Очевидно, что изучение истории Курского сражения необходимо продолжать. Однако в качестве примера считаю уместным привести некоторые цифры. В капитальном труде "Великая Отечественная война 1941–1945. Энциклопедия" (издание 2010 г., под руководством академика РАН А.О. Чубарьяна) указывается, что, согласно расчетным данным советских исследователей, в ходе Курской битвы немецкие войска потеряли 1,5 тысячи танков и САУ. Британская "Энциклопедия Второй мировой войны" определяет этот показатель в 900 единиц бронетехники. Английский источник основывается, скорее всего, на немецких данных, в которых используется противоречивая и запутанная методика учета восстановленных машин. Согласно этим оценкам, можно констатировать, что Германия потеряла в Курской битве около трети всех своих бронетанковых сил, находящихся на Восточном фронте. Корреспондент английской газеты "Санди таймс" и компании Би-би-си в Советском Союзе в 1941–1946 гг. А. Верт, которого трудно заподозрить в излишней симпатии к нашей стране, в своей книге "Россия в войне 1941–1945", вышедшей за рубежом в 1964 г., пишет без указания цифр, но весьма доходчиво: "После войны немцы признали, что их танковые войска под Курском были просто стерты в порошок".
Вот ведь как получается – сразу после войны признали, а через пятьдесят лет те, кто в войне не участвовал, все отрицают, демонстрируя цинизм и бессовестные попытки оправдания агрессии вместо исторического анализа.
Если, как считают немецкие исследователи, потери германских танковых войск в Курской битве были незначительны, то возникают как минимум два простых вопроса: почему же они не продолжили наступать, и где были эти идеально сохранившиеся танковые части, когда советские войска, развивая наступление, уже через месяц после окончания битвы захватили в 350 километрах к западу от Харькова плацдарм на западном берегу Днепра, а в начале ноября взяли Киев?
В нашем обществе принято критически относиться к мемуарам советских военачальников. На мой взгляд, вопрос доверия к информации некоторых авторов действительно возникает, однако такой подход нельзя автоматически распространять на всех советских авторов воспоминаний о войне. Следует также учитывать, что все они были написаны в то время, когда значительная часть информации о военных действиях была закрыта для изучения. Но если у кого-то есть впечатление, что мемуары немецких военных свободны от этого недостатка, то хочу их разочаровать: замалчивание неприятных фактов и безудержное преувеличение результатов собственных побед являются их непременным атрибутом.
В воспоминаниях гитлеровских генералов о Курской битве бросается в глаза стремление всячески представить ее как пример качественного превосходства немецкой армии, проигранной ею лишь по недоразумению и из-за нерешительности Гитлера. Кроме этого поражение фашистских войск в сражении оправдывается высадкой западных держав в Сицилии, необходимостью усиления немецкой группировки в Донбассе, а также неудачей, а по сути, провалом наступления гитлеровских армий на северном фасе Курской дуги, в результате успешной обороны и контрнаступления войск Центрального фронта генерала К.К. Рокоссовского. Это просто поразительно – оправданием своего поражения считать победные действия противника!
Перечень причин поражения под Курском у немецких генералов сопровождается, как правило, выпячиванием своей роли. Вот, например, что пишет по этому поводу в своей книге "Утерянные победы" видный немецкий военачальник Эрих фон Манштейн: "Если говорить о сроках, то проведение операции "Цитадель" (условное название наступления немецкой армии в Курской битве. – Примеч. авт.) уже в конце мая или самое позднее в начале июня исключило бы совпадение ее по времени с высадкой противника на континенте. К тому же у противника не была бы полностью восстановлена боеспособность. Если бы немецкое командование к тому же учло указанные мною выводы относительно использования войск, то… мы бы достигли для операции "Цитадель" превосходства в силах, вполне достаточного для победы".
Манштейну, командовавшему немецкими соединениями, пытавшимися вызволить армию Паулюса из сталинградского котла, следовало бы помнить о том, в каких невероятно тяжелых, совершенно безнадежных обстоятельствах советские войска выстояли в Сталинграде, а затем не позволили ему прорвать кольцо окружения, не надеясь ни на какие "если бы…", в изобилии рассыпанные в мемуарах германского полководца, сопровождаемые высокомерными, подспудными или явными, рассуждениями о превосходстве немецкой армии.
Не только Манштейн, но и другие германские генералы в своих воспоминаниях проводят эту линию, используя различные приемы: занижение до минимума своих потерь и непомерное раздувание этих данных по советским войскам, основанных на собственных оценках и не подтверждаемых источниками; игнорирование успехов противника, объясняемых чем угодно, но только не грамотными действиями Красной армии; пространные рассуждения об отлично подготовленных ими операциях, провалившихся непонятно по чьей вине.
Фактом, однако, является то, что все немецкие войска, участвовавшие в сражении под Курском, были сильно потрепаны, а некоторые крупные соединения не только лишились боеспособности, но и были практически разгромлены. Так, по воспоминаниям моего отца, под Обоянью солдаты его корпуса захватили в плен офицеров почти полностью уничтоженной 19-й танковой дивизии, командир которой генерал-лейтенант Шмидт покончил с собой.
Отец, вспоминая события июля – августа 1943 года, всегда отмечал, что в поведении наших войск появилось то новое, что вселяло уверенность в победное завершение битвы. Во-первых, это умелые действия наших бойцов и командиров всех уровней, научившихся побеждать сильного противника. Во-вторых, массовый героизм и самопожертвование, которые в сочетании с современными видами вооружений, поступившими в наши войска, позволили уничтожить такое количество вражеской техники и живой силы, восполнить которое немцы были уже не в состоянии. В-третьих, это непередаваемое ощущение того, что настал час возмездия за все поражения и страдания, перенесенные армией и народом, – мы повернули войну на запад. Теперь уже никто не сомневался, как рассказывал отец, в том, что победа не за горами!
О том, какие уроки извлекли мой отец, его однополчане и боевые товарищи из сражения на Курской дуге, отец писал: "Сражения кампании 1943 года были для нас серьезным испытанием. Мы имели богатый опыт в организации обороны, научились драться в уличных боях. Но, по сути дела, мы не имели практики в подготовке и организации наступательной операции, да еще такой грандиозной, как эта, с участием огромного количества артиллерии, танков, авиации".
В сентябре 1943 года части корпуса Родимцева участвовали в освобождении Полтавы. Символично, что гвардейцы вышли к реке Ворскле неподалеку от города в том же месте, где за двести тридцать четыре года до этого переправлялась на пути к месту сражения русская армия под командованием Петра I. Отсутствие мостов, уничтоженных немцами, и наличие сильных укреплений не помогли им. Среди первых советских частей, ворвавшихся в город 22 сентября, была все та же 13-я гвардейская дивизия, получившая за проведенную операцию почетное наименование "Полтавская".
В составе войск 2-го Украинского фронта 32-й гв. корпус с боями форсировал Днепр и двигался на запад по земле Правобережной Украины, освободив Кременчуг, Знаменку, Александрию, Кировоград.
В дни сражения за Кременчуг отец с глубокой болью узнал об еще одной потере – погиб ветеран 13-й гвардейской, один из лучших офицеров, командир разведроты гвардии капитан Иван Подкопай. Под началом отца он воевал в составе 5-й воздушно-десантной бригады под Киевом. В тяжелое лето 1942 года, когда дивизия отступала на восток, Подкопай в схватке с гитлеровцами, прорвавшимися к штабу, спас Боевое Знамя соединения, вынес его на себе и благополучно вышел к месту сбора частей у переправы через Дон. 22 февраля 1944 года посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Дороги войны привели 32-й гв. корпус и сражавшуюся в его рядах 13-ю гвардейскую в Первомайск – город, в котором отца и его десантников застала война. Отец всегда с волнением вспоминал это событие, он писал: "22 марта 1944 года части нашего корпуса освободили его. До боли памятны были мне эти улицы, площади, сады, здание школы, скамеечки у заборов, а теперь вспоминалось, как сон. Школа разрушена, многие дома сожжены, ветер раскачивал трупы повешенных партизан… Я разыскиваю домик, в котором когда-то размещался штаб бригады. Здания вокруг сожжены, но этот домик уцелел… Вхожу в палисадник, стучу в филенчатую дверь, но мне никто не откликается. Когда я открываю дверь и, миновав коридорчик, вхожу в знакомую комнату, мне уже чудится, будто я отлучался на какие-то часы. Нет, непросто было переступить этот порог: к нему привел долгий и трудный путь, и если мы уходили на восток с тоской и горечью в сердце, теперь познали высокую радость наступления, выстраданное, взятое с боя, заслуженное торжество побед".
Отец умолчал о том, о чем писать в воспоминаниях было не принято: в заброшенный домик, бывший когда-то штабом 5-й воздушнно-десантной бригады, входил не тот бойкий, одетый с иголочки молодой полковник, а возмужавший, со следами переживаний и нелегких дум на лице генерал, с серьезным взглядом из-под тяжелых, словно набухших от постоянной бессонницы век. В январе 1944 г. отцу было присвоено звание генерал-лейтенанта. Это было его второе повышение в звании в ходе войны. Огромная ответственность, непрерывные сражения, а ему еще не исполнилось и 39 лет… Он не мог знать, что следующего повышения придется ждать несравнимо дольше. Да он и не думал тогда об этом.
Части, которыми он командовал, вновь отличились стойкостью и умением в боях на Сандомирском плацдарме на р. Висла в августе 1944 г. Маршал Советского Союза И.С. Конев, бывший в то время командующим 1-м Украинским фронтом, в составе которого действовала теперь 5-я армия Жадова, написал об этих событиях так: "5-я гвардейская армия была введена в сражение в самый напряженный момент операции, когда шла острая борьба за удержание и расширение плацдарма на Висле и отражение массированных танковых атак противника. 13 августа силами четырех танковых и одной моторизованной дивизий противник нанес удар… Однако вражеский танковый таран напоролся на противотанковую оборону и стойкость войск 5-й гв. армии, которая имела большой боевой опыт, приобретенный в Сталинградской битве и на Курской дуге".
Поэт Е. Долматовский в своих воспоминаниях о генерале Родимцеве про сражение на Сандомирском плацдарме писал: "Разве можно было столкнуть в Вислу тех, кого не удалось столкнуть в Волгу?"
Мне довелось быть свидетелем разговора моего отца с командующим 5-й гв. армией А.С. Жадовым, с которым у него до конца дней сохранялись дружеские отношения. Вспоминая Сандомирскую операцию, они говорили, что по своему упорству и количеству вовлеченной в сражение техники на ограниченном участке фронта она напомнила им некоторые эпизоды сражения на Курской дуге.
Стремительно пройдя по Южной Польше, 32-й гв. корпус вышел к Одеру. Шел январь 1945 года. Форсирование Одера, по описанию отца, явилось одной из самых тяжелых и упорных битв. Немецкое командование прекрасно понимало: пропустить советские армии за Одер – значит открыть им путь на Берлин. Но в войсках уже царило победное настроение, да и воевать они научились так, что остановить их было невозможно. В январских боях на Одере гвардейцы 32-го корпуса действовали умело и героически: десяти бойцам и офицерам корпуса (трем из них посмертно) за форсирование Одера было присвоено звание Героя Советского Союза, а корпусу – почетное наименование "Одерского".
Преодоление одерского рубежа стало важной вехой в оценке воинского мастерства и личных качеств не только подчиненных генерала Родимцева, но и его самого на посту командира корпуса. В наградном листе о представлении генерал-лейтенанта А.И. Родимцева к присвоению звания дважды Героя Советского Союза, подписанном 14.02 1945 г. командармом 5-й гв. армии А.С. Жадовым, о боях на Одере говорится: "В ночь с 24 на 25.01.1945 года благодаря мужеству, умелому руководству и личной храбрости Родимцева, находившегося в боевых порядках, на опасных участках фронта соединения корпуса, которым командует Родимцев, форсировали р. Одер в районе Линден и решительными действиями уничтожили противостоящего противника… За форсирование реки Одер, образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные при этом личные храбрость и геройство, представляется к высшей степени отличия – к званию дважды Героя Советского Союза с вручением медали Золотая Звезда".
В начале апреля, пройдя с боями за четверо суток около двухсот километров, 32-й гв. корпус вышел к реке Нейсе. Стало понятно, что дальнейший путь их лежит южнее Берлина – на Эльбу, которая была согласована союзными державами в качестве линии разграничения между советскими и американо-английскими войсками.
24 апреля 1945 г. части 32-го гв. корпуса вышли на Эльбу в районе г. Торгау, где 25 апреля состоялась знаменитая встреча союзников – советских и американских войск. Предметом особой гордости отца являлось то, что сюда, в глубь германских земель, принесла свое Боевое Знамя от Сталинграда и Прохоровки, от Днепра и Южного Буга, Вислы и Одера, Нейсе и Шпрее, с полей России, Украины и Польши родная для него 13-я гвардейская!
Отец принимал участие в торжественных мероприятиях, которые проводились по случаю встречи союзных войск. Эти дни, вошедшие в историю, ежегодно отмечаются в странах антигитлеровской коалиции.
Уже пал Берлин, а войска 1-го Украинского фронта продолжали сражаться. Боевой путь 32-го гв. корпуса еще не был окончен. Был получен приказ – на Дрезден и Прагу!
Освобождение Дрездена представляло собой сложную задачу. Город обороняли значительные силы немцев, превратив его в мощный опорный пункт. Но все понимали, что необходимо действовать крайне осмотрительно и осторожно, поскольку в городе находятся большие художественные ценности, прежде всего в Дрезденской галерее и Альбертинуме. Наступление на дрезденском направлении началось 6 мая, а через два дня наши войска полностью овладели столицей Саксонии. 32-й корпус сыграл заметную роль в боях за Дрезден и в спасении всемирно известных сокровищ.
Вспоминает командующий 5-й гв. армией А.С. Жадов:
"Я приказал Родимцеву и Бакланову с приближением к Дрездену и в ходе боя за город сделать все возможное, чтобы уберечь его от новых бессмысленных разрушений… После массированных налетов двух тысяч англо-американских бомбардировщиков в ночь на 14 февраля 1945 года город искусства, как его называли, горел пять суток… Перед соединениями 32-го гвардейского стрелкового корпуса, овладевшими 7 мая кварталами города на северо-восточном берегу Эльбы, раскинулась старая часть Дрездена, где находились все исторические и культурные ценности, знаменитая картинная галерея. Чтобы продолжить наступление, необходимо было навести переправы, так как все мосты через Эльбу были разрушены англо-американской авиацией. В конце этого дня я прибыл на КП Родимцева.
– Надо штурмовать старую часть города. Если художественные ценности уцелели, то фашисты, пользуясь нашей заминкой, могут вывезти их на Запад, – предложил Александр Ильич.
– Прежде чем начать штурм, давайте направим коменданту Дрездена официальный ультиматум, – ответил я.
Родимцев доложил, что он два часа назад разговаривал с обер-бургомистром города и тот сказал, что никакого коменданта в Дрездене нет.
– Телефонный разговор для гитлеровцев ничего не означает. Так что давайте пошлем парламентеров, – приказал я комкору.
Вскоре на НП прибыли три офицера, вызванные Родимцевым. Старшим был назначен работник политотдела корпуса Д.Ф. Артеменко. Ему я вручил пакет с двумя текстами ультиматума– на немецком и русском языках. Вот что в нем говорилось:
"Ультиматум.
Коменданту города Дрездена или его заместителю.
В интересах сохранения целостности города Дрездена, его исторических ценностей и памятников старины, сохранения многих жизней мирного населения и солдат армии я предлагаю: немедленно прекратить всякое вооруженное сопротивление и безоговорочно, полностью капитулировать. Открыть свободный вход в город нашим войскам и сложить оружие. Ваше дальнейшее сопротивление совершенно бессмысленно. Ваш ответ ожидаю 8 мая в 9.00 по московскому времени у моста Марии, который находится рядом с железнодорожным мостом. В случае Вашего отказа полностью и безоговорочно капитулировать за последствия отвечаете Вы.
Командующий 5-й гвардейской армией генерал-полковник Жадов, 8 мая 1945 г."
Вернувшись к себе на НП, я стал с нетерпением ждать дальнейшего развития событий. Примерно около 8 часов утра позвонил Родимцев и доложил, что парламентеры вернулись невредимыми. Были несколько раз обстреляны, лишились своего защитного белого флага: его порвала автоматная очередь. Ультиматум вручить не удалось. Парламентеры, рискуя жизнью, два раза связывались по телефону с обер-бургомистром Дрездена, но он повторил то, что сказал Родимцеву накануне вечером: комендант города убыл в неизвестном направлении, а он не уполномочен вести переговоры.
Перед глазами гвардейцев, вступивших в город, предстала жуткая картина разрушений. Вместо красавца города, города-парка с его архитектурными памятниками была груда бесформенных руин. Больше всего пострадал от налета англо-американской авиации культурно-исторический центр города – Альтштадт, с дворцами и музеями, где хранилось столько сокровищ мирового искусства…
Мы видели много разрушенных советских городов– Сталинград, Полтаву, Кременчуг, сотни стертых с лица земли и сожженных деревень и сел. Проклинали гитлеровцев и не раз говорили: придет расплата! Она пришла. Казалось бы, можно было и позлорадствовать. Но нет. Глядя на разрушения, советские воины глубоко сожалели, особенно когда они не диктовались военной необходимостью, были бессмысленны, как в случае с Дрезденом, забывали о тех непоправимых ранах, которые нанесла нам, советским людям, война. В этом сила и благородство советского воина. Он шел к своей победе как освободитель!.."
Дальнейшие военные действия в Дрездене корпус Родимцева и другие советские части вели с особой осторожностью, открывая огонь только по видимым целям. Специально созданные по приказу командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза И.С. Конева группы вели активный поиск сокровищ Дрезденской галереи. Забегая немного вперед, скажем, что 9 мая, в День Победы, большая часть спрятанных картин была найдена советскими солдатами в штольне на берегу Эльбы, а также в других местах, причем многие ценности были подготовлены гитлеровцами к уничтожению.
Выполняя приказ командования, в ночь на 9 мая корпус Родимцева выступил в сторону Праги. Вот что рассказывал отец о том, каким был для него долгожданный День Победы. Этот день выдался у отца не таким торжественным, как у большинства советских людей, и эта радостная новость оказалась для него неожиданной.