Это пустяки, думаю я. Дай Женюша приедет – вот выйдут пельмени.
Приезжай, моя девочка, – я из тебя пельмени сделаю!
Ты знаешь арабскую сказку о рыбаке, который поймал в сети кувшин за страшной печатью, когда он открыл его, там оказался джинн, который хотел убить рыбака. Он плавал в кувшине (вот это одиночка!) восемь веков. Тому, кто освободит его, он сулил всякие блага, все увеличивая и увеличивая их, а на восьмой век поклялся убить своего освободителя.
Так и я из своего "кувшина" давал всякие клятвы, и последняя такова:
Если ты прибудешь ко мне после 3-го октября – я сделаю из тебя пельмени.
Рыбак потом перехитрил джинна, но я знаю продолжение сказки, и здесь это не удастся!
Но возвратимся к блохам.
Признаться откровенно – я их придумал, нет у меня никаких блох. Если это огорчает тебя, то вопрос легко уладить. Скажу тебе по секрету, я совершенно случайно знаю здесь в Красноярске одно место, где их очень много, ты только напиши – я приготовлю.
Ты замечаешь, что я все время запугиваю тебя: то грязью (кстати, тебе нужно купить в Москве высокие резиновые боты – которые похожи на сапоги), то пылью, то еще чем-нибудь.
Это делается для того, чтобы ты была приятно поражена, когда приедешь.
В действительности здесь: парадиз, Эдем – Вертоград – Елисейские поля – ананасово-апельсиновый Клондайк – пельменно-кедровый кринолин.
Когда Гейне писал:
"На Аахенских улицах скучно и псам, И молят они со смиреньем: Прохожий, о дай нам пинка! Может быть, он будет для нас развлечением!" [186] – то он (Гейне) имел, по всей вероятности, в виду какой-нибудь город. Какой, я, конечно, не знаю. Но могу твердо сказать, что не Красноярск.
Пообедал – 4 р. 10 к.
Деньги тают быстро – не примите за намек.
Обратился к тебе на "Вы" и вспомнил, что ты очень не любишь, когда переходят на "Вы" во время ссоры. А по ассоциации вспомнил, что ты не любишь, когда ходят в носках по камере, то бишь по комнате. Я хорошо помнил это и старался все время исполнять.
А как я мылся! Как я мылся!
Разоблачение О.Э. по этому вопросу с формальной стороны совершенно справедливо.
Денег у меня осталось 380 р., так что пока все благополучно. От писания этим проклятым карандашом болят пальцы, а то бы я еще страниц 10 исписал.
…Уже 9 часов вечера, по-московски – это пять часов. Что ты сейчас делаешь? Вернулась со службы? Ругаешься с братом, если он в Москве? Обедаешь? Может быть, думаешь обо мне?
Сейчас по радио передают доклад Шмидта – слушаю с интересом…
3/IX 35 г.
Вчера получил наконец твою телеграмму и тут же отправил ответ, а на местной почте получил бандероли с книгами.
Из твоей телеграммы совершенно не видно, когда, хотя бы ориентировочно, ты хочешь приехать, видно только, что проявляешь какую-то деятельность в этом направлении, но когда ты приедешь, неизвестно. Эта неопределенность очень гнетет меня. Идет ли речь о днях, неделях, месяцах – ничего неизвестно.
Может быть, ты и сама еще не знаешь, но тогда, очевидно, есть этому причины, может быть, задерживает паспортизация, которая еще точно неизвестно, когда именно начинается. Тогда надо было телеграфировать, что ты задерживаешься из-за этого.
Мне нужна какая-то почва, а то очень уж мучительно надеяться, что вдруг ты на днях можешь выехать, а может быть – это будет только через два месяца.
Ты, очевидно, не представляешь себе этого состояния. Может быть, ты еще сама не решилась, как поступить, так и об этом надо было сообщить, и то как-то легче.
Я не тороплю тебя, еще раз напоминаю об этом, я просто хочу быть в курсе вещей. Если ты ждешь паспортизации, то жди, конечно, это очень существенный вопрос, всесторонне существенный, но сообщи об этом мне, чтобы я знал, что мне нужно ждать еще, предположим, три или два месяца.
Я упрекаю тебя в том, что ты держишь меня в полном неведении о своих планах, хотя я и в письмах и в телеграммах просил информировать меня.
На этом моя ламентация оканчивается.
N.B.
Среди моих бумаг была справка из МАИ, специально для ДУКа, о том, что я работаю доцентом, если она у тебя, то возьми ее с собой, когда поедешь туда, т. к. там могут заплатить по ассистентской. Дал я там, по-моему, 19 часов, что должно составить около 150 р., но точно не помню.
Я тебя очень люблю. Очень-очень.
"Целую".
Твой Водочирикающий
3/IX 35 г.
Теперь ты видишь, как вредно подолгу не писать мне. Во-первых, я забрасываю тебя длинными письмами, во-вторых, ты, наверное, ощущаешь капельку желчи в моем послании.
Сейчас пойду в город на почту. Как нелепо проходят сейчас дни.
Тебе обязательно надо прочесть Л. Андреева. Из драматических произведений "Дни нашей жизни", "Gaudeamus", "Екатерину Ивановну" и "Анфису" – эти вещи я недавно перечитывал – две последние очень сильны, но мне хочется, чтобы ты их прочла.
Остальное можно прочесть все, кроме "Сашки Жигулева". Читал я Дос Пасоса "Манхеттен" – понравилось, и "Три солдата" – значительно слабей.
Пиши письма заказные или авиапочтой. А то, может быть, они пропадают.
Писем нет! восемь суток!! Я страшно зол.
Красноярск, почта
Может быть, ты действительно жалеешь 20 к., и письма пропадают?
Я буду посылать тебе письма с оплаченным авиаответом?
Хорошо?
Не сердись на меня, у меня так гнусно на душе.
4/IX 35 г. Почта
Получил сейчас твое письмо, отправленное из Москвы 24. Устроил на почте скандал – спешное письмо получено на 11-е сутки.
Директора Красмашстроя еще нет.
Ох-ох-ох!
Письмо твое принесло мне много радости.
Настроение мое все же упадническое – хотя гораздо лучше вчерашнего.
Кланяйся твоей маме и Гале. Крепко целую.
Сергей
P.S. Письмо посылаю заказным – может быть, оно дойдет скорей, – сообщи.
Сергей задерживай своего приезда. У меня очень тяжелое моральное состояние последнее время.
Вторую ночь провожу в комнате, т. к. в прихожей стало очень холодно.
Обстановка здесь неважная. Мой алкоголик, как я уже писал тебе, [устраивает] сцены своей жене – это почти каждый вечер. Довольно противное занятие – быть свидетелем этой кутерьмы. Вмешиваться глупо.
Она значительно старше его, ей около сорока лет – ему тридцать пять. Она довольно милая простая женщина и держится за него – это, очевидно, ее последний роман. Он, конечно, развитей ее (хотя болван, по-моему, изрядный) и старается ее всячески третировать. Возможно, что я обострил их взаимоотношения, т. к. он как бы стыдится ее и может быть при мне особенно груб с ней. Скорей бы выбраться отсюда.
Он обращается ко мне, когда ему нужны подтверждения ее невежества. Он спрашивает меня – Правильную аналогику я делаю как эстетик? А она говорит – Ему в мозги психоз ударяет. Вот каковы здесь дела.
Ну, иду на почту, может быть, там есть новости, оттуда припишу.
Почта.
Получил сейчас письмо от 28-го. Заказного, отправленного накануне, еще нет. Письму твоему крайне рад. Игривость твоего пера в нескольких местах письма мне особенно дорога, а то твои письма уж слишком дышат обстоятельностью…
5/IX Красноярск
…Из вещей – которые мне дороги – могу только назвать синюю вазу для цветов, красный кувшинчик, статуэтку химеры с собора Notre Dame de Paris, кувшин-баккара и ковровую скатерть на стол.
Почти все вещи бьющиеся, так что в конце концов – чорт с ними! Все они из маминой комнаты, и мне было бы жалко совсем их потерять.
(Все встают и отдают дань его сыновьим чувствам.) Постарайся, если это возможно, их сохранить [187] .
У Б.М., как я уже говорил тебе на свидании, остался пакет с моими книгами, там, кажется, есть очень нужные. Если он будет претендовать на имеющиеся у меня его книги, – надо ему вернуть согласно его указаний.
Если ты действительно составишь список моих книг (эту угрозу я прочел в одном из твоих писем), то пришли его мне.
Если же я даю тебе много поручений, то ты можешь с совершенно спокойной совестью не выполнять их. Теперь о чувствах.
Что касается утраченной наивности, то не ищи ее, выяснилось, что она у меня, как клешня у рака или хвост у ящерицы: оторвут – вырастает новая (регенерация).
J моем вдохновении беспокоиться тоже нечего – оно сейчас, судя по времени, сидит на службе и скоро придет ко мне.
Что касается моего терпения, то в Москве я его оставил много, но все в таких местах, где тебе не собрать его. У меня осталось очень мало – имей это в виду.
По случаю сейчас очень легко достать… впрочем, не надо. Радости, восторги, нежности – все это у меня есть в изобилии, но это упаковано и отпирается только серебряной ресничкой.
Обязательно, ради бога, не забудь привезти взаимность. Когда я был еще на свободе, то ее было много. Если она на исходе, то ее можно собрать: в Серебряном Бору, в Глуховке, за Сокольниками (только осторожней, там крапива), в Черемушках, и в самой Москве ее было немало – она страшно легко расцветала даже на камнях, даже морозной ночью на белом снегу.
Помнишь большую ледяную сосульку, которую кто-то стащил?
…Я задумался о прошлом – неужели еще такое счастье предстоит впереди?!
Я верил и верю в него. Это был и остался мой единственный стимул. Без него я могу спокойно сказать, глядя на свое будущее: Пьеса дрянь! – и опустить занавес.
6/IX 35 г.
Милая Ресничка!
У меня есть к тебе просьба, выполнение (мимо окон пронесли поросенка – он чем-то явно недоволен) которой меня волнует. Остальные просьбы, совершенно серьезно, меня крайне мало беспокоят.
Мне нужны книги по биологии, но не описательные – номенклатурные – "конструктивные", а книги, где освещаются законы развития организмов. Дарвина я достану и здесь, но он, конечно, очень устарел. Я уверен, что должны быть книжки, где все эти вопросы освещаются с той высоты, на которой находится естествознание сегодня. Только не популярщина!
Кроме того, современные книги о клетках.
Для этого, по-моему, можно зайти в МГУ к какому-нибудь профессору и с ним посоветоваться. Культурный и грамотный человек хочет заняться указанными вопросами, но не дилетантски. Я думаю, что любой профессор с удовольствием пойдет навстречу и укажет целый список книг.
Кроме того, меня интересует курс, только солидный, "Исторической геологии" (такая есть), боюсь, правда, что тебе это будет обременительно, принимая во внимание, что на службе у тебя сейчас много работы.
Всю ночь шел дождь и продолжается сейчас. Слякоть на улице изрядная.
Читал вчера "Зависть", воспринимаю иначе – замечательно, талантливо написано.
Сейчас пойду месить грязь в поисках за духовной пищей. Может быть, на почте есть твое заказное письмо от 27-го, а может быть, и еще от 29-го.
Ну пока, мой милый и любимый, крепко-крепко тебя целую.
Твой Сергей
Приписываю на ходу, на почте. Письмо заказное получил. Завтра напишу еще. Крепко целую. "Целую".
С.
7/IX 35 г. Утро
Ночью опять шел дождь, небо совершенно серое, мои надежды на хороший день рухнули.
Ты чувствуешь, как моя жизнь стандартизовалась? Ты уже знаешь, что я сейчас пойду на почту.
Сегодня я мало надеюсь что-либо получить от тебя. Пошел дождь, иду на почту.
Почта.
Как я и предвидел, писем нет (не пришли за утро). Звонил на Красмашстрой – директор еще не приехал. Тоскливо очень.
Милая моя Ресничка, крепко целую и все время думаю о тебе. Завтра напишу еще.
Твой Водочирикающий. Помнишь ли ты, как создалось это слово.
