгге все еще стоит монумент с гербом этого рода. А другого звали Монтгомери, как и английского маршала. Они стали героями дня легиона, Роммель и Монтгомери, валлонские добровольцы, получившие Железный крест 2-го класса на Восточном фронте.
* * *
Наши солдаты отправились в тыл в Ревель. Эстонские газеты были полны рассказами об их подвигах. Они прихватили с собой массу бутылок шампанского и, пока плыли на корабле в Германию, непрерывно пьянствовали.
Гиммлер вызвал меня, чтобы лично вручить Дубовые листья, а также нагрудный знак "За ближний бой" в золоте, который вручался за 50 рукопашных схваток.
Возле Тойла я сел в маленький физелер "Шторх". В последний раз я увидел белые скалы и бледно-голубые воды Финского залива, сверкающие под утренним солнцем.
Последнее "Прости!" этим бесконечным сосновым рощам, серебряному пламени молодых берез, зарослям орешника, огромным валунам, хижинам, затерянным среди зеленых и коричневых полей, деревянной дранке крыш на фермах, мелькавших под крылом крошечного самолета. Иногда большое коричневое пятно и металлический каркас служили болезненным напоминанием о вражеских истребителях. Самолет летел очень низко, прыгая с холма на холм, словно зайчик.
Затем была Рига, самолет фюрера, большой крюк вдоль побережья Литвы, почти целиком занятой русскими, и, наконец, аэропорт в Главной ставке.
Там, вдали, на в земле Прибалтики, остались лежать наши мертвые, вечные свидетели трагической борьбы Европы не на жизнь, а на смерть. Сыновья нашего народа исполнили свой долг, ничего не прося и ничего не ожидая.
Мы не рвались завоевывать земли, не имели никаких материальных интересов. Нас неправильно понимали очень многие, но мы были полны решимости и были счастливы.
Мы знали, что чистые и пламенные идеалы просто великолепны, молодые люди с сильным сердцем всегда будут стремиться к ним, сражаться за них, умирать за них.
ГЛАВА З
Предохранительный клапан в Арденнах
В августе и сентябре 1944 года, когда в Эстонии шли жестокие бои, рухнул весь Западный фронт. Мы внимательно слушали радио, передававшее бюллетени командования: бои на Сене, падение Парижа, выход американских танков к Сомме и Реймсу. Каждый из наших солдат невольно думал о доме. Что станет с нашими семьями там?
Затем был захвачен Льеж. Когда я прибыл в ставку фюрера, союзники уже находились в Голландии, Эльзасе и Лотарингии, перед Аахеном. Тем не менее все пребывали в хорошем настроении. Гиммлер за столом отпускал шуточки, и за те десять минут, которые потребовались ему, чтобы съесть спартанский завтрак, несколько крендельков и запить это стаканом воды, он успел разобраться с тремя десятками вопросов.