Едва ли не главной причиной такого явления можно считать склонность самого государя к религиозному мистицизму и "самостоятельному познанию Бога". Император Александр "стал мечтать об общей религии человечества, основанной на внутреннем озарении сердца Святым Духом, и о соединении всех народов в братском союзе".
Эти откровенно протестантские идеи, идущие вразрез с ортодоксальной церковью, император мог впитать только исключительно в юном возрасте, не без влияния своего ближайшего окружения и своих непосредственных учителей и наставников. Одним из них был протоиерей Андрей Афанасьевич Самборский (1732–1815).
А. А. Самборский родился в 1732 г. на Украине в семье священника. Образование получил в Киевской духовной академии. В 1765 г. был отправлен в Англию по решению академического начальства и по воле императрицы Екатерины Алексеевны. Цель командировки была сформулирована "для обучения агрономии" и для надзора за другими молодыми людьми, также отправленными в Англию учиться.
Одновременно с учебой Самборский стал прислуживать в русской посольской церкви в Лондоне, но поначалу без рукоположения. Через три года Андрей Афанасьевич познакомился в церкви с англичанкой Елизаветой Филдинг, сиротой. Увлечение молодых людей было взаимным, он перевел для нее православный Катехизис и убедил принять православие. 5 мая 1769 г. его избранница была миропомазана, а 6 мая молодые люди обвенчались.
В том же году умер настоятель русской церкви, и Самборский подал прошение в Святейший Синод о назначении его на освободившуюся должность. Для рукоположения в священники он поехал в Петербург, где его представили императрице и великому князю Павлу Петровичу. На другой день молодой священник "заехал на поклон" к Никите Ивановичу Панину, Григорию Григорьевичу Орлову, Захарию Григорьевичу Чернышову, вице-канцлеру князю Александру Михайловичу Голицыну и другим влиятельным сановникам Санкт-Петербурга. Законоучитель наследника Павла Петровича и по совместительству архимандрит Троице-Сергиевой Лавры Платон (Левшин) подарил Андрею Афанасьевичу во время его визита "несколько книг и других вещей". Таким образом, Самборский уже тогда заполучил очень полезные для себя контакты, которые ему пригодились в будущем.
Возвратившись в Лондон, отец Андрей начал служить в русской церкви настоятелем, причем на греческом и латинском языках "для православных греков и сочувствующих ортодоксам англичан", и в общей сложности прослужил там 15 лет.
Много позже в письме к своему бывшему ученику, императору Александру I, от 29 декабря 1804 г. отец Андрей Самборский так вспоминал о годах служения на чужбине: "По неисповедимому Божьему провидению начал я первое священнослужение в Великобритании. Сия просвещенная страна да засвидетельствует, с какой ревностью и чистотой совершал я через многие годы богослужение, чувствуя, что чистое богослужение рождает и утверждает в человеке чистую веру, которая едина утверждает царские престолы и сохраняет их неколебимыми, содействием которой народы не мятутся, но пребывают в тишине и единодушии, пребывают всегда верными своему Богу и своему Государю". И далее он добавлял: "По совершении священной должности в храме все прочее время употреблял я для приобретения не собственной пользы, а блага общего – успехов российских художников, кораблестроителей, мореходцев, земледельцев, пользуясь всеми возможными случаями и способами".
В 1780 г. императрица Екатерина Алексеевна вызвала Андрея Самборского в Россию, где в 1782 г. он был назначен ею на пост настоятеля строящегося в Царском Селе Софийского собора.
Государыня, часто бывая в Царском Селе, что отмечалось не раз в камер-фурьерских журналах, наверняка имела возможность слушать проповеди нового настоятеля и хорошо могла присмотреться к нему с далеко идущими целями. Было очевидным ее желание как можно более тесно войти в интеллектуальный и культурный контакт со странами Западной Европы, и это обстоятельство диктовало стремление императрицы обзавестись различными советниками не только "французского" и "немецкого", но и "английского" направления. В этом контексте человек, долгие годы проживший в Великобритании и сохранивший верность российскому престолу и православной вере, мог быть очень полезным для государства.
Напомним, что воспитанием будущего монарха Александра Павловича занималась сама императрица Екатерина II, не скрывавшая своих династических планов, связанных с рождением старшего внука. Причем государыня неоднократно заявляла, что воспитывала обоих внуков "по английской системе", почерпнутой из книг британского педагога и философа XVII в. Джона Локка. Этот выбор, возможно, был продиктован нескрываемой англоманией монархини, которая часто именовала себя другом Англии "по влечению и интересу". Она утверждала, что смотрит "на английскую нацию как на ту, союз с которой самый естественный и полезный для России".
Более того, английский врач Т. Димсдейл доставил императрице от наставницы наследников английского престола мисс Чевелли руководство по методике "Английского Королевского воспитания", и к русским наследникам Александру и Константину были приглашены английские воспитатели.
Высшее дворянское сословие России во второй половине XVIII в. разделялось на галломанов и англоманов. Подавляющая его часть ориентировалась на обычаи, нравы, вкусы общественной жизни французов, а Париж для них, как и для всей Европы, служил образцом утонченного вкуса и обхождения. К Англии поначалу отношение было двойственное: с одной стороны, уважение и подозрительность из-за экономических успехов страны и ее политического устройства, с другой стороны, англичан все же "любили издалека". "Рассудок восхищался, а душа не принимала", – писала Е. Р. Воронцова-Дашкова.
Однако после Великой Французской революции (1789–1794) произошло охлаждение к Франции. Государыня вдруг объявила, что эта страна заражена излишним свободомыслием и фривольностями, и стала считать французов легковерными, непостоянными и недопустимо вольными в обхождении.
Екатерина Алексеевна стала откровенно демонстрировать свой интерес ко всему английскому: театру, философии, литературе, искусству. Кроме того, она принялась усиленно культивировать английскую систему паркостроения, приглашая в Царское Село английских садоводов и архитекторов, а английские художники стали зарождать в России традиции императорского парадного портрета. На службу начали приглашать английских морских офицеров; бурное развитие получила взаимовыгодная торговля между двумя странами. "Можно сказать, что императрица неравнодушна ко всему английскому, я убеждена в этом мнении", – делала вывод в своем дневнике баронесса Е. Димсдейл.
Великобритания была признана императрицей как страна цивилизованная и устойчивая в своих национальных традициях, которые совпадали с поисками собственного органичного пути для дальнейшего приобщения России к европейской культуре. Даже князь А. Б. Куракин писал, что "…не быть я связан с отчизной столь неразрывными узами, и, будучи к тому же поставлен перед выбором, какой стране посвятить и жизнь и труд свой, Англия без малейшего сомнения была бы избрана мною сколь из любви к ней, столь и по убеждению".
В результате отношение при дворе и в образованном обществе к Англии, второй великой мировой державе, стало меняться. Более того, мода на все английское сохранилась и после смерти государыни. Об этом свидетельствуют увлечения русского барства традициями английской земельной аристократии с их поместьями и аграрными нововведениями; в моду окончательно вошли скачки и лошади английской породы, клубы и дендизм, "манера повязывать галстук" и литературный эпистолярный стиль. Как результат англомании в усадебной архитектуре начала XIX в. распространились постройки, отмеченные печатью "английского вкуса" и имеющие вид замка или коттеджа. Высшие слои русского общества были покорены "английскими парками с их естественным очарованием, респектабельным и осмысленным английским бытом, устойчивой и достойной общественной и частной жизнью, британскими художниками, граверами, садовниками".
Молодые люди зачитывались политэкономией Адама Смита, а впечатлительные русские барышни, начитавшись "готических романов", грезили рыцарями, странниками, принцами на белых конях, радклифферевскими замками и чудесами. Для простого народа также повсеместно стали открываться "ланкастерские школы" для бедных, созданные по образцу таких же школ в Англии.
Однако несмотря на увлечения высшего сословия западноевропейской культурой, все же очень важным условием для российского императора являлось исповедание православной веры, что накрепко связывало монарха с его подданными. Напомним, что российский государь должен был не только видимо исповедовать религию своего народа, но и быть верен православной вере и "никакой иной", а также взять в жены равнородную принцессу, принявшую православие до брака, и воспитать наследника в духе Православной Церкви.
В связи с вышеизложенным императрица Екатерина Алексеевна стала подыскивать подходящего кандидата на роль законоучителя своего любимого внука Александра.
Бромптон Р. Портрет великих князей Александра Павловича и Константина Павловича. Источник: Государственный Эрмитаж
Имя протоиерея А. А. Самборского впервые появляется в 1781 г. в переписке иеромонаха Платона (Левшина) и четы великого князя Павла Петровича и его супруги Марии Федоровны, путешествовавших по Европе под именем графов Северных. "С нами назначен отец Замборский (в качестве духовника. – М. Е.), – писал Павел, выезжая из Царского Села, – но по сие время не знаю, ни где он, ни когда с нами и где соединится".
Однако все сложилось благополучно, и по возвращении из путешествия императрица Екатерина II собственноручно наградила священника наперсным крестом из синей финифти, осыпанным бриллиантами на голубой ленте. Сам Андрей Афанасьевич по поводу креста писал своей жене 10 марта 1783 г.: "Я имел счастье получить от Ее Императорского Величества […] очень высокий знак отличия: сегодня Ее Величество изволила почтить меня бриллиантовым крестом на голубой ленте, который она возложила на меня собственными руками. И наградила меня своею материнской беседой. Благодарен Богу за это".
И наконец, в 1783 г. (по другим сведениям, в 1784 г.) отец Андрей был назначен учителем Закона Божия великих князей Александра и Константина, по поводу чего он писал своей жене: "Самыми непостижимыми путями божественного провидения и волею Екатерины Великой назначен я преподавать Закон Божий Его Императорскому Высочеству молодому великому князю. Это неожиданное событие оправдывает пред тобой мое долгое отсутствие, так как моя настоящая должность имеет важное значение для Отечества, и можно сказать, для человечества вообще, то я обязан пройти через самое строгое самоиспытание, чтобы узнать: достоин ли я столь высокой доверенности от такой великой, такой мудрой и предусмотрительной монархини. Всякие мелкие испытания я переносил с твердостью и благодарностью – и теперь со всевозможным усердием и бдительностью я должен начать свою священническую обязанность".
Возможно, кандидатура Андрея Афанасьевича представлялась императрице наиболее предпочтительной еще и потому, что он в совершенстве владел английским языком и мог преподавать его великим князьям.
Кроме того, Самборский приобрел на чужбине навыки грамотного агронома, и этим он также был интересен государыне. Известно, что она сама сочинила для четырехлетнего внука "Сказку о царевиче Хлоре", где в доступной для ребенка аллегорической форме изобразила различные препятствия, которые встают на пути главного героя к "Храму розы без шипов". Действие сказки происходило на фоне картин идиллической сельской жизни. Сказка была назидательной и наивной, однако довольно скоро сделалась популярной в среде современников. По ее мотивам великий русский поэт Г. Р. Державин написал поэму "Фелица".
В результате и сама сказка, и поэма послужили непосредственным поводом к созданию своеобразной иллюстрации – целого архитектурного комплекса "Александрова дача", который был построен близ Павловского дворца. В центре этой усадьбы, которую спроектировал архитектор Н. А. Львов, среди свыше десятка построек, соответствовавших тем или иным событиям сказки, был возведен также "Храм розы без шипов". Окрестности должны были быть украшены великолепным парком, в котором аллегории сказки соседствовали бы с идиллическими образами сельской жизни. Эту "ботаническую" часть императрица и поручила создать А. А. Самборскому.
Труд Андрея Афанасьевича оказался настолько успешным, что Самборский сразу же завоевал авторитет опытного агронома и со временем набрал некоторый круг украинской молодежи из числа семинаристов, чтобы начать их обучать английским методам ведения сельского хозяйства, которые сам приобрел в Англии.
Вообще Самборский был человеком разносторонним. Он слыл в обществе убежденным англофилом, состоял членом английского Общества поощрения искусств и был пропагандистом разнообразных достижений английской культуры. Но, возможно, самое главное, что разглядела императрица в Андрее Афанасьевиче, заключалось в том, что Англия, где жил Самборский много лет, была страной протестантской с глубокими традициями уважения к закону, праву, частной собственности и человеческой личности. Сама воспитанная в протестантской вере, монархиня могла предположить, что такие качества полезно было бы усвоить русскому монарху с раннего детства.
Однако Андрей Афанасьевич резко отличался от тех духовных пастырей, к которым привыкли православные миряне и царское окружение. Во-первых, столь долгое пребывание в протестантской стране не могло не отразиться на его внешнем облике, отличном от внешности православного священника: с согласия императрицы он носил светскую одежду и брил бороду; во-вторых, он отличался от прочих православных священников стремлением к самостоятельному изучению Священного Писания.