Приехал в Иваново-Вознесенск Фрунзе в начале мая 1905 года. В то время это был уже крупный промышленный город. В нем насчитывалось более восьмидесяти тысяч населения и около шестидесяти предприятий. На них работало свыше тридцати тысяч рабочих. Большинство предприятий и к тому же наиболее крупные были текстильные.
Как нигде, иваново-вознесенские фабриканты обогащались. Годовая прибыль их предприятий иногда превышала 50 процентов на основной их капитал при средней прибыли по всей России в 7 процентов. Такая огромная прибыль выколачивалась за счет рабочих. Их заработки были крайне ничтожны. Фабриканты наживались также благодаря широкому использованию штрафной системы: рабочих штрафовали за каждую недоделку, за малейший брак. Нищенские заработки сокращались и от частых поборов, взяток, которые вымогали у рабочих под разными предлогами мастера, табельщики, приказчики.
Рабочие семьи обречены были на полуголодную жизнь. При скудных заработках они не могли обеспечивать себя и сносным жильем. Рабочих лишали и всякой культуры. Большинство из них были неграмотны. А грамотных преследовали. Был, например, издан приказ, запрещавший чтение вслух в рабочих казармах.
Обреченные на полуголодную и темную жизнь, рабочие были и бесправны. Хозяевами города являлись фабриканты, купцы, домовладельцы, царские чиновники. Только они выбирали Городскую думу. Рабочие же в выборах не могли участвовать. Власть богачей охранялась царской полицией, солдатами, казачьими отрядами. Всякая попытка рабочих сбросить с себя ярмо подавлялась жестоко.
Все это знал Фрунзе и до приезда в Иваново-Вознесенск. Но теперь, проходя по улицам города и его предместьям, он еще более убеждался в вопиющих противоречиях городской жизни. В центре города он шел по широким улицам с роскошными особняками и благоустроенными домами. Здесь во всем чувствовалось довольство, богатство, праздное безделье.
Иная жизнь была на городских окраинах. Вместо барских особняков и купеческих хором здесь в жалком беспорядке лепились друг к другу убогие рабочие лачуги, покривившиеся и почерневшие от старости. Над ними возвышались мрачные казармы. В них, как в каменных мешках, в духоте и смраде, теснились десятки и сотни рабочих семей. Спали вповалку на полу - мужчины и женщины, старики и дети, холостые и женатые. В казармах иногда на каждого жильца приходилось лишь около одного квадратного метра жилой площади. В таких казармах было теснее, чем в могиле!
На улицах - непролазная грязь. Во дворе, среди мусора, копошилась золотушная детвора. Ни деревца, ни кустика, ни зелени. Воздух пропитан тошнотворными запахами текстильных красилен и чадной гарью, изрыгаемой десятками фабричных труб. От реки Уводь поднимались ядовитые испарения: сюда, в реку, со всех фабрик спускали промышленные отбросы и нечистоты.
Это царство нищеты и невыносимого гнета глубоко взволновало, возмутило Фрунзе. Ему нигде прежде не приходилось наблюдать такую нужду, столько человеческого горя и страданий.
Еще до приезда Фрунзе в Иваново-Вознесенск по фабрикам и заводам вспыхивали забастовки. Рабочие открыто выражали возмущение и протест против рабских условий труда. Но это были лишь разрозненные выступления, которые кончались поражением рабочих. Необходимо было многотысячную массу иваново-вознесенских ткачей объединить и направить на путь организованного революционного восстания. Рабочие, не желавшие больше терпеть капиталистический гнет и произвол властей, нуждались в революционном руководстве.
Одиннадцатого мая 1905 года за городом, в лесу, собралась конференция ответственных партийных работников города и представителей от фабрично-заводских кружков - всего около восьмидесяти человек. Многие из них впервые здесь увидели юношу среднего роста в черном поношенном пиджаке и темносиних брюках, заправленных в узкие, короткие сапоги. То был Фрунзе, уже успевший сменить свой студенческий костюм на рабочее платье, а свою фамилию - на партийную, подпольную кличку "Трифоныч". Внимательно, как бы изучая его, все приглядывались к новому ответственному организатору. Были очень удивлены его молодостью. Однако, присмотревшись к нему, вскоре убедились, что он не по летам серьезен и сдержан. В его словах не было ни юношеской заносчивости, ни смущения. Они были спокойны, просты, деловиты. В них сказывалось умение разбираться в обстановке, зрелая мысль и твердая решимость. Располагала к нему его внутренняя собранность, в нем чувствовался большой запас энергии, как в туго натянутой тетиве лука. Понравилась и внешность "Трифоныча" - его округлое добродушное лицо, дышащее здоровьем, на редкость чистое, белое с румянцем, проступавшим сквозь тонкую кожу, с юношеским пушком на верхней губе. Темнорусые волосы, поднятые кверху и подстриженные ежиком, открывали большой выпуклый лоб. Серые глаза лучились внутренним блеском и оттого казались темнее…
Конференцией руководил Афанасьев, по партийной кличке "Отец", старый опытный революционер. Участники конференции обсудили положение на фабриках и заводах. По предложению "Трифоныча"-Фрунзе решили объявить 12 (25 по новому стилю) мая всеобщую стачку. Тут же, на собрании, выработали и утвердили двадцать шесть требований для предъявления их фабрикантам от имени всех рабочих Иваново-Вознесенска.
Наряду с экономическими были выдвинуты и политические требования, в частности о "немедленном созыве Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, тайного и равного для всех граждан и гражданок избирательного права". Было решено также срочно выпустить прокламацию с призывом ко всем рабочим о проведении всеобщей стачки.
Рабочие дружно откликнулись на этот призыв. Первыми забастовали рабочие фабрики Бакулина. В полдень на фабричном дворе собралась группа рабочих во главе с Дунаевым - видным членом партийной организации, весьма популярным среди иваново-вознесенских ткачей. Призывно заголосил гудок. Из всех корпусов бурными потоками хлынули рабочие и заполнили весь двор.
В радостном возбуждении они смотрели вокруг и как бы дивились, что их так много, что они - сила, грозная, могучая сила.
На середину двора выкатили бочку. Подпираемый другими, на нее взобрался Дунаев и обратился к рабочим с призывом. В ответ раздавались одобрительные возгласы. И вскоре вслед за своим вожаком рабочие устремились к воротам. Охранники попытались преградить им дорогу, но под напором толпы вынуждены были отступить. Ворота распахнулись и стачечники вышли на мостовую. Запоздало появился отряд казаков, потоптался на месте и, почувствовав свое бессилье, отъехал, стал издали наблюдать за демонстрантами.
А они, разбившись на колонны, под руководством членов партийной организации, двинулись в разных направлениях к фабрикам Бурылина, Дербенева, Маракушева, Зубкова, Полушина, чтобы затем итти всем вместе на площадь. В одной из колонн шагал юноша с серыми лучистыми глазами, полными неизъяснимой радости и неукротимого дерзания. Это был "Трифоныч".
Поздним вечером за городом, на берегу Талки, он вместе с другими членами партийной группы подводил первые итоги начавшейся стачки. Явный успех радовал всех. Надо было развивать его. Решили назавтра провести рабочий митинг на площади против Городской управы.
Сюда с раннего утра потянулись вереницы рабочих. Вскоре вся площадь и прилегающие к ней улицы были заполнены стачечниками. Начался митинг. Были зачитаны требования рабочих, которые после одобрения тут же были вручены фабричному инспектору для передачи фабрикантам. Затем провели добровольный сбор денег в пользу забастовавших, нуждавшихся в помощи. По рядам ходили выбранные сборщики с картузами в руках, и в картузы сыпались трудовые медяки, мелкое серебро, иногда бумажные рубли. Кто-то предложил итти за город, на реку Талку, и все охотно согласились. Все почувствовали, что здесь, на площади, им тесно. Все рвались к простору, к вольной жизни, к свободе…
С песнями, радостно возбужденная людская масса тронулась и бесконечными лентами растянулась по улицам. "Трифоныч" был в первых рядах. К нему часто подходили рабочие, с ним советовались, его расспрашивали.
Стачечники расположились на берегу реки в километре от Иваново-Вознесенска, вблизи железнодорожных путей. И здесь произошло историческое событие: иваново-вознесенские ткачи приступили к выборам своих депутатов в Совет. И хотя орган своей рабочей власти они называли в те дни то Собранием депутатов, то Советом уполномоченных, до Депутатским собранием, но по существу это был один из первых Советов рабочих депутатов в России.
Стачечники в целях более организованной борьбы решили выделить из своей среды доверенных людей для переговоров с фабрикантами и отстаивания рабочих интересов. В этом сказались и мудрость народных масс и большевистский опыт революционной борьбы. Последующая же борьба иваново-вознесенских ткачей вскоре не только оправдала возникновение такого органа, но углубила и расширила его значение. Совет уполномоченных сейчас же после своего оформления стал превращаться из стачечного комитета в более полномочный орган рабочей власти, готовый заменить собою и Городскую думу, и фабричную администрацию, и всех царских чиновников.
Ткачи с необычайным воодушевлением приступили к выборам уполномоченных. Выбирали наиболее преданных людей простым большинством голосов из расчета один уполномоченный на двести пятьдесят рабочих.
13 мая успели избрать лишь по некоторым фабрикам - около пятидесяти депутатов.
А тем временем еще люднее становилось на берегах Талки. Светлая радость переполняла сердце "Трифоныча". Его окружали близкие ему люди, которые, как и он, были счастливы первой удачей; в борьбе, горды первой победой над общим врагом.
"Трифонычу" и прежде приходилось бывать в рабочей среде, и это всегда было для него интересно. Но так близко, вплотную, он впервые только теперь знакомился с рабочими. И он благодарно подумал о том, что партия направила его именно сюда, в Иваново-Вознесенск, да еще в такое горячее время.
Стачка продолжалась. Попрежнему настойчивы рабочие в своих требованиях. Упорствовали, не шли на уступки и фабриканты. С 18 мая губернатор запретил собрания на площадях и улицах города. Жизнь городских окраин переместилась на Талку. Река стала излюбленным местом рабочих, куда они с раннего утра уходили в одиночку, группами, целыми фабриками.
Установился даже распорядок дня. Раньше других приходили сюда члены городской партийной группы. Они намечали повестку дня общих собраний, митингов, принимали решения по руководству стачкой. Все эти вопросы вторично обсуждались на заседаниях Совета уполномоченных с участием членов партийной группы. Затем уполномоченные и партийцы переходили на другой берег Талки, где уже к этому времени стекались тысячи рабочих.
Открывался общий митинг. Выступал докладчик, за ним второй, третий. Часто общий митинг распадался, и уже в разных местах одновременно выступало несколько ораторов. Агитационные речи сменялись обстоятельными докладами, читались и обсуждались газеты, прокламации, "Бюллетень", который Иваново-Вознесенская группа РСДРП стала выпускать ежедневно с 23 мая.
Постепенно собрания на Талке превратились в рабочий "университет". Здесь массы обогащались знаниями, расширяли свой умственный кругозор, прояснялось их общественно-политическое сознание. Одними экономическими интересами рабочие уже не ограничивались. Все чаще и смелее говорили на политические темы. Крепло убеждение в том, что нельзя освободиться от капиталистического рабства без предварительного свержения царизма.
Популярность собраний на Талке ширилась. Из окрестных сел и деревень, из других городов сюда приезжали рабочие и крестьяне. Среди них рос авторитет Сонета уполномоченных, к нему они обращались со своими нуждами, за советами и помощью. Они жаловались на притеснение со стороны сельских и городских властей. Их внимательно выслушивали, давали советы, посылали депутатов на места для расследования и оказания содействия.
В эти дни вырос и авторитет "Трифоныча". Его юность уже никого не смущала. Все убедились в его опыте и организаторских способностях. С его мнением считались. Его указания охотно выполнялись. Он уже ознакомился с местной обстановкой и теперь стал общепризнанным руководителем. К его голосу прислушивались и на заседаниях партийной группы и на собраниях Совета уполномоченных.
Особенно большое внимание "Трифоныч" уделял рабочим собраниям на Талке. Здесь, в этом "университете на Талке", шла усиленная подготовка масс к борьбе. И это понимал "Трифоныч". Сам он, как подпольщик, не мог открыто выступать: партийная группа запретила, оберегая его. Но ему поручили воспитание и подготовку агитаторов и пропагандистов. "Трифоныч" присматривался к рабочим, подбирал из них наиболее подходящих и начинал с ними работать. Это были люди еще неопытные, к выступлениям на рабочих собраниях непривычные. Нужно было не только передать им знания, но и привить ораторские навыки, приучить свободно выступать перед массами.
Эта работа увлекла "Трифоныча". Целыми днями он беседовал с рабочими, знакомился с их интересами и взглядами, намечал темы для их докладов, рекомендовал литературу, руководил чтением, совместно обсуждал прочитанное, помогал усваивать правильное, большевистское мировоззрение. А придя домой, до глубокой ночи просиживал за составлением подробных конспектов и тезисов к докладам и речам. Утром же он спешил опять на Талку и там, подробно разъяснив конспекты и тезисы, передавал их начинающим ораторам. По его совету они разучивали наедине, а затем в присутствии одного "Трифоныча" где-нибудь в укромном местечке, в глухом лесу, в полутемном сарае, произносили свои первые речи. Сначала новички смущались, путали, говорили не то, что нужно. Но "Трифоныч" терпеливо помогал им, подсказывал, где нужно, исправлял, осторожно, щадя самолюбие, критиковал и тут же одобрял удачное, укреплял их веру в себя, заставлял повторять речь. Это особое умение "Трифоныча" - сначала похвалить, а затем покритиковать и даже поругать - нравилось рабочим агитаторам и помогало им расти. И они с каждым разом выступали все смелее и лучше. Их речь становилась более гладкой и убедительной. Это радовало их и еще более радовало самого "Трифоныча". Он уверял, что их ожидает успех, вел их на Талку и заставлял выступать уже перед массами. А сам, встав незаметно где-нибудь в стороне, внимательно следил за их первыми выступлениями, волнуясь за них и вместе с ними. Он искренно радовался их успехам, гордился их удачами.
