Этот последний возглас, трудно понять, чего более исполненный – сарказма или горечи, делает песню не просто обличительным монологом. Тальков приходит к последнему, достаточно безрадостному выводу: хоть многие и хотели бы теперь поквитаться за вековой обман с обманщиками, но это – лишь стихийное возмущение отдельно взятых обманутых, в какой-то мере осознавших, что несколько десятилетий истории стали десятилетиями лжи. Основная масса народа по-прежнему верит и в звезды, и в тернии, и во все, что ему в течение этих десятилетий внушали.
И тут, между прочим, русский народ отнюдь не оказывается самым глупым в истории. Может, Париж и отмывает позор Великой Французской революции, но французское государство эту революцию и по сей день празднует. Равно как и воздает почести наследнику революции Наполеону, приведшему страну к катастрофическому поражению в войне и угробившему на полях, как выяснилось, бессмысленных сражений ВОСЕМЬ МИЛЛИОНОВ мужского населения Франции!
Можно повторить банальную фразу, что, мол, народы любят тиранов и деспотов, но только дело совершенно не в этом. Просто историю нелегко творить, но очень легко переписывать, перекраивать и перевирать. И всегда находятся манипуляторы, которые умеют внушить народу (не только русскому), какой должна быть его история, и до какого момента она, мол, была плохой, а потом, мол, стала хорошей. Как оказалось, у народа можно и вовсе отнять историю заставить ее забыть, или почти забыть. И тогда, получив возможность выбора, народ выберет не свое великое прошлое, ибо ничего о нем не знает, но некое непонятное и неизвестное будущее, которое ему предложат творить по чужому образу и подобию.
Песня "Господа демократы" была написана Тальковым в 1987 году, и в ней еще звучит, пускай и со все той же иронией, противопоставление России Западу.
Вот так! Вот так!
Живут Америка с Европой…
Тогда многим казалось, что достаточно сделать шаг, переступить через железный занавес, и жизнь сделается другой. В какой-то мере так думал и Тальков.
Другое дело, что певца не волновали западные идеалы. Он никогда не стремился покинуть Россию, ему это даже не приходило в голову. Его любовь и боль были сосредоточены только на судьбе Отечества.
Годом спустя после "Господ демократов" Тальков пишет песню, которая, при всем острейшем гражданском звучании, тем не менее, является лирической. Это – одна из самых драматичных песен Игоря – "Родина моя".
Я пробираюсь по осколкам детских грез
В стране родной,
Где все как будто происходит не всерьез
Со мной, со мной.
Ну, надо ж было так устать,
Дотянув до возраста Христа, Господи…
А вокруг, как на парад,
Вся страна шагает в ад
Широкой поступью.
Трагичность звучания усиливается мелодией. Ритм куплета, повторяющиеся, жесткие такты, словно барабанный бой, входят в сознание как некая музыка обреченности. И тотчас звучит задумчивый и одновременно полный недоумения и горечи припев:
Родина моя,
Скорбна и нема…
Родина моя,
Ты сошла с ума!
Следующий куплет, начинаясь с апокалиптической картины гибнущей, уже почти погибшей страны, далее создает сатирическую картинку:
В анабиозе доживает век Москва -
Дошла.
Над куполами Люциферова звезда
взошла,
Наблюдая свысока, как идешь ты с молотка
за пятак,
Как над гордостью твоей смеется бывший твой
халдей
с Запада.
Вот уж и Запад становится краем "бывших халдеев", нет перед ним никакого преклонения и никакого, уж тем более, желания ему следовать.
А ведь мы все еще помним, как началась эта продажа России с молотка, как покупали и как продавали ее действительно за жалкие западные подачки, как воры всех мастей из бывших коммунистических и комсомольских вожаков всех рангов спешили купить по дешевке и продать подороже все, что стало вдруг "плохо лежать". Эта купля-продажа продолжается и по сей день, остановить ее оказалось куда сложнее, чем начать, да и большинство грабителей прочно утвердились на вольготных, надежно застрахованных всеми способами местах. Попробуй теперь скинь!
Правда, и Запад над нами уже не смеется. Ему, Западу, решить бы сейчас свои многочисленные проблемы и самому не ухнуть в яму под названием "валютный кризис", чтоб не показалась легким стрессом великая депрессия тридцатых годов.
