И одновременно екатерининское окружение выполняло роль своеобразной "живой картины", "послания в лицах" русскому двору и обществу в целом. Читайте и разумейте: времена молодых дерзаний позади; не под влиянием негласных выскочек царь отныне принимает решения. Куракин и Лобанов-Ростовский от имени екатерининского века принимали на себя ответственность за Тильзит.
Ответственность - и вину.
Терпеть поражения никто не любит; потерпев же, ищут повинную голову. Получив известие о Тильзите, деятельный петербургский свет (московский, дряхло-патриархальный тем более) будет уязвлен в лучших патриотических чувствах. Пойдут даже слухи о том, что договор специально подписан 27 июня (хотя в действительности подписан он 25-го, а 27-го лишь ратификован), чтобы унизить национальное достоинство русских. 27 июня день и впрямь "викториальный", победительный, славный - в церквах поминается Полтавская битва и совершается молитва о воинах, жизнь свою за Отечество на поле брани положивших. Только не следует преувеличивать осведомленность коварного Наполеона в русских церковных праздниках и церковное невежество Александра. (Хотя первый действительно был коварен, а второй в православии до поры до времени не слишком сведущ…)
"Подписантам" договора готовилась незавидная участь; их предлагали при въезде в столицу пересадить с лошадей на ослов. (По принципу тождества везомого и везущего.) Но Александра при том - ругая - пытались оправдать. Князь Вяземский сочувственно записал будто бы слышанный им разговор двух мужиков: как же мог православный царь встречаться с Антихристом? - Да на реке же! Чтобы сперва его окрестить, а затем допустить пред свои светлые очи. Потому и попытка Марии Феодоровны взрастить на Тильзитской почве мощную оппозицию сыну не удалась.
Если что и было упущено из виду, то другое. Главное. Устные договоренности не фиксировались на бумаге, и даже те немногочисленные выгоды, какие Россия сумела для себя отвоевать, могли быть (и впоследствии были) преданы забвению.
При этом в Тильзите царь отнюдь не был опьянен вселенским дурманом; едва ли не впервые он смотрел на вещи трезво и горько. Более того: именно после Тильзита он добровольно понес крест всеобщего недовольства - и, что бы ему ни писала активная матушка, что бы о нем ни говорили в гостиных, 2 сентября 1808 года отправился в Эрфурт и тут уж сумел обойти тактические ловушки, Наполеоном расставленные…
Но - вотще!
Прав был Кондратий Селиванов, с которым Александр счел нужным посоветоваться перед отъездом в армию: "Не пришла еще пора твоя… погоди да укрепляйся, час твой придет".
Прав был и брат Авель, предрекавший грозу и победу 1812-го, - но не 1805-го, не 1807-го!
Александр был не прав.
Страшным для него было не поражение как таковое, даже не унизительность условий предстоящего мира; страшным был крах задуманного исторического сюжета, в жертву которому было принесено все: экономика России, жизни сотен тысяч русских солдат, карьера "молодых друзей", здравый смысл. Вопреки осторожным советам окружения, царь в 1805-м сам встал во главе войск, ибо это ему принадлежала идея преображения европейской истории на путях либеральной монархии; это он блистающим всадником должен был явиться на поле брани и повергнуть в прах антихристова посланника. Теперь же приходилось не только склонять голову перед сильным врагом, но и отрекаться от своего собственного метафизического призвания. По крайней мере - на время изменить ему.
Вставной сюжет. ПОИМКА БОНАПАРТА
Алексей Михайлович Пушкин, дальний родственник поэта, в ближайшем будущем - участник Отечественной войны, проезжая через одну из дальних губерний, заметил в комнате смотрителя портрет Наполеона, приклеенный к стене.
- Зачем держишь ты у себя этого мерзавца? - спросил он смотрителя.
- А вот затем, ваше превосходительство, - отвечал смотритель, - что если Бонапартий под чужим именем или с фальшивою подорожною приедет на мою станцию, я тотчас по портрету признаю его, голубчика, схвачу, свяжу, да и представлю начальству.
- А, это другое дело! - обрадованно сказал довольный таким ответом Пушкин.
Источник: Дубровин Н. Русская жизнь в начале XIX века II Русская Старина. 1898. № 12.
А вместе с призванием приходилось отказываться от моральных авансов, полученных под залог грядущего успеха. А вместе с авансами - и от самооправдательных приговоров…
…Что было после - слишком хорошо известно.
Участие с 25 октября 1807-го в континентальной блокаде Англии, окончательно разорившее российскую экономику - и без того ослабленную войной.
Финансовый кризис, падение курса бумажных денег - ассигнаций.
Свидание с Наполеоном в Эрфурте.
Подписание 24 декабря 1809 года франко-русской конвенции о Польше: Польша как самостоятельное государство никогда не должно быть восстановлено, и самое это имя навеки исторгается из политического лексикона.
…И как раз в промежутке между Тильзитом и Эрфуртом на политическом небосклоне России одновременно взошли две новые звезды. К царю приближены были давно ожидавшие своего часа, шаг за шагом подымавшиеся по иерархической лестнице Михаила Сперанский и Алексей Аракчеев; чуть позже будет возвышен Барклай-де-Толли. Первому были поручены проектные работы по внутреннему усовершенствованию Империи, последнему будут поручены работы по возведению вокруг российских границ надежного военного щита. На Аракчеева же просто можно было положиться. Или, еще жестче, еще точнее: Сперанский расширил круг всеобщей ответственности, Аракчеев расширил круг личной власти государя, Барклай встал в точке пересечения этих кругов и не просто обеспечил безопасность царя и его царства от внешней угрозы, но спас Россию от поражения в неизбежно грядущей войне.
Глава 3
ВЛАСТИТЕЛИ И СУДИЯ
"БУДЬ НАШИМ ПРЕЗИДЕНТОМ…"
ГОД 1807. Январь. 13.
Учрежден Комитет охранения общественной безопасности ("Комитет 13 января"). Среди членов - сенатор Макаров, бывший в Тайной экспедиции преемником знаменитого палача Семена Шешковского.
ГОД 1808. Январь. 13.
Аракчеев назначен военным министром.
Введена новая форма, скроенная по французскому образцу; на плечах офицеров появились эполеты.
"Наполеон сидит на плечах у русских офицеров".
(Распространенная шутка.)
Февраль. 8.
Начало Финской кампании.
Март. 20.
Манифестом Финляндия навсегда присоединена к России.
Книга Модеста Корфа о графе Сперанском, вышедшая в 1861 году в Санкт-Петербурге, открывается тремя портретами героя.
Первый - гравюра, воспроизводящая работу живописца Иванова, - относится к 1806 году и представляет нам нежного юношу с орденом на груди и с книгой в руках.
Второй - литография, сделанная по уменьшенной копии с "коленного" портрета, исполненного славным художником Доу в 1822 году (или в 1823-м). В глаза нам смотрит умудренный государственный деятель, строгий, но вполне справедливый.
Третий портрет выполнен с акварели Реймерса; год 1838-й. Всевластный вельможа, пребывающий на вершине карьеры. Простоватая прическа "a la moujik" не должна вводить в заблуждение. Это не знак простоты, а свидетельство принадлежности к вельможному клану, своего рода парикмахерский указатель. Точно такую же прическу носил выдающийся политик предыдущего поколения, адмирал Николай Семенович Мордвинов, человек безупречной репутации, стоик, мудрец; его моральным наследником и хотел предстать портретируемый Сперанский.
Если проглядывать портреты, быстро листая страницы, возникает иллюзия движущейся картинки на тему "карьера": начало, середина, конец. Между тем чистый юноша 1806 года куда ближе к пику своей головокружительной карьеры, чем пожилой сановник 1838-го.
ГОД 1808. Сентябрь. 2.
Верный слову, данному Наполеону, Александр отправляется из Петербурга в Эрфурт на свидание с французским императором. Во встрече принимает участие Сперанский. Наполеон настаивает на совместном требовании разоружения Австрии; Александр - на очищении территории Пруссии от французских войск. Ни о чем договориться не удается, но самый факт свидания отдаляет войну с Францией на четыре года.