Целую. С.
8/IX
Всю ночь шел дождь – хозяйка утверждает, что сегодня особенно грязно. Здесь ботинки с калошами не выдерживают критики – нужны сапоги. Рыночная цена сапог здесь мало чем отличается от московской – рублей 200–250. Но все нужно дожидаться разрешения служебной проблемы.
Я, кажется, не писал тебе, как провожу вечера. Здесь одна лампочка на две комнаты, дверей нет, как у Полины Константиновны, и лампочка висит как раз на месте дверей. Поэтому читать довольно темно – устают глаза. Я вообще стараюсь раньше ложиться, часов в 10 или 11.
Часто играем в карты – умственное развлечение – преферанс. Самое неприятное то, что я выигрываю (это не к добру!), иногда даже по 35 к. в вечер. Впрочем, мы не расплачиваемся.
Я стал суеверен. Задумываюсь над значением снов и прочей чепухой.
Причины я тебе уже изъяснял – полное одиночество на протяжении более полугода. И главное – я глупею вдали от тебя.
Я живу на этой "квартире" уже 20 суток! А предполагал переночевать 2–3 ночи, не больше.
Скоро ли я уеду отсюда? Скоро ли я увижу тебя?
Во мне иногда закипает какое-то особенное желание видеть тебя, особенно яркое чувство к тебе, но карандаш бессилен.
Я второй день мучаюсь – не могу вспомнить, как ты смеешься, – зрительно я ночью ясно восстановил твое лицо во время смеха, а как он звучит – не знаю.
Я как-то долго, несколько дней, мучился, не мог себе представить твоего лица. Твою маму, брата, Лику – всех представлял себе совершенно ясно, а ты как бы не в фокусе. Я мысленно наряжал тебя в разные платья, ставил тебя в группу людей и т. д. И наконец вспомнил твой профиль, когда ты в своем черном платье.
Милая ты моя, крепко и нежно тебя целую. Иду в город.
"Последние известия" Директора еще нет. Писем тоже.
Целую крепко-крепко.
Твой Сергей
Почта. 9/IX
Получил твое спешное письмо от 31-го. На Красмашстрой еще не дозвонился.
Не понимаю, почему у тебя еще нет на руках диплома, ведь ты на службе сейчас, согласно всех правил и законов? По-моему, его должны немедленно выдать.
Получил от Лели открытку, довольно мрачную, от 27-го августа.
Положение и настроение у ней тяжелое.
Письма ты посылаешь "спешные", а лучше "авиапочтой", цена одна, а результаты могут быть разные.
Крепко целую, здесь не в порядке телефон, крепко целую, побегу в справочное, крепко целую, и буду оттуда звонить.
Вечером "дома" был скандал.
Сегодня напишу еще. Целую. Сер [гей]
11/IX
Сегодня день не будет таким радостным. Не могу же я ежедневно получать по три письма. По всей вероятности, не будет ни одного.
Погода, к сожалению, серая и холодная. А то я совершил бы какую-нибудь прогулку километров на 20. И время прошло бы скорей, и спал бы крепко. Бессонницами я не страдаю, но сплю не очень хорошо, объясняется это крайне просто. Во-первых, у меня малоудобная постель, а во-вторых, я провожу в ней очень много времени. Ложусь я большей частью в начале одиннадцатого, а встаю в начале десятого. Нельзя же спать без перерыва такой колоссальный отрезок времени.
Письма твои, как видишь, доходят все. В твоих расчетах число их, как ты и предполагаешь, преувеличено на одно письмо…
11/IX
Красноярск
По радио передают Шуберта, и у меня растроганное, почти слезливое настроение. Хочется твоей утешающей ласки.
Хорошо, что перешли на Моцарта.
Прочел о том, что ОГИЗом выпущен альбом, очевидно, под заголовком "Западная живопись", в "Известиях" от 6-го сентября. Бор[ис] Ефимов пишет о нем.
А у меня уже смешная мысль, – ты должна смеяться. Мы разделим наши функции – я буду смеяться над запросами вольтажа, а ты над моими эстетическими запросами.
