О легендарном основателе династии Ся Да Юе известно немало, но в то же время ни одно из событий его жизни невозможно датировать сколько-нибудь точно. Легенды представляют его идеальным правителем, который посвятил всю свою жизнь нуждам народа. Главным деянием Великого Юя стало усмирение потопа, нахлынувшего на империю. Наводнения, от которых страдало его царство, были настолько катастрофическими, что иногда вода доходила до вершин высочайших холмов. Да Юй решил избавить страну от этой напасти и принялся расширять русла рек, строить дамбы и копать каналы. По одной из легенд, Юй был драконом, и когда пришло время браться за работу, он призвал своих сородичей. Под его руководством драконы, которых до сих пор считают священными животными Китая, отводили лишнюю воду с полей, прокладывали новые речные русла, так что вскоре почти не осталось рек, чьи берега не претерпели изменений. Работы по осушению страны затянулись на долгие годы. По преданию, Юй в течение тридцати лет не переступал порога родного дома, хотя трижды за это время проходил мимо его дверей. Разумеется, легенды преувеличивают и, скорее всего, Юй просто руководил процессом мелиорации, однако после принятых им мер наводнения перестали угрожать Поднебесной. Другой важный труд, приписываемый Юю, - разделение империи на девять областей. Для каждой из них Да Юй определил границы, собрал сведения о горах, реках, качестве почвы и, исходя из этого, определил количество податей, которые каждая область должна была ежегодно отправлять в столицу.
По традиции, существовавшей до основания династии Ся, каждый правитель перед смертью назначал себе преемника из числа придворных. Да Юй передал власть своему министру И. Однако народ настолько высоко ценил заслуги своего повелителя, что отверг это назначение, и трон Юя в 2197 году до н. э. наследовал его сын Ци. В "Книге гор и морей" часто встречается это имя и говорится, что Ци был рожден от божества и земной женщины и, хотя сам не был божеством в полном смысле этого слова, он был героем с божественными способностями. Внешность его была необычной: с ушей его свисали две зеленые змеи, он ездил на двух драконах и три слоя облаков поддерживали его. В левой руке он держал зонт из перьев, в правой - нефритовый браслет. Пояс его украшал нефритовый полудиск.
По преданию, трижды поднимался он в небо на летающих драконах в гости к небесному правителю. Там он украдкой записал небесные мелодии цзюбянь и цзюгэ и, изменив их, распространил среди людей. Впервые эти мелодии были исполнены музыкантами по его приказу на равнине Даму на высоте шестнадцать тысяч чи. Музыка всем понравилась, и по этим мелодиям Ци написал музыку для представлений с песнями и танцами и велел певцам и танцовщицам, взяв в руки бычьи хвосты, разыграть представление в полях Далэ, что к северу от горы Даюньшань. Так у людей появились новые, более сложные мелодии. Вероятно, после этого они перестали пользоваться старыми монотонными шэнами Нюй-ва. Летописи и устные предания приписывают Ци волшебные способности.
Под стать правителю были и его придворные. До наших дней дошло имя чиновника Мэн Ту из Ба (так в старину называлась восточная часть провинции Сычуань). Он обладал редким даром отличать правду от лжи. Когда он разбирал дела в суде, то обычно не обращал внимания на поведение спорщиков. Ведь стоило ему произнести заклятие и внимательно посмотреть на истца и ответчика, как на одежде виновного проступали кровавые пятна. Приговоры Мэн Ту всегда были справедливы - во всяком случае, сведений о его ошибках, из-за которых пострадали бы невиновные, не сохранилось. Когда Мэн Ту умер, его похоронили на вершине горы Ушань. Впоследствии у подножия этой горы в память о его заслугах был воздвигнут храм, названный храмом Мэн Ту.
После Ци престолом владели его потомки, представители более десяти поколений, и в конце концов власть оказалась в руках Кун Цзя, который отошел от государственных дел и проводил время в поклонении божествам и бесам, в пирах, охоте и развлечениях с женщинами. Могущество династии Ся с каждым днем ослабевало. Вассальные князья стали роптать, недоволен потомком Да Юя и Ци был и народ. Но Кун Цзя (авторы многочисленных записок прямо называли его "глупым правителем", несмотря на знаменитый китайский этикет) ничего не замечал и продолжал развлекаться и пребывать в роскоши.
Любимым способом времяпровождения Кун Цзя была охота. Однажды он с большой свитой всадников и колесниц, с соколами и собаками отправился охотиться к горе Дуньянфу, где обитало доброе божество Тайфэн. Божество очень не любило глупого правителя за его беспорядочную жизнь и вызвало сильный ветер, поднимавший песок и камни. Небо и земля потемнели, Кун Цзя и его свита сбились с дороги и потеряли друг друга.
Правитель с несколькими слугами с трудом добрался до хижины, расположенной у горного ручья, чтобы спрятаться от бури. В хижине только что родился мальчик, родственники и соседи пришли поздравить хозяина. Вдруг они увидели, что входит сам правитель Кун Цзя. Все тотчас же приветствовали его. Кто-то сказал: "День, когда родился этот ребенок, счастливый. В этот день сюда пришел правитель, в будущем у ребенка во всех делах будет счастье и удача". Ему возразили: "Хотя день и счастливый, но сомнительно, чтобы ребенка можно было охранить от позднейших бед". Услышав это, Кун Цзя велел взять ребенка во дворец. Он хотел доказать подданным, что даже судьба находится во власти императора, а значит, он сумеет оградить мальчика от любых бед и страданий.
Прошли годы. Мальчик стал взрослым. Кун Цзя решил назначить его чиновником. Но, как это обычно случается в мифах, произошло событие, разрушившее планы неразумного правителя. В результате несчастного случая юноша стал калекой. Винить было некого: когда воспитанник Кун Цзя находился в оружейном зале, с подставки для оружия упал топор и отрубил ему ногу. Теперь юноша не мог стать чиновником (на эту должность претендовали только здоровые люди), а ничему другому его не учили… Кун Цзя назначил его привратником и, как говорят, смирился с тем, что судьба сильнее любого из правителей. В память о своей ошибке он сочинил мелодию и назвал ее "Песнь о рубящем топоре". По преданию, она была первой песней на Востоке.
Еще одним любимым занятием Кун Цзя было кормление драконов. Драконы жили при дворе правителей Ся со времен императора Шуня, получившего пару этих сказочных существ в дар от жителей страны Наньсюнь. Кун Цзя продолжил традицию своего рода. Ему каким-то образом удалось достать пару драконов - самца и самку. Основной трудностью было найти человека, знающего повадки драконов и умеющего за ними ухаживать. После долгих поисков и неудач, к тому времени в живых остался лишь один дракон, смотрителем драконов стал Ши-мэнь - настоящий волшебник, судя по тому, что говорится о его способностях в летописи. В частности, питался он цветами персика и сливы и, говорят, мог сжечь самого себя и вознестись на небо. После того как Ши-мэнь приступил к своим обязанностям, больной дракон выздоровел.
Поначалу Кун Цзя был доволен Ши-мэнем, но вскоре у правителя начали возникать постоянные стычки со смотрителем драконов. Дело в том, что Ши-мэнь не был приучен к лицемерию и нередко отказывался выполнять приказы правителя, казавшиеся ему бессмысленными. Однажды Ши-мэнь открыто высмеял какое-то из высказываний Кун Цзя, и тот велел отрубить ему голову, унести его труп из столицы и закопать в отдаленном пустынном месте. Как только тело было предано земле, подул сильный ветер и полил дождь, а затем внезапно загорелись все окрестные леса. Люди бросились тушить пожар, но огонь не унимался. Кун Цзя, испугавшись мести убитого чародея, сел в колесницу и отправился за город к месту погребения, чтобы просить Ши-мэня о милосердии. После этого огонь утих. Правитель сел в колесницу, чтобы вернуться во дворец. Когда колесница остановилась перед ступенями дворцовой лестницы, оказалось, что Кун Цзя мертв.
Вскоре после смерти Кун Цзя на престол взошел его внук, а по другим сведениям, сын Люй-гуй, известный под именем Цзе-вана. Его описание также далеко от реальности и изобилует преувеличениями. Цзе-ван обладал крепким телосложением, величественной осанкой и огромной силой. Он с легкостью мог одной рукой сломать твердый олений рог и разогнуть железный крюк. В воде он храбро сражался с драконами, на суше мог голыми руками драться с волками, шакалами, барсами и тиграми. Впрочем, в отличие от своих прадедов, этот правитель славился жестокостью и своенравием. Его великолепный дворец под названием "Яшмовая башня" был построен на поте и крови тысяч людей. Здесь были собраны редкие вещи, сюда свозили красавиц со всей Поднебесной. Танцоры, шуты и карлики развлекали своего повелителя, забывшего о стране. Китайские летописцы сообщают, что Цзе-ван за все время своего правления не совершил ни одного праведного поступка, а только пил вино и развлекался с красавицами в задних покоях. Многие из развлечений Цзе-вана были вполне безобидными, но некоторые граничили с безумием. Только душевнобольной человек мог придумать забаву, о которой летописцы с явным осуждением сообщали: "Во дворце у него был пруд, наполненный вином. В пруду могла свободно плавать лодка. При ударе барабана три тысячи человек подползали к пруду на четвереньках и, вытянув шеи, как волы, начинали пить вино. Некоторые, перепившись, с криками падали в пруд и тонули. Сам Цзе-ван вместе со своей любимой наложницей Мэй-си, глядя на зрелище, смеялся до слез и не находил в этом ничего предосудительного".
