...
Здесь вопрос уже шел не только о насущной помощи и крыше над головой, дело дошло вплоть до того, что на лурмельской кухне работал некоторое время, до переправки к партизанам, бежавший из лагеря один из первых советских военнопленных, и он был не последним. Долгое время скрывались два американских летчика, которым удалось раздобыть поддельные документы и переправить в безопасную зону. Нужно было доставать поддельные документы и для участников Сопротивления, и для евреев, которые скрывались на Лурмель и в Нуази. Из этих центров была налажена сложная цепь по всей Франции для спасения и бегства людей…
В результате русская монахиня и ее организация оказались в самом центре настоящей антифашистской борьбы с хорошо налаженными связями, и этим звеньям удалось сохраниться вплоть до февраля 1943 года!
Сама матушка была очень довольна проделанной работой. Жена Игоря Кривошеина вспоминала, как летом 1942 года это отметили:
...
…мать Мария устроила на рю Лурмель скромный праздник в честь годовщины образования Комитета Помощи; стоял небольшой стол с незамысловатой закуской военного времени, были все дамы, работавшие в Комитете, о. Клепинин и, кажется, Пьянов. Настроение у всех было хорошее, все ждали, что скажет мать Мария; лицо у нее светилось весельем, на нем даже играла лукавая улыбка и, взяв рюмочку водки, она произнесла маленькую речь про Комитет и его работу, и в конце сделала шутливый комплимент Игорю Александровичу за то, что он сумел устроить это дело, которое уже целый год благополучно здравствует.
В комнате матери Марии находился мощный приемник – его оставили на хранение друзья, покинувшие Париж. Каждый вечер матушка ловила запрещенные вести, забывая о проходящих под окнами германских патрулях, а утром на большой карте СССР, занимавшей всю стену комнаты для собраний, стоя на столе, передвигала булавки и красную шерстинку, указывавшую на положение фронтов. Увы, в 1941 году эта шерстинка передвигалась все больше и больше на восток. Но матушка никогда не теряла веру в победу над фашизмом. Она говорила своим друзьям:
– Я не боюсь за Россию. Я знаю, что она победит. Наступит день, когда мы узнаем по радио, что советская авиация уничтожила Берлин. Потом будет и русский период истории. России предстоит великое будущее. Но какой океан крови!
И опять ее мысли совпали с блоковскими! Еще в апреле 1917 года поэт записал в дневнике:
...
Все будет хорошо, Россия будет великой. Но как долго ждать и как трудно дождаться.
Победы СССР приводили матушку в восхищение.
– Наши-то… наши! Уже Днепр перешли… Ну, теперь кончено! Мы победили…
Она жила этими победами и не могла дождаться триумфального финала…
Глава 14 Посильная борьба
Нет, мир с тобой, я говорю, сестра, -
И ты сестру свою сегодня слушай, -
Мы – искры от единого костра,
Мы – воедино слившиеся души.
Мать Мария (Е. Кузьмина-Караваева)
Самый опасный период для "Православного дела" наступил в 1942 году. В феврале этого года в Париже как раз и были расстреляны русские участники Сопротивления Борис Вильде и Анатолий Левицкий, с которыми сотрудничала мать Мария. А вскоре во Франции вступил в силу указ гитлеровской канцелярии о необходимости всем евреям старше шести лет носить желтую звезду Давида – эмблему в форме гексаграммы, широко признанный символ иудаизма. Носящим этот знак запрещался доступ почти во все общественные места, а делать покупки они имели право лишь в течение часа – с 3 до 4 часов дня.
Практически сразу же начались массовые аресты евреев. В нацистской инструкции говорилось:
...
Евреями считаются те, кто принадлежит или принадлежал к иудейской вере или у кого более двух еврейских дедушек или бабушек. Евреями считаются дедушки или бабушки, которые принадлежат или принадлежали к еврейской вере… В случае сомнения евреями считаются все лица, которые принадлежат или принадлежали к еврейской религиозной общине.
Туманность этого странного и запутанного определения позволила многим подавать иски в суды, чтобы доказать: их неправильно причислили к евреям. Чаще всего подобные заявления подтверждались свидетельством о крещении.
