"И тут я увидел Льва Яшина - его я сразу узнал по портретам в газетах и журналах. Перед ним я решил предстать в образе этакого развязного, нахального репортера. И это была моя грубая ошибка. Мне ни в коем случае нельзя было надевать такую маску: я не знал, что со времени воцарения Бориса Панкина на престоле главного редактора "Комсомолка" превратилась в явно "проспартаковскую" газету. Я лениво подошел к Яшину и сказал небрежно:
- Здорово, Лев! Я из "Комсомолки". А ты, вижу, совсем заработался, никогда к нам в редакцию не зайдешь…
Молча, внимательно и свысока оглядев меня, Яшин хорошо поставленным голосом произнес:
- Пусть к тебе твой "Спартак" ходит, е… твою мать!..
На этом мое содержательное интервью с великим футболистом завершилось…"
Между тем тот матч оказался одним из последних матчей Яшина в составе сборной СССР. После него он провел еще три игры и навсегда ушел из сборной. Свой последний (116-й по счету) матч в составе сборной СССР Яшин сыграл 16 июля. В тот день наши футболисты встречались в Тбилиси со сборной Греции в рамках отборочного турнира чемпионата Европы. Мы выиграли с разгромным счетом 4:0.
Уйдя из сборной, Яшин целиком сосредоточился на игре в родном "Динамо", которое последние несколько лет довольно неудачно выступало во всесоюзном первенстве. В 1967 году это положение наконец удалось изменить в лучшую сторону - "Динамо" заняло 2-е место и выиграло Кубок страны. Однако год спустя команда довольствовалась уже 5-й строчкой в турнирной таблице. В том же году Яшин последний раз был включен в список 33 лучших футболистов страны под номером 1 (впервые он попал в этот список в 1956 году).
Последние три сезона, в которых Яшин играл в "Динамо", его команда, что называется, скакала по турнирной таблице: в 1969 году она заняла 4-е место, в 1970-м - 2-е (и победа в Кубке СССР), в 1971-м - 5-е. В середине последнего сезона Яшин принял решение закончить футбольную карьеру.
Прощальный матч великого голкипера состоялся в Москве 27 мая 1971 года. Для участия в нем в Москву приехали практически все лучшие футболисты мира, выразив тем самым свое уважение к замечательному голкиперу и человеку. Проводы были королевскими, что вполне объяснимо: такие спортсмены, как Яшин, рождаются на свет не так часто - раз в столетие.
Вспоминает Н. Озеров: "Прощальный матч Яшина был товарищеский, праздничный. Все были доброжелательно настроены, готовы выполнить любую просьбу, любое пожелание. И вот, получив разрешение, мы расставили наши камеры в раздевалке гостей - у футболистов сборной мира и в раздевалке "Динамо". Закончился первый тайм. Мы не ушли из эфира, как обычно, включили камеры в комнатах, где отдыхали футболисты. Сначала - интервью с игроками сборной мира. Потом - с динамовцами. Телезрители увидели выступления Бобби Чарльтона, Джаича, Жекова, Бескова, Старостина, Яшина, Понедельника. Заканчиваю репортаж, передаю микрофон ассистенту режиссера в полной уверенности, что эстафету передачи подхватят мои товарищи и репортаж пойдет из другой комментаторской кабины. Нужно сказать, что связь с "внешним миром", с режиссерским пультом, у нас осуществляется через оператора. У него наушники, и он получает соответствующую команду, так что его слово окончательно и "обжалованию" не подлежит. Вдруг оператор снимает наушники и кричит:
- Еще две минуты! Еще две минуты!
Чувствую, что-то неладно. Надо спасать положение. Беру микрофон, ищу собеседника, думаю, с кем бы еще поговорить. И вдруг вижу - уважаемый футболист, знаменитый, лучше не придумаешь. Я обращаюсь к нему:
- Можно вас на минуточку?
Он поворачивается, и - о ужас! - вижу, что собеседник, мягко говоря, не в "спортивной форме". Чувствую, что мне приходит конец, и я последние минуты работаю на телевидении. Отступаю с микрофоном назад и думаю, как бы мне улизнуть от интервьюируемого. Он же говорит:
- Что сказать? Что сказать? - и тащит микрофон обратно. Хорошо, что все закончилось благополучно и телезрители увидели и поняли, что не всегда все на телевидении заранее подготовлено…"Отмечу, что за свою долгую футбольную карьеру Яшин провел 326 матчей в первенстве СССР и 79 - в сборной СССР. Был удостоен десяти правительственных наград, в том числе и ордена Ленина. Он был первым вратарем в советском футболе, кто провел сто игр "на ноль" (не пропустил ни одного мяча). Сотым на его счету стал матч чемпионата страны между его родным клубом "Динамо" и ЦСКА 28 октября 1962 года. Всего же Яшин сыграл 207 "сухих" матчей из 438 зачетных. Этот результат был рекордным в течение многих лет, пока его не побил в 1987 году вратарь московского "Спартака" Ринат Дасаев, поднявший рекордную планку до 235 "сухих" матчей.
Закончив играть, Яшин не ушел на покой. Чем же он занимался? Рассказывает Л. Филатов:
"После проводов и прощального матча звезд мирового футбола со сборной "Динамо" Яшин не исчез с глаз долой и не был выкинут из сердца вон. Его известность в народе, а не только среди болельщиков, была повсеместной и поголовной, фамилию его знали, как взятую из букваря. Поставили его начальником родной команды вместе с тренером Константином Бесковым. А потом что-то не заладилось. Человека с таким именем полагалось трудоустраивать. Что и делалось как в "Динамо", так и в федерации. Но посты с мудреными названиями ("зампред по…"), с письменными столами наводили на Яшина тоску. Честный, он стеснялся своего вынужденного безделья.
А для начальственных верхов Яшин был одним из пропагандистских цветных стеклышек, из него пытались сотворить живую легенду, подобие Стаханова. Провели через Высшую партийную школу, после чего человек считается "своим", заставляли выступать в присутствии вождей с трибуны Кремлевского дворца, произнося написанную речь, надев через грудь широченную красную ленту со всеми спортивными медалями и орденами… Был случай, что авторитетом Яшина, как бульдозером, попытались сломить неугодного Валентина Гранаткина. Чтобы заменить его на посту первого вице-президента ФИФА, послали бумаги с ходатайством, да получили гто носу - уведомление, что сотрудничеством Гранаткина ассоциация довольна.
Ничего этого Яшину не было нужно, он испытал на себе судьбу тех, кого принудительно, по разнарядке, утвержденной за толстыми стенами, выдвигали, не спрося их согласия, для разного рода показательных выдумок…"
Пока позволяли силы, Яшин вел довольно активную жизнь. Посещал школы-интернаты, принимал участие как почетный гость в соревнованиях клуба "Кожаный мяч", выезжал за границу, где проводились соревнования его имени (да, да, проводятся и такие, например, в Финляндии).
В 1986 году произошел такой эпизод. В том году отмечался полувековой юбилей знаменитой комедии Семена Тимошенко "Вратарь". На торжественном банкете, устроенном по этому случаю, присутствовал и Лев Яшин. И вот, глядя на скромные яства, стоявшие на каждом столе (две четвертинки волки, кока-кола, бутерброды с колбасой), Яшин грустно изрек: "А я вот сейчас и за такой стол не смог бы расплатиться…" И это говорил вратарь, которого авторитетный еженедельник "Франс футбол" в списке лучших футболистов послевоенного периода поставил на первое место.
Между тем с годами поездки давались Яшину все труднее. Его стало подводить здоровье. У Яшина был застарелый гастрит, который в конце концов перерос в язву. Облитерирующий эндартериит ног, сопровождавшийся сильными болями, таил в себе огромную опасность, и то, что Яшин очень много курил, никак не способствовало его выздоровлению. Яшин стал меньше двигаться, из-за чего холестериновые бляшки начали закупоривать вены на ногах. В начале 80-х он перенес инсульт, одна рука стала плохо двигаться, волочиться нога. Врачи советовали Яшину лечь в больницу, но он перенес болезнь на ногах. Но даром это не прошло. В 1984 году он отправился в заграничное турне во главе группы ветеранов советского футбола, и там у него отказала правая нога. Пришлось делать операцию. Она проходила в Венгрии, причем сделали ее неудачно. Яшин с женой потом долго добирались до Москвы и опоздали - нашим врачам пришлось ногу ампутировать.
К сожалению, это было не последнее испытание, которое пришлось пережить Яшину. Вскоре цосле ампутации у него обнаружили рак. И Яшин знал, что болезнь прогрессирует стремительно. Однако виду не показывал. Лишь однажды, когда ему вручали Золотую Звезду Героя Социалистического Труда и орден Ленина, он не выдержал - заплакал.
В августе 1989 года было решено торжественно отметить приближающееся 60-летие великого вратаря. Торжество длилось два дня: сначала оно проходило на стадионе "Динамо", где 10 августа состоялись сразу два футбольных матча: сначала силами померились сборные ветеранов "Динамо" и ветеранов мира (матч закончился вничью 2:2), а затем - сборные "Динамо" (СССР) и звезд мира (наши победили 2:0). На следующий день торжества переместились в динамовский Дворец на улице Лавочкина. К сожалению, последнее мероприятие телевидением не записывалось. Проходило оно очень трогательно и собрало большое число известных людей. Поздравить юбиляра пришли: Е. Евтушенко, В. Гафт, М. Задорнов, А. Арканов, М. Евдокимов, В. Винокур, М. Ножкин, И. Роднина, В. Фетисов, В. Юрзинов, В. Давыдов, О. Блохин, Н. Старостин, а также футболисты всех московских команд. Кроме того, из-за рубежа приехали прославленные звезды футбола: португалец Эйсебио, англичанин Чарльтон, болгарин Колев, венгр Грошич. Но особенно растрогало Яшина, когда на сцену вышла футбольная команда олимпийских чемпионов 1956 года во главе с Качалиным и Нетто, а Людмила Гурченко исполнила песню "Команда молодости нашей". Газета "Футбол. Хоккей" в августовском номере поместила обширный репортаж с этого мероприятия. Приведу лишь отрывок из него:
"Чего стоил один выход Яшина в зал! Тяжело опираясь на костыль, поддерживаемый женой и друзьями, он продвигался из-за кулис к своему месту в первом ряду партера, а зал, дружно встав, устроил овацию. До чего же привыкли мы размахивать знаменами и транспарантами, а Яшин в ответ на овации сделал самый что ни на есть человеческий жест - взметнул над головой костыль, в знак приветствия, и медленно, припадая на протез, прошел, окруженный людским скопищем, свои десять метров. Смотрите, мол, жив курилка!..
Спортсмены и футболисты сменяли на сцене артистов, артисты сменяли спортсменов - пели, плясали, читали, декламировали, много и очень остро шутили, выдавая на-гора, то бишь - в зал, сатиру самой высокой пробы. И ни один не покинул сцену, не сказав Яшину что-то свое, сокровенное, искреннее, идущее из глубины души и от всего сердца, не обнявшись и не расцеловавшись с вратарем. Наверное, ни в одном матче не наваливалась на Яшина такая нагрузка, как в этот вечер. И он стоически вынес ее, выдержал и нашел силы на исходе вечера, около полуночи находчиво поправить ведущих.
А получилось так: желающих вручить Льву Яшину памятные сувениры и адреса со всех концов страны скопилось такое множество, что Гарри Гриневич, исчерпав концертную программу, пригласил делегатов с мест в партер - к Яшину, где уже в "нерабочей" обстановке продолжилось чествование. А время позднее, а метро "Речной вокзал" не в центре города, а привычки свертывать службы сервиса лишь после того, как уснет последний горожанин, у нас пока нет - и зрители стали потихоньку расходиться. И Яшин, этот человечище Яшин, самый что ни на есть человечный и дружелюбный альтруист, спохватился: "Как же так?! Люди уходят, а я им ничего не сказал…" И, извинившись перед окружающими, схватил микрофон и стал говорить.
Передать его слова трудно - их надо было слышать. Это были вырвавшиеся из самого сердца слова любви, слова признательности, наполненные теплом и самыми дружескими чувствами. Ко всем. Ко всем без исключения. Не раз и не два Лев Иванович настаивал на том, что это не его праздник, это наш, ваш праздник, это не его чествуют, это чествуют советский футбол… В этих словах - весь Яшин, великий и скромный до невозможного…"
Между тем никто из присутствующих на этом вечере даже не догадывался, что видит великого вратаря в последний раз.
Л. Яшин скончался 20 марта 1990 года. Его супруга Валентина Тимофеевна вспоминает: "Когда Лева умирал, я сидела у его кровати. Он шепчет: "Слушай, поезд уходит, давай поедем побыстрее, вон моя куртка висит". Похоронили великого голкипера на Ваганьковском кладбище.
P. S. Старшая дочь Л. Яшина Ирина окончила МАИ, работает по специальности. Младшая - Лена - окончила институт физкультуры. Теперь преподает на кафедре физического воспитания в Институте гражданской авиации. В 1987 году у нее родился сын Вася, который пошел по стопам деда - стал играть в футбол и тоже вратарем. Однако не в "Динамо", а в "Торпедо".
В 1994 году Фонд социальной защиты спортсменов имени Льва Яшина учредил специальный приз имени Льва Яшина (подставка из малахита имитирует газон футбольного поля, над которым распластался в броске бронзовый вратарь с золотисгым мячом на ладони), которым отныне будут награждаться лучшие вратари мира. Первым этот приз получил Мишель Прюдомм - лучший вратарь чемпионата мира-94. Приз ему вручила вдова великого вратаря Валентина Тимофеевна Яшина.
Гелена ВЕЛИКАНОВА
Г. Великанова родилась в 1923 году в Москве. Ее родители были родом из Польши, там же познакомились и решили пожениться. Однако отец и мать невесты категорически не приняли жениха: они были из обеспеченной семьи, а он - простой крестьянин. Молодые пошли наперекор родительской воле, тайно обвенчались и в поисках лучшей доли сбежали в Россию. Было это сразу после революции.
Молодые поселились на Сретенке. Здесь у них один за другим родилось четверо детей: два мальчика и две девочки. Гелена родилась последней, когда ее матери был уже сорок один год. Ее рождение не было желанным, мать боялась, что не справится с детьми. Надежда на мужа к тому времени была небольшая. Марцел Великанис (он был полулитовец) стал заядлым картежником, и всю семью от этого постоянно лихорадило. Когда он бывал в выигрыше, дом буквально ломился от богатства, а когда проигрывал, выносилось все ценное, и дети спали на одолженных у соседей матрасах. В последние годы фортуна навсегда отвернулась от Марцела, и он по большей части только проигрывал. Так продолжалось вплоть до войны, пока после очередного проигрыша главу семейства не хватил паралич. Последние месяцы жизни он был парализован, но, несмотря на то что его отношения с женой давно были испорчены, она все же не оставила в беде некогда любимого человека. Все это время она не отходила от его постели, ухаживала за ним, как за маленьким ребенком. Он умер буквально у нее на руках.
В 1941 году Гелена закончила 281-ю среднюю школу в Уланском переулке. Собиралась поступать в музыкальное училище, но тут грянула война. Ее семья эвакуировалась в Томск. Там Гелена работала в госпитале, участвовала в концертах для раненых. Но вскоре на семью обрушилось новое горе - сначала умерла мама, затем пришла похоронка на старшего брата, летчика, который заживо сгорел в разбившемся самолете. (К сожалению, через много лет беда стрясется и со вторым братом Великановой: видимо, помня, в каких муках умирал его отец, он, страдая от страшнейшей гипертонии, покончил с собой в ужасе перед инсультом и неподвижностью).
