ДРУГОЙ БОЙ
Вскоре дивизия опять наткнулась на красных. Но на этот раз красные окопались и нас ждали. Завязался нудный бой. Красный бронепоезд, пришедший из Харькова, стал нас обстреливать с тыла и принудил к довольно поспешному отступлению. Особенно бронепоезд гонялся за нашей батареей. Нам пришлось даже спешиться и войти в высокую пшеницу, чтобы избежать его хорошо направленных гранат. Пшеница нас скрыла, и обстрел прекратился. У Шакалова весь задний вьюк на седле был изрезан осколками гранаты, но ни он, ни лошадь не пострадали. Бронепоезд был невидим, а его наблюдатель где-то спрятан в пшенице. Один изгиб дороги, по которому мы отходили, был виден наблюдателю, потому что лишь только мы появились, тотчас же лопнули две шрапнели. Тогда первое орудие поскакало и смогло достигнуть того края, где его наблюдатель бронепоезда уже не видел. За спинами номеров лопнули две шрапнели. Тогда немедленно поскакало второе орудие. Опять две шрапнели, поскакало третье. Тогда наблюдатель решил хитрить. Он сделал паузу. Мукалов, не поняв это, поскакал, и шрапнель дала клевок у ног его лошади. Лошадь взвилась, и Мукалов упал. Я поскакал, схватил Мукалова за руку и выволок из-под обстрела. За нами лопнули две шрапнели, и наше орудие проскакало невредимо. У Мукалова и у лошади ничего, кроме испуга, не было. Наблюдатель был, конечно, офицер и стрелял хорошо. Мы отходили, когда повстречали Топоркова.
Куда это вы? Отступаем, ваше превосходительство.
Напрасно. Положение переменилось, и мы наступаем. Я послал подорвать путь, чтобы бронепоезд вас не беспокоил. Идите вперед.
Удивительно это у казаков. Сразу после оживленного драпа они способны на хорошую атаку. Действительно, красные отступали.
Не знаю почему, я был впереди нашего первого орудия и вел его и всю батарею по месту только что окончившегося боя. На моем месте должен был находиться брат или Мукалов. Я шел довольно далеко впереди орудия. На поле были индивидуальные окопы и несколько красных убитых пехотинцев. Среди них лежал убитый комиссар, на нем был бинокль и револьвер - вещи для нас очень ценные. Но я не остановил Дуру и прошел мимо. Сзади меня солдаты спрыгнули и обобрали труп комиссара, даже сняли сапоги.
- Почему ты не взял револьвер и бинокль? - спросили меня поздней офицеры.
Мне претит грабить трупы. Какая неуместная сентиментальность.
Я только пожал плечами.
- Я тебя вполне понимаю, - сказал брат. - Ты хорошо сделал, что ничего не взял!
Солдаты были тоже удивлены, и после долгого обсуждения они принесли мне бинокль. Я от него отказался.
На следующий день мы вступили в город Купянск. Красных в городе не было. Мы купались в реке Осколе.
ДОБЫЧА
Жители нам рассказали, что при эвакуации города случилась паника. Один из поездов сошел с рельс и закупорил пути.
- Там, за рекой, полно составов, и в них все, все брошено.
Я отправился к полковнику Шапиловскому.
- Ну что же. Возьмите две повозки и несколько солдат и поезжайте посмотреть, может быть, найдете что-нибудь полезное для батареи.
Прапорщики Астафьев и Форберг ко мне присоединились. Уже по дороге мы встретили несколько казаков. Один держал под мышкой большой сверток неразрезанных "керенок" - листы в 800 и 1600 рублей - и раздавал эти листы встречным. Я от листа отказался, а Астафьев, Форберг и солдаты схватились за них.
Все наши ожидания были превзойдены. Составы стояли один к одному и до бесконечности. Все наполненные разными товарами. Я даже растерялся. Что брать?
Уже казаки и частные лица шныряли между вагонами.
Погрузили сперва в повозки белье. Но дальше был вагон с артиллерийской упряжью. Часть белья сбросили и погрузили упряжь. Вдруг обнаружили новые артиллерийские хомуты. Почесали за ухом, выкинули остальное белье и погрузили хомуты. Места в повозках больше не было. Но вдруг обнаружили седла, да еще новые. Совещание. Седла нужно взять в любом случае. Выкидываем часть упряжи и грузим седла. Казалось, лучшего не найдешь, можно возвращаться. Но вдруг вагон с новыми переметными сумами для седел. Как от них отказаться? Выбрасываем часть хомутов и грузим сумы.
- Баста! Лучшего все равно не найдем, да и надоело сгружать и нагружать. Подождите меня здесь, я для очистки совести пройду взгляну, что дальше делается.
