4
Великий Абай, чей авторитет непоколебим в казахской литературе и миросознании, писал:
"В детстве я не раз слышал, как казахи, увидев узбеков, смеялись над ними: "Ах вы, широкополые, с непонятной трескотней вместо человеческой речи! Вы не оставите на дороге даже охапки перегнившего камыша! Вы, принимающие ночью куст за врага, на глазах лебезите, а за глаза поносите людей. Потому и имя вам "сарт", что означает громкий стук и треск".
Смеялись казахи и над ногаями-татарами. "Эй, татары, боитесь вы верблюда, верхом на скакуне устаете... Потому, наверное, только и видишь вокруг: солдат - татарин, беглец - татарин, бакалейщик - татарин".
Смеялись и над русскими. "Рыжие делают все, что им взбредет на ум. Увидев в бескрайней степи юрты, спешат к ним сломя голову и верят всему, что им скажут..."
Я радостно смеялся, слушая эти рассказы. "О Аллах,- думал я, - никто, оказывается, не сравнится с моим великим народом".
Теперь я вижу, что нет растения, какое не выращивал бы сарт, нет вкуснее плода, чем в саду у сарта. Не найти страны, где бы не побывал сарт, торгуя, нет вещи, которую он бы не смог смастерить. Когда же пришли русские, сарты опередили нас, переняв у русских их мастерство...
Смотрю на татар. Они и солдатчину переносят, и бедность выдерживают, и горе терпят, и Бога любят. Даже самых избранных наших богачей они выгоняют из дома: "Наш пол сверкает не для того, чтобы ты, казах, наследил на нем грязными сапогами!"
О русских же и говорить нечего. Мы не можем сравниться даже с их прислугой".
Абай писал:
"Нужно овладеть русским языком. У русского народа разум и богатство, развитая наука и культура. Изучение русского языка, учеба и русских школах, овладение русской наукой помогут нам перенять нее лучшие качества этого народа... Знать русский язык - значит открыть глаза на мир. Знание чужого языка и культуры делает человеки равноправным с этим народом, он чувствует себя вольно, и если заботы и борьба этого народа ему по сердцу, то он никогда не сможет остаться в стороне".
Абай писал:
"Русская наука и культура - ключ к осмыслению мира и, приобретя ею, можно бы намного облегчить жизнь нашего народа. Например, мы познали бы разные и в то же время честные способы добывания средств к жизни и наставляли бы на этот путь детей, смогли бы защитить аулы от несправедливых царских законов, успешнее боролись бы за равноправное положение нашего народа среди великих народов земли.
Больно оттого, что казахи, обучившие своих детей по-русски, норовят при помощи их знаний поживиться за счет своих же соплеменников..."
Абай писал:
"Достоинство человека определяется тем, каким путем он идет к цели, а не тем, достигнет ли он ее".
Абай, "Слова назидания".
5
ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ СЕКРЕТАРЯ ЦК КПК КАМАЛИДЕНОВА З.К. НА ВСТРЕЧЕ СО СТУДЕНТАМИ И ПРЕПОДАВАТЕЛЯМИ КАЗГУ, СОСТОЯВШЕЙСЯ 26 ДЕКАБРЯ 1986 ГОДА, СПУСТЯ 8 ДНЕЙ ПОСЛЕ СОБЫТИЙ НА ПЛОЩАДИ БРЕЖНЕВА.
16 декабря состоялся пленум ЦК КПК, на котором тов. Кунаев был освобожден от обязанностей 1-го секретаря ЦК в связи с уходом на пенсию. Первым секретарем был избран тов. Колбин. Вечером об этом было объявлено по радио, утром следующего дня об этом сообщили республиканские газеты.
Уже с утра 17 на площади им. Брежнева собралась огромная толпа молодежи, высказывая свое неодобрение решением пленума. На выступления членов Бюро ЦК не реагировали, швыряли снегом, камнями. К концу дня у многих в руках появились разные предметы, с которыми потом нападали на милиционеров и солдат. Это были отточенные ножи, железные прутья, черенки от топоров и лопат. Железные прутья были у многих со специально сделанными ручками, чтобы удобнее было держать и бить! Где и когда они были сделаны, кто их раздавал, если студенты делали их не сами? Но разве может быть такое количество орудий нападения - фактически оружия - сделано за одну ночь?.. Кое-кто и теперь называет случившееся мирной демонстрацией молодежи, но несколько десятков милиционеров, курсантов и солдат после нее были госпитализированы...
После безобразий 17-го вечером, когда хулиганящие толпы были вытеснены с площади, начались бесчинства на прилегающих улицах и других районах города. Останавливали автобусы, врывались в аудитории и общежития вузов, призывали студентов-казахов присоединиться к ним и избивали всех, кто сделать это отказывался. Я сам видел, как брали чуть ли не штурмом здание КазПИ. Кто их учил этому, кто разработал маршруты, по которым они шли утром 17 и 18 декабря - ведь это не стихийное движение, этот маршрут охватывает почти все вузы и общежития города!
В результате бесчинств националистической хулиганствующей молодежи подожжены 6 автомобилей, в том числе 4 на площади. Разбили витрины двух магазинов. Получил тяжелые травмы и скончался от них оператор Республиканского телецентра Савицкий, который охранял здание телецентра вместе с другими народными дружинниками. И чем вина этого человека перед казахским народом, от имени которого пытались говорить хулиганы и погромщики?!
Оказана медицинская помощь около 200 человек.
Вы понимаете, что все эти явления не могли возникнуть за одну декабрьскую ночь, как считают легковерные товарищи. Кто видел, какие лица были у юношей и девушек, выходивших на площадь, кто видел их фанатизм, кто видел, как и с чем они выходили, тот должен понять: эта толпа организованная, эта толпа управляемая...
Националистические действия начались в общежитиях вечером 16 декабря и продолжались всю ночь. В общежитие номер 9, например, приезжали подстрекатели на двух белых "Волгах". Кто это был?.. К сожалению, и среди преподавателей нашлись такие, кто вполне разделял националистические настроения!..
Вина за случившееся лежит по различным причинам и в разной степени на всех нас - от секретаря ЦК по идеологии до преподавателей вузов. В наших вузах, в том числе и в КазГУ, процветало землячество, местничество. Под благовидным предлогом преимущественного развития национальных кадров казахской молодежи оказывались неоправданные, а часто и незаконные преимущества при приеме в вузы, Многие студенты учатся за взятки, по родству и землячеству. Из 1426 студентов факультетов юридическом и журналистики 280 - уроженцы одной лишь Чимкентской области. На русском отделении очного факультета 86 процентов казахской национальности, 42 процента из них - алмаатинцы...
Большинство тех, кто был на площади и бесчинствовали на улицах, были пьяны или под воздействием наркотиков. Кто же покупал им водку, ведь ни вечером, ни ночью, ни рано утром магазины не работали. Кто оплачивал это, кто собирал на это деньги? Наконец, кто раздавал толпе водку и сигареты с наркотиком? На все эти вопросы ответит следствие...
Выступление Камалиденова переросло в своеобразную пресс-конференцию.
Вопрос: Вы не привели ни одной цифры!
Ответ: Вот они: задержано 2366 человек. Из них студентов 833, рабочей молодежи - 1168, служащих - 49, учащихся школ, ПТУ - 163 , не работающих нигде - 103.
Доцент Райжанов, юрфак: Я работаю 30 лет, работал в правоохранительных органах, на дипломатической работе, теперь преподаю. Пороки нашей кадровой политики видел все эти годы. Я еще до 17 Декабря говорил, что назначение тов. Колбина совершенно необходимо. Деление на роды и жузы - историческое проклятие казахского народа, и помочь нам отделаться от основанного на этом делении протекционизма должен русский народ, должна Москва... Последние 20-30 лет люди, которые управляли, были убеждены, что не только их дети, но и внуки будут править республикой. Мы обожествляли, вернее - нам обожествили 1-го секретаря, именно поэтому такую реакцию вызвало его закономерное и правильное освобождение от должности...
6
В дальнейшем дни 17 и 18 декабря 1986 года были объявлены праздничными, днями возрождения казахской нации и государства. Задержанные и привлеченные к уголовной ответственности названы героями. Колбина через некоторое время сменил Назарбаев, бывший при Кунаеве премьер-министром республики. Партийная элита, как и раньше, осталась у власти, но теперь конем, на котором она сидела, крепко обхватив его бока ногами, был откровенный, ничем не прикрытый национализм, к тому же она, элита, чувствовала себя полным хозяином в "своей стране"... Разумеется, все это происходило постепенно, а пока...
7
Пока, полагая, что "события на площади" всего лишь рецедив прошлого, все мы захлебывались от радостных перемен: гласность, у руля государства - новые люди, грядут большие, долгожданные перемены...