В 1944 году Гелена с сестрой вернулась в Москву и все же поступила в музыкальное училище. Училась хорошо, и преподаватели хором "свагали" ее в оперетту, предрекая на этом поприще прекрасное будущее. Она же терпеть не могла оперетту, считала этот жанр неискренним. Когда слышала по радио, как мужчина говорил странным, приторным голосом, а потом начинал петь - Гелена понимала, что это оперетта. И она дала себе слово никогда не заниматься этим делом. Ее манила эстрада, привлекавшая своей самостоятельностью. И когда училище было закончено, Великанова поступила на эстрадное отделение Школы-студии МХАТа, где преподавали замечательные актеры: Ольга Андровская, Борис Петкер, Анатолий Кторов.
Впервые на профессиональную сцену Великанова вышла в 1948 году, еще студенткой эстрадного отделения. Тот концерт ничем особенным ей не запомнился, разве тем, что был первым в ее жизни. А спустя несколько лет она была уже одной из самых популярных певиц на советской эстраде.
Великанова начинала свою деятельность на эстраде с исполнения простеньких песен советских композиторов. Одна из таких песен - "Ландыши" О. Фельцмана, исполненная Великановой в 1957 году, мгновенно сделала ее имя суперпопулярным.
Вспоминает О. Фельцман: "Меня попросили написать песню для эстрадной программы театра "Эрмитаж". Я очень быстро, без проблем, придумал мелодию, позвонил Геле Великановой: она тогда только-только набирала силу, хорошенькая молодая певица. Отдал ей ноты и уехал на юг. Через две недели я узнал, что такое настоящая слава…
Первые два-три месяца, после того как Геля начала исполнять "Ландыши", я был на вершине блаженства. А потом ктото наверху сказал: надо дать примеры пошлости. По музыке, литературе, по архитектуре… По музыке? Есть у нас: "Ландыши"! Слышали, ребята? Запишите: "Ландыши"! И долгие годы "Ландыши" были в СССР "образцом пошлости". Телевидение и радио устроили "перерыв" в исполнении "Ландышей". Только народ пел "Ландыши" без перерыва…"
Между тем существовать в рамках одного жанра для Великановой было откровенно скучно. Поэтому в то же десятилетие она открыла для себя и для слушателя мир итальянской, испанской и даже японской эстрады. Она первой на российской сцене стала исполнять песни Эдит Пиаф.
Г. Великанова вспоминает: "Когда Никита Богословский привез для меня из Парижа записи неизвестной у нас тогда Пиаф - они мне не понравились. Манера пения показалась агрессивной, даже вульгарной. И когда года через четыре уже Наталья Кончаловская позвонила и сказала: "Геля, у меня для тебя подарок - песни Эдит Пиаф", я ответила: "Наташенька, они мне совершенно неблизки". И Наташа буквально закричала: "Приезжай, дуреха, ты ничего не понимаешь…" Кончаловская тогда написала книгу о Пиаф: "Песня, зажатая в кулак". И вот она стала рассказывать мне про судьбу Эдит… Что это была за чудесная артистка, как она мучилась, бедняжка, потому что у нее были больные ноги, как уже в сорок лет она безумно полюбила одного человека и, приехав покорять Америку, на первом же концерте узнала, что этот человек разбился в самолете, летя к ней; но все-таки вышла на сцену и спела ему, уже погибшему, - гимн любви… Когда Наташа все это рассказала и перевела мне содержание песен, я не слышала уже никакой вульгарности - только гениальное пение. Всетаки для нас была непривычна и невозможна такая сила страсти, такое пульсирующее, любящее, страдающее сердце, обнаженное перед публикой. Поэтому программа с песнями Эдит Пиаф стала, наверное, каким-то откровением и для меня самой. Успех она имела необыкновенный: сама музыка, образ, ею рождаемый, были удивительными".