Были и другие обвинения. Этот профессор и его сподвижники также обвиняли некоторых журналистов весьма престижных газет и журналов в том, что якобы им дали хорошие взятки, с тем чтобы те поливали грязью и клеветали на осмелившихся писать правду о нашем правительстве и стране. И вот этот самый Мухаммед аль-Массари свободно выступает по английскому телевидению, которое вещает по всему миру, а журналист слушает его с большим интересом и сочувствием.
Я вскочила на ноги и встала прямо перед экраном.
Когда Маха хотела что-то сказать, я шикнула на нее.
- Шшшш… смотри, - произнесла я и вся обратилась в слух. Я хотела запомнить лицо этого предателя. Внешность врага нашей семьи, несомненно, должна соответствовать тому порочному образу, который я уже нарисовала в своем воображении. Однако я увидела весьма достойного человека, глаза которого светились умом. Глядя на его доброжелательное лицо, зритель никогда бы не подумал, что он может замышлять что-то уж слишком важное и уж точно не способен вынашивать отчаянные планы свержения короля. Вот он какой, этот нарушитель спокойствия!
Карим не раз говорил об этом профессоре. Его считали серьезной угрозой правлению Аль Саудов и трону, позволявшему нашей семье утверждать свои права на страну и ее доходы, как на свои собственные. Я знала, что мой муж, брат, все двоюродные, троюродные братья, дяди пойдут на все, чтобы защитить свои права на контролирование добычи нефти в Аравии - черное золото, которое в настоящее время текло тысячами потоков прямо в казну королевского клана.
Мой мозг судорожно работал, пока я слушала. Журналист, по-видимому, приветствовал тот факт, что Англия стала прибежищем для диссидентов с Ближнего Востока, таких как профессор аль-Массари. Но я думала, что британские граждане в один прекрасный день могут пожалеть, что предложили пристанище оппонентам правительства страны, богатой нефтью, так как мужчины моей семьи очень мстительны. Однажды саудовское правительство уже устроило вендетту англичанам. В 1980 году одна принцесса, Мишаил, внучка принца Мухаммеда, была казнена в Саудовской Аравии по обвинению в измене мужу. Независимой телевизионной компанией была сделана киноверсия истории ее жизни "Смерть принцессы", показанная в Британии.
Когда король Халед ознакомился с содержанием фильма, он был шокирован и разъярен тем, как в фильме была представлена королевская семья Аль Саудов. Он временно разорвал дипломатические отношения с Великобританией, отозвав посла Саудовской Аравии из Лондона и заставив английского посла в Саудовской Аравии складывать чемоданы. Более серьезным действием стало аннулирование контрактов с британскими фирмами на миллионы фунтов стерлингов. В результате чего многие британцы потеряли свои рабочие места.
Когда программа закончилась, я села в кресло, медленно потягивая свой холодный лабан. Мухаммед аль-Массари выглядит совсем не так, как я его представляла, размышляла я. Он действительно походил на ученого, а не на бунтовщика, которым сделался.
Маха взяла у меня пульт и включила канал, показывающий музыкальные видео. Лицо Амани, со взглядом в никуда, было каменным.
Я сжала руки и тихо сказала:
- Что вызвало у этого человека такую ненависть по отношению к нам? Зачем рисковать своей репутацией, своей свободой, благополучием своей семьи ради какой-то идеи?
- Не знаю, мама, - пробормотала Маха.
Амани вдруг ожила и, самодовольно улыбаясь, сказала:
- Я знаю.
Я остолбенела и молча уставилась на Маху, которая тоже была поражена. Слова Амани вызвали поток версий в голове.
- Амани, что ты знаешь об этом человеке?
- Тебе действительно хочется знать?
Страшная мысль о том, что Амани связана с какой-то запрещенной политической организацией, пронзила меня как ножом. Некоторое время я неотрывно смотрела на нее, а потом заорала:
- Твоя мать требует, чтобы ты сказала, что ты знаешь!
- Хорошо, - ответила она с гордостью обладателя некой особой информации.
В голове одна за другой мелькали мысли, которые я боялась произнести вслух. Моя дочь замешана в мятеже оппозиции. Что нам с Каримом делать?
Амани откашлялась и заговорила:
- Ты спрашиваешь, почему профессор готов был пожертвовать всем? Причина проста, мама. Профессор вырос в семье, в которой всегда сомневались в праве нашей семьи притязать на королевский трон.
Меня охватило такое беспокойство за дочь, что я вся взмокла. Я промокнула лоб и губы салфеткой и не в силах больше сдерживаться хрипло произнесла:
- Послушай, Амани. Ты что, состоишь в запрещенной организации?
В комнате воцарилась гнетущая тишина.
- Амани! - закричала я.
Моя дочь, поджав под себя ноги, еще удобнее устроилась в кресле. Она вызывающе смотрела прямо мне в глаза, наслаждаясь тем эффектом, который она произвела на явно потрясенную мать.
Тоска сжала мое сердце. Что и говорить, Амани была очаровательной девушкой. У нее была прекрасная фигура: она была хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Ее кожа была цвета меда, у нее был изящный прямой носик, полные розовые губы, превосходные белые зубы и бархатные шоколадного цвета глаза, широко расставленные и обрамленные сверху дугообразными бровями. И хотя с каждым годом моя дочь становилась все краше и краше, ее характер стремительно портился. Со временем я пришла к убеждению, что внутренняя красота намного важнее для счастья человека, чем внешняя. И если бы только это было в моей власти, я бы с радостью поменяла местами ее внешнее и внутреннее содержание.
И вот наконец когда я уже готова была схватить свою дочь и тряхануть ее как следует, она все с той же самодовольной улыбкой, произведя некое движение в воздухе рукой, сказала:
- Нет, мама. Не волнуйся. - Говоря это, она сощурила глаза. - Женщины исключены из политического движения, руководимого профессором. Я им не нужна.
- Аллах акбар! Аллах велик! - Первый раз в жизни я была рада слышать, что женщины исключены из чего-либо.
Амани заговорила громче:
- Я знаю все от моей подруги, чей брат распространяет литературу и записи этой организации, так что она знает все о его жизни. Это ей брат сказал то, что я сейчас рассказываю тебе.
Ко мне вновь вернулось самообладание. Посмотрев на Маху, я произнесла:
- Мы, женщины, должны помнить, что наша собственная семья может сделать для женщин в Саудовской Аравии гораздо больше, чем кто-либо другой. Уверена, что разговоры о борьбе за демократические права превратятся в пар над раскаленным песком пустыни. В любом случае, что касается именно женских прав, он явно не лучше всех остальных мужчин Саудовской Аравии. - Я вновь повернулась к Амани: - Ведь в организации профессора нет места женщинам, ты это сама сказала.
Вызывающим тоном, растягивая слова, Амани спросила:
- Ты же сказала, что хочешь знать об этом человеке. Все еще хочешь?
- Амани, я хочу знать все, что ты знаешь об этом человеке.
- Ну что ж, - Амани прикусила губу, как бы сосредоточиваясь. - Так на чем я остановилась?
В разговор вступила Маха:
- Семья этого бунтаря всегда сомневалась в праве нашей семьи претендовать на трон.
- Ах да. Итак, он вырос в семье с демократическими взглядами и поэтому мечтал о реформах в стране. Он надеялся, что правительство будет проводить реформы, но напрасно.
Хотя я и начала проникаться некоторым уважением к этому аль-Массари и даже согласилась, что определенные изменения в стране необходимы, но я не хотела, чтобы моя семья потеряла власть. Возможно, Мухаммед аль-Массари был незаурядного ума человеком, все же я думаю, что ему нелегко было бы управлять этой страной, созданной десятилетия назад гением воина.
