По окончанию обсуждения Семичастный собрался уезжать к себе, но Брежнев попросил Владимира Ефимовича задержаться и огорошил сообщением, что он сам, Подгорный, Косыгин и Суслов предлагают освободить его от должности и, для того чтобы приблизить КГБ к партийному руководству, его председателем назначить Юрия Владимировича Андропова.
Андропову, в отличие от Семичастного, Брежнев доверял, считал, что тот под него копать не решится. И не ошибся.
Собравшиеся дружно поддержали Леонида Ильича. Шелепин на заседании отсутствовал, он недавно попал в автоаварию и лежал в больнице.
"Тут же, на заседании Политбюро, создали комиссию в составе Кириленко, Пельше, Мазурова, Андропова и Семичастного для передачи дел".
Как видите, я ошибся, участие Суслова в этом деле ограничилось внесением предложения на заседании Политбюро.
Дальше тоже все происходило не совсем так, как мне рассказывали. Из Кремля Семичастный направился на Лубянку, собрал заместителей. В обсуждении прошло "час-полтора, как вдруг появился секретарь" и сообщил, что в КГБ приехали члены Политбюро ЦК Пельше, Мазуров и Андропов. Вскоре доставили пакет с указом Президиума Верховного Совета об увольнении Семичастного и назначении Андропова. Шел девятый час вечера, но Кириленко попросил собрать членов Коллегии Комитета и начальников основных отделов. Собирались почти два часа, многим пришлось добираться в Москву с дач.
Передача власти прошла без эксцессов и "незадолго до полуночи похоронная команда (так назвал Семичастный комиссию Политбюро ЦК) покинула дом на Лубянке". Он сам задержался там, собирал вещи до четырех утра.
Семичастного отправили работать в Киев, под присмотром Шелеста. Его сначала назначили заместителем главы республиканского правительства курировать транспорт и комитет по делам религии, затем перебросили в общество "Знание" заниматься просветительной работой. С властью и честолюбивыми надеждами Владимиру Ефимовичу пришлось распрощаться навсегда.
Интересно также, что впервые после Берии Председателем КГБ стал кандидат в члены Политбюро, вскоре переведенный в члены Политбюро.
В 1953 году по инициативе отца было принято решение изменить роль МВД (тогда не было разделения на МВД и МГБ), сузить его функции и возможности, сделать его более управляемым. Отец старался ограничить власть всесильных "органов", чтобы они не могли больше встать над государством и партией.
МГБ выделили из МВД и преобразовали в комитет при Совете Министров СССР, ниже по статусу в сравнении с министерством. Председателем тогда назначили генерала Ивана Александровича Серова. Ни он, ни его преемники Шелепин и Семичастный и не помышляли о возможности войти в состав высшего политического руководства страны.
Для Министерства обороны и Министерства иностранных дел было установлено то же правило - их руководители не могли состоять в высшем партийном синклите.
Отец аргументировал свои предложения просто: в руках министра обороны и Председателя КГБ сосредоточена огромная сила. Она должна применяться строго в соответствии с принятыми Президиумом ЦК и правительством решениями и направляться на их выполнение. Руководители этих ведомств должны быть подотчетны Президиуму ЦК. Иначе в случае расхождения во мнениях в руководстве они могут использовать служебное положение в групповых интересах.
Об этом говорит в одном из интервью сам Семичастный: "…затем в КГБ он Андропова сунул и сделал членом Политбюро. Чего не было раньше и что было ошибкой. Нельзя делать эти "органы" [бесконтрольными]. В любое время можно написать записку на Малиновского, на Громыко, на их службы, и после уж никто не проверит.
Если раньше отдел ЦК мог моего заместителя вызвать, то сейчас не вызовет, потому что председатель - член Политбюро. Откуда он знает, от кого исходит то или иное указание? Он и отвечать, по существу, не станет, а только скажет: "Мне председатель, член Политбюро дал задание…", и всё, он вне зоны критики…"
Брежнев возвращался к традициям сталинской эпохи.
С переводом Семичастного изменения в КГБ не завершились. Странной оказалась судьба полковника Чекалова, начальника Управления охраны, встречавшего нас на аэродроме 13 октября. Едва примерив погоны генерал-майора, он отправился продолжать службу в Тамбов на малопрестижной должности заместителя начальника областного управления. Проработал Чекалов там недолго. Случилось несчастье. Здоровый, еще не старый мужчина во время утренней зарядки на местном стадионе вдруг почувствовал себя плохо. Кончилось это, по словам Семичастного, так: "…Пришла сестра, укол сделала, и парень умер…"
Многие руководящие работники КГБ из "комсомольцев" после кратковременного взлета отправились кто куда: кто в отставку, а кто на укрепление кадровых подразделений различных министерств. Перестановки делались не вдруг, не в одночасье, исподволь. Практически не пропустили ни одного сотрудника КГБ, пусть в самой малой степени не заслуживавшего абсолютного доверия Брежнева.
Одновременно занялись и органами внутренних дел. С министром охраны общественного порядка РСФСР Вадимом Степановичем Тикуновым, тоже "шелепинцем", тоже бывшим комсомольским работником, обошлись иначе. Могущественное союзное Министерство внутренних дел при Хрущеве преобразовали в республиканские министерства охраны общественного порядка. При этом говорилось, что по мере продвижения к коммунизму его функции все более будут переходить к общественности.
Некоторое время после освобождения отца структура оставалась прежней. Но вот в начале 1966 года Тикунова вызвали в ЦК. Беседа свелась к нескольким пунктам: надо исправлять допущенные ошибки. Роль органов МВД необходимо поднимать. Есть мнение вернуться к старому названию и восстановить союзное Министерство внутренних дел. Тикунов с готовностью согласился, предложение ему импонировало.
Его тут же попросили написать свои предложения в ЦК, ведь если создадут союзное министерство, оно сможет выполнять и функции МВД РСФСР. Вряд ли целесообразно иметь рядом в Москве два министерства. На этой позиции ему и было предложено построить свою записку.
Через несколько дней записка с проектом реорганизации была готова. Тикунов ожидал решения, ничуть не сомневаясь, что он возглавит новое министерство. Правда, слегка беспокоило затянувшееся молчание. Никакой реакции на записку почему-то не было. Никто больше не вызывал Тикунова в ЦК - казалось, там потеряли к этому вопросу всякий интерес.
Но вскоре все разъяснилось самым неожиданным образом.
Однажды утром, развернув газету, Тикунов, думаю, с немалым удивлением прочитал Указ Президиума Верховного Совета СССР об упразднении Министерства охраны общественного порядка РСФСР и об образовании МВД СССР. "Министром внутренних дел СССР назначен Николай Анисимович Щелоков".
Тикунов бросился в ЦК. На сей раз встреча была неизмеримо холодней. Его удивленно укорили за горячность, поскольку именно Тикунов сам предложил, исходя из государственных соображений, образовать МВД СССР и упразднить МООП РСФСР. Какие же могут быть претензии? Ведь решение базируется на его собственноручной записке…
После немой сцены, напоминавшей финал "Ревизора", Тикунов отправился в резерв…
По свидетельству Семичастного, услышав о кандидатуре Щелокова, они с Шелепиным подняли шум, но было уже поздно. На заседании Политбюро ЦК Брежнев поставил вопрос на голосование, и, хотя на этот раз и не единогласно, предложение все-таки прошло. Шелепину удалось пристроить Тикунова, и только на время, заместителем заведующего третьестепенным отделом ЦК, занимавшимся личными делами командируемых за границу, а вскоре его вовсе сбыли с рук, назначили в посольство в Румынии.
Перестановки продолжались. Постепенно соратники Шелепина покидали завоеванные с таким трудом при Хрущеве московские посты и разъезжались по стране, а то и по свету. Некоторые из них получали высокий ранг Чрезвычайного и Полномочного Посла и отправились по назначению, кто в Африку, кто в Азию, кому-то удавалось зацепиться в Европе или Америке. Генерального директора ТАСС Дмитрия Петровича Горюнова отправили в Марокко, Сергей Калистратович Романовский уехал послом в Норвегию, цекист Александр Николаевич Яковлев - заместитель заведующего отделом идеологии - в Канаду. Я уже не помню остальных, но Леонид Ильич никого не забыл.
Александр Николаевич Шелепин понимал, что при таком раскладе сил он вскоре может оказаться в одиночестве, как говорится, генералом без армии, но изменить или хотя бы приостановить начавшийся процесс не мог. Коллеги по Политбюро ЦК были едины в своем противодействии.
Вскоре наступила очередь и самого Шелепина. Подвернулся удобный случай: уехал послом в Данию еще один "комсомолец" - Николай Григорьевич Егорычев, работавший до этого Первым секретарем Московского городского комитета партии. Егорычев, человек с гипертрофированным самомнением, сам напросился на неприятности. После катастрофического разгрома Израилем арабов, в первую очередь египтян, в Шестидневной войне в сентябре 1967 года, Егорычев на Пленуме ЦК в пух и прах изругал московскую систему ПВО, вооруженную теми же ракетами, которые мы передавали Насеру. Изругал несправедливо, ракеты вскоре хорошо показали себя во Вьетнаме, где сбили более четырех с половиной тысяч современных американских самолетов. Египтяне же не смогли их освоить, а в большинстве случаев просто разбежались, бросив технику на произвол судьбы. Егорычев этого или не знал, или не хотел узнать и не пожалел черной краски. Военные на него не на шутку разобиделись, Брежнев тут же воспользовался подходящим поводом, чтобы избавиться от не вызывавшего у него доверия "хозяина Москвы". Его место занял Председатель Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов (ВЦСПС) Виктор Васильевич Гришин.
Появилась вакансия. По традиции, пост Председателя ВЦСПС должен был занимать член Политбюро или кандидат в члены Политбюро ЦК. Его предложили Шелепину. Из здания ВЦСПС на Ленинском проспекте, естественно, труднее влиять на решения, готовящиеся в ЦК на Старой площади. Александр Николаевич понимал, что это еще одно поражение, но поделать ничего не мог. Все коллеги по Политбюро единодушно поддержали его кандидатуру, и прямой отказ мог привести к худшим последствиям. В июле 1967 года Суслов представил ВЦСПС их нового председателя, а 26 сентября Пленум ЦК освободил Шелепина от обязанностей Секретаря ЦК. Однако Александр Николаевич не смирился. Он - самый молодой член Политбюро, время работает на него, надо только потерпеть, дождаться, когда обстановка станет более благоприятной. А пока нужно оправиться от неудач и снова подготовить почву.
Как и в 1964 году, он стал искать влиятельную фигуру, которую можно было бы, самому оставаясь в тени, подтолкнуть на сколачивание оппозиции теперь уже Брежневу. В 1964 году таким лицом был Игнатов, в марте 1966 года внимание Шелепина привлек Микоян. Анастас Иванович покинул Политбюро и, видимо, по мнению Шелепина, представлял собой идеальную кандидатуру. Вероятно, Шелепин не сомневался, что после вывода из состава Политбюро Микоян недоволен и настроен враждебно к новому руководству. А на этом уже можно было сыграть. Кроме того, Микоян широко известен в партии и в стране, к его мнению прислушиваются. В случае же провала легко будет спрятаться в его тени.
Самому идти к Микояну было опасно. Неизвестно еще, как воспримет Анастас Иванович предложение. Мог попросту выгнать или того хуже - выдать, рассказав о визите кому не следует. Да и сам факт разговора едва ли останется в тайне: охрана, собственная или Микояна, без сомнения, доложит о странном свидании. Предстояло найти посредников и конечно же аргументы, способные произвести впечатление на Микояна. Зная крайнюю щепетильность Анастаса Ивановича, в качестве затравки было решено использовать недавний ремонт дачи Брежнева, обошедшийся в несколько миллионов рублей. Если он "клюнет", можно перейти к обсуждению политических вопросов, прощупать его настроения и дальше действовать по обстановке.
Но дело сорвалось в самом начале. Опытный и осторожный Микоян сразу почувствовал неладное и повел себя настороженно. Большие расходы на переоборудование дачи он не одобрил, но попытки обсуждения, не говоря уже о критике действий Брежнева, начисто отмел. По рассказу Серго Микояна, выступавшего в роли посредника в этих переговорах, ответ его отца сводился к следующему: "Конечно, нехорошо, что Леонид Ильич расходует средства на свою дачу. Поступать так нескромно, и я его действия не одобряю. Тем не менее это дело его совести. В целом же принципиальных разногласий по проводимой сейчас внутренней и внешней политике между нами нет, я с ней согласен и считаю линию в целом правильной".
Подводя итог, Микоян добавил, что человек он немолодой, свое отработал. Активной политической деятельностью больше не занимается и не собирается к ней возвращаться.
Шелепин ошибся в главном. Возможно, Микоян и был обижен своей отставкой, но карьера заговорщика его никогда не манила. О возвращении в состав Политбюро он уже не помышлял, еще менее был расположен стать орудием в чужих руках. Разговоры эти остались в тайне. Микоян никому не рассказал о них.
Не исключено, что Шелепин обращался не только к Микояну и проводил зондаж в разных направлениях. Едва ли отказ Микояна от сотрудничества заставил его отказаться от своих планов. Другие попытки Шелепина добиться реализации заветных намерений остаются по сей день тайной. С уверенностью можно сказать одно - к успеху они не привели…
Шли годы. Столь мощная в 1964 году коалиция "комсомольцев" распалась. Мечты о высших партийных и государственных постах становились все более зыбкими и расплывчатыми. Работа в ВЦСПС не клеилась, вызывая только раздражение своей явной бесперспективностью.
Однако "Железный Шурик" (так прозвали Шелепина то ли за жесткость характера, то ли с долей иронии по аналогии с железным Феликсом, легендарным первым Председателем ВЧК Феликсом Дзержинским) не хотел сдавать позиции. И тогда он решился на отчаянный шаг - личный разговор с Брежневым. Шелепин хотел любой ценой добиться возвращения в аппарат ЦК. А чтобы разговор не прошел бесследно, он подготовил письменное заявление в адрес Политбюро. Суть его заключалась в следующем.
Не имея специального экономического образования, он, Шелепин, не может полноценно работать Председателем ВЦСПС и приносить ту пользу, которую мог бы приносить на другом поприще. В связи с этим он обращается в Политбюро ЦК с просьбой освободить его от занимаемой должности и перевести на работу в аппарат Центрального Комитета. Естественно, как член Политбюро он с полным основанием рассчитывал на кресло одного из секретарей.
Леонид Ильич внимательно выслушал все аргументы и, пообещав подумать, положил переданное ему заявление в свою папку. Беседа закончилась ничем.
Тем не менее вскоре после этой безрезультатной встречи снова вспыхнула надежда. Брежнев заболел. Поползли слухи, что он не сможет вернуться к работе.
В первую очередь Шелепин решил переговорить с Сусловым. Он представлялся естественным союзником в возможных столкновениях с Кириленко, занимавшим неофициальную должность Второго секретаря ЦК. Именно с этого поста в 1964 году Брежнев переместился на место Хрущева. Без сомнения, и Андрей Павлович готовился к возможным переменам.
Шелепин зашел к Суслову. Конечно, предпочтительнее было провести этот щекотливый разговор где-нибудь в неофициальной обстановке, но повода все не находилось. Пришлось довольствоваться официальной встречей в кабинете секретаря ЦК.
Быстро покончив с текущими вопросами, Шелепин осторожно перешел к главному, сказав, что его, как, очевидно, и Суслова, больше всего волнуют судьба партии, поступательное движение страны. Во многом это зависит от того, кто стоит во главе Центрального Комитета. Сейчас Леонид Ильич серьезно болен. Неизвестно, сможет ли он вернуться к исполнению своих служебных обязанностей, по крайней мере, в ближайшее время. К тому же все мы смертны. А может быть, стоило бы посоветоваться, подумать о замене?
На это Суслов холодно ответил, что если имеется в виду болезнь Леонида Ильича, то сведения неверны. Брежнев чувствует себя значительно лучше. Так что затронутая тема по меньшей мере неуместна.
Это была очередная неудача. Оставалось надеяться на молчание Суслова.
Однако надежды оказались тщетными. Уже на следующий день Суслов поехал навестить больного Брежнева и все доложил. Леонид Ильич ничего не ответил, но информацию запомнил, решив, очевидно, дождаться удобного случая. И такой случай вскоре представился.
В 1975 году в Великобритании собрался Всемирный форум профсоюзных деятелей. Решено было, что советскую делегацию возглавит Шелепин. Случайно или умышленно, но никто не обратил внимания на одно щекотливое обстоятельство в биографии тогдашнего Председателя ВЦСПС: ранее он возглавлял КГБ. Никто не задался вопросом: как в связи с этим встретит британская общественность нашу делегацию?
С первого же дня пребывания профсоюзной делегации в Англии разразился скандал. Тон задала пресса. Как может бывший начальник тайной полиции возглавлять профсоюзное движение? Эта тема перепевалась на все лады. Начались демонстрации с требованиями выдворения Шелепина из Великобритании. Обстановка все более накалялась. В результате Шелепина досрочно отозвали на родину. По свидетельству очевидцев, в последний день пребывания в Лондоне Шелепина пришлось вывозить из советского посольства через черный ход, окружавшая здание толпа забросала яйцами и пакетами с молоком пробиравшегося к лимузину человека. На счастье Александра Николаевича, не его самого, а шофера посла.
Встреча в Москве была холодной. И все-таки никто здесь не воспринимал происшедший скандал так остро, как в нашем посольстве в Лондоне. В привычной московской сутолоке английская командировка стала далекой и почти нереальной. Хотелось думать, что о ней никто и не вспомнит.
Звонок из ЦК вернул Шелепина к реальности. Ему сообщили, что на следующем заседании Политбюро одним из вопросов повестки дня будет отчет о поездке в Англию.
Заседание Политбюро началось как обычно. Председательствовал Брежнев. По рассказам очевидцев, вопросов было много - одни решения принимались без дискуссий, другие вызывали краткие обсуждения.
Наконец наступила очередь Шелепина. Александр Николаевич кратко рассказал о происходившем на форуме и подчеркнул, что шумиху вокруг советской делегации инспирировали определенные круги с провокационными целями.