И генерал повернул к дороге. Морозов чуть отстал, спросил довольно громко:
- Когда их ждать?
- Я еще раз успею побывать здесь. Тогда скажу. А вы засучите рукава… Все что надо получите.
Машина Сидорова уже стояла у входа на агробазу. Взявшись за ручку открытой дверцы, Сидоров строго сказал:
- Никому ни слова, Сергей Иванович! Прошу иметь в виду, что от визита гостей - как он пройдет - в значительной мере зависит и ваша судьба. Надеюсь, вы меня правильно поймете.
Морозов пожал протянутую руку, и "эмка" укатила. Он видел, как она миновала контору совхоза, постоял и вдруг понял: судьба предоставляет ему сделать все задуманное в совхозе, даже невероятное, вроде стекла, красок, забора, кирпича, машин. Этот вежливый, предусмотрительный генерал окажет ему содействие… И не только в строительстве, но и в… Тут он оборвал свои хозяйственные мысли и перенесся в область иную: кто, как не Сидоров, может помочь им с Олей перевестись отсюда в другое место, уже подсказанное милым другом Табышевым, в тот же Тауйск, откуда проще дорога на материк? Не век же вековать в Сусумане? Тем более что здесь - с того дня, когда он был вызван в райотдел НКВД и не дал нужных показаний на Орочко и Дениса Ивановича - майор Тришкин установил за ним слежку, что может плохо кончиться. Он способен устроить ему "дело" при любом удобном случае.
Подальше бы от них…
Прошло менее недели. В адрес совхоза одна за другой пришли четыре машины с грузами из Магадана. На агробазе уже шла работа, были и стекло, и кирпич, и белила, гвозди, словом, все как в сказке. И все, кто видел эту суету, обновление, спрашивали у Морозова, как удается добывать материалы, зачем эта большая приборка? Он отвечал:
- Довольно держать хозяйство в запустении. Так решили Нагорнов и Кораблин.
Труднее всех было начальнику совхоза. Он делал вид, что все знает, все предвидел, но каждый раз, оставшись один на один с Морозовым, задавал ему наводящие вопросы. Конечно, понимал, что в совхозе ждут кого-то из большого начальства, но кого? Морозов не лгал, когда отвечал ему коротким "не знаю". Он действительно не знал!
До того дня, пока к нему не пришел с аэродрома добрый друг Ондрюшенко. Они погуляли по агробазе, дошли до пасеки, где на ульях были белейшие бязевые накидки, и тут, без свидетелей, друг спросил:
- Гостей ждем?
- Кажется, да. А вот кого - не знаю. Наверное, из Москвы.
Ондрюшенко промолчал. Тогда Морозов сказал:
- Мы с тобой пойдем в теплицу, и я тебе вручу такое, чего ты давно не видывал. Сынок не болен?
- Нет. Но слабый все же. Не на юге. Третий день отдыхаем от грохота. Нет самолетов. Такая тишина, даже в ушах звенит.
- Прекратили американцы летать? Я и не заметил.
- Ходят северной трассой, есть и такая. А мы вдруг затеяли ремонт полосы и гостиницы. Как и у тебя, с размахом.
Морозов передал другу небольшой арбуз. Это был неожиданный для любого северянина подарок! Ондрюшенко остолбенел.
- Давай сумку. Для сынка. У меня есть секрет: в трех теплицах полочки близко к стеклу. Попробовал - растут! Вроде уже спелые. Никому не говорю, боюсь, отнимут для начальства.
- Ну, приду и удивлю! Спасибо тебе.
Уже когда шли к выходу, радист сказал:
- Кажется, и мы, и вы одних гостей ожидаем. Вчера открытым текстом врезался в эфир Мазурук. Из Иркутска делал разгон Сеймчану. И сказал сгоряча, чтобы приготовились к приему гостей. Оттуда, понимаешь? У нас слухи давно ходят, их летчики говорили нашим, что вроде сам Рузвельт собирается. Вряд ли. Куда ему, он же на коляске, ноги парализованные. Вот ты и сопоставь эту байку летчиков и приезд к тебе генерала. Ну, только никому, Сережа. Никому! Сам понимаешь…
Морозов почувствовал, как у него загорелось лицо. Невероятно! Доверить встречу бывшему зеку? Или не нашлось "своего" агронома?
