...
" Маршал Сталин : Могут наши самолёты приземлиться?
С. Миколайчик : Нет, они могут сбросить оружие только с воздуха.
Маршал Сталин : Это легко.
С. Миколайчик : Я прошу дать указание Маршалу Рокоссовскому.
Маршал Сталин : Как могут быть установлены контакты? Необходимы шифровки, так как эфир полон разного рода сигналов. Я могу заверить, что со своей стороны мы сделаем всё, что от нас зависит, чтобы помочь Варшаве. Кому мы можем адресовать всё это?"
И тут Миколайчик, рассуждая минуту назад о том, что "как только прямые контакты установятся между польскими силами в Варшаве и Красной Армией, появится возможность договориться о сигналах", вместо того, чтобы тут же договориться со Сталиным о прямом контакте Советского командования в Польше со штабом Бур-Коморовского, начинает невнятно ссылаться на некоего "капитана Калугина" – фигуру более чем подозрительную и никого не представляющую.
То есть: "На колу мочало, начинай сначала".
В тот же день, 9 августа 1944 года, "главнокомандующий" польского эмигрантского правительства генерал Соснковский через начальника армейской секции Британской военной миссии в Москве полковника Бринкмана пересылает "маршалу Сталину" из Лондона в Москву указания для советских войск в Польше о сбрасывании грузов над Варшавой .
Такой вот получался у миколайчиков с бур-коморовскими странно кривой "радиомост" – вместо прямого.
Нужны комментарии?
Сталин говорил с Миколайчиком ещё до того, как получил всю информацию и понял, как подло поступили по отношению к Варшаве, к России и к Сталину лондонцы и Черчилль.
Поняв это, Сталин резко отмежевался от провокаторов.
Так чем же он здесь виноват?
Миколайчики и черчилли во имя своих политиканских интересов не побоялись начать лить кровь рядовых поляков. Что, Сталин должен был прибавить к этим рекам польской крови еще и дополнительные – к тем, которые уже были пролиты – моря крови советских людей? Прибавить без успеха для дела, но в обеспечение эмигрантских претензий на власть?
Не слишком ли многого вы требуете от русских, панове?
* * *
Теперь же – немного о "смелых" и "добрых" чехах.
Я не пожалею возмущения и скепсиса и в отношении них, потому что по части исторической благодарности чехи – особенно после срыва войсками Варшавского договора прозападной чешской авантюры 1967 года – от поляков ушли недалеко. Чехи тоже стали поговаривать о "русских оккупантах" и осквернять памятники советским солдатам.
Конечно, в 1967 году это делали "демократизированные" юнцы, а не седовласые пражане, в 1945 году молодыми встречавшие с песнями танкистов Рыбалко и Лелюшенко. Но ведь юнцы были детьми и внуками тех пражан.
Сегодня поседели уже и юнцы 1967 года, и у них теперь свои внуки. И эти внуки тоже не очень-то благодарны русским за их танковый бросок к Праге в 1945 году.
Стоит ли упускать это обстоятельство из виду нам – детям и внукам тех, кто этот бросок совершал?
При этом люди, плохо знающие реальную историю или знающие её хорошо, но предпочитающие истине "баксы", рассказывают басни о бедных "чехословаках" (национальности, никогда в природе не существовавшей), у которых злодей Гитлер отобрал Судетскую область (сплошь населённую в 1938 году немцами), о тяжкой судьбе чехов в составе Третьего рейха и прочем подобном…
Но вот некая "информация к размышлению" из докладной записки начальника 7-го отделения политотдела 7-й гвардейской армии гвардии майора Козлова, которую он направил 7-го июня 1945 года начальнику 7-го управления 1-го Украинского фронта.
Первая цитата:
...
"Население Чехословакии проклинает немецкую нацию и никогда не забудет все те злодеяния, которые причинили немцы…
Однако наряду с дружеским в основном отношением населения Чехословакии к войскам Красной Армии, имеют место отдельные неудовольствия…"
Впрочем, дальнейшие строки докладной записки позволяли предполагать, что слово "отдельные" майор Козлов употребил скорее из соображений, говоря языком современным, политкорректности (правда, хотел бы я, чтобы кто-нибудь объяснил мне смысл последнего занятного понятия).
Вот что писал далее майор Козлов:
...
"Население [западных] районов Чехословакии резко отличается своим поведением от населения предыдущих районов. Если в восточной части Чехословакии гремели жаркие бои, вследствие которых были большие разрушения сёл и городов, а население сидело в подвалах до прихода частей Красной Армии, то западная часть этого не испытала… Население, таким образом, не испытало всех ужасов войны…"
Но ведь до боевых действий здесь была, вроде бы, зона "нацистских злодеяний"? И как же на них реагировали "свободолюбивые" чехи в покрытой горами, то есть – удобной для партизанских действий и неудобной для действий регулярной армии Чехии?
Что ж, майор Козлов написал и об этом:
...
"На данной территории существуют различные партии: коммунистическая, социал-демократическая, народно-социалистическая, людовая.
Ни одна из демократических партий не вела подпольной работы, направленной против немцев. Каждая партия, в том числе и коммунистическая, на протяжении всего периода оккупации Чехии ожидала прихода Красной Армии, сама же не проявляла никаких активных действий, направленных против немецких поработителей…"
Те, кто хотя бы из подвалов , но воочию видел, как русские проливали кровь и гибли за их свободу, хотя бы на несколько десятилетий прониклись к русским благодарностью.
Те, кого русские лишили возможности лизать вместо немецкого сапога американский армейский ботинок, уже тогда русским не могли этого простить.
Что я имею в виду, написав последнюю фразу, читателю станет понятнее тогда, когда мы доберёмся до раздела о последних боях Красной Армии в Чехии, закончившихся освобождением Праги.
А пока – ещё об одном народе, "безвинно" "потерпевшем" от "русских варваров".
О том, как русские "насиловали" немок
ЭТОТ раздел станет, пожалуй, одним из наиболее обширных, что вполне объяснимо. Вопрос: "Каким был типичный рисунок поведения советских солдат и офицеров на территории Германии в 1945 году?" сегодня становится важнейшим по причинам, о которых я уже говорил в самом начале книги.
Освободитель или насильник?
Герой или мародёр?
Немцам внушают: насильник и мародёр.
"Россиянцам" сегодня проталкивают в умы примерно то же. Скажем, в фильме, снятом одним из отечественных (?) телеканалов, крупным планом подают воспоминания ветерана о том, как он-де подыскивал "девочку" для своего лейтенанта по его приказанию.
И ничего – проходит.
И крыть нечем! Сергей Кремлёв Берлин не брал, его тогда и в проекте не было, а ветеран, увешанный многочисленными значками и даже боевыми наградами, – вот он. И подтверждает: "Насиловали".
Что тут сказать?
Угу, было дело.
Вот только хотелось бы знать – зачем этого, не очень-то соображающего, что ляпает, ветерана не только посадили перед телекамерой, но и запустили запись на спутниковые эфирные орбиты?
Существенно и то, как часто насиловали немок и кто их насиловал. Всплески насилия случаются и в обычной жизни, а уж война – это ежедневное массовое насилие, организованное в межгосударственном масштабе. Поэтому случаи того или иного индивидуального насилия во время войны не могут не учащаться. Весь вопрос – в масштабах, причинах и отношении власти и общества к подобным эксцессам.
Попробуем с этим разобраться, но вначале – ряд предварительных соображений и немного информации…
Даже в самые гнусные и грязные годы "холодной войны" на Западе тему изнасилований немок русскими особенно не муссировали. Думаю, в том числе и потому, что если бы её кто-то затронул широко тогда – в пятидесятые, да и шестидесятые, годы, – то посольства Англии, Франции, США, ФРГ в Москве могли бы оказаться в осаде возмущённых бывших фронтовиков – без каких-либо усилий Агитпропа ЦК КПСС. На войне бывало всякое – кому как не прошедшему войну знать это. Но два миллиона изнасилованных? Такого поклёпа на себя, на своих павших и живых товарищей наши отцы и деды не потерпели бы.
Зато дети и внуки спокойно сносят всё. Но за это нам (точнее вам, ваньки́, не помнящие родства) ещё отплатится.
Ну в самом-то деле! Если нынешние поколения не были в 1945 году в Германии, то своих-то отцов и дедов, вернувшихся оттуда и честно проживших свою жизнь до кончины в Советском Союзе, эти поколения должны же знать! Так что? Те, кто воевал, победил, вернулся домой и отстроил Державу, были поголовно или в значительной массе своей насильниками и негодяями?
Это ведь и есть мужская часть нашего народа, наши деды или отцы! Мы жили с ними и благодаря им. Благодаря, в том числе, в самом прямом смысле этого слова – зачатые ими. Но разве мы – потомки тотальных насильников?
Эх, "Россияния"!
Да, нынешние гнусности стали возможны лишь сегодня. И, начиная с 1992 года – с Берлинского фестиваля, появляются "документальные" и "художественные" фильмы, где утверждается, что в Германии и Польше русскими было изнасиловано 2 миллиона (кто больше?) женщин; что только в Берлине было изнасиловано то ли 100, то ли – 130 тысяч немок, из которых 10 тысяч покончили самоубийством…
Немецкая журналистка Марта Хиллерс, скончавшаяся в 2001 году девяноста лет от роду, публикует "дневник от апреля 1945 года" с "записями" о том, как русские насиловали и насиловали её – неоднократно. Некоторых девочек-подростков якобы насиловали по сто раз. Непонятно при этом – как они смогли благополучно дожить до съёмок 90-х годов?
С этих самых годов берут начало и другие провокации. Английский историк Энтони Бивор пишет и о двух миллионах всего, и о ста тридцати тысячах в Берлине, и т. д. Ранее Бивора этим вопросом занялись немецкие авторы Хельке Зандер и Барбара Йор в книге "Освободители и освобождённые", вышедшей в Берлине в 1992 году.
"Логика" оценок при этом бесподобна. Так, имеется некий документ из детской клиники в Берлине, где в 1945 году отцами 12 из 237 рождённых записаны русские (5 %), а в 1946 году – 20 из 567 (3,5 %).
И начинаются "подсчёты"… Вначале вычисляется 5 % от общего числа родившихся в Берлине в 1945–1946 годах – 1156 из 23 124 младенцев. Число 1156 умножается на 10 (мол, 9 немок из 10, забеременев от варвара, делали аборты, а десятая рожала), а потом – ещё на 5 (предполагая, что беременела только каждая пятая изнасилованная). Итоговая "цифра" – 60 тысяч изнасилованных берлинских жительниц из 600 тысяч женщин детородного возраста, проживавших тогда в Берлине.
Полученный процент якобы изнасилованных – 10 % по Берлину, распространяется на всю Германию, в результате чего и получаются пресловутые два миллиона.
Всё это напоминает сказку о жадном трактирщике, который требовал через десяток лет с бедняка, забывшего заплатить за пару варёных яиц, тысячу талеров. Мол, если бы из этих двух яиц, да вывелись петушок и курочка, да если бы они дали потомство, а оно в свою очередь тоже размножилось бы, а то – в свою очередь – тоже, то как раз через десять лет вся эта птичья орава стоила бы бешеные деньги. Нахал "забывал" при этом, что из сваренных им яиц уже ничего вылупиться не могло.
Итак, фальшивка?
Безусловно, но с одним уточнением – крайне наглая фальшивка, что следует даже из берлинского документа 1945–1946 годов. В нём из 32 новорождённых, матери которых записали отцами русских, лишь у 9 (девяти) указано "русский (изнасилование)".
При этом надо бы ещё учесть, что в 1945 и в 1946 годах согрешившей и не уберёгшейся от беременности немецкой женщине (и уж, тем более, – девушке) было намного удобнее всё списать на насилие русских, чем на ловкого соблазнителя, "уговорившего" падшую на родном для обоих немецком языке.
Но даже если принять записи всех девяти немок за достоверные, то всё равно суммарная цифра изнасилованных уменьшается до 560 тысяч (9/32(2 млн. = 0,56 млн.). Приняв интернациональный коэффициент "демократической" лжи за 10, получим цифру в 56 тысяч изнасилованных, что, судя по объективным данным, тоже завышено в разы, но уже ближе к реальности.
Об "идейном обосновании" миллионных же цифр позаботился доктор Геббельс. Ещё не сгоревший в бензиновом пламени, он говорил так: "В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все немецкие женщины от 10 до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему".
