Глава 6. Уложенное устроение Государства Российского
Приход к власти Алексея Михайловича в 1645 году совпал по времени с новой фазой исторического бытия России. Раны Смуты были залечены, Русский дом сохранен и восстановлен, все "незваные гости" - выдворены за его пределы. Теперь возникала настоятельная потребность навести "чистоту и порядок" в управлении государством и в жизни всех русских людей. Перво-наперво надо было добиться нравственной крепости "народа православного", приведения его к исполнению духовных заветов, достичь безукоризненного соблюдения церковных уставов и узаконений, как духовенством, так и мирянами. Эта мысль с самого начала интронизации занимала Патриарха Иосифа; она была близка, понятна и желанна и молодому Царю Алексею Михайловичу.
Жажда преобразовательных улучшений родила потом торопливую деятельность Патриарха Никона, безоглядно намеривавшего принудить людей "к правде". Но столь потребная духовно-нравственная целеустремленная работа, правда, не в столь резких формах, развернулась еще тогда, когда о Никоне в Москве мало кто и слышал. Приход к управлению Россией Алексея Михайловича только интенсифицировал ее, но никак не порождал. Она, как уже раннее упоминалось, началась еще при Патриархе Филарете (†1633), а затем была продолжена его преемниками: Патриархом (1634–1640) Иоасафом и Патриархом (1642–1652) Иосифом.
Весной 1646 года, перед наступлением Великого Поста, Иосиф по приказанию Алексея Михайловича, разослал окружное послание духовенству и "всем православным христианам", чтобы соблюдали наступающий святой пост в чистоте "и от пьянства, и от неправды, и от всякого греха удалялись, приходили к церквам Божиим, и стояли в них со страхом и трепетом и с любовию, в молчании, без всяких шепотов и молились со слезами и сокрушенным сердцем о своих грехах".
Очищение литургического священнодействия требовало строгих обязанностей и от клира; священники должны были призывать "православных к покаянию и поучали, и начинали вечерни и утрени в ризах". Категорически запрещалось во время службы заниматься в храме чем-нибудь иным делом, кроме молитвы, в том числе и сбором пожертвований. Патриарх призывал воспретить во время богослужения допускать в храмы нищих, просящих милостыни, потому что "от их крику и писку православным бывает не слышно Божественного пения и чтения". Святейший категорически заявлял, что те из протопопов, попов и диаконов, "которые будут ходить и пьянствовать", должны быть отстранены от служения. В свою очередь, о мирянах, "непослушных своим духовным отцам в соблюдении поста и покаянии", следовало доносить лично Патриарху, добавляя "что на всех их за все непослушание и бесчинство будет государев указ".
Через год, 17 марта 1647 года, появилось определение от имени Патриарха и по указу Царя: запретить всякую работу по воскресеньям. В этот день православные обязаны "приходить в церкви Божии на молитву", а в субботу "переставать от всякого дела за три часа до ночи, как только начнут благовестить к вечерне, прекращать торговлю, затворять ряды и в торговые бани и в бани не ходить". Распоряжения подобного рода рассылались повсеместно и зачитывались во всех церквах.
Ослушаться таковых властных решений было невозможно, так как это грозило не только церковными наказаниями, но государственными, потому что все это санкционировалось и предписывалось верховной властью.
Царь выступал не только повелителем Царства, но и защитником дела Церкви. Не Церкви как учреждения, а идеалов и принципов Православия; являлся по факту и по закону радетелем предназначения Церкви. Миссия Церкви и миссия государства, если формально и не сливались, то синхронизировались на протяжении веков, как то когда-то было и в Империи ромеев. Отсюда пиетет перед государственным "правомудрием" Константинополя. Как подчеркивал исследователь, "Русский князь преклонялся перед этим царством как училищем законодательства". Потому "византийский свод законов Номоканон (в русском переводе - Кормчая книга), включавший не только церковные правила, но и гражданское законодательство Империи, почитался на Руси как произведение бого-духновенное".