После указа об обязательном ношении желтой звезды мать Мария и Лурмельский комитет помощи решились на рискованный шаг: выдавать евреям свидетельства о православном крещении. Матушка вместе с отцом Димитрием Клепининым крестили их в Лурмельской церкви, выдавали свидетельства, прятали новообращенных от массовых арестов, переправляли в безопасные районы страны.
Приходилось сталкиваться и с тем, что некоторые желали только получить от православного прихода необходимые для спасения бумажки, но никак не креститься. Разумеется, такое поведение казалось русским священнослужителям оскорбительным, но они шли даже на это, только бы спасти людей.
Не с этими ли обстоятельствами связано любопытное стихотворение матери Марии, написанное в то сложное время? Переписываемое тайком, оно разошлось по Парижу:
Два треугольника – звезда,
Щит праотца, царя Давида,
Избрание, а не обида,
Великий дар, а не беда…
Пускай же те, на ком печать,
Печать звезды шестиугольной,
Научатся душою вольной
На знак неволи отвечать.
Когда епархиальное управление, почувствовав "неладное", потребовало представить списки новокрещеных в Лурмельской церкви, отец Димитрий отреагировал так:
...
В ответ на ваше предложение представить списки новокрещеных с 1940 года я позволяю себе ответить, что все, которые – независимо от внешних побуждений – приняли у меня крещение, тем самым являются моими духовными детьми и находятся под моей опекой. Ваш запрос мог быть вызван исключительно давлением извне и продиктован вам по соображениям полицейского характера. Ввиду этого я вынужден отказаться дать запрашиваемые сведения.
Остается поражаться мужеству и бесстрашию, проявленным русским священником в столь жуткое время и в таких обстоятельствах!
Ничего не боялась и мать Мария.
– Я не анализирую своих отношений к людям, – однажды призналась она Т. Манухиной, – но одно сознаю ясно: мне свойственно чувство жалости. Иногда оно овладевает мной с такой силой, что я не нахожу покоя… Когда людей жалко, тогда все готова сделать для них, ничего нет тяжелого, потому что все облегчение тебе же самой: чувство жалости такая мука! Оно ищет исхода в попечении, в служении тому, кого жалеешь.
Что же касается ее мировоззрения, то Н. Бердяев называл его "революционным славянофильством".
...
Была еще одна черта у матери Марии, которая играла огромную роль и с которой связана ее гибель. У нее была страстная любовь к России и русскому народу. Последний период ее жизни, период войны, был весь окрашен в цвет страстного патриотизма, который принимал крайние формы. Исключительная любовь к России, к русской земле и русскому народу делали ее часто несправедливой к Западу и западным течениям. Ее мироощущение можно назвать революционным славянофильством.
Когда в наше время рассуждают о французском Сопротивлении и о роли в нем русских людей (роли, судя по всему, до сих пор не оцененной в полной мере!), часто спрашивают: а для чего это нужно было русским? И дается замечательный по своей простоте ответ: таким образом русские хотели отдать долг Франции – стране, которая в свое время приютила и обогрела их самих. Но так ли это? Думаю, что нет. Разумеется, чувство благодарности вполне присуще лучшим представителям России, но все же не оно заставляло русских эмигрантов рисковать в условиях смертельной опасности, чтобы кому-то помочь, кого-то спасти (порой совершенно незнакомого человека!), вновь и вновь побеждая мировое зло добротой своего сердца, сострадательностью, врожденным стремлением к справедливости, желанием и умением бороться за нее до самой крайней черты, до самого последнего вздоха.
Отец Борис (Старк) подчеркивал:
...
По пути милосердия (а само слово прекрасно, оно ведь составлено из милости сердца или сердечной милостыни) почти сто лет шел весь русский народ, интеллигенция, дворянство и купечество, вплоть до 1917 года. На милосердии к ближнему и вере в Бога была воспитана лучшая часть русского общества. Все больницы, приюты, сельские школы, помощь неимущим, благотворительность в самом широком смысле – стали традицией в России. Мать Мария – целиком отражение этого явления, и более того, она достигла наивысшего духовного расцвета, потеряв страну.
Как писала Зинаида Шаховская, участница Сопротивления, каждый порядочный человек "считал своим долгом, долгом совести и чести, что-то предпринять для борьбы с той неправдой, которую олицетворял нацизм". Это подтверждал и русский эмигрант Николай Вырубов, занимавший впоследствии должность секретаря ООН:
...
Наши убеждения были основаны на сознании преобладания духовных ценностей над всем остальным и составляли главную побуждающую причину участия в Сопротивлении.
В этом, наверное, и кроется вся тайна "загадочной" русской души. Думается, мы и сейчас не изменились! Разве не подтверждают эту мысль хотя бы экстремальные события, то и дело происходящие на земном шаре, и деятельная реакция нашей страны на чужую беду, на явную несправедливость, творимую в мире?…
Сотни, а может, и тысячи спасенных людей самых разных национальностей, а не только французов, – вот цена пресловутого "долга перед Францией". Что заставило, к примеру, русскую монахиню отправиться на зимний велодром на бульваре де Гренель, куда в ночь с 15 на 16 июля 1942 года согнали около 7 тысяч арестованных евреев, в том числе 4 тысячи детей? Судьбу этих несчастных детей английский историк Джеральд Рейтлингер позднее назовет "одним из самых потрясающих событий Второй мировой войны". Но хочется спросить: есть ли в ее истории хоть что-то, что не было бы потрясающим событием? ("Запланированное" тогда число евреев – не 7, а 28 тысяч человек! Но остальных, так или иначе, по цепочке предупредила французская полиция, и они выехали за пределы Парижа.)
Пять дней подряд заключенных на бульваре де Гренель вывозили в лагеря. Водой здесь можно было пользоваться только из одного крана, и лишь двум врачам было позволено обслуживать этих людей, хотя среди них находились и роженицы. Многие из заключенных умирали или заболевали психически.
Мать Мария, выждав минуту, когда у ворот велодрома остались одни французы, благодаря своему монашескому сану сумела пробраться в этот ад, чтобы утешать и кормить детей. Один из полицейских попытался остановить ее:
– Там уже есть кому молиться с ними и за них.
– Еще одна молитва не может быть лишней, – ответила мать Мария. И укоризненно спросила: – Вам не стыдно?
Стыдно французу, видимо, все-таки было.
– Это их спектакль… – буркнул он, показав рукой на выходящих из-за угла немецких солдат. Монахиня поспешила войти за ограду велодрома.
– Отвечаем за все, – сказала она, отстраняя опешившего полицейского.
Она пробыла там три или четыре дня, за которые впервые увидела воочию режим нацистского концлагеря. (По некоторым свидетельствам, вместе с ней на велодром отправился ее верный помощник Федор Пьянов.)
Матушке удалось спасти в тот раз только четырех ребятишек, спрятав их в высоких мусорных корзинах (эти корзины французские мусорщики вывезли с велодрома на рю Лурмель). Но и четыре спасенные жизни в то страшное время – разве это не чудо? Ведь не надо забывать о том, что на пятый день заключения детей оторвали от родителей, чтобы отправить в лагерь смерти в Освенцим…
Евреям приходилось помогать чаще всего потому, что именно они оказались наиболее гонимы нацистами. Главный удар оккупантов был направлен против них: евреев лишали общественных прав, всячески унижали, отправляли в лагеря для уничтожения. Жертвы, принесенные ради их спасения людьми других национальностей, были совершены по зову сердца, а вовсе не по обязанности рисковать собой ради "избранного народа", как приходится иногда слышать. Горячее сочувствие к угнетенным объединило в едином порыве русских и украинцев, французов и представителей Кавказа.
Как правило, возглавлявшие ту или иную диаспору в эмиграции были людьми глубоко порядочными. Известно, что глава грузинской общины в Париже клятвенно заверил чиновников, что грузины не любят "красных" и представителей других национальностей (особенно евреев!), и по этой самой причине никаких дополнительных немецких проверок им не требуется. Ему поверили на слово и проверками действительно не терзали. Это дало возможность грузинскому управлению во Франции выдать множество ложных свидетельств о принадлежности к грузинскому народу всем, кто внешне хоть чем-то походил на кавказцев, по большей части евреям. С этими документами люди смогли выехать из страны и спасти свои жизни.
Сегодня некоторые "историки", желая принизить значение победы СССР в Великой Отечественной войне, подвергают сомнению не только давно известные и доказанные факты. Один из авторов, К. Н. Александров, в сборнике статей и материалов с кричащим названием "Против Сталина" (СПб., 2003), приводит такую "статистику": общая численность русских эмигрантов, участвовавших в европейском движении Сопротивления, в том числе в составе действующих армий союзников, составляла в среднем, по его подсчетам, от 300 до 400 человек. Всего-то!
Каким образом проводились столь точные подсчеты, неизвестно. Если следовать подобной статистике, то придется поверить: на всем европейском континенте, не только во Франции, нашлось всего триста храбрецов русского происхождения, чтобы всеми мыслимыми и немыслимыми способами бороться против нацизма – общего врага, вероломно напавшего и на их родину… Тем более остается восхищаться тем, сколько подвигов и добрых дел они успели совершить, сколько жизней – спасти!
Несмотря на террор и расстрелы, под носом у нацистов и их приспешников вроде Жеребкова в Париже выходила подпольная газета "Русский патриот", в которой печатались сводки Совинформбюро, приказы И. В. Сталина, воззвания к русским эмигрантам и советским военнопленным.
Нет, отнюдь не случайно правление Содружества русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции на своем заседании 1 июля 1946 года единогласно приняло следующее постановление:
...
22 июня 1941 года было для нас, русских участников Сопротивления, днем нашей мобилизации. Именно с этого дня мы начали посильную борьбу за Родину. Мы сожалели лишь о том, что мы не находимся на родной земле, среди своего народа…
Невыносимо было видеть, как попираются во всем мире все духовные и культурные ценности, всякий подлинный общечеловеческий идеал; и конечно, русские люди хотели принять участие в борьбе с общим врагом, напавшим на нашу Родину (далекую Россию). Доказать своим участием любовь и верность незабытой Матери…
…мы думаем, что материалы об участии русских людей в рядах Сопротивления, собранные нашим архивом, могут и даже должны быть преданы более широкой огласке; тут встает вопрос не только о сохранении и записи некоего исторического факта, а и о его правильном и справедливом освещении.
И. А. Кривошеин уже в 1946 году посвятил себя, по его выражению, "кристаллизации и фиксации" произошедшего, отдавая все свое время составлению "хроники текущих событий". В этом ему помогала жена Нина Алексеевна. Вдвоем они выпускали "Вестник русских добровольцев, партизан и участников Сопротивления во Франции". Именно тогда Игорем Александровичем был создан и Союз участников движения Сопротивления.
Русские добровольцы еще в те далекие времена предполагали, что спустя годы подлинные исторические факты могут потонуть в море лжи и подтасовок! "Еще немного, и это будет предано забвению", – обеспокоенно писали они. И мы сегодня не должны допустить этого!
Дмитрий Тюрин, исследователь Сопротивления, подчеркивает:
...
Реальная опасность военного поражения, нависшая над Родиной, разбудила дремавшие патриотические чувства большей части зарубежья, вовлекла в антифашистское движение тысячи эмигрантов, охваченных патриотическим подъемом, и придала новый, более глубокий смысл и значение борьбе тех, кто уже состоял в подпольных организациях. Дату 22 июня 1941 года многие называли "днем патриотической мобилизации".
Серьезные историки утверждают: то, что известно об участии отдельных русских людей во французском Сопротивлении, – это лишь верхушка айсберга, всего лишь часть реального вклада русской эмиграции в антифашистскую борьбу! Многие из русских героев Сопротивления, к сожалению, остались совершенно безвестными для истории. В подпольные организации они вступали под псевдонимами, как того требовали правила конспирации, или под вымышленными иностранными именами, как И. А. Кривошеин. Многих и похоронили под этими псевдонимами. Другие бесследно исчезли в немецких концлагерях и гестаповских застенках.
Эмигрант "первой волны", выпускник Пражского университета и Сорбонны В. С. Варшавский вспоминал:
...
Те, кто уцелел, вернулись к своей прежней жизни рядовых эмигрантов: извозчиков, маляров, типографских наборщиков, мелких служащих.
Всего, по разным данным, в подпольных организациях и в войсках "Сражающейся Франции" участвовало от трех до шести тысяч русских людей.
Во всех частях Франции создавались партизанские отряды из бежавших советских военнопленных. В этой работе значительную роль играли эмигранты. Зная местные условия, жителей, язык, они были проводниками, связистами, разведчиками, бойцами. Эмигранты организовывали бегство советских военнопленных, месяцами укрывали их у себя на фермах, в частных домах.
Лев Любимов свидетельствует: