Черчилль и Советская Россия
Черчилль не раз говорил о необходимости "задушить большевизм в колыбели". Став в июле 1917 года министром вооружений, он был одним из инициаторов британской военной интервенции в России после того, как там в ноябре 1917 года победили большевики. Ленина он называл "чудовищем, карабкающимся по пирамиде, сложенной из черепов". И предупреждал: "В конечном счете коммунистический нигилизм ведет к тому, что большевики разрушают все, что попадается на их пути… Они, как вампиры, высасывают кровь из своих жертв". Как считал Черчилль, России не на что надеяться, пока "гнусная шайка фанатиков-космополитов продолжает держать за волосы и тиранить русский народ". Его вывод был однозначным: "Большевистская тирания – самая страшная в истории человечества, самая разрушительная и постыдная".
У Черчилля даже был план, согласно которому несколько десятков тысяч солдат англо-французского экспедиционного корпуса должны были соединиться с белыми армиями и свергнуть большевиков. Однако очень скоро стало ясно, что солдаты, особенно французские, сыты по горло Первой мировой войной и вмешиваться в Гражданскую войну в России не имеют никакого желания. Пришлось ограничиться снабжением белых армий вооружением и боеприпасами, но это оказалось недостаточно для их победы. С конца 1919 года, после поражений армий Деникина и Колчака, Англия прекратила помощь белым армиям.
Черчилль считал коммунистическую опасность весьма актуальной как для Англии, так и для стран Британской империи и требовал "задушить коммунизм в колыбели". Михаил Булгаков, автор сатирической повести "Роковые яйца", где рожденные из-за красного луча, открытого профессором Владимиром Ипатьичем Персиковым, пародирующим Владимира Ильича Ленина, гигантские гады пожирают людей и едва не завоевывают Москву, но гибнут от внезапно ударивших морозов, сохранил в своем архиве следующее сообщение ТАСС от 24 января 1926-го, озаглавленное "Черчилль боится социализма". Там говорилось, что 22 января министр финансов Великобритании Уинстон Черчилль, выступая с речью в связи с забастовками рабочих в Шотландии, указал, что "ужасные условия, существующие в Глазго, порождают коммунизм", но "мы не желаем видеть на нашем столе московские крокодиловые яйца (подчеркнуто Булгаковым. – Б. Б.). Я уверен, что наступит время, когда либеральная партия окажет всемерную помощь консервативной партии для искоренения этих доктрин. Я не боюсь большевистской революции в Англии, но боюсь попытки социалистического большинства самочинно ввести социализм. Одна десятая доля социализма, который разорил Россию, окончательно погубила бы Англию…" Таким образом, Черчиллем двигала не русофобия, а скорее русофильство. Он по-своему жалел Россию – жертву коммунистического эксперимента.
Еще в 1908 году Черчилль провозгласил: "Либерализм – это не социализм и никогда им не будет… Социализм стремится искоренить богатство, либерализм – бедность. Социализм уничтожает личную заинтересованность, либерализм ее охраняет, примирив с правами общества. Социализм губит предпринимательство, либерализм лишь освобождает его от гнета привилегий… Социализм ставит во главу угла регламент, либерализм – человека. Социализм критикует капитал, либерализм – монополии". До конца своих дней Уинстон пребывал в убеждении, что коммунисты "ведут нескончаемую войну против цивилизации, чтобы уничтожить все институты власти, все правительства, все государства в мире. Они стремятся создать международный союз нищих, преступников, бездарностей, бунтовщиков, больных, дебилов и дураков, который должен охватить весь мир". Будучи убежден, что коммунисты вгонят человечество в каменный век, Черчилль в 1949 году заявил: "Если бы мы задушили русский большевизм при его рождении, человечество было бы безмерно счастливо".
Чтобы британские рабочие не заболели "русской болезнью", Черчилль выступал за развитие социальных программ. В то же время ему не удалось убедить премьер-министра Дэвида Ллойд-Джорджа начать полномасштабную интервенцию с использованием в боевых действиях десятков и сотен тысяч британских солдат. Премьер сознавал, что британская армия очень устала за годы Первой мировой войны и вряд ли будет в восторге, что ей вновь придется воевать, теперь против России, которая еще вчера была союзницей по Антанте, причем воевать в ходе интервенции, цели которой были совершенно неясны миллионам жителей Соединенного Королевства. Когда в 1924 году Черчилль покинул ряды либералов и вернулся к консерваторам, чтобы стать министром финансов в новом правительстве, он мотивировал свой переход тем, что только консерваторы могут противостоять коммунистическому влиянию в Англии и победить лейбористов, которые, как полагал Уинстон, во многом разделяли коммунистические идеи.
И в том же 1924 году советский поэт Владимир Маяковский в стихотворении "Наши поправки в англо-советский договор" вдоволь поиздевался над Черчиллем:
Достопочтенный лорд Черчилль совсем в ругне переперчил: орет, как будто чирьи вскочили на Черчилле.
Стихотворение было написано в связи с подписанием лейбористским правительством 8 августа 1924 года англо-советского договора. Маяковский даровал Черчиллю титул лорда, которого у того в тот момент не было. Консерваторы, в том числе Черчилль, выступили против этого договора, считая его капитуляцией перед советскими коммунистами, и после поражения лейбористов отказались ратифицировать договор. В 1927 году эти строки про Черчилля были также напечатаны отдельно в газете "Комсомольская правда" в качестве подписи под карикатурой на британского министра финансов.
Вопреки распространенному мнению Черчиллю никогда не были чужды интересы простого народа. Его часто обвиняли в нелюбви к трудящимся. Но когда в 1 908 году, в возрасте 33 лет, Черчилль стал самым молодым министром торговли и промышленности в британской истории и сразу же добился установления минимальной оплаты труда, улучшения системы медицинского страхования и пенсионной системы, а также принятия закона об учреждении бирж труда. Он также предложил на рассмотрение проект закона о пособии по безработице, принятый в 1911 году. А став в 1910 году шефом МВД, Уинстон всерьез озаботился проблемой улучшения условий содержания заключенных. И именно Черчилль, будучи министром финансов после Первой мировой войны, добьется выплаты пенсий всем вдовам и сиротам погибших на войне. В то же время, незаконные забастовки Черчилль всегда подавлял весьма жестко, видя в них угрозу государственной стабильности. Кстати сказать, в молодости в одной из статей Черчилль писал, что, "для того чтобы насадить добродетель в обществе, прежде всего нужно улучшить социальные условия жизни и развить образование, а не слушать, раскрыв рот, ханжеское словоблудие". Только таким образом он рассчитывал противостоять "красной опасности".
Черчилль и мировой финансовый кризис
24 октября 1929 года, в день краха нью-йоркской фондовой биржи, Черчилль, будучи министром финансов, как раз находился в Нью-Йорке. В честь Черчилля в доме Перси Рокфеллера был дан банкет, на котором Бернард Барух невесело пошутил, обращаясь к пятидесяти наиболее влиятельным членам биржи: "Друзья и бывшие миллионеры!" Черчилль тогда еще не понял масштаба свершившейся катастрофы. 30 октября, покидая Америку, Уинстон заявил журналистам: "Биржевой крах – лишь преходящее событие в жизни отважных и трудолюбивых людей, и он никак не скажется на их финансовом благополучии". Хотя, возможно, британский министр финансов хотел лишь успокоить американскую и мировую общественность, справедливо полагая, что паника только усугубит положение. Сам Черчилль в результате кризиса лишился всех своих сбережений, вложенных преимущественно в ценные бумаги. Но в 30-е годы он смог компенсировать потери за счет литературного труда, опубликовав мемуары "Мировой кризис", биографию первого герцога Мальборо и многочисленные публицистические работы и первые тома "Истории англосаксонских народов". По подсчетам его биографа Мартина Гилберта, только в 1929–1937 годах литературные доходы Черчилля составили свыше 100 тыс. фунтов стерлингов. Черчиллю помогло то, что он был настоящим трудоголиком. Один из его помощников вспоминал: "Я никогда не видел его усталым. Он всегда действовал точно, как часовой механизм. Он знал, как правильно распределять и расходовать жизненную энергию. Во время работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временные рамки и выходил из себя, если кто-то ломал его график". О том же свидетельствовала и секретарша Черчилля Грейс Хемблин: "Уинстон строгий начальник. Он постоянно подгонял нас, редко балуя похвалой. Погружаясь в работу с головой, он требовал и от других такой же самоотдачи. С годами мы осознали, что нам, работающим с ним в условиях стресса и перегрузок, дается уникальная возможность наблюдать всю прелесть его динамичной натуры и испытывать на себе проявления его благородного характера". Но только-только литературные заработки поправили финансовое положение Черчилля, как произошел новый крах. В результате неудачных финансовых спекуляций в Америке Черчилль получил 18 тыс. фунтов стерлингов долга. Если бы не помощь друзей-банкиров, ему наверняка пришлось бы продать свое любимое поместье Чартвелл.
Его звездный час
В годы Второй мировой войны в Соединенном Королевстве Черчилль воспринимался как настоящий спаситель нации. После войны этот ореол немного поблек, поскольку Вторая мировая война закончилась для Англии весьма плачевно. Находились историки и публицисты, утверждавшие, что Британская империя погибла и отныне Англия выступает лишь в унизительной роли сателлита Соединенных Штатов. Обвиняли же в этом Черчилля, который, дескать, слишком много ностальгировал по славному прошлому, да к тому же был одержим навязчивой и вредной идеей о войне до победного конца и о безоговорочной капитуляции, чем привел Англию к истощению и упадку. В оправдание Черчилля надо сказать, что падение Британской империи, достижение независимости ее доминионами и колониями было процессом объективным, и остановить его не мог ни один политик. Во-вторых, в тотальной войне речь могла идти только о безоговорочной капитуляции, иначе любой мир превращался лишь в перемирие.
После прихода Гитлера к власти Черчилль активнее всех в Англии выступал против вооружения Германии, ревизии Версальского договора и политики "умиротворения". После заключения Мюнхенского соглашения Черчилль заявил в Палате общин: "У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну… Боюсь, что теперь Чехословакия не сможет сохранить свою политическую независимость. Вот увидите, пройдет какое-то время, может быть, годы, а может быть, месяцы, и нацистская Германия поглотит ее… Мы потерпели поражение, не участвуя в войне, и последствия этого поражения еще долго будут напоминать о себе… Не думайте, что опасность миновала. Это еще далеко не конец, это только начало грандиозного сведения счетов. Это лишь первый тревожный звонок. Мы лишь омочили губы в чаше бедствий, из которой мы будем пить не один год, если не сделаем последнего усилия, чтобы вновь обрести бодрость духа и силы сражаться".
3 сентября 1939 года, в день вступления Англии во Вторую мировую войну, Уинстону Черчиллю было предложено занять пост Первого Лорда Адмиралтейства с правом голоса в Военном Совете. Выступая в этот день в парламенте, Черчилль заявил: "Мы сражаемся не за Данциг и не за Польшу. Мы сражаемся, чтобы спасти целый мир от фашистской тирании, подобной чуме, чтобы защитить все самое святое, что есть у человека".
Существует легенда, что, узнав о назначении Черчилля, корабли британского флота и военно-морские базы обменялись сообщением с текстом: "Уинстон вернулся". Хотя документальных свидетельств, что данное сообщение действительно было отправлено, до сих пор не обнаружено.
С самого начала войны Черчилль рассматривал Советский Союз как потенциального союзника в противостоянии с Гитлером. 6 октября 1939 года, вслед за заключением советско-германского договора о дружбе и границе, Черчилль пригласил к себе советского посла И.М. Майского и в ответ на его вопрос: "Что вы думаете о мирных предложениях Гитлера?" – сказал: "Некоторые из моих консервативных друзей рекомендуют мир. Они боятся, что в ходе войны Германия станет большевистской. Но я стою за войну до конца. Гитлер должен быть уничтожен. Нацизм должен быть сокрушен раз и навсегда. Пускай Германия становится большевистской. Это меня не пугает. Лучше коммунизм, чем нацизм". Далее он разъяснил позицию британского правительства, которая, согласно записи Майского, сводилась к следующему: "1) основные интересы Англии и СССР нигде не сталкиваются; 2) СССР должен быть хозяином на восточном берегу Балтийского моря, и он очень рад, что балтийские страны включаются в нашу, а не в германскую государственную систему; 3) необходимо совместными усилиями закрыть немцам доступ в Черное море; 4) британское правительство желает, чтобы нейтралитет СССР был дружественным по отношению к Великобритании". Не исключено, что советский дипломат преувеличил меру радости Черчилля по поводу включения Прибалтики в советскую сферу влияния и его готовности признать советские приобретения по пакту Молотов – Риббентроп. К тому времени британское правительство уже располагало достоверными донесениями о содержании секретного дополнительного протокола к Советско-германскому пакту о ненападении.
10 мая 1940 года, после начала немецкого наступления во Франции, Черчилль возглавил коалиционное правительство. В своей первой речи "Кровь, пот и слезы", произнесенной 13 мая 1940 года в Палате общин в качестве премьер-министра, Черчилль утверждал: Я повторю перед Палатой то, что уже сказал присоединившимся к новому Правительству: Я не могу предложить ничего, кроме крови, тяжелого труда, слез и пота". Нам предстоит суровое испытание. Перед нами много долгих месяцев борьбы и страданий. Вы спрашиваете, какова наша политика? Я отвечу: вести войну на море, суше и в воздухе со всей нашей мощью и со всей той силой, которую Бог может даровать нам; вести войну против чудовищной тирании, равной которой никогда не было в мрачном и скорбном перечне человеческих преступлений. Такова наша политика. Вы спрашиваете, какова наша цель? Я могу ответить одним словом: победа – победа любой ценой, победа, несмотря на все ужасы; победа, независимо от того, насколько долог и тернист может оказаться к ней путь; без победы мы не выживем. Необходимо понять: не сможет выжить Британская империя – погибнет все то, ради чего она существовала, погибнет все то, что веками отстаивало человечество, к чему веками стремилось оно и к чему будет стремиться. Однако я принимаю свои обязанности с энергией и надеждой. Я уверен, что люди не дадут погибнуть нашему делу. Сейчас я чувствую себя вправе потребовать помощи от каждого, и я говорю: "Пойдемте же вперед вместе, объединив наши силы".
После разгрома Франции Черчилль, по его собственным словам, осознал, что на карту поставлены "дальнейшее существование Великобритании, ее миссия в мире и ее величие". После посещения Парижа 16 мая он понял, что капитуляция Франции не за горами и что Британской империи какое-то время придется сражаться в одиночестве. 19 мая командир британского экспедиционного корпуса генерал Горт, осведомленный благодаря работе дешифровального устройства "Энигма" ("Ультра") о передвижениях германских войск и их намерении окружить основные французские и британские силы в Бельгии, решил отступить к побережью. Это решение было одобрено Черчиллем.
4 июня 1940 года, после эвакуации 200-тысячного британского экспедиционного корпуса и 130 тыс. французских солдат из Дюнкерка, Черчилль произнес свою знаменитую речь "Мы будем сражаться на побережье": "Несмотря на то, что значительные пространства Европы и многие старые и славные государства подпали или могут подпасть под власть гестапо и всего отвратительного аппарата нацистского господства, мы не сдадимся и не покоримся. Мы пойдем до конца, мы будем сражаться во Франции, мы будем сражаться на морях и на океанах, мы будем сражаться с возрастающей уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш Остров, чего бы это ни стоило, мы будем сражаться на побережье, мы будем сражаться в пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться на холмах, мы не сдадимся никогда, и даже, если случится так, во что я ни на мгновение не верю, что этот Остров или большая его часть будет порабощена и будет умирать с голода, тогда наша Империя за морем, вооруженная и под охраной Британского флота, будет продолжать сражение, до тех пор, пока в благословенное Богом время Новый Мир, со всей его силой и мощью, не отправится на спасение и освобождение старого".
18 июня, после капитуляции Франции, родилась речь "Их звездный час", где Черчилль утверждал: "То, что генерал Вейган называл битвой за Францию, окончено. Со дня на день начнется битва за Англию. От исхода этого сражения зависит судьба христианской цивилизации. От этого зависят наша собственная британская жизнь и длительная непрерывность наших учреждений и нашей Империи. Скоро на нас обрушатся вся ярость и мощь врага. Гитлер знает, что или ему надо сломить нас на нашем острове, или он проиграет войну. Если мы выстоим в борьбе с ним, вся Европа может стать свободной, и жизнь всего мира двинется вперед на широкие, залитые солнцем высоты. Но если мы потерпим поражение, весь мир, включая Соединенные Штаты, включая все, что мы знаем и любим, погрузится в бездну нового Темного века, который лучи извращенной науки сделают более губительным и, возможно, более длительным. Поэтому соберемся с духом для выполнения нашего долга и будем держаться так, что если Британская империя и Британское Содружество просуществуют тысячу лет, то и тогда, через тысячу лет, люди скажут: "Это был их звездный час".
Летом 1940 года Черчилль оставил Британский флот в Восточном Средиземноморье, несмотря на предложение ряда адмиралов отвести его к Гибралтару. Он считал Италию слабейшим звеном вражеской коалиции и считал необходимым сосредоточить против нее основные усилия.