Или время подгоняет. Теперь понятно, почему генералу Сидорову пришлось познакомиться с "делом" сусуманского агронома: решал, можно ли на него положиться? Но почему тот же Сидоров не сказал ему сам о гостях? Вероятно, еще не был уверен, что выбор на должность гида найдет поддержку у Никишова, вот и ограничился простым знакомством, сказавши, что приедет еще раз и проверит, все ли сделано, скажет, наконец, каких-таких гостей ему, Морозову, поручают встретить, отвечать на вопросы, показать хозяйство.
Труднее всего было Сергею не проговориться дома. Он одевался, обедал, лежал на диване необыкновенно молчаливый, замкнутый. Оля вдруг присела рядом, положила ладонь на его лоб, подержала.
- Нет, не заболел. А что молчишь? Тревожишься? Какой повод?
- Устал. Лучше не расспрашивай, такая кутерьма!
- А почему кутерьма? Этот генерал?
- Разнес меня за грязь, даже за твои цветы - почему в баночках из-под фарша?
Утром, когда они завтракали, Ольга глянула в окно и ахнула:
- Смотри-ка, жестяную мастерскую ломают! Ты велел?
- Новую поставят, - сказал Сергей. - Не вписывается в пейзаж. Не смотрится.
- А кто ее рассматривать собирается?
Не дожидаясь новых вопросов, Сергей влез в комбинезон и ушел.
Сидоров приехал снова без свиты, даже начальника политотдела Сенатова с собой не взял. Он сразу прошел на агробазу и успел многое осмотреть, пока Морозова нашли на ближнем поле, где он знакомил с делами только что присланного в Сусуман второго агронома. Фамилия и имя агронома были польские - Стефан Потоцкий, да и лицо - с той самой неуловимой иронией, которая свойственна многим полякам.
К генералу они подошли вместе, поздоровались. Рыжеватые брови Сидорова чуть приподнялись, когда Лотоцкий назвал себя.
- По заявке совхоза? - спросил у Морозова.
- Да, у нас начинает действовать второе отделение совхоза, - он показал место левей аэродрома. - Мне одному трудно справиться.
- Пусть знакомится с полями без вас, - Сидоров смотрел поверх головы нового агронома. - А мы еще раз пройдемся по агробазе.
Лотоцкий ушел, а генерал все стоял, все осматривался. Было пасмурно, Морджот закрылся облаками.
- Хотелось бы солнца, - вздохнул генерал.
- Не в моей власти, - осмелился заметить Морозов.
- При солнце ясней видны недостатки, - то ли в шутку, то ли всерьез отозвался Сидоров. - Откуда начнем обход?
- С вахты, наверное.
- Это не вахта, Морозов, а вход на агробазу. Вахта в лагере. Забудьте это слово.
- И рад бы. Да сидит в памяти. Самое скучное место. Особенно зимой.
Сидоров не ответил, руки засунул в карманы плаща, шел медленно, оглядывая все, что встречал. Теплицы сияли и в этот пасмурный день. Чистые стекла, белые борта стеллажей, песочек, яркая зелень. Только тепличницы в своей униформе… О чем и сказал Морозов.
- Надо бы приодеть девчат.
- Не беспокойтесь. Один день им придется погулять за пределами агробазы. Тут будут дамы из поселка.
- Да что они понимают?! - Морозов сказал это сердито.
- Им не надо ничего понимать. Они будут присутствовать. И улыбаться гостям. Проинструктированы.
За два часа обхода генерал не обнаружил сколько-нибудь серьезных недостатков. Они присели у входа в третий блок. Лицо Сидорова выражало тихий покой. Доволен… Он вдруг положил ладонь на колено агронома, пристукнул.