Но вновь мысли певца и поэта не о каком-либо инородном идеале. Его идеал – Россия. Но не та, которой ее сделали адепты "Люциферовой звезды". Россия безбожников, по мнению Талькова, безумна, и это, пожалуй, самое горькое, но и самое точное ее определение.
И дальше еще более скорбно и еще более жестко:
Восьмой десяток лет омывают не дожди
твой крест,
То слезы льют твои великие сыны
с небес, с небес…
Они взирают с облаков, как ты под игом дураков
клонишься,
То запиваешь и грустишь, то голодаешь и молчишь,
то молишься…
Этими песнями открывается период полностью авторского творчества Игоря Талькова, период, когда он пишет и тексты, и музыку своих песен, причем создает он их одновременно, не накладывая музыку на текст, как бывает чаще всего, и не сочиняя стихи к уже существующей музыке. Его песни рождаются сразу песнями.
Они очень разные, эти его песни гражданского содержания. Если "Господа демократы" – песня ритмичная, с четким отбиванием такта, то "Родина моя" написана в полностью лирическом ключе. Мягкая, плавно льющаяся мелодия, в которой ритм звучит как бы на втором плане, грустная, задумчивая, она легко запоминается (как, впрочем, почти все песни Талькова – в этом их особенность), ее, раз услышав, вольно или невольно начинаешь напевать про себя, и горькие слова входят в сознание вместе с тонкой грустью музыки.
И раз за разом в сознании с недоумением и обидой повторяешь:
Ты сошла с ума, ты сошла с ума!.
Увы, да!
Иной раз, слушая музыку Талькова, задаешься вопросом, применимо ли к ней вообще определение "рок-музыка"? По крайней мере, музыка других рок-бардов в основном жестче, тверже, и если в ней проявляется лиричность, то она более личная, больше "о себе" и "от себя". Когда все в том же интервью альманаху "Молодежная эстрада" Талькову был задан вопрос, почему он определил свое творчество именно в этом жанре, певец ответил:
"– Я себя так не называл. Это несколько лет назад сделали, анонсируя мои концерты, некоторые газеты. И потом название это как-то закрепилось за мной. Поначалу я смутился этим, но потом подумал – а почему бы и нет? Рок – это музыка протеста, а я протестую своей музыкой. И протест не обязательно выражать в "металлическом" стиле, это можно делать и под балалайку".
Музыка протеста. Здесь, пожалуй, и возможно определить, нащупать то с годами все ярче выступающее отличие, которое выделяет музыку Игоря Талькова среди музыки прочих рок-бардов и всей современной музыки вообще. Да, рок родился именно как музыка протеста. Но против чего?
Протестные настроения всегда толкали молодежь, как на Западе, так и в России, к поиску активных форм самовыражения. Причем протест против убогости, лживости и лицемерия советского строя был, возможно, еще сильнее, чем против жестокости и пошлости строя капиталистического. Обе системы стабильно наживали себе противников в среде думающих, ищущих справедливости людей. Но так как психологическое давление и духовное насилие социалистической системы всегда было сильнее, а отношение к инакомыслящим много отвратительнее (на Западе диссидента объявляли врагом, у нас – отрицали самый факт его существования или, в лучшем случае, держали за сумасшедшего), то в СССР протестные проявления, с одной стороны, были скромнее и незаметнее (это было слишком опасно), а с другой, охватывали достаточно большое число людей.
Стихийно протестующей была к шестидесятым годам, по сути дела, вся молодежь, кроме откровенных приспособленцев, легко находивших себя в продвижении по лестнице комсомольской работы. Остальные, как правило, протестовали лет до тридцати, потом их жизнь тоже "устаканивалась", обретая прочные формы в семье, работе, коллективе, на фоне в меру скучного, но стабильного быта.
Протестующей на всю жизнь оставалась богема низшего уровня – лысеющие хиппи и их седеющие подруги, продолжавшие рассуждать о жизни и бытии среди синего сигаретного тумана, в пыльных коммунальных мирках, под Окуджаву и портвейн.
Эти мирки были разрозненны и разобщены, потому что ни силы ни идеи, которая смогла бы их объединить, не существовало. С другой стороны, и советская система ничего не могла противопоставить этому протестному движению, и поколение за поколением теряла свое будущее – молодежь.