Страна Саудовская Аравия населена очень разными по своему положению и сословиям людьми, включая и безграмотных бедуинов, и богатые семьи бизнесменов, и интеллектуалов из среднего класса. Даже нашей семье, которая находится у власти с самого основания Саудовской Аравии, очень тяжело удовлетворять интересы всей разношерстной группы граждан без некоторых уступок в сторону демократических реформ.
Приглушенный голос дочери вновь вернул меня к нашему разговору:
- Профессору не удавалось привлечь к своим идеям других людей. Но когда Ирак напал на Кувейт, все изменилось. Мы, саудовцы, были в шоке, увидев, что не способны даже сами себя защитить и что вынуждены обратиться к иностранной армии для нашего спасения. И тут только, с момента присутствия в стране иностранных армий, простой саудовец наконец-то заинтересовался политикой. Многие, как говорят, заявляли, что присутствие иностранных армий в их любимой стране чудовищный позор, который станет последним гвоздем, вколоченным в гроб династии Аль Саудов. - И Амани показала, как вбивается гвоздь. - Так что дядя Фахд потерял свой народ, раскрыв объятия западным солдатам.
- Амани, это гнусная ложь, - запротестовала Маха. - Все саудовцы любят короля!
Амани презрительно усмехнулась, глядя на свою сестру, но не удосужилась парировать слова Махи.
Хорошо помня тот жуткий страх, который мы пережили, боясь, что Саддам Хусейн, наш арабский сосед и бывший друг, начнет бомбить наши города, я процитировала Амани арабскую поговорку:
- Не забывай, Амани, что "Разумный враг безопаснее безрассудного друга".
Маха, которую все больше интересовал наш разговор, спросила сестру:
- Ну и что еще ты знаешь, Амани?
Амани пожала плечиками:
- Остальное в Саудовской Аравии известно каждому. Как только западные войска вторглись на нашу землю, саудовцы стали просыпаться от длительной спячки. Интеллектуалы начали собираться на тайные собрания, и была образована оппозиционная группа.
Я хмыкнула. То, что говорила Амани, было правдой. Всем в Саудовской Аравии было известно, что комитет диссидентов, в который входило пятьдесят человек и который состоял из ученых, бизнесменов, юристов и религиозных деятелей, написал письмо королю.
В этом письме они призывали покончить с угнетением и требовали своего участия в работе правительства. Более четырехсот человек поставили свои подписи под документом диссидентов. Когда это письмо показали королю, говорят, он сначала пребывал в шоке, а потом стал консультироваться с членами Ученого Совета. По приказу короля Совет осудил комитет, требуя, чтобы его распустили, а членов наказали. Тайная полиция арестовала профессора и заключила его в тюрьму "Аль-Хаир", в нескольких километрах от Рияда.
- Я знаю, что шесть месяцев профессора аль-Массари держали в тюрьме, и часть этого срока - в одиночной камере, - снова заговорила Амани.
Маха сочувственно прищелкнула языком.
Я строго посмотрела на нее.
- Не забывай, дочка, что этот человек призывает к свержению твоей собственной семьи.
Маха покраснела и отвернулась.
- Подруги мне говорили, что профессора в тюрьме пытали, - продолжала Амани. - На допросах тюремщики плевали ему в лицо, били по ногам бамбуковыми палками, выдергивали бороду и били по лицу.
Я слушала, не поднимая головы от стыда, зная, что такие вещи весьма обыденны в саудовских тюрьмах.
- Моя подруга также говорила, что профессора обвиняли в ереси. Но, конечно, когда ему велели во всем признаться, он отказался.
Высший суд попал в затруднительное положение. Они явно имели дело с мужественным человеком, и по закону его должны были приговорить либо к смертной казни, либо освободить. Так как суд не хотел создавать ему образ мученика, профессору позволили подать апелляцию. Ему сказали, что его освободят и дадут возможность поразмышлять над своими действиями. И если он будет держаться в стороне от политики, то будет и дальше оставаться на свободе.
