Жуков. Портрет на фоне эпохи - Лаша Отхмезури 18 стр.


Итак, Жукову повезло на целых три месяца оказаться в бурлящем котле теоретических споров, равного которому не знали другие армии того времени, за исключением германского рейхсвера. Триандафиллов и Свечин разработали несколько важных принципов, которые он применит в ходе Второй мировой войны. Современные армии, как показал опыт войны 1914–1918 годов, обладали великолепной способностью к сопротивлению, благодаря мобилизации всех экономических и людских ресурсов государства, которая, в свою очередь, обеспечивалась прочностью политической связки фронт – тыл. Из этого следовало, что невозможно одним ударом победить противника, если тот располагал достаточным стратегическим пространством. Уже этот пункт являлся коренным отличием советского военного искусства от германского. Последнее отдавало предпочтение "кампаниям", отмеченным быстрыми маневрами, целью которых должно стать генеральное сражение – навязчивая идея немцев, – приводящее к разгрому неприятельской военной машины и решающее исход войны. Этот классический подход к войне, родившийся при Фридрихе Великом и доведенный до совершенства Наполеоном, при котором уже начал устаревать, требовал собрать основные силы противника на относительно небольшом пространстве. Другой крупный теоретик, Георгий Иссерсон, с которым Жуков встретится при курьезных обстоятельствах, называл это "стратегией одной точки". На практике немцы особенно любили применять один прием – широкий охват и последующее окружение. Такое окружение осуществлялось на удачу, местоположение противника определялось как в Наполеоновскую эпоху – по звуку орудийной стрельбы; немцы следовали логике случайного успеха, а не достижения заранее поставленной оперативной задачи.

Этой стратегии одной точки советские теоретики противопоставили свою. Они ввели два измерения боевых действий – в ширину и глубину – и добавили еще третье, вертикальное, измерение в виде высадки массовых воздушных десантов. Можно даже говорить о четвертом измерении – факторе времени, точнее, продолжительности операции, – который рассматривали как основную составляющую оперативного искусства. Победить противника в современной войне возможно лишь после продолжительной войны, состоящей из серии операций, проводимых последовательно на всю тактическую глубину фронта противника. Эти операции предполагают планирование нового типа, сочетавшее действие соединений, вооруженных средствами ведения боя, достаточными для выполнения четко поставленной задачи в рамках части операции, если речь идет о корпусе или армии, либо всей операции, применительно к фронту или группе фронтов. Задействованные средства должны быть точно подсчитаны ("научно", подчеркивают советские теоретики, в отличие от того, как вел войну, например, тот же Наполеон: по вдохновению), чтобы вводиться в действие в назначенное время и в назначенном месте; при этом, по аналогии с советской плановой экономикой, устанавливаются "нормы" глубины и ширины прорыва. Время, отводимое на операцию, также тщательно высчитывается в зависимости от глубины планируемого продвижения в глубь территории противника. Начиная с лета 1943 года фирменным стилем Красной армии стали мощные удары и прорывы вражеской обороны, осуществлявшиеся соединениями, действующими глубокими оперативными эшелонами. На этой стадии вводился эшелон развития прорыва, состоящий из мобильных соединений, способных действовать на большую глубину. Ему предстояло развивать достигнутый прорывом успех, парализовавший военную систему противника. Вместо того чтобы тактическими средствами вырывать из системы один за другим элементы, которые быстро и легко можно заменить, предпочтительнее было уничтожить связь между элементами системы, то есть раздробить ее, разбить на отдельные фрагменты, изолировать составляющие ее элементы друг от друга и не уничтожить систему физически, а довести ее до паралича.

Этот подход к войне как к системе был порожден новой научной дисциплиной, настоящей "философией военного искусства", ставшей ключом к победе в современных войнах, при условии, что последовательность и разумность стратегии адекватна средствам: оперативное искусство. Варфоломеев, первый начальник кафедры оперативного искусства и друг Триандафиллова, так определил три уровня войны: "Сражения являются средствами операции. Тактика – материал оперативного искусства. Операции – средства стратегии, а оперативное искусство – материал стратегии. Это суть трехчастной формулы [войны]". Свечин, изобретший термин "оперативное искусство", использует другой образ для выражения той же мысли: "Тактика делает шаги, из которых складывается оперативный скачок; стратегия же указует путь".

