Приняв корпус, Жуков сразу же сосредоточил внимание на сборе разведданных. Значение разведки он оценил еще на заре командирской деятельности, ставил во главу угла при проведении и учебных, и боевых операций, всегда открыто благоволил к тем, кто служил в разведке. В препроводительной записке к разработанному плану разведывательных мероприятий в районе Халхин-Гола Георгий Константинович сообщает наркому: "…До сих пор все виды и средства разведки не были увязаны в единую систему, работали без взаимодействия, а такие виды, как подслушивание через землю, совершенно не применялись. Из-за неорганизованности в разведке командование корпуса не имело и не имеет полной ясности о противнике. Вследствие плохой разведки сосредоточение и действия противника являлись почти всегда неожиданностью, чего мы в дальнейшем допустить не можем.
…Доложенный на Ваше утверждение план разведки имеет целью определить основную цель, объекты и задачи разведки. Все это определено в пределах лежащих на нас задач и без глубокого наземного вклинения на территорию противника… не далее 10–15 км от линии наших застав. Все это направлялось на то, чтобы лучше знать о противнике и лучше подготовить уничтожение всей самурайской гадости…
Если мы не будем вести хорошо организованную разведку, особенно агентурную, авиационную, и захватывать пленных, мы не сможем заранее раскрыть замысел действий и сосредоточение сил противника.
В случае внезапного удара противника по нашей обороне мы можем опоздать с выводом главной группировки из района Тамцак-Булак".
Анализируя причины первых крупных потерь и поражений, Жуков первым делом распорядился использовать временное затишье на фронте для выучки командного состава и бойцов ведению ближнего боя. "хорошему владению гранатой, штыком, умению скрытно переползать и при малейшей остановке зарываться в землю", во-вторых, категорически запретил любые атакующие действия без серьезной артподготовки.
Но поначалу заметных изменений в обстановке не происходило. 20 июня Ворошилов выговаривает Жукову: "По Вашим донесениям видно, что Вы вместо поисков и разгрома авиации ближайших к границе аэродромов производите никому ненужные и бесполезные штурмовые налеты по неизвестным объектам, отдельным машинам и военным городкам. Такие налеты по пустому месту с большим количеством авиации приводят к напрасному сжиганию моторов и могут дать совершенно обратные ожидаемым результаты… Предлагаю прекратить ненужные штурмовые налеты по неизвестным объектам и ограничить деятельность авиации постоянным наблюдением в полосе до 5–10 км от границы исключительно с разведывательными целями".
24 июня в районе Депден-Суме произошел неудачный бой между 149-м стрелковым полком и японцами. "Бой, по моему мнению, - сообщал 26 июня начальнику политуправления РККА руководитель бригады работников этого управления Абрамов, - бессмысленный и явившийся следствием распущенности командира полка майора Ремизова и бездеятельности военкома Кабанова, бой, повлекший за собой 10 человек убитыми, из коих 4 человека оставлены на территории противника, 87 человек ранеными и потерю одного танка БТ-5, 4 бронемашин и 1 грузовой машины, из которых танк, 3 бронемашины и грузовая машина оставлены на территории противника". Правда, позднее И.М.Ремизов полностью реабилитировал себя, проявив недюжинную командирскую смекалку и героизм, за что посмертно был удостоен звания Героя Советского Союза.
Примеры, когда командиры и бойцы проявляли недисциплинированность и неумелые действия, были не единичны. Меры воздействия и наказания - самые суровые. Так, 27 июня военный трибунал приговорил к расстрелу командира отряда капитана М.П.Агафонова, командира взвода лейтенанта С.Н.Дронова и красноармейца Д.Я.Лагуткина. Двигаясь ночью, они сбились с пути и наткнулись на японскую заставу. Все трое после обстрела противником "в панике бежали в тыл". Осужденные имели право обратиться в вышестоящие судебные органы для смягчения приговора. Однако Жуков и Никишев были иного мнения. В своем обращении в Президиум Верховного Совета СССР, к наркому обороны и начальнику Генерального штаба они писали: "В связи с боевой обстановкой и особой опасностью этого преступления, в порядке статьи 408 УПК РСФСР, ходатайствуем о непропуске кассационных жалоб Агафонова, Дронова и Лагуткина и немедленном приведении приговора в исполнение". Скорее всего, такой шаг был предпринят в целях наведения порядка и усиления дисциплины по принципу "чтоб другим неповадно было".