Это вполне в стиле моей семьи, думала я. Они всегда надеются, что проблемы сами собой рассосутся. Если бы все вопросы в жизни решались так просто!
- Ну и, конечно, профессор не из тех, кто будет молчать, поэтому тут же после освобождения он снова начал принимать участие в акциях комитета.
Тайные источники предупредили профессора, что против него готовится страшное обвинение в предательстве родины. Комитет принял решение, что профессору срочно нужно покинуть Саудовскую Аравию и продолжить свою борьбу за границей. Был разработан сложный план побега.
Я опять разволновалась. Неужели моя дочь посвящена в секреты его побега?
- Был придуман такой ловкий маневр: профессор с другом якобы пошли навещать своего тяжелобольного товарища, лежащего в больнице. В больнице их встретил третий человек, внешне невероятно похожий на профессора, и они поменялись ролями. Когда эти двое вышли из больницы, то агенты, следившие за ними, пошли следом за двойником. А настоящий профессор, избавившись от слежки, тут же направился в аэропорт Рияда. С фальшивым паспортом он улетел в маленький городок на границе с Йеменом. Два дня он ждал своих людей из Йемена, знавших дорогу в обход пограничного поста. И вот маленькая группа пешком пересекла йеменско-саудовскую границу, где уже другие люди помогли ему добраться до Лондона. - Голос Амани был тихим и серьезным. - Конечно, всем известно, что, когда профессор сбежал, наша семья взяла в заложники его сына и брата и посадила их в тюрьму. - Амани, глубоко дыша, откинулась на спинку своего удобного кресла. - Вот вам история профессора. В принципе каждый в нашей стране, кому около тридцати, это знает, и теперь многие молодые люди тайно поддерживают профессора аль-Массари.
Я с трудом повернула голову. Не поэтому ли сидячие забастовки и демонстрации нарушают мир в нашей стране? Скоро, со страхом думала я, вся страна будет разделять взгляды профессора и требовать перемен.
- Мы, Аль Сауды, обречены, - простонала я и закрыла голову руками.
Глава четырнадцатая
ПРОРОЧЕСТВО КАРИМА
В эту самую минуту в комнату вошел Карим. Озабоченный, он спросил у девочек:
- Что с мамой?
Маха тут же выпалила:
- Мама боится, что Амани является членом революционной группы.
В глазах Карима отразилось полное недоумение. За несколько минут на него вылился целый поток слов, из которого абсолютно ничего нельзя было разобрать. Как только до него дошло, что Амани знает о человеке, призывающем к свержению власти нашей семьи, больше, чем следовало, Карим совершенно обезумел.
Сначала он наорал на Амани:
- Дочь! Ты что, совсем потеряла рассудок? Ты что, являешься последовательницей этого человека?
Амани защищала свою невиновность:
- Я не последовательница! Я просто сообщила, что мне известно. - Моя дочь, холодно глядя на меня, выпалила: - Мама настояла на том, чтобы я рассказала. Это она виновата!
- Какая разница, что сказала тебе мама. Ты не должна иметь никаких дел ни с кем, кто поддерживает идеи наших самых заклятых врагов. Каждый день происходят аресты! - Карим стукнул кулаком по стене так, что закачалась дорогая картина. - Ты глупая, глупая, глупая девчонка!
С тревогой я взглянула на Амани.
Я уже готова была приласкать свою дочь, как вдруг Карим направил еще пущий гнев на меня.
- Султана, ты вырастила из наших дочерей мятежниц! Я хочу сказать, что больше этого выносить не намерен!
Я была так ошарашена этим обвинением Карима, что не могла вымолвить ни слова.
Маха тихо выскользнула из комнаты, Амани тоже сделала попытку уйти, но Карим приказал ей остаться.
- Я сейчас вернусь, папа, у меня кое-что есть, это тебя наверняка заинтересует. - Амани повернулась на каблуках и выбежала из комнаты.
Карим стоял как вкопанный.
Я, не находя себе места, кругами ходила по комнате.