Впрочем, это было неизбежно. Созданная некогда схема искусственных идеалов и ценностей больше не работала. На заре своего существования система, начавшая с почти полного уничтожения исторического наследия России, с физического истребления ее мозгового центра – аристократии и культурной элиты, а также основы национального менталитета – наиболее работоспособных слоев трудового крестьянства, создала мегаидею: построение общества всеобщего равенства и братства. Тогда, в начале прошлого века, был подходящий момент для "запуска" такой идеи – Россия, как на тот момент и Европа, переживала очень тяжелый и болезненный период, период жесткого господства набирающего силу капитализма. Огромное количество людей, прежде всего рабочих, жили в тяжелейших условиях, работали почти на уровне каторжников, получая за это гроши. В России, кроме того, бедными оставались и широкие массы крестьянства.
Другое дело, что происходило это все на фоне активного развития промышленности (и в России конца XIX века рост был гораздо выше, чем в Европе и США). Спустя пару десятилетий (не начнись Первая мировая война, и не окажись Россия в нее втянута) наша страна достигла бы достаточно высокого уровня жизни, и, несомненно, жизнь рабочего сословия (прошу прощения, но слова "класс" и "пролетариат" вызывают у меня естественную аллергию!), как и жизнь крестьянства, стала бы гораздо лучше. Да и последующая история Европы и Америки легко доказывает, что время жесточайшей эксплуатации должно было пройти, и прошло.
Но рабочим, жившим в холодных бараках с трехъярусными нарами, и крестьянам, вынужденным добавлять в хлеб мякину и отруби, было невдомек, что потом станет лучше, да и прочное внушение: "Нам тяжело, зато детям будет легче!" тогда еще не работало.
На этом и сыграли оплаченные Западом агитаторы и вожди, бравшие фунты и марки, чтобы уничтожить набиравшую мощь Россию, обещавшие западным хозяевам ее падение, но, как выяснилось, на самом деле мечтавшие об уничтожении лишь духовности великой державы. Ее богатства они собирались прикарманить, а народ вновь обратить в рабство, подчинив идее "свободы и равенства".
Об этом не стоило бы так долго рассуждать, вот только ныне наследники прохлопавших и растерявших страну совдепов, вновь попав в благодатную струю – в период тяжелого экономического и духовного кризиса, который сейчас переживает Россия, пытаются снова взять у народа карт-бланш. Пользуясь естественным ожесточением большинства людей против олигархов и прочих грабителей большого и малого пошиба, против множества негативных явлений, неизбежно возникших после крушения великого государства, большевики, на которых целиком и полностью лежит ответственность за все происшедшее, опять "заводят" народ своими идеями и утверждают, что вот, мол, они тогда, в начале прошлого века, спасли Россию, не дали западным агрессорам ее расчленить, воссоздали экономику, и т. д. Ну, во-первых, чтобы воссоздать, надо было сначала развалить, а кто это, простите, сделал? Чтобы спасти, надо было поставить на грань гибели, а это – чья работа? Ну, а во-вторых, если и есть смысл спасать от чумы, заражая проказой (с ней дольше можно прожить!), то хотя бы скажите честно, что будет то же самое, то же, что мы уже пережили.
Объединить народ по-настоящему система смогла лишь однажды, но в этом не ее заслуга. Русский народ, а вокруг него – и другие народы, жившие в России, объединила война. Великая сила, сила неистребимой в русском сердце любви к Отечеству, собрала всех в единое войско, и никакие лозунги никаких "измов" уже не имели значения – русские пошли в бой за свою святую землю, как сотни лет назад шли их предки.
Казалось бы, система могла воспользоваться невиданным подъемом духа, пришедшим в годы этого кровавого испытания. Тогда и в самом деле можно было дать народу идею на века, настоящую, не фальшивую, не плакатную – идею национального объединения. Возродить не только память о подвигах Суворова и Нахимова (ведь хватило мудрости учредить такие ордена!), не только на несколько лет вновь открыть большое число православных храмов, но и возвратить память обо всей великой русской истории, о наших прекрасных и славных предках. И, конечно, вместо кровавых пентаграмм и примитивных орудий сельхозтехники вернуть на знамена образа Господа и святых, а на кремлевские башни – двуглавых орлов. Убрать умело проведенные первыми совдепами границы вместе с правом на самоопределение вплоть до… и сделать Россию вновь единой и неделимой.
Не сделали! Изначально идея не допускала такого развития событий, и теперь уже можно предположить, что тех, кто попытался бы (или, возможно, пытался?) подтолкнуть страну к такому пути дальнейшего развития, просто-напросто убирали. Не за то было заплачено, господа-товарищи! Не за то! И случилось то, что и должно было случиться: фальшивые идеалы рухнули, а новых неоткуда было взять. Послевоенное время породило первые полностью разочарованные поколения. Казалось бы, вот победили, и теперь всем станет хорошо жить. Не стало. Те же убогие коммуналки, та же скудная зарплата, те же маленькие пенсии. Совершенно отвратительное отношение государства к тем, кто выиграл войну, к ее ветеранам и инвалидам. И все это – под лозунги и декларации, под бравурную музыку и "бурные несмолкающие".
Осточертело очень быстро, и притом всем. И даже те, кто оставались верны и преданны системе, уже не могли, глядя в глаза детям и внукам, говорить о быстро грядущем светлом будущем. А фраза: "Мы воевали, чтобы вам лучше жилось!" стала вызывать у молодежи в лучшем случае кривые ухмылки. Уважение к старшим поколениям исчезло, а у страны, где дети не чтут старших, грустные перспективы.
Уже поколение так называемых "шестидесятников" можно назвать поколением разочарованным и наполовину опустошенным. Детей этого поколения Игорь Тальков называет поколением потерянным. И это действительно так. Сформировавшаяся в восьмидесятые годы молодежная субкультура выросла из стихийного протеста против более чем полувекового обмана, под игом которого жили родители, деды, прадеды "восьмидесятников". Стихийность этого протеста приводила к разрозненности как отдельных молодежных группировок, так и в сфере самой культуры – в стихах, музыке и т. д. Единого протестного движения не существовало, как не было и попыток объединиться. Для объединения нужен хотя бы какой-то идеал, а такового не было. Люди, осознавшие пустоту и лживость системы, в которой родились, были против нее, но не находилось ничего, что заставило бы быть "за". Ложные идеи и идеалы люди нового поколения отвергали, однако идеалов настоящих им было не найти.
Мироощущение "восьмидесятников" (конечно, не поголовно всех, но тех, кто умел думать и в душе своей искал выход из опустошения) можно сравнить с ощущением человека, которому снится, что он идет, не видя пути, сделав неверный шаг, срывается и вдруг ощущает себя летящим над бездной. Тотчас вспоминает, что летать-то не умеет! Просыпается в страхе и… обнаруживает: под ним – действительно бездна, и он, непонятно каким образом, но все еще летит над нею, хотя должен уже упасть и разбиться.
Многие тогда уже осознавали и всю трагедию великой страны, оказавшейся обманутой, ограбленной и обездоленной, в то время как ее народу (правильнее сказать – населению) десятки лет внушали, что это – самая счастливая страна на свете, а они (население) – самые счастливые на свете люди.
Мы родились в комендантский час
Под "колпаком", будто смеха ради,
А тот колпак искусно сшил для нас
Один веселый дядя.Мы в колпаках и под "колпаком"
Ходили строем и слагали песни
О том, как мы хорошо живем
Под "колпаком" все вместе.
Эта песня Игоря Талькова проникнута даже не горькой, но трагической иронией, свойственной в те годы многим.
Поэт был одним из тех, кто в начале неизбежно наступивших в восьмидесятые годы перемен пытался поверить в позитивность горбачевских реформ, но гораздо скорее многих других увидел, кто и что стоит на самом деле за охватившей Россию стихией поспешного и бездумного крушения всех основ.
Треснул дядин колпак.
Треснул, только ветер подул.
И стало ясно:
Дядя был не дурак,
Дядя всех нас надул.Раздался клич: залатать колпак,
Предпринимая необходимые меры,
Но стало ясно: нет таких затрат,
Чтоб залатать химеру.А слуги дяди себе верны:
И колпаки охраняют стойко,
И затевают на последние штаны
Большую пере-пере-кройку.
Все те же слуги того же "дяди", те же совдеповские лидеры, лихо поменявшие окрас, чтобы только остаться у власти или хотя бы при власти… В разгуле "пере-пере-кройки" народ ничего не выигрывал, потому что тем, кто это "пере-пере" затеял, вовсе не нужно было оставить русских людей и Россию в выигрыше.
В воспоминаниях Владимира Талькова большое место уделено оценке тех переживаний, которые его брат вкладывал в свои песни, его отношению к тому омертвляющему, убивающему сознание воздействию, которое оказала на несколько поколений подряд пропагандистская машина совдепии.