Система в поведении наших войск на территории Германии действительно была, и определялась она, например, Директивой Ставки ВГК командующим войсками и членам Военных советов 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов об изменении отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению от 20 апреля 1945 года. Это был, пожалуй, последний, но далеко не первый документ такого рода.
Сталин и Антонов требовали "обращаться с немцами лучше". Директива поясняла: "Жёсткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам не выгодно…"
Директива предписывала в районах Германии западнее линии Одер – Нейсе (то есть в тех районах, которые Сталин не предполагал передать Польше) "создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров немцев", и не преследовать рядовых нацистов.
Третьим и последним пунктом в директиве стояло: "3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами".
22 апреля 1945 года Военный совет 1-го Белорусского фронта на основании Директивы Ставки ВГК издал свою обширную директиву ВС/00384, где, к слову, о пресечении жестокого насилия, в том числе по отношению к женщинам, даже не говорилось. И не потому, что такое насилие допускалось, а потому, что оно не было значимым, массовым.
Наиболее массовым и подлежащим пресечению явлением было "изъятие у оставшихся немцев их личного имущества, скота, продовольствия, незаконные самозаготовки продовольствия и мяса, самовольный сбор брошенного немцами бытового имущества" и т. п.
А соблазны, надо сказать, были велики: в занимаемых войсками населённых пунктах оставалось много всякого, брошенного уехавшими немцами, – от личных вещей до скота и птицы. И многое так или иначе растаскивалось. Например, в Верхней Силезии – поляками, жившими здесь издавна (в селе Руделак на 22 немецких двора приходилось 48 польских), а также освобождёнными иностранными рабочими и угнанными в рейх советскими гражданами.
Тем не менее, высшее советское командование, начиная с Верховного Главнокомандующего, не только не ориентировало наши войска на вседозволенность, а напротив – запрещало её, не говоря уже о насилии. Уже 4 апреля 1945 года член Военного Совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенант Крайнюков сообщал начальнику Главпура РККА Щербакову:
...
"Во второй половине марта войсками фронта занято на территории Германии 10 городов…
Большинство немецкого населения… самостоятельно эвакуировалось или насильно угнано немецкими властями в глубь Германии…
Во все занятые города назначены военные коменданты, которые вводят жёсткий оккупационный режим для немецкого населения, наводят строгий военный порядок для военнослужащих Красной Армии…
Военные советы армий ведут решительную борьбу против мародёрства и изнасилования немецких женщин".
Тогда же, 4 апреля, Крайнюков докладывал в Москву и о том, что:
...
"Остаётся до сих пор не разрешённым вопросом снабжения продовольствием рабочих, больниц, детских домов и домов престарелых ( обращаю внимание на характер перечня! – С.К. ), а также городского немецкого населения.
Немецкое население ряда городов, таких как Беутен, Глейвиц, Грюнберг и других, голодает, часть пухнет и умирает от голода.
Разумеется, это не может не повлиять на настроение немецкого населения и отношение его к Красной Армии…"
Однако после только что закончившейся зимы, в условиях динамичного наступления и напряжения сил непросто было и самой Красной Армии. Так, весной 1945 года 3600 бойцов полмесяца не могли отправиться на фронт из львовских госпиталей из-за отсутствия обмундирования. Молодых бойцов из пополнения 1-го Украинского фронта можно было встретить в действующих частях "в плохой обуви, без гимнастёрок и нательного белья, в различных куртках вместо шинелей".
За месяц до победоносного окончания войны!
И данные эти – из источника достоверного, из донесения начальника политуправления 1-го Украинского фронта от 7 апреля 1945 года.
Чтобы читатель лучше понял обстановку тех дней – порой пёструю, как в калейдоскопе, – приведу для иллюстрации иные примеры, курьёзные, но тоже полностью достоверные. Несмотря на абсолютную документальность – они взяты из донесения начальника политотдела 8-й гвардейской армии гвардии генерал-майора Скосырева начальнику Политического управления 1-го Белорусского фронта от 25 апреля 1945 года, – выглядят они неправдоподобно. Впрочем, вот прямая цитата: