- Журналист? - переспросил я Харда, сообщившего эту новость. - Как ему удалось добиться встречи со мной?
- "Пипл" выходит тиражом в пять миллионов. Влиятельна, богата. Перед ней открыты все двери. И тюремные тоже…
- Хорошо. Я встречусь с представителем газеты. Но редактор должен дать письменное обязательство - не разглашать содержание нашей беседы и даже сам факт встречи. Я не хочу, чтобы встреча с журналистом как-то повлияла на ход процесса.
Конечно же, я не имел ни малейшего желания встречаться с представителями прессы, мне просто не хотелось отказывать Харду, к посредничеству которого обратилась "Пипл", - адвокат показал себя в эти дни в высшей степени достойным человеком.
Редактор "Пипл" немедленно прислал письменное обязательство. Во время перерыва меня отвели на нижний этаж Центрального суда, в комнату для свиданий. Там было несколько выстроившихся вдоль стенок будок - вроде телефонных.
- Сюда, - показал мне полицейский. Я шагнул в будку, присел на скамейку. Прямо перед собой через окошко с армированным стеклом увидел точно такую же клетку. Она была пуста. Но тут же в ней появился мужчина, лицо которого показалось мне знакомым: а, сам Кен Гарднер. Фотография главного репортера "Пипл" регулярно появлялась на её полосах.
Встрече было отведено максимально возможное в этих условиях время - пять минут. Гарднер сразу перешёл к делу. Он задавал вопросы быстро, чётко. Все они были подготовлены заранее.
- Мистер Лонсдейл, вы намерены писать мемуары?
- Вряд ли, - ответил я.
- Мы заплатили бы большие деньги! Не стоит думать об отказе…
- В моём положении деньги не очень нужны… - улыбнулся я.
- Что вы! - энергично запротестовал Гарднер. - Ведь у вас есть семья, родственники. Мы доставим деньги - в любой валюте - в любую точку земного шара и передадим их любому лицу по вашему указанию…
Гарднер очень спешил. Время истекало.
- Позаботьтесь о своих детях! Мы вложим деньги в самые надёжные бумаги, и к выходу из тюрьмы вы будете очень богатым человеком, - торопливо уговаривал он.
Но доводы его не производили большого впечатления. Репортёр понял это и, взглянув на часы, сказал:
- Время истекает. Можно задать вам два вопроса?
- Пожалуйста, но только помните, что вы не имеете права публиковать мои ответы.
- Первый вопрос: сегодня присяжные заседатели вынесут свое решение. Как вы настроены - оптимистически или пессимистически?
- Ни так, ни эдак.
- А как же?
- Реалистически.
- А как это понять?
- Вы присутствовали на всех заседаниях суда. Понимайте, как хотите. - Мне не хотелось продолжать бесполезный разговор.
- Второй вопрос: ваша самая любимая женщина?
- Жена. Кто же ещё?
Гарднер разочарованно вздохнул. Ответ был явно не для "Пипл". Крупная воскресная газета потчевала читателей всевозможными сенсациями, Кен же был её главным "разгребателем грязи" - иначе говоря, поставлял на полосы сенсационные материалы: секс, убийства, коррупцию, бракоразводные процессы "звезд" и так далее. Целыми днями рыскал он в поиске нужных людей, кого надо угощал, кому надо платил, а вернувшись ночью в номер гостиницы, тут же садился за пишущую машинку, выколачивая к утру два десятка страниц. Работоспособность он поддерживал при помощи виски с содовой.
Наконец машина британского правосудия подкатила к заранее намеченному рубежу. Оставалась лишь маленькая "формальность": вынести подсудимым приговор.
