Как ни банально, но это работало. Душевное состояние принцессы стабилизировалось. Депрессия и перепады настроения мучили ее все реже и реже. Даже проклятая булимия и та отступила.
До поры до времени Джеймс ничего не знал об этом недуге. Диана сама призналась ему:
– Когда я чувствую себя несчастной, то иду к холодильнику и наедаюсь до отвала. Но от этого мне становится только хуже. Я от всего избавляюсь, потом начинаю есть заново. – Увидев странную гримасу на лице своего любимого, принцесса быстро добавила: – Не беспокойся, когда я с тобой, я чувствую себя прекрасно![20]
Она не лгала. Рядом с Хьюиттом болезнь действительно отступила, что не замедлило сказаться на внешности принцессы. Кожа приобрела румянец, в глазах появился блеск, исчезла худоба, формы округлились, сделав Диану еще более привлекательной.
Отношения между любовниками приносили наслаждение не только принцессе. Хьюитт также черпал удовольствие в этом адюльтере. Ему льстила сама мысль о том, что его любовница – принцесса Уэльская и он сопричастен королевской жизни. Так же, как и Барри, Джеймс заразился "лихорадкой красного ковра".
Вот как описывает его поведение подруга Эмма Стюардсон:
"Помню, Джеймс однажды вернулся домой после очередного визита в Хайгроув. Он был очень возбужден. Чувствовалось, что его переполняют эмоции и впечатления. Он ни о чем не мог говорить. Только и повторял, насколько изысканно его обслуживали за обеденным столом"[21].
Но все имеет свою цену. И пребывание рядом с принцессой, и ее дорогие подарки – за все нужно было платить. Цена, которую потребовала Диана, заключалась в подчинении. Хьюитт должен был полностью посвятить себя принцессе, раствориться в любви к ней, как таблетка аспирина – в стакане воды. Диана слишком долго была одна, чтобы отпустить любимого хоть на мгновение. Поэтому, когда летом 1989 года Джеймс сообщил ей, что его оправляют на два года в Германию командовать танковой ротой, принцесса пришла в бешенство. Она готова была сражаться за свою любовь. Задействовав связи, Диана лично переговорила с генерал-майором сэром Кристофером Эйри, но все безрезультатно.
Принцесса считала, что ее предали. Она могла простить Джеймсу многое, даже его любовную связь с Эммой Стюардсон. Но покинуть ее в столь психологически тяжелый момент (по правде говоря, не менее тяжелый, чем и большинство других периодов в жизни Дианы)… Это же настоящая измена! – негодовала принцесса.
Она не хотела понять – даже Хьюитт мог устать от тотального контроля и захотеть самостоятельности.
Каждый раз, влюбляясь в мужчину, Диана делала это самозабвенно, отдавая всю себя без остатка. Так произошло с Чарльзом – даже после всех семейных бурь, кризисов и, наконец, развода она продолжала его любить. Так произошло и с Хьюттом – даже испытав злобу, связанную с его отъездом сначала в Германию, а потом – в 1991 году – в зону Персидского залива, принцесса продолжала испытывать к нему сильные чувства. Диана исписывала длинные страницы любовных писем. Иногда она писала по два раза в день, иногда – по четыре! Каждая мысль, каждое переживание, каждая эмоция – все тут же переносилось на бумагу. На этих бесценных листках Диана рассказывала Хьюитту обо всем – об одиночестве, возобновившихся переживаниях, "окончательной попытке понять себя", об "ультиматуме Чарльзу – нужно что-то срочно предпринять, потому что так жить больше невозможно"[22].
Расставаясь с Дианой, Джеймс догадывался о возможной реакции своей любовницы. Проведя столько времени вместе, Хьюитт не понаслышке был знаком с характером принцессы.
"Я еще никогда не видел, что настолько можно было потерять голову, – скажет он своему отцу. – Я даже боюсь – если я ее брошу, она наложит на себя руки"[23].
И тем не менее разрыв состоялся. Как по вине самих любовников, так и при участии прессы – вездесущей прессы, сыгравшей в жизни принцессы такую роль, что она достойна отдельного упоминания. Но об этом немного позже.
Расставание с Хьюиттом произошло в характерной для Дианы манере: отношения рвались мгновенно, без лишних объяснений и разговоров, мобильный телефон выкидывался, имя вычеркивалось.
Комментируя поведение принцессы, ее финансовый советник сэр Джозеф Сэндерс заметил: "Диана не умела расходиться с людьми. Нет чтобы пригласить в какой-нибудь уютный ресторанчик и сказать: "Я полагаю, что для нас будет лучше прекратить взаимоотношения и спокойно попрощаться…" Она просто рвала отношения и переставала общаться. Люди терялись в догадках, не понимая, что происходит"[25].
Скорее всего, столь необычная манера прощаться – втихую, без всяких объяснений – стала следствием хронической неуверенности, которая никогда не покидала принцессу. Для того чтобы прямо сказать человеку, с которым еще вчера связывали тысячи нитей, о предстоящем расставании, надо быть уверенным в себе, в своих силах, надо справиться с комком, который непременно подступит к горлу. Для принцессы это было невыполнимо.
В 1994 году Хьюитт решил поделиться своими воспоминаниями с журналисткой "Daily Express" Анной Пастернак, внучатой племянницей великого русского писателя. Родство с автором "Доктора Живаго" сыграло свою роль, и буквально за полтора месяца Анна создала бестселлер – "Влюбленная принцесса". И хотя в основу этой книги были положены интервью с Хьюиттом, чрезмерная экспрессия автора, изрядно приправленная эротизмом, заставила Джеймса пережить много неприятных минут и даже отказаться от части своих откровений.
Прочитав книгу, принцесса пришла в бешенство:
– И как он мог совершить такой поступок? Все, что было между нами, это сугубо личное! Это нельзя выносить на публику! Он просто взял и продал меня![26]
Диана забеспокоилась, и было от чего. Ведь помимо воспоминаний у Хьюитта хранилась обширная переписка, которая могла еще больше скомпрометировать принцессу.
После продолжительных раздумий Диана предложила Джеймсу сделку: она выкупит у него все письма.
Хьюитт согласился, но поставил три условия: он продаст письма за 250 тысяч фунтов, только за наличные, а сама сделка произойдет в Испании. Принцессе ничего не оставалось, как кивнуть в знак согласия. Она положила деньги в обычный вещевой мешок, надела парик, чтобы ее не смогли узнать постоянно дежурившие около аэропортов папарацци, и отправилась на Пиренейский полуостров.
Несмотря на тщательную конспирацию, Диану все-таки узнали. Поднялась шумиха. Хьюитт испугался, что огласка плохо скажется на его дальнейшей репутации, и в самый последний момент отменил сделку. Он решил оставить бесценную переписку у себя до лучших времен. Диана же несолоно хлебавши вернулась в Туманный Альбион[27].
Джеймс был не прав, когда боялся, что после расставания с ним Диана совершит акт суицида. Да, принцесса переживала, но она смогла справиться с этим испытанием. Она обратила взор на своих старых знакомых. Ближе всего у нее сложились отношения с торговцем машин Джеймсом Гилби. Да, да, это был тот самый мистер Гилби, разговор с которым увековечен в "Сквиджигейте". В годы своей не такой уж бурной молодости Диана мстила Джеймсу Гилби за какую-то незначительную оплошность, уродуя крышу его "альфа-ромео" нелепой смесью из взбитой муки, сахара и яиц[28].
Тогда, в конце 1970-х годов, Гилби оставил младшую дочь графа Спенсера. А может быть, это она предпочла его куда более притягательной кандидатуре принца Чарльза. Так или иначе, но молодые люди расстались, а летом 1989 года судьба свела их вновь.
Теперь все было по-другому. Диана была мало похожа на юную скромную девушку с Коулэрн-корт. Она была эталоном женской красоты. Не то что общаться, даже просто находиться рядом с ней – уже льстило мужской гордости.
Тщеславием, пожалуй, дело и ограничилось: Гилби было приятно, что среди его знакомых значится мать будущего наследника престола. А для Дианы Джеймс был временным вариантом, позволяющим скрасить серые будни одиночества. Все это было не лучшим материалом для костра любви и страсти, и вряд ли стоит удивляться, что костер так и не разгорелся.
Пока Диана искала утешения на стороне, ее собственный брак шел ко дну. Осенью 1992 года роль посредника в примирении супругов Уэльских предложил взять на себя близкий друг Чарльза, торговец исламскими произведениями искусства Оливер Хор. По словам их общего знакомого, "Оливер пытался помочь Диане лучше понять принца Уэльского. Он хотел показать ей, что Чарльз любит архитектуру, искусство, что у него обостренное восприятие истории и, наконец, что он просто настоящий трудоголик"[29].
Трудно сказать, насколько успешно сложилась отчасти дипломатическая, отчасти искусствоведческая, отчасти просветительская миссия Хора, но с Дианой у него быстро установились хорошие отношения. Слово за слово, и из "посла доброй воли" Оливер превратился в любовника принцессы.
После разрыва с Хьюиттом и застойных отношений с Гилби принцесса нуждалась в новом романе. Она сделала ставку на Хора и… просчиталась. Причем дело вовсе не в том, что Оливер был образованнее своих предшественников (он окончил Итон и Сорбонну), что ему было 47 лет и что у него была полноценная семья. Просто после развода с Чарльзом Диане нужны были серьезные отношения, не исключавшие создания новой ячейки общества. А именно для этого Хор и не подходил. Он не готов был бросить жену и детей ради другой женщины. К тому же какую жену ему пришлось бы оставить – Дайану де Вальднер Хор!
Вначале принцесса с юмором отнеслась к тому, что у супруги ее любовника практически такое же имя, как у нее.
– По крайней мере, если Оливер заговорит во сне и назовет мое имя, Дайана подумает, что он обратился к ней, – смеялась она[30].
На самом деле поводов для веселья было мало. Дайана происходила из семьи французских аристократов и являлась наследницей крупного нефтяного бизнеса. Именно ее деньги и связи стояли за художественной галереей мужа, расположенной в престижном районе Лондона Белгравии.
Оливер прошел слишком длинный путь – от скромного юноши с наследством в две тысячи долларов, оставленных его отцом в 1964 году, до гладко выбритого, одетого в дорогие шерстяные костюмы и кожаные ботинки ручной работы специалиста по исламскому искусству, главы департамента всемирно известного аукционного дома Christie’s и консультанта богатых клиентов, интересующихся культурой Ближнего Востока. Хор потратил слишком много времени и усилий для создания своего настоящего, чтобы разрушить его ради неопределенного будущего, пусть и с принцессой Уэльской.
Диана этого не понимала или, вернее, не хотела понять. В отношениях с Хором лишь усугубились ее эгоизм и желание подчинить мужчину своей воле, не раз имевшие место в период общения с Хьюиттом.
"Принцесса Уэльская ужасная собственница, – как-то заметила ее подруга Эльза Боукер. – Если она в кого-то влюблялась, этот человек должен был ради нее бросить все, даже детей. Собственнический инстинкт пугал мужчин. Все превращалось в драму"[31].
Примерно об этом же говорит приятель Дианы Роберто Деворик:
"В отношении с мужчинами принцесса напоминала разбогатевшего бедняка, который боится тратить новоиспеченные миллионы только потому, что у него еще слишком живы воспоминания о нищете. Разбогатевший бедняк продолжает экономить на всем, оставляя неоплаченными даже счета за электричество"[32].
Подобно этому бедняку, Диана стала терять чувство меры. Ее желание быть рядом с Оливером было настолько сильным, что она начала ревновать его к собственной супруге!
"Из-за собственнического инстинкта она никак не могла свыкнуться с мыслью, что ее любимый мужчина делит постель с другой женщиной, – комментировала сложившуюся ситуацию Симона Симмонс. – По закону Диана была матерью будущего короля. А фактически она была любовницей замужнего мужчины. И как большинство inamorata в мировой истории, она была несчастна"[33].
Не зная, как ей поступить, в свободное время Диана начала названивать своему возлюбленному. Она могла по двадцать раз за день звонить на телефон Хора, установленный в его автомобиле[34].
"Если она звонила всего пять или шесть раз, мы считали, что день прошел спокойно", – вспоминает шофер Хора Барри Ходж[35].
Когда Оливер стал отключать телефон, принцесса звонила ему домой. Она звонила утром, днем, вечером, даже ночью. Как правило, Диана ничего не говорила. Она тяжело вздыхала, вешала трубку и как ни в чем не бывало вновь набирала номер.
Надоедливые звонки длились почти год, пока терпение миссис Хор не лопнуло. Отлично зная, кто стоит за всем этим безобразием, она решила прекратить его раз и навсегда. В октябре 1993 года под предлогом страха за жизнь своего мужа, которому якобы угрожают исламские террористы, Дайана обратилась в полицию.
Скотленд-Ярд поработал на славу. В январе 1994 года полицейским удалось выследить "злобного нарушителя" по четырем телефонным линиям. Три из них вели в Кенсингтонский дворец, одна указывала на мобильный телефон принцессы.
На несколько дней звонки прекратились, после чего возобновились вновь. На этот раз полицейские установили, что вызовы поступают с уличных телефонных автоматов Кенсингтона и Нотинг-Хилла, то есть именно из тех районов города, что расположены неподалеку от апартаментов принцессы Уэльской. Также звонки производились из дома сестры Дианы Сары Маккоркудейл.
Когда результаты расследования легли на стол главы королевской охраны, Диане ничего не осталось, как признаться. При этом она с наивной простотой добавила, что, направляясь к телефонному автомату, надевала плащ и бейсболку, чтобы ее никто не узнал. Кроме того, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, она пользовалась кожаными перчатками. Такое ощущение, что речь идет об очередной серии телесериала "Чисто английское убийство".
После инцидента со звонками отношения между Хором и принцессой постепенно стали сходить на нет. В течение нескольких месяцев их еще несколько раз видели вместе, но это были уже совершенно другие встречи. Пропасть между любовниками становилась все больше, и преодолеть ее ни в два, ни в один прыжок уже не представлялось возможным.
Не стоит забывать, что все эти любовные перипетии происходили на фоне бракоразводного процесса. При выборе кавалера Диане следовало проявлять особую осторожность. Однажды у принцессы состоялся разговор с историком Полом Джонсоном. Пол предложил ей шутливый список, что можно и что нельзя делать после расставания с принцем Чарльзом. На первом месте шло "Полное прекращение взаимоотношений с представителями СМИ". На втором – "Никакого секса!".
– Другие женщины вправе распоряжаться своими ногами, в то время как ваши принадлежат британскому народу, – прокомментировал Пол. – Да, я отлично вас понимаю, это несправедливо. Но вам придется смириться!
– Смириться? – произнесла принцесса. – Я уже давно привыкла к этому[37].
Ей необходимо было даже не столько смириться, сколько внимательно взвешивать последствия своих поступков. Особенно если речь касалась такого щекотливого вопроса, как отношения с противоположным полом. В этом заключалась цена – быть частью королевской семьи. Принцесса Уэльская сама стремилась к этому, и теперь уже поздно было взывать к "несправедливости". Да Диана и не собиралась. Она хотела жить. Так же, как и все, она хотела любить и быть любимой. Так же, как и все, она стремилась найти свое счастье под лондонским небом. Так же, как и все, она пыталась найти свой идеал. И трагедия Дианы заключалась в том, что ее поиски не увенчались успехом.
"Вы даже не представляете, насколько она несчастна, – заметил как-то ее близкий друг, американский бизнесмен Тедди Фортстманн. – Диане нужен был настоящий мужчина. Она стремилась найти надежного партнера для жизни. После всего пережитого принцесса чувствовала себя отвергнутой, и порой, когда речь заходила о мужчинах, она могла спокойно сложить два плюс два и получить шесть. Все парни, которые были у Дианы, просто-напросто ее использовали"[38].
После стольких лет брака, романов с Мэннеки, Хьюиттом и Хором Диана, чья жизнь проходила под вспышками фотокамер, по-прежнему чувствовала себя одинокой. Это может показаться странным, но это была правда, горькая правда. Женщина, красотой которой восхищались сотни тысяч мужчин, так и не смогла вылезти из болота одиночества. Но в какой-то момент ей показалось, что трясина позади и она наконец-то встретила человека, с которым проведет остаток своих дней.
Последняя любовь
Вечером 31 августа 1995 года Диане позвонила ее подруга Уна Шэнли-Тоффоло. Она рассказала принцессе, что сегодня ее семидесятилетнему мужу Джозефу Тоффоло сделали шунтирование. Первоначально думали, что все прошло хорошо. Однако буквально через двадцать минут после завершения операции старшая медсестра реанимации, куда перевезли Джозефа, вдруг обнаружила, что дренажные сосуды, подключенные к телу больного, стали наполняться кровью. У Джозефа началось кровотечение, и его вновь перевезли в операционную. К счастью, все обошлось. Благодаря своевременному вмешательству хирургов работу сердечной мышцы удалось восстановить.
Перечисляя все эти события, Уна беспрестанно всхлипывала. Чтобы поддержать свою подругу, Диана сказала, что завтра лично навестит больного.
В 10 часов утра 1 сентября Диана приехала в Королевскую больницу Бромптон. Пройдя по больничным коридорам, она вошла в палату, осмотрелась и села на стул рядом с кроватью.
Принцесса смотрела на больного, говорила какие-то слова его жене, как вдруг услышала приближающиеся шаги и боковым зрением заметила, что в палате появились незнакомые люди. Она повернула голову. Небольшая комната быстро заполнялась ассистентами. Но отнюдь не они привлекли внимание принцессы. Ее взгляд остановился на широкоплечем мужчине лет тридцати шести. Больше всего Диану поразили его темно-карие глаза. Это были глаза человека решительного и сильного, уверенного в собственных силах. Но это была не та уверенность, которая ставит над другими людьми, делая человека чванливым и самодовольным. Нет – это была уверенность совершенно иного рода. Она не только не исключала сострадание и теплоту, но и в каком-то смысле даже дополнялась ими.
Уна представила незнакомца:
– Это старший ординатор Хаснат Хан, помощник проводившего операцию профессора, сэра Махди Якуба. – Затем, указав на свою подругу, она добавила: – А это Диана, принцесса Уэльская.
Не придав значения услышанному, Хаснат вежливо поклонился и тут же занялся пациентом.
– Миссис Тоффоло, состояние вашего мужа очень тяжелое, и я должен просить вашего разрешения снова вернуть его на операционный стол, – сказал он спустя некоторое время.
– Делайте, как считаете нужным, – вымолвила Уна, взяла руку мужа, поцеловала ее и заплакала. – Вы и представить не можете, насколько он дорог нам.