- Теперь слушайте, Морозов. Завтра или послезавтра - это вы уточните сегодня к вечеру - в совхоз приедет начальник Дальстроя Иван Федорович Никишов. С ним прибудут гости, американцы высокого ранга. Они, конечно, осведомлены, что такое Дальстрой, Колыма. Они захотят увидеть, кто и как здесь живет, трудится, много ли заключенных, а главное, много ли у нас золота. Кое-что мы им покажем - не самое худшее. Не лагеря и не тех, кто в лагерях. Совхозный лагерь с утра отправится в лес, по грибы, по ягоды. К вам придут жены работников управления из поселка, делать они ничего не будут, их задача - оживлять теплицы, создавать видимость работы. И на поле, вдоль дороги, они будут с тяпочками, пусть хоть разок вспомнят труд в огороде. Осмотр займет два-три часа. Вечером вы снова встретитесь со своими тепличницами. Вот и все. Вопросы?..
- А если гости захотят глянуть и на лагерь? Вышки даже отсюда хорошо видны.
- Где? - Сидоров живо встал и огляделся. - Не вижу.
Не увидел вышек и Морозов. И удивленно глянул на генерала.
- Их спилили еще ночью. Не очень эстетичны, - Сидоров натянуто улыбнулся.
- А прииски? Там остановили промывку?
- Ну зачем же! Денек в забоях поработают и охранники, им полезно размяться. А заключенным предоставят день отдыха, они не будут протестовать. Не надо шокировать своих союзников видом заключенных и колючей проволоки. Маршрут по совхозу определен, лишних людей здесь не будет.
- Не будет? Вот они, непрошенные! - и показал на поле, откуда через капустные рядки прямо на них шли гуськом трое мужчин в плащах. Они подошли, щелкнули каблуками, ладони к виску.
- Майор Василенко…
- Майор Курочкин…
- Подполковник Иванчук… Прибыли в ваше распоряжение!
Генерал насмешливым взглядом скользнул по лицу Морозова.
Сказал, не поднимаясь:
- Вон там фермы. Это ваш объект. Гости пройдут к ферме мимо пасеки, мимо дома агронома. Халаты, вилы, лопаты для вас приготовлены. Корову от лошади отличите?
- Так точно, товарищ генерал! - Майор Василенко улыбался.
- Все остальное известно вам по инструкции. Это, - он тронул Морозова за плечо, - это главный агроном, заместитель начальника совхоза. Чтобы вы знали, он будет сопровождать гостей. Идите и знакомьтесь с объектом.
Офицеры сделали "кругом-арш!" и направились к коровникам. Сидоров смотрел им в спину.
- Да, приходится и вот так, - сказал с грустной ноткой. - Вилы-лопаты в руки. Большая политика, Морозов, ничего не поделаешь. Такие обстоятельства… Ваша задача тоже сложная. Вы встречаете гостей у входа на агробазу, поведете группу, будете показывать, рассказывать, конечно, очень осторожно, далеко не на все вопросы отвечать, будет кому ответить и на рискованные, мы будем слушать, оживлять разговор. С гостями приедет, как я уже сказал, комиссар Никишов, вы его называйте по имени-отчеству. Надеюсь, понимаете, ничего лишнего, никаких намеков, двусмысленностей. Если будут вопросы к дамам в теплицах или на поле - выручайте, ведь они, как говорится, "ни бум-бум" в ваших делах, профаны. Словом, завтрашний день и для вас лично определяющий судьбу… Подстраховывать в трудных вопросах будет сам Иван Федорович, вы с ответами не опережайте его. Я буду рядом. Постарайтесь вести себя, как положено хозяину, крупному фермеру по-ихнему. Да, вот еще что. Супруге скажите, чтобы заперлась в доме, занавески закрыла и не высовывалась. Женское любопытство безгранично. Дом пустой, договорились?
- Вы мне не сказали, а кто же гости?
Сидоров подумал, ответил не сразу.
- Сегодня я не скажу вам. А вот завтра… Словом, так: гости высокого ранга, их поездка сюда не любопытства ради, не туризм, а государственная необходимость. Они, как и мы, воюют с фашизмом, им хочется проехать через Сибирь, немного больше узнать нашу страну, ее жизнь и потенциал. Мы тоже стремимся к сотрудничеству с ними. Вы это и на себе ощутили, не так ли?
- Да, получаю по карточкам бекон, консервы, белую муку, сахар и все такое. Слышал, что в Магадане можно купить на рынке что угодно, уже с рук. Привозят оттуда.
