Юрий Андропов не поддержал Румянцева. Он держался крайне осторожно, не примыкая ни к одной из группировок, возникших в это время и вокруг Брежнева, и вокруг Косыгина, и вокруг Шелепина, и вокруг Суслова. На XXIII съезде КПСС состав ЦК значительно изменился. Но Андропов был вновь избран членом ЦК, а затем и его секретарем. Он продолжал возглавлять свой прежний отдел. Однако характер работы в отделе и прежняя атмосфера "интеллектуальной вольницы" изменились, это оказался очень трудный период и для самого Андропова. Он видел, что в стране происходит консервативный поворот. Но он не мог открыто восстать против него. Андропов являлся профессиональным политиком и кадровым партийным работником. Для такого человека не существовало в то время никаких возможностей выступать самостоятельно в идеологии или политике. К тому же он не хотел потерять те позиции в партийной иерархии и в структуре власти, которых добивался и которых достиг с немалым трудом. Пример Дмитрия Шепилова, которому Андропов направлял в 1956 году свои шифрограммы и который трудился теперь в архивном управлении Совета Министров СССР, был хорошо ему известен. Поэтому он решил остаться, вероятно, в надежде на то, что в стране со временем возобладают иные политические течения и он получит шанс использовать их, разумеется, не столько в личных интересах, сколько в интересах народа, как он их понимал. Это был мучительный личный компромисс, который даже в его ближайшем окружении далеко не все могли понять и одобрить.
Андропов часто выглядел подавленным, мрачным, раздраженным. Его ближайшее окружение начало постепенно распадаться. Одним из первых ушел из аппарата ЦК Ф. Бурлацкий. "…Это было, - вспоминает Федор Михайлович, - в конце декабря 1964 года. В девять часов вечера я все еще сидел в своем просторном кабинете, просматривая последние сообщения ТАСС и деловые бумаги. Попалась на глаза подготовленная мной для Политбюро записка "О планировании внешней политики СССР". Перечитывая текст, я с горечью думал о том, как гибнут или превращаются в свою противоположность самые разумные идеи, о повороте, который начался после падения Хрущева. Вдруг зазвонил телефон.
- Вы не могли бы зайти ко мне? - раздался в трубке какой-то растерянный и хрипловатый голос Андропова.
Я зашел к нему, сел в кресло напротив и поразился необычно печальному и удрученному выражению его лица. Посидели несколько минут молча: он - опустив глаза, а я - всматриваясь в его лицо и пытаясь понять, что происходит. И тут - по какому-то совершенно необъяснимому импульсивному движению души - я неожиданно сказал:
- Юрий Владимирович, мне хотелось бы поговорить с вами об этом все последнее время. (Он удивленно вскинул на меня глаза.) Я чувствую все большую неуместность продолжения своей работы в отделе. Вы знаете, что я никогда не стремился, да, вероятно, и не мог стать работником аппарата. Я люблю писать. Но главное, пожалуй, не это. Сейчас происходит крутой поворот во внутренней и внешней политике. Вначале казалось, что мы пойдем дальше по пути реформ, по пути Двадцатого съезда. Теперь видно, что эта линия отвергнута. Наступает какая-то новая пора. А новая политика требует новых людей. Я хотел просить вас отпустить меня. Я давно мечтал работать в газете политическим обозревателем, и сейчас, считаю, для этого самый подходящий момент, кроме того, вероятно, и вам это в чем-то развяжет руки, поскольку на меня многие косятся, считая фанатичным антисталинистом.
Все это я выложил залпом. И тут увидел лицо Андропова. У меня нет слов, чтобы передать его выражение. Он смотрел на меня каким-то змеиным взглядом несколько долгих минут и молчал. Я до сих пор мучаюсь загадкой - что означал этот взгляд? В тот момент мне казалось, что в нем выражалось недовольство моим неожиданным заявлением. Ничего подобного, конечно, Ю. В. от меня не ожидал… Через некоторую паузу с хрипотцой в голосе Ю. В. медленно сказал:
- А кого вы предлагаете вместо себя?
Он не назвал меня Федором, как это делал обычно, а задал вопрос в безличной, равнодушной, даже во враждебной манере.
- Я думаю, что для этой роли равно годятся Шахназаров и Арбатов - по вашему выбору. Каждый из них вполне в состоянии руководить группой. Они работают уже больше двух лет и хорошо овладели делом.
- Наверное, Арбатов все-таки больше подходит, - сказал Андропов… - Что касается вашего перехода политическим обозревателем в "Правду", то помогать вам я не буду, хлопочите сами.