Демократия... "Новое мышление"... Общечеловеческие ценности... После затхлой, душной атмосферы прежних лет воздух наполнился озоном. По утрам я бегал в киоск Союзпечати, который находился на ближнем базарчике, - за газетами, по понедельникам - за "Московскими новостями", тогдашним газетным лидером. Если центральную прессу не заставал, ее уже раскупили - обходил соседние киоски, звонил по телефону друзьям и знакомым, чтобы узнать последние, свежайшие сведения о происходящем - в Москве, да и не только там...
В марте 1987 года случилось невероятное: "Казахстанская правда", орган ЦК КПК, опубликовала статью "Сколько веревочке не виться..." - и не за чьей-либо подписью, а от имени КазТАГа. Статья была посвящена Вячеславу Владимирову. "Что помогало ему с легкостью необыкновенной открывать двери издательств, а заодно и дверцы денежных касс? - говорилось в ней. - Какое волшебное слово знал этот рядовой член Союза писателей?.. Ведь сама мысль о возможности редактировать произведения В.Владимирова считалась почти кощунственной... Магия здесь ни при чем. Гораздо более гипнотизирующим средством воздействия на любого редактора была должность автора - "помощник первого секретаря ЦК Компартии Казахстана"... Справедливости ради надо заметить, что многие писатели смело давали оценку низкому уровню его произведений. Но во времена всесилия В.Владимирова таким рецензентам не поздоровилось. Так была освобождена от обязанностей председателя совета по русской литературе Г.Черноголовина. В.Мироглов, без объяснения причин, был освобожден от занимаемой должности в журнале "Простор". Прямому шельмованию подвергались казахстанские писатели Ю.Герт, Ф.Чирва, А.Дубицкий, Т.Мадзигон..." Заканчивалась статья словами о том, что "время обновления, время оздоровляющих перемен ставит решительный заслон любым проявлениям...", по каковой причине В.Владимиров исключен из членов КПСС.
Конечно, статейка эта - мелочь, в особенности на фоне масштабных, совершавшихся в центре событий, но - мелочь многозначительная...
Гласность... Демократия... Разоблачения... Реабилитации...
Наконец-то Александр Лазаревич Жовтис, да и все мы, осуществили давнюю мечту: в "Просторе" был опубликован роман Анны Борисовны Никольской "Театр". Это был роман о лагере, о лагерниках, о той высоте духа, которую не утратила русская интеллигенция даже в сталинских застенках. Она не дождалась публикации, умерла несколько лет назад, сделав Жовтиса своим душеприказчиком, - маленькая, сухонькая, с острым, проницательным взглядом, "смолянка", то есть воспитанница Института благородных девиц в Смольном, после убийства Кирова высланная из Ленинграда и затем, подобно сотням тысяч, брошенная за колючую проволоку...
Мы печатали превосходно написанный "Театр", а в Москве, в четырех номерах "Нового мира" публиковали "Факультет ненужных вещей" Юрия Домбровского, а в "Октябре" начинали печатать многострадальный роман Василия Гроссмана "Жизнь и судьба", конфискованный кегебешниками прямо из сейфа журнала "Знамя" двадцать восемь лет назад, в 1961 году... На экранах столичных кинотеатров появился фильм Абуладзе "Покаяние" - антисталинский, антикультовский, анти - какой хотите, а у нас, в Казахстане, наконец-то воскресли стихи Магжана Жумабаева, замечательного поэта, брошенного в 1929 году в карельские лагеря, а впоследствии расстрелянного. Он погиб, но стихи его жили все эти годы, их переписывали, передавали из рук в руки, клали на музыку, пели, то ли не помня уже, кому они принадлежат, то ли намеренно держа в тайне имя автора...
Туча к туче, черная, как вакса,
Гром гремит, вселяя страх: молчи!
Небосвод пригнулся и напрягся,
Хлещут воздух молнии-бичи...
Плыли тучи и дожди стучали,
А теперь иная полоса.
Если мы устали от печали,
Душу просветляют небеса...
В Алма-Ату приехал на несколько дней Жаик Кагенович Бектуров - когда-то мы работали в Карагандинском отделении Союза писателей, я писал "Кто, если не ты?..", он - мемуарный роман о лагерях... И вот теперь этот роман под названием "Клеймо" затребовал казахский журнал "Жулдыз", намереваясь печатать... Бектурову было уже хорошо за семьдесят, он приехал в Алма-Ату после больницы, в которой отлежал четыре месяца, но в глазах его, успевших порядком потускнеть, как сквозь туман просвечивали горячие, счастливые огоньки...