Генерал отмолчался. Над долиной гулял теплый ветер, гнал по небу груды облаков. Морджот временами закутывался в них, облака цеплялись за его крутые бока, накапливались и, достигнув критической массы, обрушивались там дождем. Гора целиком скрывалась в серой пелене и вдруг стряхивала с себя облачное ненастье, чтобы опять горделиво отпечататься на голубом, промытом небе.
- Удивительно красивое зрелище, - сказал Сидоров. - Послушайте, Сергей Иванович, вы о своем будущем задумываетесь или на волю рока?..
- Думаю, конечно. Ведь у нас ребенок, да и сами в таком возрасте… Но впереди ничего светлого. Ограничения в паспорте, надзор и все такое. Человек третьего сорта. Не разгуляешься.
- А что если я вам предложу другую работу? В Магадане. Нет, не в совхозе, а в газете. В нашей "Советской Колыме"? Ведь вы хорошо пишете, читал ваши статьи.
Морозов засмеялся.
- Меня и близко не подпустят, я отчетливо представляю себе… Место в жизни теперь для меня определяется не способностью, не мастерством, а паспортом со штампом. Как я могу работать в партийной газете, если исключен из комсомола при аресте? Бывший зек!
- Все изменчиво в жизни, Сергей Иванович. Сегодня вы беспартийный, а завтра уже кандидат в члены ВКП(б). Вы же не враг, мы понимаем. Подумаешь, три годика заключения… Неприятное мгновение.
- Товарищ генерал, с вашего разрешения: кто мне даст рекомендацию?
- А если рекомендацию дам я?
Ошеломленный, Сергей едва ли не долгую минуту смотрел на спокойное лицо Сидорова.
- Шутите?
- Вполне серьезно. Хочу вас видеть в сельхозотделе нашей газеты. Или специальным корреспондентом. Квартира и все такое в Магадане. Нам нужны не только, даже не столько лагерные смотрители, но и специалисты. В таком крупном хозяйстве, как Дальстрой, не звездные погоны делают главное дело, а знатоки хозяйства. Ну, что задумались?
- Это слишком неожиданно, товарищ генерал.
- А я и не тороплю. Подумайте. Посоветуйтесь с женой. Проводим гостей, я еще побываю в ваших краях. Тогда и скажете мне, что решили.
Он тяжело поднялся, лицо непроницаемое, скользнул взглядом вокруг, произнес, вроде бы убеждая себя:
- Кажется, порядок. Вы до вечера походите по агробазе, так сказать, придирчивым взглядом еще раз проверьте. Самолет мы ждем завтра к одиннадцати. Дамы из поселка придут сюда к восьми. Проинструктируйте их. Кто не подходит, много болтает, отправьте домой.
- Начальника совхоза вы предупредили?
- Он свою роль знает.
- Но кто же все-таки гости?
- Завтра, завтра…
И они пошли к машине.
2
Можно понять состояние Сергея Морозова: весь день он думал не столько о предстоящем визите гостей, сколько о неожиданном предложении, сделанном ему. Что эта мысль возникла у начальника политуправления не из воздуха и не из чистого милосердия, он догадывался. Возможно, генералу действительно хотелось иметь в своей газете знающего агронома и он остановился на Морозове, разумеется, хорошенько расспросив всех, кто знал его, и перелистав его "дело". Возможно, что сегодняшняя лестная характеристика - некий аванс перед серьезным испытанием, попытка упредить в разговоре с гостями опасной откровенности со стороны агронома: будучи "купленным" такими предложениями, Морозов поведет себя именно так, как задумано наверху. Но эта мысль казалась ему слишком подлой, не хотелось очень уж скверно оценивать Сидорова. Разговор-то шел не служебный, а просто человеческий. Видимо, все это было обдумано и взвешено генералом. Морозов им нужен, они готовы оторвать его от совхоза, от привычного дела ради, ради…
И вот тут недоумение и некоторая растерянность уступали место сжигающему гневу, тоскливому отчаянию. Как, оказывается, все просто: сегодня - ты "враг народа", тебя даже формально не судят, а отрядив в эту категорию, выбрасывают, как жалкого щенка, на мороз: подыхай, ты никому не нужен, для таких - только лагерь смерти. А если останешься в живых - ты ничтожество, объект пристального наблюдения, для чего в твоем паспорте пришлепнут соответствующий штамп.
Но вот ты оказался способным закрыть какую-то дыру в сложном хозяйстве Дальстроя, поскольку другого, "чистого", под рукой не оказалось. И тебя милостиво прощают, тебе даже льстят, обещают блага, прием в партию, если согласишься работать в Дальстрое, который в ту пору сделался едва ли не важней самого Совета народных комиссаров. Да, Молотов менее значим, чем Берия. У Молотова жена в лагере, и ничего, молчит…
Постепенно все проясняется. Конечно, в НКВД с момента ареста и раньше знают, что намеченная жертва ни в чем не виновата, что человек этот не враг, он если чем и отличается от других, то всего лишь самостоятельностью убеждения, способностью мыслить более серьезными категориями, иначе говоря, обладает опасным талантом определять, что плохо, а что хорошо. Он выше их, серых, лучше видит, что сегодня нужно стране и народу, а что нет. Его, разумеется, изолируют, обрекают на каторгу или смерть - "не высовывайся!". И тем самым открывают дорогу еще одной послушной посредственности, готовой гаркнуть "рады стараться!".
В случае с ним, Морозовым, все по масштабу не велико и проще. Под рукой Дальстроя уцелело очень мало агрономов, способных к труду творческому в северных, экстремальных условиях. А если это так, то почему "не переиграть" его судьбу? Освободив, убедиться в способности делать дело и пригласить, как Табышева, к руководству, тем самым закрыть хоть одну из многочисленных дыр в хозяйстве Дальстроя, где уже и придурки понимали: не возникни помощи со стороны могучего союзника, привычный мор заключенных обратится в массовый, неостановимый. И поток золота, естественно, обернется пересыхающим ручейком, а то и совсем высохнет. Тогда Колыма станет просто кладбищем, таким большим, что…
Перед бесстрастным взглядом Истории возникнет ситуация, требующая возмездия. Богиня Клио все видит и все помнит. Она не пройдет мимо этой трагедии на Континенте особого назначения. И двадцатый век затмит жестокостью, несправедливостью, массовыми убийствами даже ужасы татаро-монгольского нашествия и другие деяния тиранов прошлого.
В эту ночь ни Сергей, ни Оля почти не спали.
Свет они выключили, говорили тихо, ведь была особенная ночь: по совхозным угодьям и вблизи их - Морозов знал! - серыми тенями прохаживались переодетые в штатское сотрудники органов. Долина Берелеха с совхозом и аэродромом перед приездом гостей была под особым наблюдением. Стены их дома - тоже…
Морозов рассказывал, Оля слушала, иногда тихо плакала, промокая лицо уже сырым платочком. Страшная все-таки жизнь выпала на их долю!
Окно, обращенное на восток, чуть-чуть посветлело. Оля затихла. Сергей подумал, что уснула, лежал, не шевелясь, и все перебирал новые и новые доводы для ответа генералу Сидорову. И все более отчетливо склонялся отказаться от лестного, на первый взгляд, предложения. Слишком близко знал их тайную кухню, насыщенную парами предательства и жестокости.
Оля глубоко вздохнула и сказала:
- Они предлагают тебе мундир мышиного цвета. С погонами. Ты понимаешь, что это значит?
Сергей отбросил одеяло и сел. Окно уже порозовело. Где-то близко за горизонтом поднималось солнце, обещая ядреный и теплый день. Он уже решил. Слова Оли только высветили и укрепили это решение. Не будет он носить мундир страшного ведомства! Не будет! И он сказал:
- Все останется, как есть. Не пропадем. Смотри-ка, какое солнце выходит, глазам больно. Этот день для меня будет долгим. И трудным. Ничего. Всякое уже было.
…Почти одновременно в конторке прозвенел телефон, а в небе басовито загудел самолет. По телефону предупредили: быть на месте. Главный агроном уже успел обойти все теплицы, переговорил с "тепличницами", вид которых вызвал у него только досаду. Женщины остались верны себе: они явились не на работу, а на встречу с американскими гостями, соответственно приоделись во все лучшее, сделали прически, обвесились побрякушками.