Сосредоточение почти всех дел о государственных преступлениях в Сенате имело и свои существенные недостатки: необходимо было доставлять в столицу обвиняемых и свидетелей, что увеличивало расходы казны и замедляло судопроизводство. Поэтому спустя шесть лет, по предложению графа Палена, все дела, не подлежавшие рассмотрению военными судами
(полномочия которых были расширены), вновь передавались в судебные палаты, что и было подтверждено законом от 9 мая 1878 года. Этот закон, кстати, еще более ограничивал гласность суда, что вызвало резкую негативную реакцию всех прогрессивных юристов России. В Особом Присутствии Правительствующего сената дел уже рассматривалось мало.
30 мая 1878 года Константина Ивановича ожидал тяжелый удар - он был уволен с должности министра юстиции (с оставлением членом Государственного совета и статс-секретарем). В порядке компенсации государь "пожаловал" ему чин действительного тайного советника. Подоплекой отставки стало оправдание Санкт-Петербургским окружным судом В. И. Засулич, стрелявшей в столичного градоначальника.
Первое время после отставки К. И. Пален очень переживал случившееся, но вскоре освоился и стал участвовать в работе различных комитетов и комиссий, активно выступал в Государственном совете, в 1885 году даже временно председательствовал в Комитете министров, но былого влияния на государственные дела он уже не оказывал. Бывший министр юстиции в конце века подолгу жил в своем имении в Курляндской губернии, где его не раз избирали почетным мировым судьей. Спокойная, размеренная жизнь, изменила его в лучшую сторону. Он стал мягче, либеральнее.
В 1896 году о нем опять вспомнили - во время коронации Николая II граф Пален исполнял почетные функции Верховного маршала. После Ходынской катастрофы, когда в неимоверной давке погибло свыше тысячи человек, император, недовольный результатами официального следствия, поручил Палену провести дополнительное расследование. Однако и его выводы Николая II не устроили. К тому же граф отпустил несколько нелестных выражений в адрес великого князя Сергея Александровича, бывшего тогда Московским военным губернатором. Он сказал, что там, где "великие князья занимают ответственные должности, всегда происходит или какая-нибудь беда или крайний беспорядок". Эти слова надолго охладили к нему высший двор.
В начале XX столетия К. И. Пален появлялся в Государственном совете довольно часто. А. Ф. Кони писал, что граф стал там "самой симпатичной фигурой". Высокого мнения о нем был и граф С. Ю. Витте, который называл Палена "весьма почтенным и достойным человеком", а также "выдающимся государственным деятелем по своему благородству и своей порядочности".
Граф Пален радовался теперь почти каждому оправданию осужденных. 22 марта 1900 года он писал Н. С. Таганцеву по поводу оправдания Сенатом одного из прибалтийских пасторов: "Я позволю себе поздравить Ваше превосходительство и то учреждение, в котором Вы председательствуете. Каждый честный человек радуется, когда он убеждается, что Сенат сохранил великий принцип справедливости. Но Вы легко поймете, с каким теплым чувством я отношусь ко всякому проявлению начал истинного правосудия в наших судебных учреждениях".
В 1903 году к его многочисленным орденам и наградам добавился еще и алмазный знак ордена Святого Андрея Первозванного. В 1904 году им получен придворный чин обер-камергера Двора Его Императорского Величества.
В 1912 году А. Ф. Кони последний раз встретился с бывшим министром юстиции. Граф Пален рассказал ему много интересного о закулисной стороне событий, свидетелями и участниками которых они были. Потом неожиданно спросил Анатолия Федоровича: "Вы меня простили?" На недоумение, выраженное собеседником, продолжал: "Нет, вы отлично меня понимаете: я столько причинил вам неприятностей, даже горя, я отравил столько лет вашей жизни… но простите меня, старика, я не понимал вас тогда, я многого тогда не понимал: теперь я понял, я теперь другой человек, но поздно".
Заканчивая разговор Константин Иванович сказал: "Ну, как я рад, как рад, у меня камнем на сердце лежало сознание, что я был несправедлив по отношению к вам и причинил вам столько незаслуженных огорчений…" На прощание он крепко пожал А. Ф. Кони руку. А через несколько дней граф умер. Произошло это 2 мая 1912 года в Петербурге. Похоронили его в Курляндской губернии в родовом имении Гросс-Ауц.
Граф Пален был женат на фрейлине Елене Карловне (Елене Шарлотте Луизе), дочери генерала от инфантерии, главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями графа К. Ф. Толя. От брака имел семерых детей: четверых дочерей и троих сыновей. Один из них, Константин Константинович, достиг чина тайного советника и придворного звания гофмейстера, с 1906 года был сенатором.
Петр Акимович Александров (1838–1893)
"Остер, как бритва, бесстрашен, как герой"
Блестяще начатая прокурорская деятельность Александрова оборвалась неожиданно. В конце 1875 года он давал заключение по делу Суворина и Ватсона, обвинявшихся в клевете в печати.
Прокурор, заняв принципиальную позицию, решительно высказался в защиту независимости прессы. Это вызвало недовольство руководства Министерства юстиции.
Как бы в отместку, его фамилия была вычеркнута из наградного списка. Всегда безразличный к наградам и чинам, на этот раз он расценил действия начальства как оскорбление и покушение на его нравственную независимость, и подал рапорт об отставке, указав лишь, что желает оставить службу "по домашним обстоятельствам".
Звездным часом Петра Акимовича Александрова стал процесс над Верой Засулич. 31 марта 1878 года он произнес блестящую речь в ее защиту. В этот день мало кому известный присяжный поверенный вышел из здания суда всемирно знаменитым. Его речь неоднократно переводилась на иностранные языки. Н. П. Карабчевский позднее писал, что "одною этой речью П. А. Александров обеспечил себе бессмертие".
Родился Петр Акимович Александров в 1838 году в Орловской губернии в семье священника. Как и многие молодые люди его положения, он учился в семинарии, и отец видел в сыне учителя.
Но Петра увлекли гуманитарные науки и, прежде всего, юриспруденция, к которой он тянулся всей душой. В августе 1855 года молодой семинарист приехал в столицу и поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Учился он с увлечением и быстро завоевал авторитет у товарищей-студентов и доверие преподавателей, среди которых были такие корифеи, как профессора Н. И. Костомаров, читавший лекции по истории России, и В. Д. Спасович, автор первого русского учебника по уголовному праву, впоследствии знаменитый адвокат.
Пять лет учебы пролетели незаметно и, получив степень кандидата прав, 15 сентября 1860 года, когда только-только началась реформа следствия, новоиспеченный юрист в скромном чине коллежского секретаря занял одну из первых должностей судебного следователя второго участка Царскосельского уезда. В течение шести лет он упорно осваивал все премудрости многотрудной следственной работы, расследовал самые разнообразные преступления, от простейших до запутанных и далеко неочевидных. За эти годы поднаторел и в законодательстве, так что когда в 1866 году его назначили на должность товарища прокурора Санкт-Петербургского окружного суда - это был уже вполне сложившийся правовед, с хорошей практикой и блестящими знаниями законов. В пользу этого говорит тот факт, что не прошло и года, как Александрова выдвинули на самостоятельную работу, хотя и в старые судебные установления. Ему был доверен пост прокурора Псковского окружного суда. В этой должности он оставался до 1871 года.
Но именно здесь, в Пскове, произошел один случай, который не имел аналогов не только в предыдущей судебной практике, но и в последующей. Однажды Александров узнал, что в военном суде города должно слушаться дело в отношении простого солдата. Инкриминируемое ему обвинение было достаточно серьезным, однако солдат не имел возможности взять себе защитника. Велико было удивление военных судей, когда, открыв заседание, они увидали в зале суда Александрова, одетого не в прокурорский мундир, а в цивильный наряд. Оказывается, Петр Акимович принял на себя защиту солдата и осуществил ее блестяще. Подсудимый был оправдан. Министр юстиции граф К. И. Пален, осведомленный об экстравагантном поступке прокурора, поразмыслив, все же оставил его без реагирования, хотя шуму в прессе по этому поводу было предостаточно.
На карьере молодого прокурора этот курьез, тогда, во всяком случае, не отразился. В 1871 году Александров стал товарищем прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты. 19 мая 1871 года он принял участие в качестве обвинителя в первом политическом процессе, рассмотренном при открытых дверях с участием сословных представителей и с соблюдением всех процессуальных норм. Это было дело по обвинению членов революционной организации "Народная расправа", или так называемый "Процесс нечаевцев". На скамье подсудимых оказались 79 человек (сам С. Г. Нечаев был осужден Московским окружным судом к вечной каторге несколько позднее - в январе 1873 года).
Основным подсудимым вменялся в вину "заговор с целью ниспровержения правительства во всем государстве и перемены образа правления в России". Среди преступлений, инкриминируемых некоторым лицам, были такие, как убийство студента И. И. Иванова, составление одиозного "Катехизиса революционера" и другие, которые были полностью доказаны. Все создавало иллюзию твердости обвинения и того, что новый суд строго покарает виновных.
Процесс привлек к себе всеобщее внимание. На нем присутствовали поэт Ф. И. Тютчев, писатели Н. С. Лесков, Ф. М. Достоевский, великий князь Николай Константинович, бывший министр юстиции Д. Н. Замятнин, другие высокопоставленные чиновники и сановные лица, сенаторы и генералы.
Председательствовал на процессе А. С. Любимов. Главным обвинителем выступил прокурор Санкт-Петербургской судебной палаты В. А. Половцов, помогал - его товарищ (заместитель) П. А. Александров. Петр Акимович выступал по трем из 12 условных групп подсудимых. Представители обвинительной власти вели себя в процессе очень достойно. По мнению современников, они обвиняли "сообразно с фактами, без пристрастия и озлобления и предлагали умеренные наказания". В этом процессе и не могло быть иначе. Ведь В. А. Половцов, сын действительного тайного советника, брат известного государственного деятеля, сенатора, статс-секретаря Его Императорского Величества и Государственного секретаря, одного из основателей Русского исторического общества А. А. Половцова, был благороднейшим человеком и настоящим юристом, который свято чтил закон и "не искал случая отличиться в глазах властей придержащих". А. Ф. Кони называл его "настоящим прокурором судебной палаты" в лучшем смысле этого слова. Интересно, что агент Третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии докладывал своему шефу П. А. Шувалову, что "обвинительная речь Половцова допускает поэтическую обрисовку характеров преступников, по-видимому с целью возбудить к ним сочувствие публики".
Результаты рассмотрения этого дела ошеломили власти - 42 человека были судом оправданы, 25 - приговорены к тюремному заключению от 1,5 лет до 2 месяцев либо аресту от двух недель до 7 дней, один к 7 годам заключения, несколько человек - ссылке в Сибирь и лишь трое к каторге.
Император Александр II откровенно сказал управляющему Министерством юстиции О. В. Эссену (в отсутствие графа К. И. Палена): "Просто срам, как решено дело". Министр юстиции граф Пален, также получивший нагоняй от императора, был просто в отчаянии, буквально чуть не плакал от досады на "миндальничанье председателя суда и обоих обвинителей".
Государь распорядился срочно представить ему соображения о том, какие меры следует предпринять для "предупреждения подобных неудовлетворительных приговоров". Граф Пален уже в марте 1872 года внес предложение в Государственный совет об изменении некоторых статей Судебных уставов и создании Особого Присутствия Правительствующего сената для рассмотрения политических дел, которое было принято и утверждено императором 7 июня 1872 года.
Вскоре после процесса В. А. Половцов вынужден был покинуть свой пост. Прокурором Санкт-Петербургской судебной палаты стал Александров. В 1874 он назначается товарищем обер-прокурор уголовного кассационного департамента Правительствующего сената.
Блестяще начатая прокурорская деятельность Александрова оборвалась неожиданно. В конце 1875 года он давал заключение по делу Суворина и Ватсона, обвинявшихся в клевете в печати. Прокурор, заняв принципиальную позицию, решительно высказался в защиту независимости прессы. Это вызвало недовольство руководства Министерства юстиции. Как бы в отместку, его фамилия была вычеркнута из наградного списка. Всегда безразличный к наградам и чинам, на этот раз он расценил действия начальства как оскорбление и покушение на его нравственную независимость, и подал рапорт об отставке, указав лишь, что желает оставить службу "по домашним обстоятельствам". 16 января 1876 года отставка была принята.
Хорошо зарекомендовавший себя и успешно продвигавшийся по служебной лестнице прокурор вынужден был начинать юридическую карьеру с "чистого листа". Он вступил в сословие присяжных поверенных округа Санкт-Петербургской судебной палаты. Первое время дел у него было мало, и он испытывал серьезные материальные затруднения, но никогда не падал духом, так как верил в свою звезду.
И действительно, вскоре в Санкт-Петербурге состоялся грандиозный процесс по так называемому делу "ста девяносто трех". Заседание Особого Присутствия Правительствующего сената открылось 17 октября 1877 года под председательством сенатора К. К. Петерса. Основное обвинение поддерживал прокурор В. А. Желеховский. Защиту подсудимых на этом процессе осуществляли лучшие адвокаты столицы: Г. В. Барковский, A. Л. Боровиковский, В. Н. Герард, М. Ф. Громницкий, Н. П. Карабчевский, А. Я. Пассовер, В. Д. Спасович, Д. В. Стасов и другие. Всего было 35 адвокатов. Кроме того, защитником выступил и профессор уголовного права Санкт-Петербургского университета, ученый с мировым именем Н. С. Таганцев. В этой блестящей компании оказался и начинающий присяжный поверенный П. А. Александров. И надо отдать ему должное. Он не затерялся среди корифеев, хотя Александров, по мнению современников, не блистал выдающимися ораторскими данными, говорил несколько гнусавым и не слишком громким голосом, без особой жестикуляции, но достаточно уверенно и смело. Чего стоит только одна заключительная фраза его речи по поводу устроителей этого процесса, записанная петербургским полицмейстером А. И. Дворжицким и приведенная в его докладе для императора: "Вспомнит их история русской мысли и свободы и в назидание потомству почтит бессмертием, пригвоздив имена их к позорному столбу".
Тот же полицмейстер в своей записке проклинал "расходившихся говорунов", которые, по его словам, произносили "невозможные защитительные речи, представляющие, в сущности, беспощадное обвинение властей". Особенно его возмутила речь Александрова, и он жалел, что адвоката за нее нельзя "упечь в ссылку".
Демократические круги России оценивали поведение адвокатов на процессе как превосходное. И среди других особо выделялись "блестящие громовые" речи Александрова.
Результат рассмотрения дела тоже впечатляющий. 90 человек судом были оправданы, 70 - приговорены к различным срокам лишения свободы и ссылке и только 28 - к каторжным работам. Власти были настолько недовольны приговором, что даже оставили "без внимания" просьбу суда о смягчении наказания лицам, осужденным на каторгу.
Но настоящий триумф Александрова был еще впереди.
6 декабря 1876 года на площади Казанского собора в Петербурге студенты и молодежь впервые открыто провели антиправительственную демонстрацию. Полиция с помощью извозчиков и приказчиков из ближайших магазинов быстро разогнала небольшую толпу "господ и девок в платках", осмелившихся даже поднять красный флаг. Были арестованы 32 человека. Дознание провели быстро, и уже в конце декабря 21 участник демонстрации были преданы суду Особого Присутствия Правительствующего сената. В январе 1877 года пятерых подсудимых, в их числе и Боголюбова, приговорили к каторге, троих оправдали, а остальных - отправили в ссылку.
13 июля 1877 года дом предварительного заключения, где содержались осужденные, посетил градоначальник Ф. Ф. Трепов, человек малообразованный, деспотичный и грубый. Ему что-то не понравилось, и он стал распекать тюремное начальство, а затем накинулся на Боголюбова, вздумавшего пререкаться с ним. Кончилось все тем, что Трепов приказал посадить Боголюбова в карцер, а спустя несколько часов, получив предварительно разрешение министра юстиции графа К. И. Палена, дал указание высечь арестанта. Эта незаконная и унизительная экзекуция вызвала возмущение не только в столице, но и за ее пределами. В доме же предварительного заключения начался настоящий бунт. Чтобы прекратить беспорядки, администрация приняла самые жесткие меры.
Последствия событий, происшедших в доме предварительного заключения, не заставили себя ждать. 24 января 1878 года в приемной петербургского градоначальника раздался выстрел. Двадцативосьмилетняя дворянка Вера Ивановна Засулич стреляла в Ф. Ф. Трепова, причинив ему тяжелое ранение.
Несмотря на явно политическую подоплеку этого преступления, дело велось как обычное уголовное и было передано на рассмотрение суда присяжных. Заседание по делу открылось
31 марта 1878 года, под председательством А. Ф. Кони, только недавно севшего в кресло председателя Санкт-Петербургского окружного суда.
Обвинение было поручено поддерживать довольно слабому прокурору К. И. Кесселю, после того, как от такой "чести" отказались опытные прокурорские работники В. И. Жуковский и С. А. Андреевский.
Защиту подсудимой Засулич принял на себя Александров. Для начала он воспользовался оплошностью прокурора, отказавшегося отводить присяжных заседателей (по закону прокурор и адвокат имели возможность отвести по 6 человек без объяснения причин). Александров отвел и за себя и за прокурора 11 присяжных заседателей из 25 явившихся. Причем, предварительно в течение нескольких дней, присматриваясь к присяжным, он удачно выбрал для отвода самых верноподданных, нацеливаясь, в основном, на купцов (отвел 9 купцов 2-й гильдии). Оставшиеся 13 заседателей принадлежали в большинстве к интеллигентским кругам и средним чиновникам.