Месяцы, проведенные в КУВНАС, бесконечные дискуссии с преподавателями и другими курсантами, серьезная атмосфера учебных аудиторий навсегда изменили Жукова. Он приобщился к оперативному искусству и понял его. Он впервые вышел за рамки тактики, которая могла остаться для него потолком. По его собственному признанию, и которая интересовала его: "Я усиленно занимался ею [тактической подготовкой] на протяжении всей моей 43-летней военной службы, от солдата до министра обороны". Конечно, он никогда не был теоретиком и не написал научных трудов по этой теме; лекции, прочитанные им в Берлине в 1945 и 1946 годах, не выдают в нем ни глубокого, ни оригинального военного мыслителя. Хотя занятия на курсах расширили его кругозор и увеличили багаж знаний, Жуков был и навсегда остался практиком. Если Александра Василевского, его свата, или Василия Соколовского, а еще больше Антонова – людей спокойных, с уравновешенным характером, всегда привлекала штабная работа и теоретические вопросы, Жуков больше всего любил гром пушек, запах пороха, вид мчащихся вперед танковых соединений, и при каждой представившейся возможности будет наслаждаться ими в 1943–1945 годах, в любую погоду останавливаясь на перекрестках вместе со своим генералом для особых поручений Минюком, начальником своей охраны Бедовым и с шофером Бучиным. По окончании курсов Жуков получил отличные оценки и аттестацию, в которой имелась такая фраза: "С успехом может руководить общетактической подготовкой полка и дивизии. По наклонностям и характеру командир явно строевой (к штабной работе мало годен)".

И все-таки нельзя не отметить, что из всех видных советских полководцев именно он имел самую слабую теоретическую базу. Всего пятнадцать месяцев обучения: двенадцать в 1924–1925 годах и три в 1929 году. Сравните это с десятью годами, которые Антонов провел в военных академиях, сначала в качестве слушателя, затем в качестве преподавателя; с шестью годами учебы Захарова, пятью Баграмяна, четырьмя Конева и Малиновского, тремя Василевского. Зато Мерецков, Рокоссовский и Тимошенко были, как и Жуков, практически самоучками. Сам он не только не комплексовал по этому поводу, но даже вынес убежденность в том, что "хорошо воевали в этой войне те командиры, кто учился не в классах, а на поле боя".

Но теория оперативного искусства, при всей ее амбициозности, при всем новаторстве, была далека от практики. И сидевшие в Москве высшие руководители, и Жуков знали, что, если в 1929 году в Красной армии имелись гениальные теоретики, у нее совершенно не было сил и средств, необходимых для осуществления оперативного искусства на практике. "К 1928 году, – пишет он, – имелось лишь 1000 военных самолетов, в основном старой конструкции, всего 200 танков и бронемашин. […] Смешно сказать, к концу 1928 года в войсках было лишь 350 грузовых и 700 легковых автомобилей, 67 гусеничных тракторов!" То есть в двадцать раз меньше, чем у французской армии в то же время. В период 1928–1935 годов Тухачевскому удастся убедить политическое руководство в необходимости создания практических механизмов для претворения в жизнь оперативной теории.

Четыре человека, сыгравшие главную роль в возвышении Жукова

Вернувшись в Минск, Жуков вновь принял командование своим полком. В мае 1930 года его назначили командиром 2-й бригады в той же 7-й кавдивизии. Теперь под его началом было два полка: 39-й и 40-й, то есть 2500 сабель. Через несколько недель командиром 7-й дивизии стал Константин Рокоссовский. Тимошенко, командир 3-го кавалерийского корпуса, вскоре получил должность заместителя командующего Белорусским военным округом. То, что карьера Рокоссовского и Тимошенко была более быстрой, чем у Жукова, объясняется их более ранним вступлением под знамена большевиков. В пользу Тимошенко сыграло и то, что он был выходцем из Конармии, бывший командующий которой, Буденный, возглавлял генеральную инспекцию кавалерии, где принимались решения о кадровых назначениях. Ворошилов, еще один выходец из Первой конной, в 1925 году сменил Фрунзе на посту главы Народного комиссариата по военным делам. Рассмотрим повнимательнее этих людей, которым предстояло сыграть важную роль в карьере Жукова.

