После неудачи на реке Черной Горчаков уже перестал думать о наступлении и сосредоточил все свое внимание на обороне города. 6 июня ему удалось отразить штурм Севастополя войсками союзников, но следующий штурм 27 августа решил судьбу осажденного города и Горчаков приказал отвести войска на северную сторону Севастополя.
В конце 1855 г. Горчаков был заменен в Крыму генерал-адъютантом А.И. Лидерсом, а в январе 1856 г. после смерти фельдмаршала князя И.Ф. Паскевича был назначен наместником в Польше и главнокомандующим вновь сформированной там 1-й армии.
После смерти Горчакова в 1861 г. его тело было погребено в Севастополе на Братском кладбище.
Одновременно с продвижением своих позиций к Городской стороне союзники усилили боевые действия там, где Пелисье рассчитывал переломить ход осады – в районе Малахова кургана и русских передовых укреплений за Килен-балкой. Селенгинский и Волынский редуты и Камчатский люнет подвергались безостановочному обстрелу. Участник обороны Севастополя вспоминал: "Пальба гремела со всех сторон, дым поднимался над дымом, ядра часто так близко пролетали, что слышен был их неприятный визг; бомбы и гранаты нередко врывались в соседние хижины, доканчивая их разрушение. Вдали пальба стала такой учащенной, что по временам сливалась в один какой-то страшный гул и гром. Послышался крик "ура". Мы вскочили и взбежали выше на холм, с биением сердца думая быть свидетелями штурма; но нам, новичкам, объяснили, что часто "ура" бывает выражением какого-нибудь удачного выстрела или ответом на неприятельское "ура" и т. п. и что "ура" штурмовое не такое, а продолжительное и громкое".
Одновременно усилилась и ружейная стрельба. Только с 10 по 28 мая на русской оборонительной линии было собрано 1900 пудов свинца в пулях, т. е. от 800 ружейных выстрелов, сделанных за эти дни. Свидетель писал, что "едва ли подобрана третья и пятая доля того, что было направлено в город".
25 мая (6 июня) началась очередная, 3-я бомбардировка Севастополя и всех его укреплений. При примерном равенстве числа орудий союзники решительно превосходили севастопольцев по их мощности и числу зарядов. Каждое орудие Севастополя располагало 80-140 зарядами, у осаждавших на каждое орудие было 500–600 зарядов.
Вскоре выяснилось, что основной огонь противник обрушил на Волынский и Селенгинский редуты и Камчатский люнет, сосредоточив против него 48 орудий крупного калибра. Выстрелы врага достигали и Малахова кургана. К вечеру большая часть русских орудий на укреплениях за Килен-балкой была повреждена, прислуга перебита, и отвечать на выстрелы союзников было уже некому.
В то же время в этих укреплениях оказалось очень мало защитников. Накануне бомбардировки генерал Л.П. Жабокрицкий отдал приказ о выводе части сил с передовых укреплений. На Волынском и Селенгинском редутах осталось по 250 солдат, на Камчатском люнете – 350, а в непосредственной близости от него не более тысячи солдат и саперов.
После обстрелов в Камчатском люнете оставалось лишь 600 человек. Силы французов, направленных для овладения этим укреплением, равнялись 35 тысячам человек (21 батальон, среди которых два были из императорской гвардии Наполеона III). Всего против русских укреплений за Килен-балкой двинулось четыре французских и одна турецкая дивизии. Причем Пелисье удалось добиться скрытности сосредоточения сил.
Однако защитники передовых укреплений оказали такое сопротивление, которого не ожидали даже видавшие виды неприятельские солдаты и офицеры. Едва узнав вечером 26 мая о начале штурма, П.С. Нахимов прибыл на Камчатский люнет и, поднявшись на вышку, увидел, что французы атакуют с трех сторон. Штурмующие колонны были встречены "ураганом картечи". На позициях разгорелись яростные рукопашные схватки, в которых на одного русского приходилось по 10–15 вражеских солдат. Контратаку возглавил сам Нахимов. Однако внезапность нападения, тщательная подготовка и огромный перевес в силах дали противнику возможность ворваться в укрепления.