А в Джезказгане - Юрий Грунин, попавший в немецкий плен в 18 лет, освобожденный англичанами, не оставшийся, поддавшись уговорам, на Западе, вернувшийся на родину, где получил свои десять лет... Он прислал мне вышедший в Москве сборник "Средь других имен", где между стихов репрессированных поэтов - Павла Васильева, Варлама Шаламова, Анатолия Жигулина, Николая Заболоцкого, Александра Чижевского, Юрия Домбровского - были и его стихи. "Юрию Герту в день его шестидесятилетия. Вспоминай иногда обо мне! Твой меньшой семидесятилетний собрат Юрий Грунин. 7 февраля 1991 года. Джезказган" - значилось на титульной странице.
ОДНОНАРНИКУ
Попраны и совесть, и свобода.
Нас загнали в беспредельный мрак.
Ты сегодня "сын врага народа",
Я из плена, то есть тоже враг.
Я не знал того, что нас так много
И что здесь хоронят без гробов.
Я не знал, как широка дорога
В этот мир голодных и рабов.
Много нас, усталых, но упрямых.
Много нас, растоптанных в пыли.
Жизнь есть жизнь, мой друг Камил Икрамов.
Лагеря Сибири - соль земли.
1947 год
ДЕНЬ ПОХОРОН СТАЛИНА
Над городом воют сирены.
Над городом стелется дым.
Устав от работы, смиренно
Под стражей без шапок стоим.
Застыла в молчании вечность.
Молчит напряженно конвой.
И холодно, в общем, конечно,
С остриженною головой.
Все, кроме сирен, замолчало.
Молчит в автоматах свинец.
А завтра - все снова сначала?
А где же какой-то конец?
Над городом - в трауре флаги.
В душе - ни слезы, ни огня.
Молчит затаившийся лагерь
В преддверии нового дня.
1953 год.
Наум Коржавин приехал из Америки - "в отпуск"! И выступает в Москве, читает стихи! В "Библиотечке "Огонька" вышла его книжка - вторая в России после 1963 года, подаренной нам с Аней еще Караганде! 25 лет назад!.. И мы едем в Москву, чтобы повидаться Наумом, достаем билеты в Дом архитектора, где он выступает, забираемся на сцену, подходим к нему - удивление, объятия, все как будто было недавно, чуть ли не вчера!
Руфь Тамарина, сокровенный наш друг, принимается за мемуары которые решила назвать "Щепка в потоке"... Мы с Аней спорим нею: какая же она "щепка"? Нет, нет... "Лес рубят - щепки летят"... Не щепки - головы, жизни летели... - "Нет, - возражает она, щепки... Да, именно - щепки..."
О Господи!.. Замордованная, изувеченная страна... И вдруг - демократия, гласность, свобода... Горбачев возвращает Сахарова в Москву... Галич поет по радио... В Москве идет Съезд Советов, транслируемый телевидением на всю страну... Да, Карабах... Да, Сумгаит... Да, Тбилиси... Тут много темного, неясного... Но идет борьба, борьба в открытую, и надо поддержать новые, свежие силы, поддержать Горбачева, несмотря на его недостатки, срывы, вроде того, что произошло у него на Съезде с Сахаровым...
Я думал о дяде Илье, расстрелянном в 1939-м, о тете Вере, по моему настоянию написавшей о своей лагерной судьбе и не дожившей до перестройки... Горько было вспоминать о совершавшихся в прошлом трагедиях, о загубленных жизнях... Слабым для меня утешением было то, что в годы "нового мышления" и восстановления "общечеловеческих ценностей"(слова эти повторялись, как заклятие) появились под одной обложкой две мои вещи: "Приговор" - о вызревающих в молодых душах фашистских тенденциях - и пролежавший в моем столе 21 год "Лабиринт", словно вынырнувший из другой эпохи, состарившийся, контрастирующий с новыми временами... Однако мне было в чем-то приятно то, что Толмачев, наш главный редактор, отказался печатать его в журнале: значит, "Лабиринт" еще не вполне умер, он живой...
Не только мной - всеми, казалось, владело опьянение свободой, гласностью, Бог знает чем еще, какие-то необозримые, во все стороны открывшиеся горизонты влекли нас, мы вглядывались в дальнюю даль, как обозначил свою поэму в пятидесятых годах Твардовский, и верили, и не верили себе, не могли поверить...