Жизненный путь Константина Рокоссовского похож на жизненный путь Жукова. Родившийся через несколько дней после него в городе Великие Луки, в бедной русско-польской семье, он в 1914 году отправился добровольцем на фронт, служил в драгунах, был награжден двумя Георгиевскими крестами и дважды ранен – доказательство его незаурядной смелости. В 1916 году был направлен в унтер-офицерскую команду, затем в школу прапорщиков. После Октябрьской революции возглавил Красную гвардию недалеко от Архангельска. В 1918 году командовал эскадроном, в следующем году уже полком, еще дважды был ранен, награжден двумя орденами Красного Знамени. Благодаря таланту командира, великолепному тактическому мастерству и незаурядному уму он в 1926 году был направлен в Монголию для обучения монгольской кавалерии. Этот человек огромного роста (1 м 93 см) с очень яркими голубыми глазами, хорошо поставленным голосом произвел большое впечатление на потомков Чингисхана. Знание им этого региона объясняет его участие в первых после Гражданской войны операциях Красной армии за пределами советской территории – против китайцев. В 1929 году китайские войска, подчиняющиеся Гоминьдану, при тайной поддержке японцев, захватили Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), находившуюся под советским управлением. Ворошилов убедил Сталина, настроенного поначалу осторожно, действовать решительно. В августе была образована Дальневосточная особая армия, командующим которой назначили Блюхера. 17 ноября Красная армия успешно осуществила свою первую операцию по окружению, задействовав в ней бронетанковые войска и авиационное прикрытие. Китайские банды были разгромлены или рассеяны. Кавалерийская бригада под командованием Рокоссовского особо отличилась в боях, и он был награжден третьим орденом Красного Знамени. Вскоре после этого его назначили командиром 7-й кавдивизии в Белоруссии.

Семен Константинович Тимошенко, бывший старше Жукова на год, сделал молниеносную карьеру. Украинец, тоже бывший кавалерийский унтер-офицер царской армии, он вступил в партию в 1917 году, в 1919 году участвовал в обороне Царицына, где познакомился со Сталиным, затем командовал дивизией в Первой конной армии Буденного. Высокого роста, с обритой наголо головой, человек огромной силы, Тимошенко был живым воплощением физической мощи. Исаак Бабель в своей "Конармии" описал его как комок насилия и энергии, воодушевляющий подчиненных криком и плетью. После окончания Гражданской войны он стал командиром 3-го кавалерийского корпуса, в который входила дивизия, где служил Жуков, затем стал заместителем командующего Белорусским военным округом. Убежденный большевик, преданный Сталину и Ворошилову, он неустанно боролся за повышение дисциплины и положительно относился к механизации РККА. Тимошенко был не так плох, как репутация, созданная ему страшным 1941 годом, когда Сталин перебрасывал его с одного поста на другой, от одного поражения к другому. Жуков всегда защищал его и уверял Симонова, будто Тимошенко никогда не искал милостей у Сталина. Трудно в это поверить: Тимошенко проявил себя ревностным исполнителем в период большой чистки 1937 года. Тем не менее в своих "Воспоминаниях" Жуков явно старается причислить Тимошенко к поколению маршалов Победы – к "своему" поколению.