Кроме знаменитой Яшмовой башни, у Цзе-вана были другие дворцы и парки. Самым известным из них считался Дворец вечной ночи, построенный в темном уединенном ущелье. Цзе-ван проводил там дни и ночи напролет в сопровождении обширной свиты юношей и девушек из знатных семейств. Однажды ночью в ущелье неожиданно подул свирепый ветер, заглушивший звуки музыки, поднявший такую густую пыль, что она затмила яркое сияние светильников. За короткое время тучи песка засыпали все ущелье вместе с дворцом, но Цзе-вана по счастливой случайности там не оказалось. Мудрецы пытались объяснить правителю, что это было предупреждение, ниспосланное ему с неба. Но он был далек от раскаяния.
Как и прежде, он продолжал разорять казну государства, удовлетворяя бесконечные прихоти своих наложниц и совершая безрассудные поступки. Так, наложница Мэй-си любила слушать треск разрываемого шелка. По приказу Цзе-вана из сокровищницы приносили множество узорных тканей и разрывали их кусок за куском, чтобы доставить ей удовольствие. Другая наложница Цзе-вана превратилась в дракона с торчащими зубами и когтями, к которому было страшно приблизиться, но временами вновь обретала облик очаровательной молодой женщины. Девушка-оборотень каждый день требовала себе в пищу человека, и Цзе-ван выполнял ее просьбу. Он велел звать ее Цзяо-цзе, что значит "наложница-дракон". По преданию, она могла предсказывать, что ожидает правителя в будущем: счастье или беда. Трудно предположить, что скрывается за этой метафорой. Разумеется, никакого превращения на самом деле не происходило, однако вполне может быть, что знаменитая наложница действительно истязала людей…
Империя Ся находилась на грани катастрофы и держалась на плаву лишь благодаря усилиям советников Цзевана. Но ни мудрец Гуань Лун-фэн, который часто упрекал Цзе-вана за его безнравственное поведение, ни другие его придворные не могли удержать императора от безумия. Постепенно Цзе-ван начал проявлять все признаки душевнобольного человека, к тому же одержимого манией величия. Когда главный повар императора - И Инь - сказал, что правитель собственными глазами увидит, как страна придет к гибели, тот сперва в гневе ударил кулаком по столу. Но, опомнившись, рассмеялся и произнес: "Я в Поднебесной, как солнце на небе. Кто видел, чтобы солнце можно было уничтожить? Меня можно будет уничтожить лишь тогда, когда будет уничтожено солнце". Слова Цзе-вана стали известны многим его подданным, тем более что после этого случая он не упускал возможности назвать себя небесным светилом. Выросший в полной изоляции от внешнего мира, далекий от управления государством Цзе-ван даже представить не мог, как ненавидел его народ. Историки приводят любопытное высказывание, как нельзя лучше характеризующее отношение китайцев к последнему императору династии Ся: "Каждый, с проклятием указывая на солнце, говорил: "Ты, проклятое солнце, почему ты не умерло раньше? Я охотно бы умер, если бы знал, что и ты умрешь"".
Вскоре последовало знамение, которое трудно было истолковать двояко. У Цзе-вана был приближенный по имени Фэй Чан. Однажды он прогуливался по берегу Хуан э и увидел, что на небе одновременно появилось два солнца. Одно из них восходило, а другое закатывалось. В то же время раздался удар грома. Фэй Чан, увидев это чудо, вспомнил народную пословицу "На небе не бывает двух солнц, на земле не бывает двух правителей". Не зная, как истолковать знамение, он обратился к водяному богу Хэ-бо с вопросом: "Какое из этих солнц олицетворяет Инь и какое - Ся?" - "Западное солнце - это Ся, - ответил ему Хэ-бо, - а восточное - Инь". Фэй Чан не стал сомневаться в словах божества, немедленно забрал домочадцев и убежал к Тан-вану - основателю новой китайской династии, который в то время был уже широко известен в Китае.
Вскоре Цзе-ван был наголову разбит вождем племени Шан Чэн-таном, сослан в Наньчао (ныне местность в современной провинции Аньхуэй, приблизительно в 40 км к северу от Янцзы), где и умер. Вместе с ним ушла в небытие династия Ся. Сегодня о ней напоминают лишь старинные летописи, археологические находки и несколько исторических памятников. В провинции Чжэцзян расположен комплекс, состоящий из Могилы Великого Юя (Юйлин) и Храма правителя Юя (Юй-ван мяо). Туристы со всего мира приезжают сюда, чтобы увидеть могилу легендарного императора, оставившего о себе добрую память, и задуматься над тем, как коротка человеческая жизнь и даже "жизнь" целой династии в сравнении с Вечностью.