Амани вернулась с портфелем, который молча протянула отцу.
Гнев Карима достиг апогея, когда он не смог сразу открыть замок. Как только замок поддался, он погрузился в чтение бумаг, лежащих в портфеле, вытаскивая лист за листом и бросая их на пол. Я никогда прежде не видела Карима в таком нервном состоянии.
- Где ты взяла все эти бумаги?! - проревел он.
- Моя подруга стащила их из комнаты брата, - призналась Амани.
- Вот! - Карим пытался сунуть пачку бумаг мне в руки.
Схватив из пачки сигарету, я начала нервно крутить ее, стараясь сконцентрироваться на тексте одной из бумаг. Только закурив, я немного успокоилась и тогда смогла понять, что я держала в руках.
Я сразу увидела, что это были копии пресс-релизов и документов, написанных доктором аль-Массари и другими саудовскими диссидентами.
Текст, который я начала читать, назывался "Принц месяца" и представлял собой разоблачения так называемой деятельности одного из моих старших двоюродных братьев, губернатора одной из провинций. Здесь утверждалось, будто "он заявил в Межлисе, что "у племен, проживающих на юге страны, психология рабов, им только бы набить брюхо и сесть верхом". Или "Мой дед Абдул-Азиз Ибн Сауд говорил мне, что люди этой провинции являют собой смесь обезьян с рабами"".
Автор текста продолжал в таком же духе, обвиняя моего родственника в различных грехах, включая то, что он присвоил себе огромные участки земли в провинции и потом продал их с большой для себя выгодой.
Бегло просматривая бумаги, я увидела, что каждая страница содержала по меньшей мере одно безжалостное обвинение в адрес либо моего дяди, либо двоюродного брата. Одному родственнику даже инкриминировали убийство.
Бухгалтера саудовской авиакомпании забили до смерти, после того как он представил счет в миллион саудовских риалов этому родственнику. Конечно же, никого не осудили за это преступление.
Беспристрастность, которую я пыталась сохранить, быстро испарилась, как только я увидела имя отца. Я закрыла рот рукой, чтобы не закричать, когда пробегала глазами длинный перечень злодеяний, приписываемых ему. Мое сердце упало, поскольку я подозревала, что некоторые из этих разоблачений имели под собой реальную почву. Под тяжестью грустных мыслей об отце я взглянула на лица мужа и дочери. Тысячи вопросов вертелись у меня в голове, но, увидев мрачное лицо Карима, я забыла о них.
Однако Амани смело выпалила:
- Скажи, папа, это все правда? - Она крепко сжимала в руках лист бумаги, показывая его Кариму. - Наша семья Аль Саудов действительно арестовывает детей?
Услышав ее вопрос, я вскочила на ноги. Глядя через плечо Амани, я тихо прочитала:
- На прошлой неделе Фахд аль-Мушаити, в возрасте одиннадцати лет, и Мансур аль-Бурайди были задержаны и обвинены в распространении листовок, которые разозлили Аль Саудов. Создается впечатление, что Аль Сауды страдают плохим зрением, что очень удобно, так как не видят, что повторяют преступления Саддама Хусейна, против которого сами же ранее воевали. Они также не видят, что их газеты, включая сегодняшние, продолжают критиковать его действия.
Наша дерзкая дочь стояла на своем:
- Папа, ответь мне, наша семья действительно арестовывает детей?
Карим выхватил лист из рук Амани. Он не ответил на ее вопрос.
Со слезами Амани все повторяла:
- Папа?! Папа!
Карим начал засовывать бумаги обратно в портфель. Ровным голосом он ответил:
- Ты сама знаешь, что наши враги лгут.
- Карим, многое из того, что я читала, правда.
Вскипев, как чайник на огне, Карим метнул гневный взгляд в мою сторону.
- Хотя, конечно, сильно преувеличено, - поспешно добавила я.
Карим попытался собрать все бумаги, но несколько листов я спрятала за спиной.