Повозки с солдатами остались, а мы с Астафьевым пошли вдоль вагонов. В одном стоят какие-то ящики. Я отодрал доску и ахнул. В ящиках были синие суконные халаты-дохи и такие же черные. А каждый кавалерист мечтал о синих штанах, но достать синего сукна было невозможно. Я быстро прикрыл оторванную доску, чтобы бродившие казаки не увидели, и шепнул Астафьеву:
- Беги скорей приведи повозки, а главное -людей.
Он побежал. Но казаки, привлеченные каким-то грабительским нюхом, нагрянули в вагон. Мне пришлось лечь на ящики, чтобы предохранить их от расхищения. К счастью, появились наши солдаты, и мы буквально вырвали несколько ящиков. С болью в сердце выкинули несколько седел и погрузили ящики.
Стало уже смеркаться, и мы порядком устали. Поехали домой. Несмотря на темноту, собрали всю батарею и справедливо распределили добычу между всеми офицерами и солдатами, с обязательным условием тут же в Купянске сшить себе всем синие штаны, а не отправлять добычу на Кубань, как принято у казаков.
Через несколько дней на смотру, который здесь устроили, батарея выделялась новыми седлами, синими штанами и белыми рубашками. Все как на подбор.
Эти синие штаны породили зависть в 1-й конно-горной, и мне пришлось выслушать укоры, что я не дал синего сукна им. Дали бы они нам? Сомневаюсь.
В составах Астафьев нашел много денег, а Форберг сумочку с бриллиантами. Вопреки обычаю, они не поделились, а затаили. Но Астафьев все проиграл в карты, а Форберг накупил участков в Сочи, а потом застрелился.
На следующий день со многими повозками и солдатами поехали подобрать то, что выбросили, и отыскать чего-нибудь еще. Но это оказалось наивностью с нашей стороны. Толпы грабителей шныряли повсюду, и в составах осталось только самое неинтересное, то, что никто не брал.
В гражданской войне не давали наград за храбрость, и это было хорошо. Пришлось бы награждать всех поголовно. Давались только солдатские Георгии. Офицер не мог его получить. Наш конно-артиллерийский дивизион (две батареи) получил серебряные трубы и владимирский значок за хорошую работу.
За исключением двух-трех в батарее все были храбры. Не то что храбры, боялись все, но создалась привычка внешне страха не выказывать.
ЛЕГКИЕ ПОХОДЫ
Походы по красным тылам оказались очень легкими. Нигде мы не наталкивались на серьезное сопротивление. Больших боев не было. Красное командование старалось скрыть присутствие нашей дивизии в своем тылу. Поэтому наше появление вызывало полную неожиданность, панику и бегство. Красные рассчитывали встретить банду взбунтовавшихся, плохо вооруженных мужиков, а тут вдруг целая конная дивизия, да еще с артиллерией. Понятно, все бежало.
Население нам сочувствовало, питание было обильное, фуража достаточно. Было лето, тепло, можно было спать снаружи, купаться. Мы освободились от вшей. Походы походили на увеселительные прогулки. Батареи дежурили по очереди. Один день конно-горная, другой наша. Если Топоркову нужны были орудия, то выезжала дежурная батарея, другая вступала только в случае особой надобности.
У села Староверовки мы испортили железнодорожный путь оригинальным образом. Согнали все население и поставили вдоль пути. По команде они схватились за рельсы и стянули их под откос вместе со шпалами. Перешли дальше и сделали то же. Этим путь был испорчен надолго, и это позволило нам не взрывать мосты. Мы хотели их сохранить, так как думали, что наши войска займут эту территорию.
Реку Северный Донец мы перешли по примитивному мосту без перил. Река была неширокая.
Мы портили телеграфную и телефонную связь. Иногда по телефону переругивались с комиссарами, которые долго не могли понять, кто осмеливается на такую дерзость. Однажды мы подслушали разговор комиссара села и военного комиссара Харькова.
- Товарищ, что вы намерены предпринять против белых в нашем тылу?
- Ах, эти банды... Это не так важно.
- Банды?! Сегодня утром мимо моих окон прошел корпус хорошей кавалерии с артиллерией. Я мог их наблюдать. Поверьте мне, я не ошибся, я старый кавалерист.
Мы пожалели, что пропустили товарища комиссара, старого кавалериста, но тихонько повесили трубку, потому что он делал нам хорошую пропаганду, увеличивая наши силы. Очевидно, страх заставил его видеть вдвое. Нас была дивизия, а он видел корпус, то есть две дивизии.
С наступлением тепла 1-й Терский полк сменил папахи на широкополые войлочные шляпы. Терцы выглядели совсем как мексиканские ковбои. Не хватало только лассо.
ХАРЬКОВ
Главная цель нашего рейда была дезорганизация тылов Харькова. Харьков был центром красного сопротивления и крупнейшим городом юга России.