После этого разговора… я вышел из кабинета в странном состоянии пережитого потрясения. Как будто я добился своего: давно мечтал о работе политического обозревателя… Но я не ожидал такого разговора с Андроповым. Почти пять лет непрерывной безотказной службы, большой человеческой близости - и такой финал. Этого не могло быть. Все должно быть как-то иначе. Вот почему мне думается, что я попал в самую неподходящую и трудную для него минуту жизни. Он расценил мой шаг не как акт мужества человека, который уходит в отставку, бросает политическую карьеру по принципиальным мотивам. А я думал, что поступаю именно так…".
У Ф. Бурлацкого имелось немало оснований уйти из аппарата ЦК КПСС. Однако при тех отношениях, которые у него сложились с Андроповым, не следовало действовать, подчиняясь "необъяснимому импульсивному движению души", да еще в один из самых трудных для шефа дней, когда он сидел с "необычайно печальным и удрученным выражением лица".
У Андропова были все основания считать поступок Бурлацкого не просто проявлением нелояльности или личным вызовом, но даже предательством. Очень трудно было рассматривать решение Бурлацкого как акт мужества.
Ф. Бурлацкий ушел в "Правду", но продержаться здесь долго уже не смог, времена были не те. Когда его в 1966 году снимали с должности обозревателя, он позвонил Андропову с просьбой о заступничестве. Но Юрий Владимирович посоветовал обратиться к Суслову. До самой смерти Андропова между ним и Бурлацким уже не было ни личных, ни серьезных деловых контактов, кроме нескольких случайных встреч. Г. Шахназаров, А. Бовин и Г. Арбатов остались работать рядом с Андроповым.
Конечно, Андропов хорошо понимал возможности и уровень Брежнева как политика и государственного деятеля. Однако он явно предпочитал недалекого и тщеславного, но благожелательного и компанейского Брежнева его основному в то время сопернику - "железному Шурику", А. Шелепину. Андропов попытался даже сблизиться с Брежневым, и когда последний, отправляясь с официальным визитом в Румынию, по дороге остановился в столь памятном для него Кишиневе, чтобы отметить свое возвышение в кругу старых приятелей и сотрудников, именно Андропов произнес наиболее пышный тост в честь Леонида Ильича - нового и достойного лидера, которого наконец-то обрела партия. Брежнев, казалось бы, не обратил внимания на льстивые слова, но не забыл их. Отношения между Генеральным секретарем и секретарем ЦК стали улучшаться.
Андропов стал реже и реже приглашать к себе Г. Шахназарова и пропускал мимо ушей слова о новых трудностях театра на Таганке. Иногда Андропов даже выказывал раздражение по поводу советов своего консультанта. Руководителем группы консультантов стал в 1965 году Г. Арбатов. В воспоминаниях он рассказывает, в каких стрессовых ситуациях часто оказывался Юрий Андропов в условиях сложных интриг и борьбы 1965–1967 годов. Свертывались инициативы прежних лет в отношении Запада, недостаточно продуманные шаги предпринимались и в отношении стран Восточной Европы. Мнением Андропова часто пренебрегали. Он не вступал в конфликты с членами Политбюро, но тяжело переживал многие вынужденные компромиссы. Дело кончилось серьезными осложнениями со здоровьем и больницей, в которой Андропов провел несколько месяцев. Он продолжал, правда, руководить своим отделом по телефону, принимал помощников. Даже обменивался с консультантами шуточными стихотворениями, много читал. К концу 1966 года Андропов уже был здоров и, казалось, вполне адаптировался к новой политической обстановке в стране. Его особое внимание в эти месяцы привлекала обстановка в Китае, где полным ходом развертывалась так называемая "культурная революция", постоянно вносившая в советско-китайские отношения напряженность и тревогу. Андропов, однако, не мог предвидеть, что скоро и в его судьбе наступит неожиданный и резкий поворот.
Глава четвертая. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КГБ
Как профессиональный политик Андропов не мог не думать об укреплении и расширении своего влияния и власти, и он несомненно просчитывал свои шаги на этом полном неожиданностей и опасностей пути. В окружении Андропова были убеждены, что именно их шеф сможет со временем возглавить все идеологические службы ЦК КПСС; Михаил Суслов уже в середине 1960-х годов казался человеком больным, а временами немощным и недолговечным. Однако вряд ли Андропов когда-либо предполагал, что он будет вынужден возглавить столь специфическое учреждение, как КГБ. Еще труднее было предположить, что именно Андропов окажется наиболее эффективным руководителем этой организации после Ф. Дзержинского и проработает на Лубянке ровно 15 лет.
Тот факт, что Андропов стал одним из "семи вождей" СССР и КПСС, придает дополнительный интерес описанию и анализу его работы в КГБ. Судьба предшественников Андропова, занимавших ранее его новый большой кабинет с окнами, выходящими на Лубянскую площадь: Менжинского, Ягоды, Ежова, Берии, Серова, Шелепина, Семичастного, - не внушала большого оптимизма. Однако для Андропова именно работа в КГБ создала наилучшие возможности выдвижения. Это определялось общей обстановкой в стране, составом ее лидеров и личными качествами самого Андропова.
Деятельность КГБ была секретной, и все документы, которые писал или подписывал на новом посту Ю. Андропов, имели гриф "Совершенно секретно". Многие из документов КГБ были позднее уничтожены; так поступают в критической ситуации все спецслужбы мира. Некоторые дела вообще не фиксировались. Это была военная организация, в которой принято выполнять не только письменные приказы. Тем не менее сегодня в распоряжении историков имеются тысячи материалов из архива ЦК КПСС и КГБ, на которых стоит подпись или виза Андропова. Как один из экспертов Конституционного суда по "делу КПСС", в 1992 году я имел возможность знакомиться со многими из них. В последние годы изданы или готовятся к печати несколько тематических сборников документов КГБ и ЦК КПСС. Поэтому кроме проблем поиска дополнительных документов и свидетельств передо мной стояла и проблема отбора материалов, наиболее важных для понимания личности и политической биографии Ю. В. Андропова.
Деятельность КГБ являлась особым и часто кривым зеркалом, отражающим историю, достижения и болезни советского общества. Как диссидент и автор книг по истории сталинизма я давно начал знакомиться в теории и на практике с работой КГБ. Это особая тема, и я хорошо понимаю, что у других людей может быть иная точка зрения на те эпизоды из политической биографии Андропова, которые будут изложены ниже.
Первые месяцы в КГБ
Новое назначение
В середине мая 1967 года на одном из заседаний Политбюро ЦК КПСС было принято решение о смещении Владимира Семичастного с поста Председателя Комитета государственной безопасности при Совете Министров СССР. Официально объявлялось, что Семичастный "переходит на новую работу". И действительно, вскоре его назначили одним из заместителей председателя Совета Министров Украинской ССР Владимира Щербицкого, у которого и без того уже имелось несколько заместителей, в том числе двое первых. Неофициально по партийным организациям была распространена информация о смещении Семичастного в связи с побегом на Запад дочери Сталина Светланы Аллилуевой, а также с серией крупных провалов советской разведки в Западной Европе и "за раздувание мелких дел". Вопрос о судьбе Семичастного обсуждался в самом узком кругу незадолго до заседания Политбюро, и для многих участников заседания, включая самого Семичастного, это оказалось полной неожиданностью. Бывший член Политбюро и первый секретарь ЦК КП Украины Петр Шелест писал в своих воспоминаниях: "Я приехал в Москву на заседание Политбюро. На повестке дня много сложных и важных вопросов… В кратком промежутке Брежнев вынул из нагрудного кармана какую-то бумажку, посмотрел и сказал: "Позовите Семичастного". В зал заседания вошел В. Семичастный, чувствовалось, что он не знал, по какому вопросу его пригласили на заседание Политбюро, смотрел на нас с каким-то недоумением, даже казался растерянным… Брежнев объявляет: "Теперь нам надо обсудить вопрос о Семичастном". "А что обсуждать?" - подал реплику Семичастный. Последовал ответ Брежнева: "Есть предложение освободить вас от должности Председателя КГБ в связи с переходом на другую работу". Семичастный подал голос: "За что? Со мной на эту тему никто не разговаривал, мне даже причина такого перемещения неизвестна"… Последовал грубый окрик Брежнева: "Много недостатков в работе КГБ, плохо поставлена разведка и агентурная работа… А случай с Аллилуевой? Как это она могла уехать в Индию, а оттуда улететь в США?"… По всей реакции было видно, что многие члены Политбюро и секретари ЦК были не в курсе этого вопроса. Я был просто поражен, что с Семичастным перед решением этого вопроса никто не переговорил, ему не дали опомниться". Тем не менее решение было принято единогласно, за него голосовал и Петр Шелест, который в воспоминаниях осуждает такие "подлые, коварные и трусливые приемы при перестановке кадров".
Новым Председателем КГБ Брежнев предложил назначить Ю. В. Андропова, который, как и многие секретари ЦК КПСС, присутствовал на заседании Политбюро. Никто не возражал. По свидетельству П. Шелеста, "было заметно, что для Андропова это предложение не было неожиданным. Но он все же сказал: "Может быть, не надо это делать? Я в таких вопросах совершенно не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту сложную работу". Но вопрос был решен самым "коллегиальным" образом".