22 марта 1961 года газета "Дейли мэйл" в репортаже о седьмом дне процесса писала:
"Затем он (Лонсдейл. - Ред.) обернулся к жюри, все члены которого были мужчины, и на безупречном английском языке с чётко выраженным американским акцентом зачитал свое заранее заготовленное заявление. Из этого заявления следовало, что никто из арестованных не находился с ним ни в какой преступной связи и что если суд на основании имеющихся у него улик посчитает обвинение доказанным, то виновным является (будет) только он, какие бы последствия для него это ни повлекло".
Впоследствии Конон Молодый, мотивируя такое заявление, говорил:
- Я вообще считал полезным укрепление морального состояния арестованных… и что на советских разведчиков всегда можно положиться, думал, что в конечном итоге мой поступок произведёт на общественное мнение положительное впечатление и покажет наше моральное превосходство…
23 марта Верховный судья лорд Паркер несколько часов кряду резюмировал ход процесса для присяжных заседателей, чтобы "помочь" им прийти к правильному решению. Он всячески подчёркивал всё, что говорило не в пользу обвиняемых, и искусно обходил слабости обвинения. Теперь он мог снять с себя маску беспристрастной Фемиды и обличать, обличать. Все, что свидетельствовало в пользу подсудимых, упоминалось им с язвительной иронией. Малейший довод против них преподносился тоном столь зловещим, что присяжные заседатели уже могли не сомневаться: им предстоит решить судьбу людей, едва не погубивших Великобританию…
Наконец присяжные заседатели ушли совещаться. Публика освободила зал. Подсудимых отвели в камеры. Журналисты гадали в кулуарах, сколько каждому из них "влепят".
Я сидел в камере - один на один со своими мыслями. О чём я думал в эти минуты?
О том, что четырнадцать лет каторжной тюрьмы - такой срок полагался мне по всем канонам английского судопроизводства - вдали от Родины, семьи, близких людей, четырнадцать лет одиночки - это не сладко.
Теперь главным действующим лицом процесса были присяжные. Но, видимо, среди них возникли разногласия, потому что, вместо того чтобы вынести свое краткое: "Да, виновны", старшина присяжных попросил верховного судью разъяснить, можно ли при обвинении в сговоре принять решение, что один из обвиняемых невиновен. Лорд Паркер тут же дал "чёткий и краткий" ответ, продолжавшийся каких-нибудь полчаса.
Хотя у меня было юридическое образование и я не пропустил ни слова из пространной речи судьи, но так и не понял смысла ответа: то ли "да", то ли "нет". Я спросил об этом у Харда. Хард неопределённо пожал плечами:
- Это очень сложный вопрос…
- Что же могут понять присяжные, если даже юрист не понимает сути ответа Паркера?
- Да разве смог бы он стать верховным судьей, если б его ответы были вразумительными? - ответил Хард.
Подсудимых снова увели в камеры. "Значит, - подумал я, - мне присяжные уже вынесли приговор, а разногласия возникли по делу кого-то из других подсудимых…" Я не догадывался, что через несколько минут мне придётся пережить жестокий удар.
Снова нас повели в зал. Судья, исполненный важности и значительности момента, спросил старшину присяжных, пришли ли они к какому-либо решению. Старшина ответил: да, пришли и тут же зачитал протокол: все обвиняемые признаны виновными в тайном сговоре с целью нарушить закон о сохранении государственной тайны.
Затем в соответствии с правилами английского судопроизводства полагалось выступить суперинтенданту Смиту.
Каждому из обвиняемых он дал подробную характеристику. Обо мне он сказал следующее:
- Нам не удалось установить его подлинную личность. Но, по-моему, он русский. Кадровый советский разведчик…
В доказательство своего умозаключения суперинтендант привёл тот единственный факт, что на допросе я не ответил ни на один вопрос. Он даже процитировал из протокола допроса заявление Гордона Лонсдейла: "Что бы вы ни спросили меня, моим ответом будет "нет", а поэтому не будем терять попусту время…"
Я действительно сказал это, но так и не смог понять, почему эти слова могут служить доказательством национальности человека и его профессии.