Дело в том, что меня серьезно волнует вопрос об украшении нашей несуществующей комнаты. Если альбом издан прилично, то его можно изрезать и картинки окантовать, а затем развесить. Над кроватью я повесил бы портрет [строка нрзб.].
Я подарил тебе "Уота Тайлера", у меня есть еще один экземпляр раскрашенный, если он жив, то он мне крайне понадобится для тех же целей [188] .
Между прочим о вольтаже, может быть, за рекой на Красмашстрое другой вольтаж.
Вечер сейчас солнечный – дождя не предвидится. Пойду на стадион, может быть, там время пройдет быстрей.
Вернулся. Сейчас 9 часов, у тебя пять (бежишь, наверное, со службы домой обедать). Писать очень темно, поэтому укрупнил размер букв.
Судя по тому, что хозяйка подсела к столу и стала разбирать карты, придется с ней сразиться в 66 (какая идиллия).
12/IX
Хозяйка вчера гадала мне. Оказалось, что какой-то трефовый король стоит у меня на пути, но я все-таки буду при своем интересе.
Так что можешь не беспокоиться – все к лучшему.
День сегодня очень хороший, так что после почты пойду на стадион поиграю в теннис.
Завтра должен приехать директор Красмашстроя, но я не верю этому, наверное, он приедет еще через несколько дней.
Получу ли от тебя сегодня письмо? Вот в чем вопрос!
В одном из последних писем ты интересуешься – целы ли мои вещи.
Должен покаяться, что я лишился подушки (прости, забыл ее здесь в одном месте) – остальное все в сохранности.
Здесь у меня подушка есть, и если понадобится – куплю другую. Это я сообщаю просто в качестве отчета.
Ну, мне не терпится – может быть, меня ждет письмо. Бегу!
Почта
Письмо есть!
Стоя в очереди, крайне вспотел.
Крепко-крепко целую милую Ресничку.
Завтра, может быть, тоже будут какие-нибудь новости. Настроение сейчас прекрасное. "Целую" и "целую"!! Твой С.
13-го сентября.
Почта, Красноярск.
Написал тебе вчера вечером письмо – в полутьме. Получилось так неразборчиво, что сейчас перепишу его здесь, на почте.
Сегодня от тебя писем нет. Директор еще не приехал.
13/IX 35 г.
…По выходе на свободу я переоделся, так как вид у меня был настолько неважный, что когда я попал в камеру политических пересыльных, то был принят за "шакала".
Почти все мои вещи остались в тюрьме, новыми полуботинками я натер волдыри на пятках, заменив их туфлями, я натер себе волдыри на пальцах, т. к. ходил почти на цыпочках.
Пойти и взять ботинки я не мог, т. к. пришлось бы забрать все вещи, а тащиться с ними на вокзал, что я сделал потом, было тяжело из-за грязи, довольно значительного расстояния и больных ног.
Вот и вся эпопея.
Мира, пишешь ты с завистью, приехала черная-черная. Я тоже завидую ей, очень завидую, она может каждый день видеть тебя. Передай ей мой привет.
Я вообще послал бы много приветов, у меня их большой запас, но боюсь. Вдруг мой привет совсем не понравится, покажется неуместным, даже бестактным. Я бы вот Лику поцеловал в носик, но т. к. она ночевала у тебя, и привета я от нее не получил, то боюсь, а вдруг на носике останется несмываемое пятнышко.
А все-таки она очень славная, и я ей низко кланяюсь. Ты просишь "бытовизма".
Пожалуйста!
…Я бы мог описать тебе оригинальную конструкцию местной уборной, но это был бы грубый бытовизм – вульгарный. К тому же я уже касался однажды этого вопроса.
У местной козы родилась дочь. Я заочно был полон к ней нежными чувствами.
Как-то верст за сто от Алма-Аты я ловил рыбу и охотился на орлов – это было на берегу реки Или. Обстановка экзотическая и по части поразительно сочных пейзажей, и по части всяких скорпионов, каракуртов, змей и проч.
Там я видел маленького дикого козленка – он был ужасно грустный с изумительными глазами, тонкими и высокими ножками, на которых он поднимался, буквально как на шарнирах.