Когда новые французские батальоны обошли Камчатский люнет с тыла, его защитники оказались под угрозой окружения. Оставшиеся в живых матросы и солдаты, прикрывая Нахимова, штыками проложили себе дорогу к Малахову кургану. В это же время стало известно, что противник овладел и другими передовыми пунктами Малахова кургана – Селенгинским и Волынским редутами и, установив там орудия, начал обстрел Малахова кургана с ближней дистанции.
Ободренный захватом трех передовых русских укреплений у Килен-балки, французский главнокомандующий генерал Пелисье решил развивать достигнутый успех. Вражеские дивизии пошли на штурм Малахова кургана. Наступил опасный момент сражения, от которого зависела судьба Севастополя.
Под руководством адмирала Нахимова защитники Малахова кургана встретили атакующих мощным артиллерийским огнем. Картечь непрерывно била по наступающим французам, преграждала им путь к кургану. В бой вступили пушки кораблей Черноморского флота. Мощный огонь с укреплений и с Севастопольского рейда остановил штурмующие войска. Тут к защитникам кургана подошли резервы во главе с Хрулевым. Русские перешли в контратаку.
Севастопольцы овладели Камчатским люнетом, нанесли большой урон противнику, захватили более 300 пленных. В ходе контратаки Нахимов вновь прибыл на люнет и убедился в невозможности удержать полностью разрушенные укрепления. Подошедшие две французские дивизии опять оттеснили русских из люнета.
Таким образом, в результате штурма 26 мая 1855 г. – первой открытой атаки укреплений Севастополя силами нескольких вражеских дивизий – три передовых укрепления за Килен-балкой остались в руках противника. Малахов курган задержал дальнейшее продвижение неприятельских войск. В бою за Камчатский люнет Нахимов получил контузию "…Не конфетками, не яблочками перебрасываемся, – говорил Нахимов. – Вот меня сегодня самого чуть не убило осколком, – спины не могу разогнуть, да это ничего еще, слава Богу, не слег".
На следующий день Нахимов собрал военный совет, на котором поставил вопрос: постараться ли отбить у французов Камчатский люнет, Волынский и Селенгинский редуты или оставить их у неприятеля. Большинство высказалось за окончательное их оставление, поскольку понимало неизбежность нового штурма противником Севастополя. Тратить силы на сомнительные попытки отобрать уже разрушенные укрепления не было необходимости.
При отражении штурма передовых укреплений Малахова кургана русские потеряли 5 тысяч человек убитыми и ранеными. Потери французов составили 5554, а англичан – 693 человека. Победа дорого досталась противнику. Впоследствии французы говорили, что если бы в тот день редуты и люнет не были бы взяты, положение главнокомандующего французскими войсками генерала Пелисье стало бы весьма затруднительным, поскольку именно он был инициатором штурма, против которого выступило большинство французских генералов.
Первый общий штурм Севастополя
…Осада Севастополя продолжалась. Союзный флот в мае совершил поход в Азовское море. Были взяты Керчь и крепость Еникале, обстреляны русские города Приазовья. Хотя военное значение этой экспедиции было ничтожно, а от жестоких обстрелов страдали лишь мирные жители Бердянска, Ейска, Мариуполя, Таганрога, но союзники расценили ее как крупный успех. Вдохновлял союзное командование и более чем двукратный численный перевес. У них в Крыму было 175 тысяч человек, а в русской армии – всего 85 тысяч.
3 июня на военном совете коалиционных сил было принято решение о новом штурме города. По настоянию Пелисье было решено вести атаку лишь на одном узком участке, что давало возможность сосредоточить там крупные силы. Объектами предстоящей атаки должны были стать Малахов курган и три бастиона Корабельной стороны. Штурм был назначен на день 40-летия битвы при Ватерлоо – 6 июня.