В списке подсудимых я был третьим. Но именно с меня начал приговор верховный судья лорд Паркер. Я заметил, что судья читал приговор по бумажке, хотя у него явно не было времени его подготовить, и счёл это благоприятным обстоятельством: очевидно, судья действительно остановился на четырнадцати годах заключения. Остальные подсудимые получат в таком случае лет по десять.
К сожалению, это было не так…
В Англии судьи не только отправляют правосудие, но и "творят" право, то есть создают новые прецеденты, которые автоматически становятся частью обычного права, если их не отменит апелляционный суд.
Лорд Паркер ловко и умело этим воспользовался.
Покончив со вступительной частью обвинения, он обратился ко мне:
- Вы, Лонсдейл, явно кадровый разведчик. Это опасная профессия, и человек, принадлежащий к ней, должен быть готовым, а вы, несомненно, готовы, серьёзно пострадать в случае обнаружения. Более того, я считаю, что в данном случае именно вы были руководителем всех обвиняемых…
В этом месте судья для вящей убедительности бросил многозначительный взгляд в зал.
- Вас нашли виновным в правонарушении по обычному праву, и в этих случаях нет установленного максимального наказания, однако никакое наказание не может быть чрезмерным для данных обстоятельств. Я убеждён, что данный тайный сговор длился много месяцев и материалы передавались несколько раз. Вы отправитесь в тюрьму на двадцать пять лет!
Зал ахнул.
Лорд Паркер торжествовал. Это были минуты его славы: вместе с Гордоном Лонсдейлом он входит в историю английского правосудия. И ещё он, видимо, сознавал себя спасителем Англии.
Ко мне подошёл защитник Хард:
- Гордон, не огорчайтесь слишком суровым приговором. Вы должны гордиться тем, что стали прецедентом английского права, я вас поздравляю…
Никогда ещё суды Англии не приговаривали за умысел к большему сроку, чем предусмотрено законом за само преступление! Судья и генеральный прокурор ловко использовали то, что пресса настроила соответствующим образом общественное мнение. Теперь они были спасителями страны!
Выслушав решение судьи, я улыбнулся - что мне оставалось делать?! Спросил Харда, чем он объясняет столь суровый приговор.
- Видите ли, - ответил адвокат, - сейчас у нас во всём и везде наблюдается инфляция. Растут цены, повышаются сроки наказания… И я, и Хард расхохотались.
Хаутон и Джи получили по 15 лет тюрьмы.
"Ну, вот, - подумал я, когда меня вели в камеру. - Точка поставлена. Теперь можно "отдыхать"…" Но мне предстояло ещё раз оказаться в зале суда - верховный судья решил, что 55 лет троим подсудимым - не так уж и много. Он должен вынести ещё одно решение - возложить на них оплату судебных издержек и даже расходов обвинения по этому делу.
Лорд Паркер оказался не только мстительным, но и мелочным.
Хард прокомментировал:
- Вам везёт, Гордон, ещё один прецедент в делах подобного рода…
Лишь поздно вечером меня увезли в тюрьму "Уормвуд скрабс". Один из сопровождавших меня тюремщиков - с ним я хорошо познакомился за два с половиной месяца Брикстона - сказал, что все тюремщики держали пари, каким будет приговор. Большинство считало - 10 лет, некоторые - и того меньше: семь - восемь… Все настолько ошиблись, что пари было отменено, а ставки возвращены.
- Сожалею, что ничем не могу помочь, - ответил я, - видимо, Паркер прослышал о вашем пари…
Лишь поздно вечером я наконец оказался в своей одиночке. Свалился на откидную койку, успев только отметить, что жизнь здесь не столь "комфортабельна", как в Брикстоне….
Утром посмотрел на себя и на процесс со стороны - принесли газеты.