Японское командование, находясь под впечатлением первых успехов, пришло к мнению, что необходимо поставить последнюю точку в споре за Халхин-Гол. Командующий Квантунской армией генерал Уэда утвердил 20 июня новый план наступления, который предусматривал подготовку и проведение "тыловой операции" с целью "уничтожить армию Внешней Монголии, перешедшую границу". Замысел противника состоял в том, чтобы главными силами 23-й пехотной дивизии обойти левый фланг советско-монгольских войск, переправиться через Халхин-Гол, отрезать пути отхода на запад и ликвидировать попавшие в окружение части. В район Хайлара были дополнительно переброшены пехотный полк и отряд полевой зенитной артиллерии. В районе Халун-Аршан сосредоточивалась 1-я танковая группа (танковый полк, танковый полевой отряд, отдельный полк боевой артиллерии, подразделения обеспечения и обслуживания) под командованием Ясуока, который назначался командиром сводного отряда. Всего противник сосредоточил для удара более 10 тысяч штыков, около 100 орудий и До 60 противотанковых орудий.
Японское командование настолько уверовало в успех операции, что пригласило в район боевых действий иностранных корреспондентов и военных атташе наблюдать предстоящие победные действия.
Первоначально все шло так, как и планировал противник. Перед рассветом 3 июля части японских войск, сумевшие ночью скрытно переправиться через Халхин-Гол, атаковали подразделения 6-й кавдивизии МНР, захватили гору Баин-Цаган и прилегающие к ней участки местности. При этом противостоящие врагу немногочисленные силы - чуть более тысячи штыков и порядка 50 орудий - были явно не способны преградить ему путь для удара во фланг и тыл основной группировки наших войск.
В сложившейся, поистине критической, ситуации требовалось принять неординарное решение, которое позволило бы не допустить прорыва основных сил противника на противоположный берег Халхин-Гола. В этой обстановке командир корпуса мог только рассчитывать на свой резерв: 11-ю танковую и 7-ю мотоброневую бригады, которые насчитывали до 150 танков и свыше 150 бронемашин. Кроме того, в его распоряжении находился бронедивизион 8-й монгольской кавалерийской дивизии, оснащенный сорокапятимиллиметровыми пушками.
По приказу Жукова резерв был немедленно поднят по боевой тревоге и начал выдвижение к горе Баин-Цаган. 11-я танковая бригада (комбриг М.П.Яковлев) получила задачу во взаимодействии с 24-м мотострелковым полком (полковник И.И.Федюнинский), усиленным артиллерийским дивизионом, с ходу атаковать противника и уничтожить его. 7-й мотоброневой бригаде (полковник A.Л.Лесовой) предстояло нанести удар по врагу с юга.
Жуков в беседе с Симоновым так объяснял свое решение о нанесении контрудара силами подвижного резерва: "На Баин-Цагане у нас создалось такое положение, что пехота отстала. Полк Ремизова отстал. Ему оставался еще один переход. А японцы свою 107-ю дивизию уже высадили на этом, на нашем, берегу. Начали переправу в 6 вечера, а в 9 часов утра закончили. Перетащили 21 тысячу. Только кое-что из вторых эшелонов еще осталось на том берегу. Перетащили дивизию и организовали двойную противотанковую оборону - пассивную и активную. Во-первых, как только их пехотинцы выходили на этот берег, так сейчас же зарывались в свои круглые противотанковые ямы. Вы их помните. А во-вторых, перетащили с собой всю свою противотанковую артиллерию, свыше ста орудий. Создавалась угроза, что они сомнут наши части на этом берегу и принудят нас оставить плацдарм там, за Халхин-Голом. А на него, на этот плацдарм, у нас была вся надежда. Думая о будущем, нельзя было этого допустить. Я принял решение атаковать японцев танковой бригадой Яковлева. Знал, что без поддержки пехоты она понесет тяжелые потери, но мы сознательно шли на это".
Впоследствии генерал армии И.И.Федюнинский писал: "Оценивая сейчас смелое по замыслу решение Г.К.Жукова, нельзя не заметить, сколь точно и правильно определил Георгий Константинович, что главным нашим козырем были бронетанковые соединения и что, только активно используя их, можно разгромить переправившиеся японские войска, не дав им зарыться в землю и организовать противотанковую оборону".
Жуков шел на огромный риск, не только принимая решение о вводе в сражение 11-й танковой бригады, но и оставив на восточном берегу реки артиллерию, которая поддерживала часть сил второго эшелона. Это вызвало неудовольствие у заместителя наркома обороны Кулика, который потребовал отвести артиллерию с восточного берега, чтобы она не досталась врагу. Однако Жуков твердо заявил, что он не оставит пехоту без артиллерии, и сумел отстоять свою точку зрения перед Ворошиловым.
Поставив задачи резервам, Георгий Константинович с оперативной группой немедленно выехал на командный пункт, находившийся в районе горы Баин-Цаган. Адъютант командира корпуса М.Ф.Воротников вспоминал: "Свой командно-наблюдательный пункт Г.К.Жуков разместил вблизи самой горы, в районе которой уже шел жаркий бой. Он занял небольшой малонадежный блиндаж в три наката бревен. В нем до начала сражения находился командир 36-й мотострелковой дивизии. Сюда был подведен телефон для связи с частями, ведущими бой на правом берегу Халхин-Гола. Из этого блиндажа Г.К.Жуков управлял сражением, четко и решительно реагировал на все изменения в боевой обстановке, проявляя удивительную работоспособность".
Сразу же по прибытии на командно-наблюдательный пункт Жуков приказал тяжелому артиллерийскому дивизиону 185-го артиллерийского полка выбросить разведку к горе Баин-Цаган и открыть огонь по противнику. Мощный удар по горе нанесла артиллерия, расположенная за рекой. Одновременно по тревоге была поднята в воздух вся авиация корпуса.
Решительность, суворовские быстрота и натиск. События по военным меркам развивались молниеносно. В 7 часов утра 3 июля первые группы бомбардировочной и истребительной авиации нанесли удары с воздуха по наземным частям противника и переправе через Халхин-Гол. Артиллерия также держала вражескую переправу под непрерывным обстрелом. Около 9 часов начали подходить передовые подразделения авангардного батальона 11-й танковой бригады.
Вместе с комбригом Яковлевым было решено вызвать всю авиацию, ускорить движение танков и артиллерии и не позже 10 часов 45 минут атаковать противника.
"В 10 часов 45 минут, - вспоминал Георгий Константинович, - главные силы 11-й танковой бригады развернулись и с ходу атаковали японские войска… Бой продолжался день и ночь 4 июля. Только к 3 часам утра 5 июля сопротивление противника было окончательно сломлено, и японские войска начали поспешно отступать к переправе. Но переправа была взорвана их же саперами, опасавшимися прорыва наших танков. Японские офицеры бросались в полном снаряжении прямо в воду и тут же тонули, буквально на глазах у наших танкистов.
Остатки японских войск, захвативших гору Баин-Цаган, были полностью уничтожены на восточных скатах горы в районе спада реки Халхин-Гол. Тысячи трупов, масса убитых лошадей, множество раздавленных и разбитых орудий, минометов, пулеметов и машин устилали гору Баин-Ца-ган".
Приведем свидетельство и со стороны противника. "Через р. Халху переправились приблизительно в 5 часов, - отмечал в своем дневнике один из участников тех событий Накамура из 1-го батальона 71-го полка 23-й пехотной дивизии. - Благодаря хорошим переправам, наведенным нашими саперами, мы быстро форсировали р. Халху, не вступив в бой с противником… Наши резервные части, двигавшиеся рассыпным строем и прикрывавшие наступление главных частей, столкнулись более чем с десятью танками противника, из них почти все уничтожены. Во второй раз резервные части были атакованы десятью танками противника, из которых 6–7 танков было уничтожено. Третье нападение произошло как раз во время большого привала. Несколько десятков танков противника внезапно напали на наши части. У нас произошло странное замешательство - лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий, автомашины помчались во все стороны. Однако и в этот раз было уничтожено около 20 танков противника… Во время этого боя в воздухе было сбито два наших самолета. Как только закончился бой с танками, снова начался интенсивный обстрел артиллерии противника. Весь личный состав упал духом. Снаряды ложились очень густо и уничтожали все на своем пути…"
В ходе сражения, получившего название "Баин-Цаганское побоище", японцы потеряли все танки, значительную часть артиллерии, 45 самолетов и около 10 тысяч человек.
Велики были и потери 11-й танковой бригады: убита и ранена почти половина личного состава. Жертвы на алтарь победы. Сколько их еще придется принести в предстоящих сражениях…
Противник явно не хотел смириться с поражением. 7–8 июля он предпринял попытку взять реванш, но, потеряв более пяти тысяч человек, отказался от своей затеи. Генерал-лейтенант Камацубара был вынужден признать: "… Несмотря на то, что противнику по всему берегу реки Халхин-Гол был дан отпор, все же, исходя из обшей обстановки, мы были вынуждены вторично отступить в свое прежнее положение".
