Все дороги ведут на юг
Согласно принятому распорядку дня, в море подъем производится с таким расчетом, чтобы заступающая вахта, позавтракав, сменила к 8.00 отстоявших самую тяжелую утреннюю вахту. В тот день, 17 июля 1962 г. все было иначе. В 6.00 штурман доложил, что через пятьдесят минут мы будем на Северном полюсе.
Сон как рукой сняло. На камбузе принялись спешно готовить праздничный завтрак. Я разрешил положенную дневную порцию сухого вина выдать утром и не по 50 грамм, а по стакану.
В разгар радостных приготовлений - новый доклад штурмана:
- Через пять минут Северный полюс!
Петелин предлагает мне сообщить об этом всем участникам похода по трансляции. Наверное, я волнуюсь, потому что в момент прохождения полюса в голову мне приходят только самые простые слова:
- Товарищи, наша лодка на Северном полюсе! На часах - 6 часов 50 минут и 10 секунд.
В отсеках раздается дружное ура! Все члены экипажа, свободные от вахты, садятся за праздничный завтрак.
Матрос Павел Чикин умудрился подгадать к этому дню свое двадцатитрехлетие. Корабельные коки испекли ему настоящий именинный торт, вернее, несколько тортов, которых хватило на всех. Мы все поздравили Пашу, а штурман выдал ему справку, подтверждающую, что он отпраздновал свой 23-ий день рождения на широте 90 градусов!
Странно было осознавать в эти минуты, что отсюда, двигаясь в любом направлении, ты перемещаешься на юг. Наверное, особенно сложным это ощущение было у штурманов.
Работают вовсю и наши партийные лидеры, которые еще перед походом провели множество семинаров на тему: "Особенности индивидуальной воспитательной работы в длительном плавании под водой". Незадолго до достижения полюса комсомольцы приняли в члены ВЛКСМ старшего матроса Рустама Шангораева, а на первом в истории КПСС подледном заседании партбюро стали кандидатами в члены партии шесть моряков. Так что к моменту прохождения полюса в очередном выпуске радиогазеты было с гордостью сообщено, что теперь весь корабль стал коммунистическим.
Как по всей стране, на борту лодки было организовано социалистическое соревнование. Различные подразделения корабля заключили между собой договоры, в которых соревнующиеся брали на себя обязательства по образцовому несению службы и отличному уходу за аппаратурой и машинами. Разумеется, первые итоги соревнования были подведены на Северном полюсе. За время похода звание "Отличной боевой смены" дважды было присвоено вахте, руководимой капитан-лейтенантом Н.Соколовым и инженер-капитан-лейтенантом А.Шурыгиным. Было присвоено и звание "Лучшего отсека корабля" - им стал отсек центрального поста капитан-лейтенанта И.Колтона и старшины 1 статьи В.Шепелева.
Я же в основном занимался выполнением боевой задачи: обнаружением подводных лодок "противника". Встреча с американскими атомоходами в полярных водах вовсе не исключена, поэтому соответствующие службы не теряют бдительности ни на минуту.
Ко всеобщему удивлению, несмотря на отсутствие магнитной направляющей силы, курсоуказатели, от которых сейчас зависит жизнь экипажа, продолжают работать. Я вспоминаю наполненные ужасом страницы книг американских подводников, где говорилось о последствиях отказов гирокомпасов подо льдами. Наши все показывают одно направление, пока мы их не останавливаем. А магнитный компас и после прохождения полюса показывает направление на магнитный полюс, находившийся тогда на Элсми - одном из островов канадского Арктического архипелага. Он будет работать, пока мы не ляжем на обратный курс, когда у него уже не хватит сил развернуть стрелку в правильное положение.
Посоветовавшись с главным конструктором навигационных приборов Валентином Ивановичем Маслевским и с научной группой, мы решаем не продолжать дальнейшее следование в восточную часть Арктики, а вернуться и попытаться всплыть вблизи полюса.
Каток у полюса
Мы вновь мчимся к полюсу. Все наше внимание обращено вверх. Над нами - сплошной паковый лед, сплоченный, торосистый, и никаких разводий: лишь трещины, да небольшие полыньи, в которые лодке не втиснуться.
Снова проходим Северный полюс. Странно все-таки устроены люди! Лишь несколько часов назад это было кульминацией долгого и сложного пути, пройденного "К-3", и самым значительным событием в жизни многих членов экипажа. А теперь мы пересекли его буднично, как если бы делали это каждый день.