ДИНАСТИЯ МИН
Династия Мин - одна из наиболее известных династий, с правлением которой связан значительный период многовековой китайской истории. Иероглиф "мин" в китайском языке означает "ясный", "светлый", "разумный". Даже те, кто никогда не интересовался историей Востока, хотя бы понаслышке знают о знаменитых на весь мир драгоценных вазах эпохи Мин. Однако вряд ли большинство читателей могут назвать имя хотя бы одного "минского" императора.
Императорская династия Мин не может похвастаться родоначальником-небожителем. Историкам достоверно известно, что ее основателем был человек из плоти и крови, более того, он даже не имел благородного происхождения. В прошлом буддийский монах, выходец из социальных низов, Чжу Юаньчжан, возглавил повстанческую армию во время крестьянского восстания, победа которого и положила начало новой династии. Начавшая это восстание секта Минцзяо проповедовала скорое пришествие восстановителя справедливости, Князя Света, Мин-вана. После захвата Пекина вождь повстанцев Чжу Юаньчжан провозгласил, что отныне Поднебесная будет называться Да Мин - Великая империя Света. Естественно, этим он хотел подчеркнуть, что император - тот самый Князь Света, о котором говорилось в пророчествах. Новая династия получила название Мин - Светлая.
Китайские летописи нередко упоминают Чжу Юаньчжан как жестокого правителя, однако обстановка, в которой ему приходилось действовать, требовала самых решительных, иногда жестоких действий. За короткое время минские войска изгнали с территории Китая монголов и завершили объединение страны. Однако окончательное избавление от власти монгольских феодалов и верных им местных властителей из окраинных провинций произошло лишь почти 20 лет спустя после основания династии Мин. Кроме того, существовала угроза нового вторжения монгольских ханов на территорию Китая. В пределах Поднебесной было неспокойно: чтобы захватить власть, Чжу Юаньчжану пришлось преодолевать сопротивление соперничавших группировок повстанцев, среди которых было немало могущественных феодалов.
Деятельность Чжу Юаньчжана сделала его весьма популярным среди малообеспеченных слоев населения. Прежде всего, как сказали бы сегодняшние политтехнологи, он себя удачно позиционировал. Новый император не скрывал, что он "простой человек с правого берега реки Хуанхэ", а главной своей задачей считал необходимость "охранять народ и привести его к благоденствию". Император часто посещал деревни, иногда сам пахал землю, приглашал во дворец уважаемых старцев и расспрашивал их о жизни крестьян. Ведь в Поднебесной эпохи Мин земледелие, пусть это не покажется странным, считалось наиболее почетным занятием. Крестьянам, в отличие от торговцев, разрешалось носить шелковую одежду, они пользовались всеобщим уважением.
Аграрная политика первого императора династии Мин сводилась к увеличению доли крестьянских дворов и усилению строгого контроля за распределением казенных земель. При нем осуществлялась раздача земли безземельным и малоземельным крестьянам, практиковалось переселение крестьян на пустующие земли, создание опекаемых казной военных и гражданских поселений. Было введено фиксированное налогообложение со сравнительно невысокими налогами, а некоторые категории дворов подчас вообще освобождались от налогов. "Лучшая политика заключается в заботе о народе, а забота о народе выражается в умеренных налогах", - говорил Чжу Юаньчжан. Отдельные указы первого императора династии Мин могут показаться утопическими. Но они вполне соответствовали духу времени и культуре Китая: "В каждой стодворке нужно выбрать старых, либо увечных, не способных работать людей и приказать мальчишкам водить их. Эти люди должны держать в руках деревянный колокольчик и выкрикивать слова, да так, чтобы народ слышал, произносимые ими слова, убеждающие людей быть добрыми и не нарушать законы. Эти слова таковы: будь послушен и покорен отцу и матери, почитай и уважай старших и высших, живи в мире и согласии с односельчанами, воспитывай детей и внуков, спокойно занимайся каждый своим делом, не совершай дурных поступков…"
Все эти меры в немалой степени способствовали тому, что к императорской власти стали относиться с уважением, а государство с каждым годом все более крепло. Сам бывший бедняк, Чжу Юаньчжан не доверял чиновникам - выходцам из помещичьей среды. По данным историков, за годы его правления более 10 тысяч чиновников были казнены за хищения и взяточничество. Впрочем, нельзя считать Чжу Юаньчжана идеальным правителем, ставившим нужды народа превыше собственных. Известно, что родственники императора получали во владение обширные уделы, в которых чувствовали себя практически независимыми. При жизни императора это служило гарантией их лояльности, но после его смерти стало причиной смуты и нового витка борьбы за власть.