Семен Буденный считается стихийным большевиком и тупым солдафоном. Оба пункта спорны. Унтер-офицер царской армии, он отличился безумной храбростью сначала в Русско-японской войне 1904–1905 годов, а затем в Первой мировой. Исследование его биографа Владимира Поликарпова доказывает, что революционная деятельность Буденного в 1917 году в 18-м драгунском полку абсолютно вымышленна. Во время Гражданской войны он во главе своего любимого детища – Первой конной армии (Конармии) – одерживал победы чаще, чем любой другой полководец красных. Великолепный рубака, он при этом демонстрировал отличное понимание применения конницы в бою. За Гражданскую войну он получил высшую из существовавших тогда наград – почетное революционное оружие: пистолет маузер, украшенный изображением ордена Красного Знамени. Осыпанный Сталиным почестями, он, вместе с Ворошиловым и Тухачевским, первым получит 20 ноября 1935 года только что учрежденное звание Маршала Советского Союза. Начиная с середины 1920-х годов этот кавалерист с пышными усами превратился в символ отставшего от жизни заслуженного командира, неспособного понять характер будущей войны. Он выставлял себя на посмешище, споря с Тухачевским и отстаивая преимущества лошади перед танком, навоза перед бензином. С 1924 года он занимал должность главного инспектора кавалерии. Жуков познакомился с ним в 1927 году во время одной из инспекций, о которой он упомянул в своих мемуарах. Сначала недовольный тем, что его не встретили с полковым оркестром, он тем не менее похвалил Жукова за отличную выправку 39-го кавалерийского полка. Краткое и мягкое изложение этой сцены в мемуарах, видимо, свидетельствует о том, что автору было стыдно за хорошие отношения, которые он всегда поддерживал с этим преданным Сталину солдафоном, превращенным в посмешище. По той же причине он старается реже упоминать в своих "Воспоминаниях" и имя Ворошилова: надо дать читателям понять, что он ничем не обязан этим людям, выставленным им главными виновниками катастрофы 1941 года.

Климент Ефремович Ворошилов напоминает фельдмаршала Кейтеля: оба они были угодливыми лакеями своих диктаторов, выполнявшими при случае их грязные поручения. Однако Ворошилов не был кадровым военным: он был политиком, старым большевиком, членом партии с 1903 года. Этот розовощекий блондин с подстриженными на английский манер усиками был делегатом IV съезда партии в Стокгольме, где проживал в одной комнате со Сталиным, произведшим на него сильное впечатление своей энергией и любовью к поэзии. Комиссар Конармии, он отличился чисто полицейским и/или идеологическим подходом к военным вопросам. Он входил в ультралевую "военную оппозицию", сочувствовавшую "партизанщине" и враждебную "военспецам". В возрасте 40 лет он сменил Фрунзе на посту народного комиссара по военным и морским делам. На этой должности (с 1934 года она называлась "народный комиссар обороны") он пробудет до 1940 года. Он был главой Красной армии, сталинским оком в казармах и военных лагерях. Его именем были названы два города, многочисленные деревни и несколько горных вершин. Он сыграл отвратительную роль палача в чистках 1937–1938 годов, но при этом, пользуясь дружбой со Сталиным, активно лоббировал интересы Красной армии. Он был неглуп, подтверждением чему служит оказывавшаяся им на протяжении продолжительного времени поддержка Тухачевскому в его крестовом походе за техническое переоснащение армии. В 1930 году он даже осмелился возразить "хозяину", когда тот приказал Красной армии принять участие в коллективизации. Жуков не мог не высказать в "Воспоминаниях" своего отношения к Ворошилову: "…как знаток военного дела, он, конечно, был слаб, так как, кроме участия в гражданской войне, он никакой практической и теоретической базы в области военной науки и военного искусства не имел, поэтому в руководстве Наркоматом обороны, в деле строительства вооруженных сил, в области военных наук он должен был прежде всего опираться на своих ближайших помощников, таких крупных военных деятелей, как М.Н. Тухачевский, А.И. Егоров. С.С. Каменев. В.К. Триандафиллов, И.Э. Якир, И.И. Уборевич, и других крупнейших знатоков военного дела. […] На посту первого заместителя наркома обороны Михаил Николаевич Тухачевский вел большую организаторскую, творческую и научную работу, и все мы чувствовали, что главную руководящую роль в Наркомате обороны играет он". Эта последняя фраза была вычеркнута цензурой из 1-го издания "Воспоминаний и размышлений".

Назад Дальше