Отход японских войск вдохновил Жукова на более решительные действия. "Действующие части корпуса от бессонных ночей и непрерывных боев со 2 по 8 июля чувствуют усталость, - сообщал он 8 июля Ворошилову, - но полны решимости и готовности уничтожать самурайскую сволочь…"
Для уничтожения "самурайской сволочи" была сформирована ударная оперативная группа в составе двух танковых, трех мотоброневых бригад и стрелковой дивизии. Она получила задачу нанести "короткий удар по противнику с целью разгрома", "занять главными силами свои прежние оборонительные позиции и выйти передовыми частями на государственную границу". Одному из полков 82-й стрелковой дивизии предстояло "нанести решительный удар в направлении: северный берег реки Хайластын-Гол и далее на северо-запад и выйти на прежние оборонительные позиции, выставив на государственной границе передовой отряд". Левее в том же направлении должен был наступать 149-й стрелковый полк. Остальным частям корпуса предписывалось активными действиями сковать противника и тем самым обеспечить наступление ударной группы. Частям 11-й танковой бригады предстояло занять исходное положение на песчаных буфах в 6 километрах восточнее реки Халхин-Гол и разгромить противника, его огневую систему и ближайшие резервы. Наступлению должна была предшествовать артиллерийская и авиационная подготовка.
Однако наступление 57-го особого стрелкового корпуса, предпринятое 9 июля, как и последующие его действия, успеха не имело - Жуков после "Баин-Цаганского побоища" явно переоценил состояние и настроение своих частей. Японцы вновь овладели инициативой, нанося чувствительные удары по советским войскам, которые с 8 по 12 июля потеряли около 3 тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Тяжелые потери отрицательно сказались на моральном духе красноармейцев. Дело порой доходило и до прямого неповиновения командирам. Так, в ночь с 11 на 12 июля два батальона 603-го полка 82-й стрелковой дивизии без приказа дважды уходили с позиций. Полк пытался даже бунтовать. Не лучше обстояли дела и в других частях дивизии. Поэтому Жуков был вынужден заменить в этой дивизии командиров полков, батальонов, рот и даже взводов, призванных недавно из запаса, на командиров из состава хорошо зарекомендовавшей себя в предыдущих боях 36-й мотострелковой дивизии.
Командир корпуса не ограничился только заменой командиров, но и предпринял более жесткие меры по наведению порядка в войсках. 11 июля он подписал приказ, в котором говорилось:
"§ 1. За проявленную бездеятельность при организации переправы, за бездеятельность при организации управления для боя - командиру полка т. Степанову, военному комиссару т. Мусину, начальнику штаба т. Нерот - объявляю выговор и предупреждаю, что если полк не будет организован, если командование и штаб будут бездействовать, буду ставить вопрос перед народным комиссаром обороны о предании суду военного трибунала.
§ 2. Несмотря на ряд предупреждений о бережном израсходовании огнеприпасов, по-прежнему продолжается преступное расстреливание огнеприпасов, особенно в этом отличается артиллерия, которая бесцельно и по маловажным целям расстреливает тысячи снарядов, забыв свою обязанность экономно вести войну и накапливать снаряды для решительного удара.
Под личную ответственность командиров, комиссаров, политработников - прекратить вести бесцельный и неорганизованный огонь, расстреливая маловажные и мелкие цели ружейно-пулеметным огнем и малокалиберной артиллерией, подпуская противника на ближние дистанции, на верный выстрел. В случае появления перед фронтом крупных частей противника организовать сосредоточенный огонь всех видов оружия, чтобы противник был наверняка уничтожен системой огня".
Некоторые бойцы были преданы суду военного трибунала. Среди них красноармейцы Никитин и Мальцев, которые 9 июля "в силу трусости, умышленно, с целью уклониться от военных обязанностей военной службы в боевой обстановке, выстрелом из винтовки легко ранили себя в левую руку. Причем Никитин, направившись после саморанения в тыл, перед переправой через реку бросил винтовку, 120 штук боевых патронов и все свое обмундирование". 13 июля оба красноармейца были приговорены военным трибуналом к высшей мере наказания - расстрелу с конфискацией всего принадлежащего им личного имущества.