К середине XVII века высшим законом государства признавался Церковный закон. В целом положение таковым было и ранее, но никогда до того государственное законодательное волеизъявление не признавало это с непререкаемой очевидностью. Красноречивое свидетельство тому - замечательный памятник русской государственно-правовой мысли: "Соборное Уложение 1649 года". Оно было напечатано в том году двумя тиражами по 1200 экземпляров, разослано было во все концы Руси, став самым массовым правовым документом времени Московского Царства.
Этот универсальный законодательный свод должен был определять практически все стороны жизни государства; отныне право, как регулятор общественных отношений, выступало на передний план русской жизни, заменяя собой господствующие ранее не писанные, традиционные нормы. Адам Олеарий очень верно подметил, что так как "Уложение" исходит от имени "Его Царского Величества, то прекословить никто не имеет права, и апелляция не допускается".
Впрочем, и тут существовало одно вопиющее исключение: Патриарх Никон, который и на Новгородской кафедре и на патриаршестве в Москве всеми силами пытался свести на нет нормы "Уложения", касавшиеся не только церковных имущественных прав и судебной юрисдикции. Ему в известной степени это удалось, но после ухода Никона с Патриаршего престола в 1658 году, а затем и его соборного извержения из сана в 1666 году, положение вернулось на круги своя. "Уложение" было восстановлено во всей своей полноте.
В литературе вполне обоснованно отмечалось, что "Соборное уложение 1649 года - первый в истории России систематизированный Закон" и что он действительно явился "итогом развития русского законодательства допетровской эпохи". Причем некоторые статьи "Уложения" сохраняли свое значение более ста пятидесяти лет, вплоть до начала XIX века, до появления в 1832 году нового обще-имперского универсального правового кодекса при Императоре Николае I - "Свода Законов Российской Империи" (15 томов). В изданном же двумя годами ранее "Полном собрании законов Российской Империи" (45 томов) "Уложение" Царя Алексея Михайловича явилось отправной вехой для хронологически систематизированной каталогизации русского законодательства, начиная с 1649 года по 1825 год.
"Уложение" - обширный документ; он насчитывает 25 разделов (глав) и 967 статей. Для сравнения: Судебник 1497 года ("Иоанна III") имел 94 статьи, а Судебник 1550 года ("Иоанна Грозного") - 100 статей.
"Уложение" - продукт коллективного творчества особой комиссии, составленной по царскому повелению во главе с боярином князем Никитой Ивановичем Одоевским (†1689).
Князь Одоевский - из разряда выдающихся русских служилых людей XVII века. Точный год рождения его ныне забыт, но известно, что он состоял на царской службе с 1618 года, когда находился в свите Царя Михаила Федоровича во время осады Москвы польским войском во главе с несостоявшимся "московским царем" королевичем Владиславом. Одоевский в тот момент носил звание "стольника", т. е. имел уже придворный чин. Ездил в качестве "рынды" (оруженосца-телохранителя) с Царем по окрестным монастырям, участвовал в чине обеих свадеб царя Михаила Федоровича.
После вступления на Престол Алексея Михайловича, Одоевский занял видное положение при дворе. Новый Царь Одоевского видел и знал с первых сознательных лет своей жизни. Это, во-первых. А во-вторых, Одоевский был "очень хорош" с всесильным боярином Б.И. Морозовым, да к тому же и женился на Евдокии Шереметевой (†1671), находившейся в родстве с родом Шестовых, из которого происходила мать Первого Царя Династии Романовых - Михаила. Все это гарантировало успешную государственную карьеру.
12 января 1640 года, в день именин Царевны Татьяны Михайловны, князь Никита Одоевский был пожалован из стольников в бояре, с денежным окладом в 500 рублей. Вскоре был отправлен воеводой в Астрахань, где пробыл до 1643 года, заботясь о благоустройстве города и заслужив своей деятельностью расположение Царя. В 1643 году князь Н.И. Одоевский был отозван в Москву и получил здесь, 6 декабря, награду за свое управление Астраханью: ему была пожалована атласная соболья шуба ценой в 200 рублей, придача к окладу и кубок весом в 3 фунта.
В Москве Одоевский занял пост первого судьи в Казанском и Сибирском приказах; в это же время начинается и его дипломатическая деятельность. В 1644 году приехал в Москву сын Датского Короля (1588–1648) Кристиана IV королевич Вольдемар (Вальдемар), принц Шлезвиг-Гольштейнский, и начались сложные и долгие русско-датские переговоры о браке принца с царевной Ириной Михайловной. Одоевский был назначен состоять при принце. Хотя эта комбинация брачной партией и не завершилась, принц категорически отказывался принимать Православие, но Одоевский за несколько месяцев пребывания рядом с Вольдемаром получил и определенные дипломатические навыки.
В январе 1648 года, в почетном звании первого "дружки", участвовал в чине свадьбы Царя на Милославской. Он стал "ближним боярином". Хотя беспорядки мая - июня 1648 года показали, что Одоевский, близкий к ненавистному простым людом Морозову, не пользовался любовью народа, но это не помешало сохранить ему доброе расположение Царя и после удаления от власти Морозова.
Расположение это и значение, которое придавалось его уму, сказалось скоро в том, что князь Никита Иванович был призван к составлению "Уложения". Это расценивалось молодым Царем Алексеем Михайловичем как дело первостепенной государственной важности. "Соляной бунт" показал со всей очевидностью, что благоустроение в Московском Царстве требует составления некоего норматива, определяющего важнейшие составляющие жизнедеятельности государства, которым должны руководствоваться в первую очередь должностные лица всех степеней и всех разрядов.
16 июля 1648 года был издан царский указ, которым назначалась Уложенная Комиссия для составления проекта "Уложения" в составе трех представителей Боярской думы и двух дьяков. Во главе Комиссии был поставлен Одоевский, а с ним приказано было заседать в ней боярину князю С.И. Прозоровскому и окольничему князю Ф.Ф. Волконскому.
Задачи нового органа определялись особым царским наказом, которым приказывалось членам: "которые статьи написаны в правилах святых апостол и святых отец и в градских законах греческих царей, пристойны те статьи к государственным и к земским делам, и те бы статьи выписать и чтобы прежних великих государей, царей и великих князей российских и отца его государева, блаженные памяти великого государя, Царя и Великого князя Михаила Федоровича всея Руси указы и боярские приговоры со старыми судебниками справити, а на которые статьи в прошлых годах прежних государей в судебниках указа не положено и боярских приговоров на те статьи не было, и те бы статьи потому же написати и изложити по его государеву указу общим советом".
На Комиссию возлагались две задачи: во-первых, кодифицировать весь имевшийся в тогдашней судебной и административной практике законодательный материал, в виде ли "градских законов греческих царей", или "правил св. апостол", или указов прежних царей; во-вторых, проявить и самостоятельную законодательную деятельность составлением новых статей. В приказах началась спешная переписка царских указов и боярских приговоров. Эти документы группировались в Комиссии по отделам, а потом рассматривались и записывались дьяками в Уложенный докладной столбец.
Постоянное и самое живейшее участие принимал в работе Комиссии и Царь Алексей Михайлович. Шведский резидент в Москве в 1647–1651 годах Карл Поммеринг доносил своему Королю, что "Царь ежедневно работает сам со своими сотрудниками, чтобы устроить хорошие порядки, дабы народ, насколько возможно, был удовлетворен".
Члены Уложенной Комиссии должны были обладать солидной подготовкой, обширными знаниями в русском и заграничном праве, должны были быть хорошо знакомы и с приказной практикой и со Священным Писанием. Занятия Комиссии велись очень спешно: 16 июля была назначена Комиссия, а 3 октября того же года уже приступил к рассмотрению Уложения Земский Собор, собранный для этого в Москве.
Источниками для составления общероссийского универсального свода нормативных актов являлись: "Правила святых Апостолов и святых Отцов", законы "Греческих Царей", ранние судебники, указы "прежних Государей", материалы приказов, челобитные различных групп населения, Кормчая книга и некоторые другие материалы. Затем законодательный свод обсуждался на Земском Соборе с участием Патриарха, церковной иерархии, монашества, Боярской думы, служилых людей и выборных представителей от 130 городов. Фактически это - законодательный норматив, одобренный и принятый всей "Землей Русской".
После обсуждений на Соборе документ подписал Патриарх (1642–1652) Иосиф, а затем Монарх, получив наименование: "Уложение Царя Алексея Михайловича". Анализируя "Уложение", историк С.Ф. Платонов (1860–1933) констатировал, что это - "не Судебник, то есть не законодательство исключительно о суде, а кодекс всех законодательных норм, выражение действующего права государственного, гражданского и уголовного". Свод затрагивал разные стороны жизни Московии, а по сути дела - все стороны. В нем разработаны вопросы государственного, административного, гражданского и уголовного права, как и порядок судопроизводства.
Рубрикация статей имела тематическую направленность, в зависимости от предмета рассмотрения: о пошлинах и налогах, о суде, о суде крестьянском, о вотчинниках, суд о холопах, о службе ратных людей, о поместных землях, о разбойниках и татиных (воровских) делах, о выкупе пленных, о стрельцах и т. д.
Смысл создания общероссийского законодательного свода объяснен в преамбуле: "Чтобы Московского Государства всяких чинов людям, большого и до меньшего чину, суд и расправа была во всяких делах всем равно". Закон мыслился как универсальная, единая для всех норма, выражающая волю Государства-Государя. Через несколько месяцев после появления "Уложения", 19 января 1650 года, появилась царская грамота на имя Илимского сибирского воеводы Тимофея Шушерина: "О бывшем в Москве Соборе для сочинения нового Уложения, и о посылке к нему двух печатных оного экземпляров". В грамоте слово в слово повторялась мотивация "Уложения" из преамбулы: добиться того, чтобы на Руси "суд и расправа была во всяких делах всем равно".
Отныне высшим законом на Руси признавались только "Уложение", дополнения и изменения которого возможны были исключительно по царскому указу.
Так как Монарх являлся христианином, то его государственная воля не могла не сообразовываться с христианским вероучением, построенным на нравственных императивах.
Преступления против Веры, против вероучения, против Церкви относились к разряду тягчайших деяний, в большинстве таких случаев за них полагалась или физическая смерть или "торговая казнь".
Благодаря "Уложению", впервые в законодательной сфере появилось само понятие "государственное преступление", которым квалифицировалось или "богохульство", или "злоумышление" против особы Монарха.
Очень важным для отражения такого исторического явления, как Государство-Церковь, является не только содержательная часть отдельных статей "Уложения", но сама систематизация их. И здесь особо значимыми являются начальные разделы.
Первая глава, насчитывающая девять статей, целиком посвящена защите достоинства Церкви и называется "О богохульниках и о церковных мятежниках". Законодатель в XVII веке видел главную задачу для благополучия государства в охранении Православных Святынь, вероучения и церковного таинства. Это представлялось первейшей потребностью и настолько важной, что, например, защита чести и личности Государя рассматривалась потом, только во второй главе.
Раздел первый "Уложения" начинался следующими категорическими утверждениями. "Буде кто иноверцы, какие ни буде веры, и Русский человек, возложат хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на родшую Его пречистую Владычицу нашу Богородицу и приснодеву Марию, или на честный Крест, или на Святых Его угодников: и про то сыскивать всякими сысками накрепко. Да будет сыщется про то допряма; и того богохульника, обличив, казнить, сжечь".
Защита Идеала Православной Веры, и ее земных знаков воспринималась "Уложением" как непререкаемый канон, а любое покушение на него квалифицировалось как непростительная вина. Важно оттенить один момент: инаковерие или даже неверие сами по себе не воспринимались Законодателем как преступление; преступление начиналось там, где проявлялись общественно зафиксированные покушения на Святыню.