Истинные причины этого важного перемещения были далеки и от официальных, и от неофициальных объяснений. В 1965–1967 годах Брежнев не являлся единоличным лидером партии и государства, а многие считали его лишь временной и промежуточной фигурой. Очень велико было влияние Председателя Совета Министров Алексея Косыгина, который претендовал на главную роль в решении не только хозяйственно-экономических проблем, но и многих вопросов внешней политики. Не желал быть только формальным лидером государства и энергичный Николай Подгорный - Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Были ситуации, когда именно эти три человека собирались вместе в Кремле и принимали решения по ряду не просто важных, но и неотложных проблем. Значительно возросла после октябрьского Пленума роль М. Суслова, который, оттеснив Л. Ильичева, претендовал на роль "главного идеолога" партии. Однако наиболее открыто на лидерство претендовал Александр Шелепин. Этот 49-летний честолюбивый политик являлся не только членом Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, но и одним из первых заместителей Председателя Совета Министров СССР. Шелепин возглавлял также созданную при Хрущеве специальную организацию партийно-государственного контроля с большими формальными правами и собственным штатом контролеров. Семичастный был ближайшим другом и единомышленником Шелепина, и все понимали, что Шелепин, который возглавлял КГБ в 1958–1961 годах, продолжает контролировать эту организацию. В середине мая 1967 года Шелепин заболел, и его с диагнозом "аппендицит" положили для срочной операции в Кремлевскую больницу. В это время Брежнев, поддержанный Сусловым, Косыгиным и Подгорным, и решил провести через Политбюро смещение Семичастного. Вернувшись из больницы, Шелепин обнаружил, что он лишился не только больного аппендикса.
Вечером 19 мая 1967 года, сразу же после окончания заседания Политбюро, комиссия ЦК КПСС в составе М. Суслова, А. Кириленко и И. Капитонова прибыла на Лубянку и, созвав коллегию КГБ, объявила решение Политбюро, представив членам коллегии КГБ их нового начальника Ю. В. Андропова.
Назначение Андропова Председателем КГБ вполне устраивало Суслова, который видел в нем соперника при решении идеологических проблем. Не возражал и Косыгин, у которого с Андроповым далеко не всегда имелось полное понимание при решении вопросов экономического сотрудничества со странами социалистического лагеря, в первую очередь с Китаем. Очень доволен был и Брежнев, у которого сложились трудные отношения не только с Шелепиным, но и с Семичастным. Андропов не принадлежал к числу друзей Брежнева, но был в 1967 году далек и от других лидеров. В многочисленных мемуарах 1990-х годов можно встретить самые разные комментарии к переходу Андропова в КГБ. "Юрий Владимирович, - пишет Шахназаров, - был по природе осторожен, опасался соглядатаев, и не без оснований: новый генсек не только явно благоволил ему, но и зорко присматривал. Брежнев, разумеется, читал статьи из иностранных журналов, в которых говорилось о восходящей звезде советской политики - Андропове, ему предрекали в скором времени стать лидером. Это не могло не насторожить хитрого генсека, и он в своей обычной интриганской манере нашел оригинальный способ не только обезопасить себя от соперника, но и извлечь максимальную выгоду - отправил Андропова в Комитет государственной безопасности. Зная о его безусловной порядочности, Леонид Ильич с тех пор спал спокойно: наиболее ответственный участок был поручен умному человеку, одновременно его, мягко говоря, отодвинули в сторонку". С этими оценками трудно согласиться. В 1967 году об Андропове мало что знали и в нашей стране, и за границей, и иностранные журналы не писали о нем как о "восходящей звезде", он не являлся тогда даже членом Политбюро. К тому же Брежнев не читал иностранных журналов, он очень бегло просматривал обзоры ТАСС и не считал Андропова своим соперником, хватало других, более влиятельных. Переход в КГБ являлся для Андропова движением не только в сторону, но и вверх. Председатель КГБ в СССР в конце 1960-х годов - более влиятельная фигура, чем один из рядовых секретарей ЦК. К тому же Андропова, оставившего Секретариат ЦК, избрали кандидатом в члены Политбюро ЦК. Это значительное продвижение в партийной иерархии означало, что КГБ и его Председатель получили дополнительные полномочия.
Хорошо помню, что смещение Семичастного и назначение Андропова вызвало тогда в кругах интеллигенции и особенно среди диссидентов различные толки и предсказания. Никто не сожалел об отставке Семичастного. Еще в 1966 году после судебного процесса над писателями Андреем Синявским и Юлием Даниэлем, вызвавшего множество протестов и коллективных писем в ЦК КПСС, в Москве ходили слухи о том, что Семичастный якобы просил санкции на арест нескольких сотен или даже тысяч человек. Об Андропове же многие говорили как об умном, интеллигентном и трезво мыслящем человеке. Его не считали сталинистом.