Потом речь опять ненадолго прорвалась, у меня был телефон в руке в тот момент, и с того конца спросили: кто это говорит; когда я сказала, что это Маша говорит – поняли, что я шучу, как обычно.
Машка неожиданно уснула, мне, наверное, тоже надо поступить правильно и попробовать заснуть.
М.
30 сентября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Сегодня был день, про который хочется Вам написать.
Машка проснулась рано, в семь часов, подобралась к краю кроватки, спустила ножки и стала молча сидеть. Я тоже сразу проснулась по диагонали в другом углу комнаты, но сила, разлипающая глаза, еще спала. Я наблюдала за Машкой из остатков сна и обещала "еще немножко – и проснуться". А Машка проделывала все то, что проделывает утренний человек: зевала, чесалась, разглядывала ручки, терла нос, озиралась по сторонам… примерялась к новому дню. Она несколько раз скользнула по мне взглядом, но не зацепилась, мало ли что там лежит.
И вдруг увидела меня. Смотрела несколько секунд, а потом чисто и внятно сказала: мама.
Ну я и ожила. Подбежала к ней, взяла на руки к ее удовольствию и спряталась с ней под одеялом. Она была очень замерзшая, еще не затопили. Машка замерла, смотрела мне в лицо и "оттаивала", почти не хлопая. И вдруг сказала: баба.
Этим утром она забыла все свои неологизмы и перешла на спокойный русский, правда, только два раза.
Ну, дальше был обычный завтрак, длящийся часа два. А после завтрака она не захотела ни учиться, ни заниматься музыкой, ни идти в спортугол, где шведская стенка. Я попыталась по обыкновению настоять, но это вызвало небывалый протест: Машка так рассердилась на меня, взяла за ворот и стала трясти и выкрикивать что-то нечленораздельное, будто ей не хватало звуков: "Как ты не можешь понять, что я хочу немедленно спать и больше не хочу ничего". Это перевод звукопотока. Спать так спать. Я держала ее за ручки, пятилась спиной и шагнула на кровать, думая, что сейчас начну ее тащить-тянуть-толкать за собой. Но этот Кролик перешел на бодрый шаг, задрал ногу чуть ли не до подбородка и с легкостью шагнул на кровать вслед за мной. При этом он, не переставая, ругался. Какая сильная эмоция создала эту амплитуду шага. Я не поверила своим глазам. Кролик не обманул. Он зарылся в подушку и мгновенно уснул. А ругаться перестал сразу, как понял, что его поняли. Все законно.
Кролик спал, я думала о нем: вот спит мирный атом. Но стоит ему проснуться, и неизвестно – что ждать. А проснулся он часа через два, чрезвычайно реактивный. Не мог попить из кружки, вертелся, качался, выдувал воздух, будто в нем жила веселая ритмичная музыка, которая не давала остановки. Два раза столкнулся зубами с кружкой, но не притих. Обедали тоже с трудом из-за того, что Кролик не переставая вертелся, стучал ногами, двигал стол, разливая все… Пришлось его обнять сильно, чтоб поел, а был очень голоден.
Я пыталась с ним серьезно говорить, делала строгое лицо, а он смотрел прямо мне в глаза и водил зрачками как хотел, то по очереди, то сразу обоими – чувствуется, менял зрение, забавляясь переменами моего лица. И так он хулиганил до вечера. "Музыку" проводили стоя на коленках. Я только еще обнажила клавиши, а он подполз и начал ритмичные движения всем телом в полной тишине. Сегодня музыка длилась два часа. Не заметили, как время прошло. Кролик, по-моему, понял, что надо говорить ключевое слово – Аба, чтобы прервать паузу. Сегодня это получалось быстрее обычного.
Потом был перерыв на сказку. Я решила попробовать прием из музыки на любимой сказке – про курочку, только не Рябу, а Абу. Жили-были. и была у них курочка… и жду, когда Маша скажет – Аба. И так всю сказку. Получилось хорошо.
А уже стемнело. Мы выключили свет. Я надела Машке фонарик на лоб, и мы продолжили музыкальное занятие.
Музыка была веселой, Кролик благодаря своей активности прекрасно освещал все закоулки, вставал на четвереньки, садился на попу, ложился на бок, выкрикивал весь свой лексикон, кроме спокойного русского, отрывался как мог. Дискотека удалась.
И тут, я не успела среагировать, Кролик молниеносным движением схватил в кулак фару на лбу, ловко сдернул с головы и швырнул об стену. Фонарик разлетелся и погас. Стало темно и тихо.
Видимо, драматургия была исчерпана, по его мнению. Он тихо лежал и "останавливался". Сам останавливался, я только играла нежную музыку, от которой он усилил задумчивость. Что-то мне подсказывает, что если бы не эмоциональное – мирное – применение "атомной" энергии, нажили бы приступы.
Вот.
М.
2 октября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Кажется, Кролик сумел найти сейчас свой сон. Каждый день он дарит новость. Сегодня за ужином его поведение было очень необычным. Сначала он долго, очень долго смотрел на слово – учиться (черное на белом). Оно стоит слева, таким образом, чтобы он вспомнил левую сторону свою (раздражители стараюсь ставить слева). А потом стал громко, на очень высоких частотах создавать совершенно новые связки звукосочетаний, в помощь себе стучал руками и ногами. А вообще за день стал часто говорить баба и по одному разу – мама.
Или пришел ко мне в туалет. Вообще поразил. Стоял у стенки в коридоре, в приоткрытую дверь увидел меня, добрался, открыл дверь широко, наклонился, правой рукой взял меня за плечо, оперся, переступил через порог сам, сделал шаг, развернулся и сел ко мне на колени. Сделано было все совершенно осознанно, он двигался к цели и пошагово рассчитывал свои движения. Вот ведь. Нет слов, какая сила.
М.
22 октября 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
<…>
А я порой отрываюсь от земли.
В прошлый раз купала Машку, и она никак не могла подружиться с водой. Минут сорок я ждала просвета от приступов. Они, наконец, отступили, Машка улыбалась, поиграли с водичкой и решили выходить, пока не поздно. Поставила на ножки, стала обертывать ее простынкой, она, как всегда, в глаза смотрит… И очень внятно, на спокойном русском говорит: много дел мама. И продолжает смотреть в глаза.
Я сразу же поднялась над полом от чувств. Говорю ей: так ты меня разыгрываешь… Так чисто разговариваешь. Утром этим папа пришел и сказал: Машка смотрит в телек и говорит: много дядей.
А там и правда их много.
Папа по-своему играет с Машкой: нападает насколько возможно свирепо. Руки превращает в грабли. Машка закатывается в эмбрион (ведь хватать будут за животик) и прячется или в подушку, или в игрушки. Закусывает кулачок от восторга и страха.
А тут уж третий час ночи надвигался. Папа подошел уложить и накрыть, а Машка как давай прятаться! Играй со мной – и всё тут. Пришлось немного поохотиться за животиком. А я подойду – такого не бывает. Машка поняла, что так только папа играет.
Или проснулась Машка поздно. Страшно голодная. Я пришла с гомеопатией к ней. У нее, похоже, сразу понимание, что это надолго, ведь ждать потом полчаса. И она превращается в гнев. Так сильно сердится, сердится наверняка, чтобы у меня даже не возникло мысли идти намеченным путем.
Говорю: "Пошли на кухню есть кашу тогда". Идем. Весь путь она непрерывно ругается, ее даже штормит от гнева. Как только пришли на кухню и сели за стол, она будто кнопку-пуск отпустила. Тишина такая, что уши заложило. Машка развернулась и очень терпеливо и тихо наблюдала за моими приготовлениями.
Радуют привычки. Вроде бы мелочи. Одной рукой потянулась за пакетом со сластями, держит, а другой – залезает в пакет, достает и в рот.
Или – если нагнусь в ее подножии пол подтереть, совершенно точно стянет с волос заколку или резинку… Стоит повернуться спиной – развяжет фартук.
А привычка осознанно передвигаться? Это мы бегаем на автомате. А ей надо поднять голову, посмотреть – с кем это она рядом движется, в глаза посмотреть, долго, нос поморщить, поулыбаться, что-нибудь такое пробормотать на своем диалекте, выбрать поворот или прямую дорогу, смотреть по сторонам, под ноги, останавливаться и качаться. Она проживает свои шаги так, как мы не умеем.
Наташка тут с ней играла. Подойдет и в ушко котика изобразит – прррр. На второй раз Маша закрыла правое ухо рукой и так сидит. А потом и оба. Сидит, уши держит и рук не опускает. Так ей щекотно это пррррр.
Играем в четыре руки. Пока с уверенностью сказать не могу, только в наметках. Похоже, у Маши есть свой один и тот же комфортный ритм. Он попадает под песенку "раз морозною зимой" или "валенки". Только под эти мелодии она на своей стороне начинает играть ладошками точно начало такта. Причем на слабую долю она хлопает в ладоши, а на сильную опять опускает ладошки в клавиши. Смотреть удивительно, потому что видно, что играет всем существом, прочувствованный ритм.
Совсем иначе она ведет себя на польке. Тут речь не идет об игре ладошками. Только пальчиками перебирает соседние клавиши близко или одни и те же. То есть на сложный ритм и быстрый темп совершает мелкие движения, а они удобнее только пальчиками.
М.
13 декабря 2010 г.
Здравствуйте, Маша!
Решили послать Вам наши с Кроликовым фотки. Он классный.
Дело в том, что Маше на грудь упал тяжелый волосатый шмель в виде мамы и стал непрерывно жужжать и ползать. Он до того надрывно жужжал и был столь приставучим и щекотным, что Маше вскоре пришлось радикально избавляться от насекомого: буквально оттягивать за волосы, несколько раз дать в хобот, делать угрожающее лицо и пинать коленками, смеясь и ругаясь при этом. Шмель, наконец, все понял и улетел.
Бывает, что, насмеявшись, Маша сразу проваливается в сон. Но не в этот раз. Шторм, тем временем, возвращался, правда, с каждым разом ослабевал. А к Маше то мыши прибегали, то ежики, то курочка, которая в эту ночь пела песенки исключительно про курьи ножки и танцевала у Маши на животе. Курочка каждый раз появлялась нежданно-негаданно с очередным сомнительным куплетом, и при виде ее Маша заливалась смехом и обеими руками закрывала живот.
Близилось утро. Мы подумали – не дадим шторму ни единого шанса – и решили узнать: как в эту ночь будет звучать простой русский алфавит на Машином организме. И где географически он в этот раз окажется. Проверили. Звучал отменно, Маша смеялась, ежилась, закусывала кулачок и укатывалась из-под алфавита куда подальше. Потом решили проверить – как в целом звучат пальцы. Ноги, руки, нос.
И тут. Маша глянула на меня, выдвинув челюсть, ладошкой оттолкнулась от моего плеча или просто – отодвинула меня, повернулась к стенке и мгновенно уснула.
Я как-то даже разочарованно постояла-постояла без применения у Машкиной кроватки, и… ничего мне более не оставалось, как повторить мелкие радости, задуманные с вечера.