Успехам иваново-вознесенских стачечников радовались все, кому были дороги интересы рабочего класса, интересы революции. Всеобщая стачка в Центральном промышленном районе являлась ярким проявлением революционных настроений русского пролетариата, показателем огромного роста его общественно-политического самосознания. "Слов нет, - писал В. И. Ленин по этому, поводу, - много еще темноты и забитости в народе, масса еще труда должна пойти на развитие самосознания рабочих, не говоря уже о крестьянстве. Но посмотрите, как быстро выпрямляется вчерашний раб… Посмотрите на центральный промышленный район. Давно ли казался нам спящим глубоким сном, давно ли считали там возможным только частичное, дробное, мелкое, профессиональное движение? А там уже разгорелась всеобщая стачка. Поднялись и поднимаются десятки и сотни тысяч".
Собрания на Талке сильно беспокоили царскую охранку. Второго июня был опубликован приказ губернатора об их запрещении на том основании, что "лица, собирающиеся на реке Талка, не ограничиваясь обсуждением чисто фабричных дел, занялись вопросами государственного значения, причем отдельные лица дозволяют себе явно возмутительные речи против правительства".
Но несмотря на полицейские угрозы, рабочие решили не прекращать собраний на Талке. Третьего июня они опять сошлись на ее берегах. Узнав об этом, власти направили туда большие отряды полиции, пехоты и казаков. Произошло кровавое побоище. Рабочих, женщин и даже детей хлестали нагайками, рубили шашками, расстреливали из винтовок. Было много убито и ранено безоружных, ни в чем неповинных людей.
Кровавое побоище вызвало огромное возмущение среди рабочих Иваново-Вознесенска. Испугавшись, власти вынуждены были отменить приказ и разрешить рабочие собрания на Талке.
Между тем волна стачечного движения поднималась все выше и ширилась. Из Иваново-Вознесенска она вскоре распространилась по всему Иваново-Вознесенскому промышленному району. Со второй половины мая стачка вспыхнула в Шуе, затем в Тейкове, Кохме и других рабочих поселках. Всего по району бастовало около семидесяти тысяч рабочих. Руководила стачкой по всему району Иваново-Вознесенская группа большевиков. Она давала указания, снабжала политической литературой, направляла в район партийных организаторов и агитаторов.
Выдающуюся роль играл "Трифоныч". Он часто выезжал в район, всюду поднимал рабочих на борьбу, воодушевлял их, разъяснял цели и задачи стачки. И где бы ни появлялся, он везде быстро завоевывал авторитет и признание, несмотря на свою молодость. Его уже повсеместно знали, уважали, с нетерпением ожидали. И он ехал по первому зову, невзирая ни на лишения, ни на трудности передвижения, ни на опасность подпольной работы…
Уже третий месяц продолжалась всеобщая стачка. Руководимые большевиками стачечники проявили небывалую стойкость. Лишившись заработка и терпя большую нужду, они продолжали настаивать на выполнении своих требований. Но силы их все же слабели с каждым днем. Касса истощилась, уже не было средств для оказания помощи голодавшим. Следовательно, надо было во-время, также организованно прекратить стачку, не теряя веры в окончательную победу. Приходилось пока отступать. Но все были убеждены, что отступают не как побежденные. Наоборот, за время стачки рабочие убедились в своей силе. Частично их требования были удовлетворены. А главное, они теперь по-иному стали понимать жизнь, их сознание прояснилось.
"Многому научила нас стачка, - говорилось в прокламации, выпущенной по поводу прекращения стачки. - До нее многие из нас были настолько темны, что не хотели ни понимать, ни сознавать, ни думать о своем положении. Разве не увидели мы, кто помогает нашим врагам-хозяевам? Поняли мы, что, пока власть находится у царя, который только и думает о капиталистах, мы никогда не сможем улучшить свое положение".
По предложению "Трифоныча", было решено 1 июля встать на работу. Но еще долго волна стачечного движения перекатывалась с фабрики на фабрику. Казалось, вот уже все успокоилось. Рабочие возвратились к станкам. Вдруг по цехам пронеслась весть об аресте уполномоченных - и опять волнение, опять рабочие бастуют. Но эти вспышки с каждым днем были все реже и короче, и к концу июля все фабрики работали бесперебойно.
Борьба иваново-вознесенских ткачей приковала внимание рабочих других городов. За ней следили с волнением, радовались ее успехам, огорчались неудачами, признавали ее огромное значение.
"Три дня баррикад и уличных боёв в Лодзи, стачка многих десятков тысяч рабочих в Иваново-Вознесенске с неизбежными кровавыми стычками с войсками, восстание в Одессе, "бунт" в Черноморском флоте и либавском флотском экипаже, тифлисская "неделя" - всё это предвестники приближающейся грозы" - писал в те дни товарищ Сталин.