Наш рейд был настолько легким, что генерал Топорков решил попробовать захватить Харьков с налета. План конечно безумный, учитывая количество красных войск, сосредоточенных в городе и вокруг него. Но диверсия должна была вызвать неуверенность в красном командовании.
Вместо того чтобы пересечь шоссе Харьков-Белгород, мы пошли по нему в сторону Харькова. Впереди нас шел разъезд, задерживавший всех едущих по шоссе.
Но одному автомобилю удалось удрать и поднять в городе тревогу. Преимущество неожиданности было для нас потеряно. Кроме того, шоссе проходило по лесу и наша конница не могла развернуться перед городом.
Из Харькова были присланы против нас броневые автомобили, которые то появлялись на шоссе и нас обстреливали, то опять исчезали. Против них конно-горная поставила на шоссе два орудия, одно за другим, которые отгоняли броневики.
Слева, по лесу, подошла красная пехота, но была вовремя обнаружена. Против нее послали несколько спешенных сотен и тотчас же затрещали выстрелы, но стали удаляться. Красных отбили.
Топорков убедился, что нужно оставить безумный план овладения городом и идти разрушать железные дороги к северу от Харькова, как было предвидено. Но прежде чем продолжать поход, он решил дать дивизии отдых.
Тотчас же на краю шоссе организовались пикники со скатертями, самоварами и участием соседних дачниц. Бой затих. Все казалось спокойным.
ПАНИКА
Нам приказали сменить орудия конно-горной, стоящие на шоссе, нашими. Послали наше орудие. При этом совершили две непростительные ошибки. Во-первых, не поставили за нами второго орудия. Во-вторых, капитан Мукалов, приглашенный в одну из дач, поставил наше орудие не на гребне шоссе, а против той дачи, куда его пригласили, то есть внизу большой выемки, откуда мы ничего не видели. А сам Мукалов исчез.
Номера нашего орудия разлеглись в тени и заснули.
Обеспокоенный нашей плохой позицией, я сел на Дуру и поехал на гребень шоссе, который находился от нас саженях в ста.
На гребне находились полковник Агоев, командир 1-го Терского полка, и недалеко пулемет конно-горной с Костей Унгерном. У него болели ноги, и он, несмотря на лето, был в валенках. Впереди в версте находился наш разъезд.
То, чего я опасался, случилось. Вдали на шоссе появились два темных квадрата.
- Броневики, - сказал мне Агоев. - Постреляйте, иначе мои дикари разбегутся.
Разъезд впереди уже скрылся в лесу. Я бросил взгляд на броневики, чтобы учесть их скорость, и принял во внимание легкий изгиб шоссе. Очень обеспокоенный, я поскакал к орудию.
- К бою! Гранатой. Прицел 30.
Я сам направил орудие немного вправо. К несчастью, в этот самый момент появился Мукалов, и, вместо того чтобы оставить меня действовать, он заорал:
- Гранатой! Прицел 100. Огонь!
Ерунда, конечно. Прицел 100 равен четырем верстам, а броневики были рядом. Наводчик взглянул на меня. Я пожал плечами. Мы потеряли еще несколько ценных секунд, меняя прицел.
Наконец выпустили. Наша граната полетела в пространство, а броневики были уже на гребне, и их пулеметная очередь ударила по щиту нашего орудия. Орудие снова зарядили. Мукалов и солдаты испарились, удрали. Я бросился к орудию, опустил ствол, вертя рукоятку, и выпустил вторую гранату. Как потом мне рассказал Костя Унгерн, моя вторая фаната лопнула между его пулеметом и броневиком.
Втроем (Нягу, брат и я) мы схватили орудие и бегом - по уклону шоссе было легко - догнали уходивший уже передок и нацепили орудие.
Трудно описать, что творилось кругом. Броневики строчили пулеметами без перерыва. Казачьи коноводы распустили лошадей. Лошади скакали без всадников, казаки бежали без лошадей. Наш коновод все же подал нам лошадей. Я схватил повод Дуры и прижался к ней, чтобы пропустить пулеметную очередь, затем вскочил на нее. Она стояла как скала. Я наклонился к ней и сказал:
- Ну Дура, вали!
Только тогда она помчалась и натолкнулась на не успевшего еще упасть казака. Я буквально видел, как пуля попала ему в голову. Из головы брызнул маленький фонтанчик, и папаха съехала. Он повернулся на одной ноге, и в это время Дура его сбила. До этого он бежал вовсю.
Я пригнулся и скакал. Впереди меня бежал брат, держа повод Рыцаря. Рыцарь обезумел от паники и не дал брату сесть в седло. Я попридержал Дуру и скакал шагах в двадцати за братом, чтобы помочь в случае нужды.