В войсках союзников царили воодушевление и надежда на близкое завершение дела. "У англичан и французов был один клич: "штурм!" Все были убеждены в возможности немедленной благоприятной развязки севастопольской истории". Например, английский полковник Стерлинг писал тогда, что взятие бастионов – "вопрос дней". "А потом – на Тифлис, на Грузию – и русская мощь будущим летом будет действительно сокрушена. Словом, нужно начать с Регана (так британцы называли Четвертый бастион, против которого стояли английские войска), а это дело уже решенное".
Надо сказать, что сходные настроения были и у М.Д. Горчакова, писавшего Александру II 27 мая: "Теперь я думаю об одном только: как оставить Севастополь, не понеся непомерного, может быть, более 20-тысячного урона… Я в невозможности более защищать этот несчастный город".
По-иному думали непосредственные руководители Севастопольской обороны. В одном из своих приказов Нахимов писал: "Матросы! Мне ли говорить вам о ваших подвигах на защиту родного вам Севастополя и флота? Я с юных лет был постоянным свидетелем ваших трудов и готовности умереть по первому приказанию; мы сдружились давно: я горжусь вами с детства. Отстоим Севастополь!"
Те же настроения были у Хрулева. Однажды один из командиров полков формально запросил Хрулева: "Что делать в случае натиска превосходных сил неприятеля и видимой невозможности удержаться на занимаемом пункте? Куда отступать?
Хрулев ответил лаконически:
– Отступления нет!
Полковой командир не удовольствовался этим ответом и вновь спросил:
– Если нет отступления, то где резервы и кто обязан подкрепить его в случае крайности?
Хрулев ответил:
– У нас в резерве – Россия!"
В другом своем приказе генерал писал: "Если истощатся все усилия и нас одолеют в штурме, если нам нельзя уже будет держаться, а мы еще будем живы, пробьемся к бывшему Инкерманскому мосту и там соединимся со своими. Что касается взятия нас в плен, капитуляций и тому подобных историй – враги пусть об этом и думать забудут".
Накануне штурма, 5 июня, началась 4-я бомбардировка Севастополя. Об этой бомбардировке очевидец рассказывал: "Я не помню, чтоб все предыдущие бомбардировки были хоть мало-мальски похожи на эту: в этот раз был решительный ад… Штурм в сравнении с бомбардировкой веселое дело – все-таки лучше, чем хладнокровно смотреть, как одной бомбой вырывает нескольких десятков человек… В этот день я насмотрелся таких сцен, что немудрено, если в 30 лет состаришься".
Противник ввел в действие 587 своих орудий, севастопольцы отвечали из 549 орудий, однако запас снарядов и пороха у них опять-таки был в несколько раз меньше, чем у противника.
Во второй половине дня обстрел усилился. Люди не могли выйти из укрытий, где находились без воды и пищи. "Наступил вечер, мы думали, что утихнет, – не тут-то было: надбавили ракет, да начали подходить пароходы и задавать залпы то гранатами, то ракетами – чего-чего мы не насмотрелись; так продолжалось целую ночь, а все были на ногах; день был удушливый, а ночь жаркая по огню и от пожаров, которые начали местами оказываться; тушить их было некому, да и невозможно, ибо союзники лишь только заметят этот, так тотчас сосредоточивают туда свои выстрелы, предполагая, что там большое скопление людей". Так писал человек, переживший этот обстрел.
В городе пылали пожары, всюду виднелись разрушения. Русская артиллерия поначалу вела интенсивный ответный огонь, но затем выстрелов становилось все меньше. Союзное командование посчитало это также признаком успеха бомбардировки. На самом деле это было сделано с целью экономии боезапаса.
Как только стемнело, солдаты и матросы принялись восстанавливать повреждения. Участник работ вспоминал: "Работа была у нас ужасная; по крайней мере две тысячи человек толпились на маленьком пространстве, чтоб достать немного земли для заделывания повреждений от денной бомбардировки; а в это время буквально не проходило минуты, чтоб не раздался выстрел".
Союзное командование посчитало, что сокращение огня со стороны осажденных свидетельствует о том, что оборона города разрушена, а разбитые укрепления уже некому восстанавливать. Эта ошибка союзников привела к пересмотру плана атаки. Вначале планировалось продолжить бомбардировку 6 июня, а штурм начать вечером. Теперь Пелисье решил начать штурм утром. Английские и французские войска надели парадную форму. В успехе никто не сомневался.
В Севастополе в это время было 43 тысячи воинов, из них на Корабельной стороне – 20 тысяч. Союзники выделили для штурма Корабельной стороны 44 тысячи и еще 30 тысяч находилось у них в резерве.
Русские всю ночь вели восстановительные работы и одновременно внимательно наблюдали за противником. В два часа ночи один из офицеров заметил скопление значительных французских войск. Гарнизон был полностью готов к отражению штурма.
Противников отделяло от русских позиций на Первом и Втором бастионах всего 500–600 м. В темноте союзники здесь тихо двинулись вперед. Но, подпустив врага на несколько десятков метров, защитники открыли сокрушительный артиллерийский огонь. Ударили и пушки с кораблей на севастопольском рейде. "Страшный огонь этот остановил порыв наших войск, им было невозможно идти вперед", – писал в донесении Пелисье. Лишь небольшая часть атакующих дошла до бастионов, но в рукопашной схватке была отбита.
Перегруппировав силы, французы пошли во вторую атаку на Первый и Второй бастионы. Но и она окончилась безрезультатно.
В это время начался общий штурм Корабельной стороны. Основные силы союзников двинулись на Малахов курган. Русские орудия и ружья в упор расстреливали густые цепи атакующих. Однако французы, несмотря на огромные потери, смыкали ряды и шли вперед. Командование бросало в бой все новые и новые силы. Начался штурм укреплений, завязалась рукопашная схватка.
Обороной Малахова кургана руководил П.С. Нахимов. Когда французы прорвались на подступы к Малахову кургану, Нахимов вместе с двумя адъютантами повел матросов и солдат в штыковую атаку, в ходе которой противник был выбит из укреплений.
Немалую роль в переброске подкрепления на Корабельную сторону в решающий момент штурма сыграл новый мост на бочках через Южную бухту, построенный по инициативе Нахимова.
За участие в отражении штурма 6 (18) июня император Александр II назначил Нахимову аренду (ежегодную денежную выдачу). "Да на что мне аренда? Лучше бы они мне бомб прислали!" – сказал вначале Нахимов. Но уже вскоре он, немного успокоившись, стал думать, как использовать эти деньги для обороны города и поддержки семей погибших матросов.
Все атаки на Малахов курган были отбиты. Противник был вынужден отступить. Его потери были ужасны.
Хуже для оборонявшихся складывалась обстановка между Малаховым курганом и Третьим бастионом. Здесь французам удалось захватить слабоукрепленную батарею Жерве, которую защищали всего 300 солдат Полтавского полка. Вскоре противник занял часть Корабельной стороны (Татарскую и часть Корабельной слободок), обосновываясь в домах ее жителей, укрепляя их для обороны. Командующий французской колонной генерал д’Отмар послал за резервами. В случае развития успеха открывалась возможность окружения Малахова кургана. Исход сражения и судьба Севастополя висели на волоске.
Подвиг
Все это ясно оценил наблюдавший за обстановкой генерал Хрулев, начальник обороны Корабельной стороны. Нельзя было медлить ни минуты. Только решительная контратака могла переломить ход событий. Однако в распоряжении генерала не имелось никаких резервов. И тут он увидел роту Севского полка, возвращавшуюся с лопатами со строительных оборонительных работ. Здесь было всего 138 человек. Хрулев подскакал к севцам и закричал: "За мной! Дивизия идет на помощь!" Во главе этого отряда генерал бросился на врага, закреплявшегося на занятых позициях. По пути к атакующим присоединилось еще несколько небольших подразделений.
Стремительно ворвавшись в Татарскую и Корабельную слободки, солдаты штурмом брали каждое здание Корабельной стороны. "Завязалась рукопашная схватка; не имея возможности проникнуть в некоторые дома, солдаты наши разбирали крыши и закидывали неприятеля каменьями и черепицей". Остатки окруженных французов сдались в плен. Хрулев выбил противника с батареи Жерве и отбил все попытки подошедших резервных частей союзников вновь вернуть себе утраченные позиции. К концу сражения из 138 севцев в строю осталось только 33 человека. В этом бою на каждого русского приходилось до десяти вражеских солдат.
Так же безуспешно закончился штурм Третьего бастиона ("Большого Редана") английскими войсками. Расстояние от английских позиций до бастиона не превышало 250–300 м, но противник даже не смог дойти до русских укреплений. Англичане также понесли огромные потери. "Огонь был так страшен, – писали участники штурма, – что можно было только опустить голову и бежать как можно скорее". Все поле перед бастионом было усеяно трупами. В самом начале атаки пал и командующий ею генерал Л. Кэмбелл. Не добежав даже до рва, остатки штурмующих побросали осадные лестницы и бросились назад.
Сила русского сопротивления вызвала у многих союзников панические настроения. Прежде всего, страх овладел сардинскими войсками, которые должны были сковывать действия полевой армии Горчакова. Сардинская армия самовольно снялась со своих позиций и отошла подальше от Севастополя.
Так бесславно для союзников закончился штурм 6 июня 1855 г. Спустя четыре часа после начала атаки Раглан и Пелисье отдали приказ об отступлении своих войск на исходные позиции. Потери сроюзников в этот день достигли 8 тысяч человек.
Е.В. Тарле писал: "Вообще это кровавое поражение союзников 6 (18) июня 1855 г. покрыло новой славой имя Нахимова. Малахов курган только потому и мог быть отбит и остался в руках русских, что Нахимов вовремя измыслил и осуществил устройство особого, нового моста, укрепленного на бочках, по которому в решительные часы перед штурмом и перешли спешно отправленные подкрепления из не атакованной непосредственно части на Корабельную сторону (где находится Малахов курган). Нахимов затеял постройку этого моста еще после первого бомбардирования Севастополя 5 октября, когда в щепки был разнесен большой мост, покоившийся на судах. Этот новый мост, на бочках, оказал неоценимые услуги, и поправлять его было несравненно легче и быстрее, чем прежний".
За отражение этого штурма П.С. Нахимов получил свою последнюю награду – орден Белого орла.
Гибель П.С. Нахимова
Ровно два месяца после этого проигранного ими сражения 6 июня союзники не предпринимали ни штурмов, ни общей бомбардировки Севастополя. Продолжая каждодневный обстрел города и укреплений, они сосредоточили все свое внимание на осадных работах. Траншеи неприятеля медленно, но упорно продвигались к бастионам.
В начале августа они уже отстояли от Малахова кургана на 120 м, от Второго бастиона – на 100 м. Одновременно все траншеи соединялись друг с другом, образуя обширнейшую сеть. Союзники возводили и новые батареи. Всего за два месяца появились 34 дополнительные батареи со 100 орудиями, большинство из которых было направлено против Корабельной стороны.
Специальные батареи по склонам Сапун-горы строились для обстрела Севастопольской бухты и городских мостов. Эти батареи предназначались, прежде всего, для борьбы с русскими пароходами в Севастопольской бухте, которые наносили им огромный урон во время штурмов.