"Дело Лонсдейла" освещали 200 журналистов, представлявших все крупнейшие издания Англии, Канады, Соединённых Штатов и других стран. Приговор в 25 лет вызвал сенсацию. Газета с самым крупным в то время в Англии тиражом - "Дейли миррор" посвятила ему всю первую полосу. Фотография - она сделана на Брюссельской международной выставке… - я улыбаюсь, за спиной - британский флаг… Подпись под снимком гласила: "Портрет мастера разведки на фоне британского флага. Фотография показывает красивого русского разведчика Гордона Арнольда Лонсдейла на выставке в Брюсселе, в которой он принимал участие в качестве директора одной из британских фирм. Вчера его приговорили к 25 годам тюремного заключения". В общей сложности газета уделяла подсудимым четыре полосы.
На первой странице "Дейли скетч" я сидел на скамейке в Гайд-Парке. Страницу пересекал набранный крупным шрифтом вопрос: "Но кто же он?" - стрела указывала на фотографию. В статье подчеркивалось, что контрразведчики убеждены лишь в одном, что человек на снимке - не Лонсдейл и только "человек, с невозмутимым спокойствием выслушавший приговор лорда Паркера - 25 лет тюрьмы, знает, кто он".
Более серьёзные газеты считали, что дело Лонсдейла - провал в работе английской контрразведки, и сообщали, что лидер оппозиции Гейтскелл требует начать официальное расследование. Гейтскелл в свою очередь давал интервью, где подчёркивал, что пришёл в ужас: оказывается, на протяжении многих лет "иностранная разведка с полной безнаказанностью могла действовать в Англии, и никто не знает, какую информацию и в каком объёме она добывала".
Из книги Дж. Буллока и Г. Миллера "Кольцо шпионов":
"Лонсдейл после его ареста полностью отказался что-либо сказать. В тюрьме ещё до процесса его посетили некоторые партнёры по бизнесу. С ними он был готов разговаривать и помочь завершить его сложные финансовые сделки. Однако, когда его допрашивала полиция, уже с самого начала он сидел, откинувшись назад, и улыбался, не говоря ни слова. Он знал, что если будет отвечать на вопросы, то может в чём-то ошибиться, и это поможет полиции выйти на след других членов группы, которые ускользнули…"
"Приговор (25 лет) заставил ахнуть публику, заполнившую битком помещение суда. Даже самые максимальные предсказания, которые делали вовсю в течение нескольких дней, не превышали 14 лет заключения.
Лонсдейл же воспринял приговор с полуулыбкой и, чётко повернувшись, быстро спустился по ступенькам к камерам, расположенным этажом ниже…"
Газета "Обсервер" о Кононе Молодом:
"В нём было что-то настолько профессиональное, что возникло лишь чувство восхищения. И если хоть один человек был патриотом и жил ради своего долга, то это - он".
18 месяцев спустя.
Когда на заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР давал показания английский шпион Винн, газета "Ньюз оф ве уорлд" горестно сообщала: "Его (Винна) поведение на скамье подсудимых едва ли было таковым, как у невозмутимого профессионала. "Мои соотечественники подвели меня", - мычал он. Как далеко это было не похоже на Гордона Лонсдейла, так спокойно сидевшего в течение всего процесса в "Олд Бейли". У него даже веко не дрогнуло, когда его приговорили к 25 годам заключения".
Глава XXX
Все английские тюрьмы похожи одна на другую: от круглого центра, как спицы от ступицы колеса, расходятся четырёхэтажные корпуса. В каждом - три сотни камер. Это - снаружи. Внутри - они тоже близнецы. Правда, в одних - почище, в других - погрязнее. В этих кормят из рук вон плохо, в тех - просто плохо. Где работают по двенадцать часов в день, где вовсе не работают. Но суть их - везде одна и мир их одинаков - тупой, убивающий всё живое и думающее, такой же бессмысленный и бесчеловечный, как сама английская тюремная система, которая не имеет ничего общего с перевоспитанием человека, совершившего преступление.