Правда, в узком кругу мы это событие отметили. Я пригласил к себе в каюту Петелина, Маслевского, Симонова и Романцова. В сейфе у меня уже три года стояла бутылка армянского коньяка. Ждала она этого момента с того самого дня, когда адмирал Головко сказал мне, что я назначен командиром лодки, которой на следующий год предстояло идти на полюс. Проходя во второй раз полюс, мы ее и распили. Я, правда, только пригубил, кто-то все-таки должен управлять кораблем. Да и каюта была отдана мною Петелину, поскольку в официальной гостевой стояли четыре койки, а в командирской - одна. Я же, как всегда в походах, спал в центральном посту.
Привычка эта появилась у меня с тех пор, как я доверил управление вахтенному офицеру, который рванул лодку сначала в одну сторону, потом в другую так, что в каютах все вещи на пол свалились. С тех пор решил, что управлять лодкой должен один человек. В центральном посту мне поставили кресло, в котором я дремал, слушая команды, отдаваемые старпомом или вахтенным офицером. Если что не так, с меня сон мигом слетал. Лишь изредка в походах уходил к себе в каюту поспать пару часов, когда лодка всплывала и прекращала движение.
Мы прошли еще сотню миль, а во льдах ни одного подходящего просвета для всплытия. Толщина льдов составляет 20-25 м. Чтобы не прозевать чистую воду, мы на всякий случай подвсплываем. Как только появляется чистая вода, вверхсмотрящий начинает отсчитывать время. Насчитал секунд пятьдесят, значит, протяженность полыньи по курсу около 150 м. Дальше наши действия уже отработаны.
В перископ вижу, что корма наполовину находится подо льдом. Даем короткий толчок одним мотором вперед и, погасив инерцию, нос лодки замирает у самой кромки льда. Как говорится, попали в яблочко!
Отдраиваю рубочный люк и высовываю голову на свет божий. Полыньи вокруг действительно нет. "К-3", как камень в кольце, со всех сторон обжата льдами. С любого борта можно прыгать на лед прямо с мостика - воды между бортом и льдиной нет нигде. Тишина вокруг такая, что звенит в ушах. Ни малейшего ветерка, и облака налегли совсем низко: не завидую гидрографам и штурманам, которым придется отлавливать солнышко.
За мной на мостик поднимается сигнальщик Воронищев. А в люке уже торчит голова мичмана Луни:
- Разрешите, товарищ командир, проверить сигнальщика?
Как отказать такому асу-горизонтальщику? А за Луней наверх уже карабкается замполит, Александр Штурманов:
- А как насчет увольнения на берег, товарищ командир? Хотя бы одну смену?
Я, разумеется, не возражаю, но раз на борту флагман, пусть он скажет последнее слово. Адмирал Петелин тоже не против, и экипаж с криками и шутками высыпает на лед.
Мы же спешим дать донесение на флот. Квитанцию получаем немедленно, на берегу по-прежнему ждут нашей весточки. А потом хлынул поток сообщений! С достижением Северного полюса нас поздравляли главком и командующий флотом, начальники политуправлений, позднее - руководители партии и правительства. Наш бедный Игорь Десятчиков только успевал расшифровывать, даже перекурить времени не было.
А на льдине шли приготовления к торжественному событию. В торосах нашли подходящее место для закрепления древка. И вот под низким полярным небом, сливающимся со льдами, словно язык пламени, разворачивается красное знамя. Все на мгновение замолкают, прежде чем раздается могучее "ура!", и в эту секунду каждый осознает: мы на вершине планеты! В точке, являющейся частью нашей страны, которой не достигал еще никто из соотечественников. Свершилась мечта многих поколений русских людей. Бойкие фотографы тем временем запечатлели не только государственный флаг СССР, водруженный на Северном полюсе, но и ледяную глыбу весом около тонны, оказавшуюся при всплытии на надстройке, а также саму лодку во льдах и множество смешных ситуаций, возникающих ежеминутно. Потому что в этом увольнении на полюсе подводники ведут себя, как малые дети: борются, толкаются, бегают взапуски, взбираются на высокие торосы, перекидываются снежками!
А ведь перед выходом в море особисты прочистили весь корабль: ни одного фотоаппарата на борту быть не должно! Но кто лучше знает лодку и все потайные места - контрразведчики или подводники? При всей строгости дисциплины на лодке, я на это нарушение смотрел сквозь пальцы. Время покажет, что важнее: перестраховываться по поводу секретности или сохранить для истории свидетельства о памятных событиях. К тому же, у научной группы были с собой и фотоаппараты, и кинокамеры, правда, лишь для съемки шкал приборов.