"Какая реклама для доктора Алексинского, - подумал я (Алексинский оперировал ногу брата). - Брат так бежит, что я вскачь к нему не приближаюсь".
К счастью, недалеко шоссе делало поворот, и лес скрыл нас от броневиков. Сразу же из беспорядочного бегства мы оказались в строю в порядке. Орудие с рыси перешло на шаг, Мукалов и солдаты откуда-то появились и встали на свои места, и даже брат сел на Рыцаря.
Наше внезапное появление испортило идиллию пикника, и дивизия двинулась дальше, ставя на этот раз не две, а три пушки одну за другой на шоссе.
Броневики не решились следовать за нами за поворот шоссе. А если бы у них хватило смелости, они попали бы на пикник: ничего не было предвидено, чтобы их остановить.
Вся эта паника и потери произошли по вине Мукалова. Он был наркоманом и совершенно не способен командовать чем бы то ни было.
Дивизия отошла версты три по шоссе и свернула влево на лесную дорогу. На этот раз на шоссе стояли орудия конно-горной.
Орудия пропустили всю дивизию в лес и одно за другим снялись и пошли за дивизией. Последнее орудие собиралось уходить с шоссе, когда снова появились броневики. Орудие выпустило по броневикам несколько гранат, снялось и пустилось галопом в лес, куда броневики не могли, конечно, за ним следовать из-за узкой песчаной дороги. Случаю было угодно, чтобы на повороте колесо орудия соскочило с оси и покатилось дальше по шоссе, а ось врезалась в землю. Броневики же стали стрелять. Тогда номера отцепили орудие, и передок ушел в лес. Трое офицеров схватили горную пушку и погрузили на случайно проезжавшую телегу. Телега проскакала шагов двести и разломилась под тяжестью орудия. Но уже поворот дороги скрыл орудие от наблюдения броневиков. Все это произошло очень быстро и под усиленным огнем броневиков. Чтобы снять орудие с разломанной телеги, пришлось применить силу двенадцати человек. А положили ведь орудие на телегу трое! В опасные моменты силы людей умножаются.
А было так просто срубить несколько деревьев и загородить ими шоссе от броневиков. Но мы об этом подумали только на следующий день.
Конечно, броневики нанесли нам потери, стреляли-то они много. Но наши потери были совсем не так велики, кажется, двое убитых, четверо раненых и две лошади. Больше было паники, чем потерь. Мы слишком привыкли к легким успехам и стали беспечны. Все поддались панике. Только Костя Унгерн и Дура сохранили достоинство.
ЗОЛОЧЕВ
Ночевали мы в лесной деревне Слатин, и красные нас не беспокоили. Тут была дневка. Наутро наша колонна пошла к железнодорожной станции Золочев верстах в шестидесяти к северу от Харькова. Дежурила наша батарея.
По колонне криком передали: "Батарея, рысью вперед".
Топорков звал нас. Мы вышли из колонны и крупной рысью пошли вперед. Топорков находился на бугре. Он поставил задачу:
- Наш разъезд в Золочеве, там, впереди. Они испортили путь. Им сообщили, что идет специальный поезд "Че Ка" с высшими комиссарами. Вот он перед нами слева. Он что-то заподозрил и остановился. Не дайте ему опять уйти в Харьков. Действуйте.
Мы снялись с передков, и наши гранаты стали лопаться как раз на путях за поездом. Поезд ринулся вперед на Золочев.
На мосту у станции паровоз лег, вагоны встали дыбом, и отдаленный грохот достиг нашего слуха.
Мы спешно взялись в передки и бросились к месту крушения. Мы опоздали. Казаки были уже на месте и захватили чудные бинокли, револьверы, бумажники, кольца, портсигары, часы, кожаные куртки и сапоги.
Человек пятьдесят высших комиссаров были захвачены. Всюду валялись разорванные партийные билеты. Комиссаров расстреляли. Сотня сопровождавших их солдат была отпущена. Очевидно, Топорков не хотел создать впечатления, что мы расстреливаем всех без разбора. Только немногим удалось бежать обратно в Харьков под обстрелом, чтобы принести известие и посеять панику.
В поезде было несколько вагонов конфет, сахару и инжира. Мы взяли, что могли. Много еще осталось. Тотчас же появилась бесконечная вереница крестьян с мешками, чтобы забрать сахар и убедиться собственными глазами, что на этот раз настал черед комиссаров быть расстрелянными. Крестьяне посмеивались.
Топорков разрешил им брать, что они хотят. Дивизия пошла дальше.
Наша диверсия, правда, неудачная, против Харькова с лихвой окупилась захватом в Золочеве такого количества комиссаров. Они не чувствовали себя больше в безопасности в Харькове, решили бежать заранее и попались. Первыми покидают корабль крысы.