Мне предстояло познакомиться и с тюремной "экономикой", в основе которой, как ни странно, лежит древний, как мир, примитивный принцип натурального хозяйства: в ткацких мастерских сами заключённые делают ткани для одежды (для производства сукна используется в основном тряпьё от старой тюремной одежды). В сапожных и швейных мастерских шьют одежду и обувь, на тюремных фермах выращивают капусту и картофель. В одной из тюрем варят мыло. В другой работает типография, публикующая тюремные правила и всевозможные предупреждения о грозных последствиях, которые ждут нарушителей тюремной дисциплины. Даже щётки для мытья параш делают тут же, в тюрьме.
О, эти параши - хитроумное проявление человеческой изобретательности, уходящее куда-то в глубь веков! Самая поразительная особенность английских тюрем - это полное отсутствие того, что и строители, и работники коммунальных служб деловито маскируют словечком "санузлы". Утро во всех тюрьмах, где я побывал, начиналось одинаково - с выплескивания параш - процедурой столь же ненавистной заключённым, сколь и тюремщикам.
После выплескивания можно было умыться. Для этого у каждого заключённого есть кувшин с холодной водой и таз. С помощью последнего моют всё, что поддаётся этой процедуре, - лицо, ноги и даже пол в камере.
Как-то на прогулке я обратил внимание, что стены тюрьмы перечеркнуты вертикальными полосами более светлого кирпича. Спросил надзирателя, чем это вызвано. Тот ответил: полвека назад какой-то гуманный министр внутренних дел, поглядев раз на "выплескивание", приказал оборудовать камеры унитазами и водопроводом. Что и было сделано. В порядке эксперимента. Но почему-то "устройства" часто засорялись и доставляли немало хлопот тюремной администрации. При первом удобном случае тюремщики заявили, что эксперимент себя не оправдал. Камеры были возвращены в первозданное состояние. От нововведения там, где проходили трубы, остались лишь полосы "молодого" кирпича.
"Выплескивание" было операцией неприятной, но короткой. Гораздо более серьёзным испытанием оказался холод, который царит в английских тюрьмах вопреки искреннему мнению большинства англичан, считающих, что в их государстве никогда не бывает холодно. Впрочем, и статистика показывает, что в среднем раз в десять лет там случаются довольно сильные морозы. Но, повторяю, сами англичане почему-то не хотят считаться с этим и продолжают упорно строить дома с водопроводными и канализационными трубами, проходящими по внешней стене. Когда температура падает ниже нуля, трубы разрывает мороз. Тогда газеты бросаются печатать комментарии экспертов о том, что трубы должны проходить либо внутри стен, либо внутри зданий… Морозы длятся недолго, и вскоре всё возвращается "на круги своя".
Вообще-то трубы внутри, трубы снаружи - большинству англичан это, видимо, безразлично. Не безразлично другое - традиции. "Добрая" старая Англия намертво держится за свои традиции. Одна из них - таких всемирно известных английских традиций - камин. Бесспорно, это второй после костра "по экономичности" источник тепла, ибо строят камины с прямыми дымоходами, поэтому горячий воздух тут же вылетает в трубу. Как только камин гаснет, в комнате становится холодно. Я не раз интересовался у англичан, почему они упорно возводят дымоходы таким странным образом. Большинство просто не предполагало, что есть какие-то другие способы. Некоторые шутливо отвечали, что это делается для удобства Санта Клауса, который, как известно, проникает в дома через дымоход. Люди, настроенные более серьёзно, говорили, что в прошлом веке каменный уголь был настолько дешев, что не имело смысла его экономить.
Но, как правило, камины бывают только в гостиной. Отапливать спальни англичане считают вредным и поэтому спят в тёплом белье под множеством одеял, предварительно нагрев постель с помощью грелок. Как метко заметил мне один знакомый, Англия - единственная страна, где на ночь не раздеваются, а одеваются…