За четыре часа стоянки три боевые смены успели побывать на льдине. Как оказалось, некоторые моряки прихватили на лодку коньки и даже лыжи. Провели импровизированное состязание по стрельбе из мелкокалиберной винтовки. Предлагалось сыграть и в футбол - этот вид спорта на "К-3" был в большом почете в любое время года. Зимой по колено в снегу играть даже интереснее - мяч приходится искать. На этот раз матч организовать не удалось: пока собирались, наступило время отправляться. Никогда не забуду взгляды, которыми мои товарищи окидывали в последний раз ледяное безмолвие: мало кому доводилось видеть это и вряд ли когда им доведется вернуться сюда еще раз!
Экстренный вызов
По программе похода нам предстояло еще раз всплыть, чтобы провести испытания боевых торпед, взятых с собой на случай экстренного всплытия. На торпедах установили усиленный боевой заряд, и если бы под водой произошла авария, у нас был шанс пробить в ледяной толще отверстие, через которое можно было высунуть наружу хотя бы рубку.
Мы всплыли к северо-востоку от Гренландии. Ледяные торосы были грязноватыми - чувствовалась близость берега. Прежде, чем начать стрельбу, запросили "добро" берега. Но ответ оказался совсем не таким, как ожидали. От нас потребовали немедленно доложить, можем ли мы прибыть в Иоканьгу - еще одну базу Северного флота - к исходу 20 июля. Это означало, что нам придется поднять на обоих бортах мощность до максимальной, введя в действие отсеченные парогенераторы. Пока мы совещались, по радио пришло конкретное приказание командующего: стрельбу не выполнять, прибыть на базу к указанному сроку.
Приказ есть приказ. Начали экстренный подъем мощности второго борта. Раздосадованный адмирал Петелин ходил взад-вперед по палубе кормовой надстройки, куря сигарету за сигаретой. Очень хотелось ему посмотреть результаты взрыва торпед, и тут, на тебе, все сорвалось! А вышагивал он рядом с протянутым шлангом, по которому дренировалась при разогреве активная вода первого контура. Начальник службы дозиметрического контроля Владимир Морозов поднялся предупредить Петелина, но со старшим особо не поспоришь. Так что оставалось одно - подготовить адмиралу новые сапоги на подмену. Перед погружением, только адмирал захотел спуститься в лодку - Морозов тут как тут со своей дозиметрической клюкой. Замерил уровень и мне доклад:
- Товарищ командир, не имею права пустить товарища адмирала в отсек!
- И что теперь? - возмутился Петелин.
- Надо переодеть сапоги!
- Да они же памятные, я в них на полюс ходил!
Тут уже мне пришлось вмешаться: радиация есть радиация! И исторические сапоги старшего в первом походе атомохода на полюс полетели за борт.
Надо сказать, я был рад, что руководителем похода назначили Александра Ивановича Петелина. В то время в ответственных походах присутствие командира высокого ранга было обязательным. Для командира лодки всегда спокойнее, если на борту есть старший, который может подсказать, подстраховать. Я в ту пору был 34-летним командиром, которому довелось поплавать лишь в Белом и Баренцевом морях. Адмиралу Петелину было под пятьдесят; он плавал и около Гренландии, и в Атлантике. К тому же прошел лихую школу службы на Балтике. А хуже этого места, не знаю, есть ли: сплошные мели, рифы, банки...
Немалое его достоинство было и в том, что как все люди, знающие себе цену, Петелин никогда не стремился самоутвердиться. Вступив на борт лодки, он сказал мне: "Лев, не обращай на меня внимания! А когда надо, я тебе подскажу." Убедившись, что я без него справляюсь, он возникал только в сложных ситуациях: "На твоем месте я бы сделал так-то!" Так что воспоминания о совместном плавании с адмиралом Петелиным у меня остались самые лучшие.
Летим, как на пожар
Когда обе ГЭУ были выведены на полную мощность, мы уже неслись к бухте Иоканьга. И тут дала себя знать еще одна серьезная неисправность. При сдаче лодка не была принята по чрезвычайно существенному пункту: один из двух имеющихся на борту турбогенераторов искрил на коллекторе. Неисправность устранить никак не удавалось, и было решено оставить все как есть до капитального ремонта.
Отдавая приказ о срочном возвращении, командующий Северным флотом об этой сложности не знал. Но когда мы вместо 17 узлов дали 23, искры образовали на коллекторе круговой огонь.
Мы немедленно перенесли мощность на один борт. Наши специалисты отшабрили коллектор, то есть сняли шкуркой слой металла, и промыли его спиртом. После этого мы снова смогли пустить второй борт. Однако некоторое время спустя коллектор опять загорелся, и операцию пришлось повторить. Так, на полных парах мы неслись под водой двое суток - в надводном положении лодка движется значительно медленнее. На скорости более 20 узлов определить, есть ли препятствие впереди, уже довольно сложно, так что полагались мы больше на квалификацию наших штурманов, чем на акустику.
Однако на значительном отрезке пути происходит неизбежно отклонение от расчетов: невозможно без погрешностей учесть направление и силу течений, перепады в скорости движения лодки и т.п. Короче, когда мы всплыли, как мы считали, у входа в бухту Иоканьга, на самом деле до нее было еще десять миль. По штурманским нормативам, это отличный показатель: отклонение всего десять миль за двое суток полного хода под водой! Но от этого не легче, к тому же, вокруг был сплошной туман.
В Иоканьге я до сих пор не бывал, но Петелин меня успокоил: "Ты иди прямо, здесь никаких подвохов нет. А войдем в бухту я тебе подскажу." Но тут прямо по курсу вынырнул из тумана торпедный катер, на котором находился вице-адмирал В.Н.Иванов. В свое время он был председателем правительственной комиссии по приемке нашей лодки, а сейчас служил на посту заместителя главнокомандующего ВМФ СССР. Тут-то и выяснилось, почему нам пришлось нестись, как на пожар.
- Командир, - кричит мне в мегафон Иванов, - тебя на берегу ждет Никита Сергеевич Хрущев! Прибавь обороты!
А куда больше прибавлять - мы даем все 16 узлов, хотя по инструкции в тумане нельзя превышать шести.
- Давай, давай, Лев! - не унимался Иванов. - Жми быстрее!
- Вы лучше меня пролидируйте, чтобы я попал в бухту!
Мы подстраиваемся в кильватер катеру и полным ходом идем в бухту. Волна от нас такая, что стоящие на берегу рыбацкие лодки выбрасывало на берег и било о камни. Я сказал Петелину, что уменьшу ход, зачем же людям вредить. "Сбавь пару узлов", - согласился тот.
Швартовка в любых условиях маневр достаточно сложный, но существуют и дополнительные трудности. Например, отжимное течение при отливе или отжимной, то есть встречный, ветер. В тот день, по закону подлости, отжимными были и течение, и ветер. Иду на пирс полным ходом, узлов под 15. Те, что встречали нас на пирсе, шарахнулись, думали, лодка неминуемо разнесет его в пух и прах! В последний момент даю двигателем задний ход. А дальше команды следуют каждые несколько секунд: "Полный передний! Полный задний! Полный передний внешним бортом!"
У нас заранее было связано два причальных конца, чтобы удлинить их. С ювелирной точностью бросили их с кормы и зацепились. Тут же лодку развернуло течением, но мы уже были на привязи.
Петелин, с ужасом наблюдавший за моими действиями, пришел в себя:
- Ну ты и хулиган! Никогда не видел, чтобы на полном ходу швартовались!
Но разбираться сейчас некогда. С рубки тут же подали сходню и на мостик с пирса вбегает капитан 1 ранга из Политуправления флота:
- Слушай мою команду! Приготовиться к выходу на берег...
И начинает читать фамилии, как я скоро понимаю, в алфавитном порядке. А ведь на лодке есть боевые смены, которые срабатывались месяцами и дробить их нельзя. Так что я очень скоро политработника прерываю:
- Отставить! Отданное распоряжение не исполнять! Очередной смене приготовиться на вахту!
Политработник, который к тому же на звание меня старше, побагровел от возмущения:
- Да вы понимаете, что вы делаете? Это решение Военного совета флота! - И обратился за помощью к Петелину:
- Приказано прибыть в спортзал всем членам экипажа и прикомандированным лицам от "А" до "С".
Но Петелин был моряком, а не политработником:
- Командир знает, что делает. За безопасность стоянки кто будет отвечать, вы?
На том конфликт и закончился. А на лодку уже поднимается командующий флотом, адмирал Касатонов:
- Быстрее, быстрее, командир! Вас Никита Сергеевич уже час ждет.
Нам с Петелиным приносят два чемодана, в которых припасены для нас чистые тужурки, правда, мятые. Но у меня в каюте всегда висит форма, мало ли придется в каком-нибудь иностранном порту выходить. Командир всегда должен выглядеть, как полагается. Петелин оказался настолько же предусмотрительным. Не было запасной формы лишь у нашего командира БЧ-5 Тимофеева, которому, кстати сказать, во время похода по радио было сообщено о присвоении очередного звания капитана 2 ранга.
По моей команде одна смена заступает на вахту, а две другие выстраиваются на берегу. Высокие гости ждут нас неподалеку, метрах в трехстах, в самом большом помещении базы - спортивном зале.
- Бегом - марш!
И впереди экипажа мы с Петелиным трусцой отправляемся к залу.