Декабрь. 16.
Сперанский назначен товарищем министра юстиции. Десять предыдущих комиссий по усовершенствованию законодательства были безрезультатны; Сперанский приступает к подготовке нового уложения.
Юный попович до поступления в семинарию не имел даже фамилии: его отец и дед в школах не обучались, вследствие чего родового прозвища не получили. Теперь же его имя было на устах у всех. Скоропостижное продвижение имело свою причину: Сперанский был не просто гениально одарен; он - что в России встречается куда реже - был холодно системен и обладал качеством, заменявшим ему родословную: мыслил не обстоятельствами, а поставленными задачами.
Русский вельможа способен принять мудрое решение, дать умный совет, просиять мгновенным озарением. Он готов трудиться изо дня в день, из года в год, - но не создавая и отлаживая самостоятельно движущийся общественный механизм, а лишь реагируя на течение событий, "ход вещей". Самые смелые его проекты - суть исправления, но не создания, конфигурации, а не конструкции.
Сперанский же умел цепко держаться целого, не жертвуя частью; он не подстраивался под "ход вещей", но сам создавал его и сам отслеживал сбои устройства, обеспечивающего этот ход.
Именно такой человек понадобился Александру I в краткий промежуток между наполеоновскими войнами, когда "утешительные" победы, с согласия Наполеона одержанные над финнами и шведами, подуспокоили общее мнение, а взбухавшее на горизонте новое сражение с "коронованной революцией" обещало перерасти в глобальную битву империй, из которой уже невозможно будет выйти с "ничейным" результатом. Это чувствовали, об этом писали тогда многие; но только русский царь связывал с предстоящей Битвой народов надежду на успех коренных реформ мирной жизни. Гораздо более масштабных, гораздо более смелых, чем предшествующие.
Александр сознавал, что будущий победитель по праву займет место в самом центре европейского мира, что победа спишет все его ошибки, примирит нацию со своим вождем. Все, что было до, будет восприниматься сквозь призму того, что утвердится после. И Россия, извечной косностью которой объяснял царь неудачи первых лет своего правления, просто не успеет отторгнуть вживленную в нее новую ткань; предвоенная монархическая революция, отделенная межою войны, покроется сияющей дымкой минувшего и будет казаться чем-то органичным, от века данным, отцами завещанным.
Если же России суждено потерпеть окончательное поражение… что ж. По крайней мере Александр I войдет в анналы истории как трагический герой, которому слепой рок не дал довершить великие замыслы; тогда вопрос об уновлении будет снят сам собою.
Но что было думать о плохом, если впервые появился шанс примирить два главных мотива его политической жизни: нетерпение и опасливость; мечту о том, чтобы все переменилось к лучшему вдруг, и надежду, что неотложные исправления произойдут тихо и счастливо, совершатся исподволь, сами собою? И на переломе от 1808-го к 1809-му Александр решился. Он не отказывался от прежней цели усчастливления Державы; он отказывался лишь от средств, не оправдавших себя. Вместо переворота в умах, надежда на который возлагалась в 1801–1804 годах, предстояло совершить переворот в структурах; создать самодостаточный механизм обновленных "институций", который постепенно переменит к лучшему всю российскую жизнь. Вот тут-то и был окончательно возвышен Сперанский. Человек, способный заземлять, обсчитывать и выстраивать государевы идеи. Человек, при всем том отнюдь не чуждый утопического энтузиазма и мистических порывов за пределы наличной истории (бывают порывы не только горячие, но и ледяные, как северный ветер). Человек, способный додумывать все до конца.
ГОД 1809. Март. 16.
Александр произносит речь на открытии Финского сейма. (Речь подготовлена Сперанским.) Финляндии сохранена конституция, не утратило государственных прав традиционное вероисповедание, соблюдены права и преимущества сословий.
"Финляндия есть Государство, а не Губерния".
(М. М. Сперанский.)
Апрель. 3.
Под влиянием М. М. Сперанского Александр подписывает Указ "О придворных званиях, по которому камергеры и камер-юнкеры обязываются поступить в службу".
Август. 6.
Принят Указ "О чинах гражданских", окончательно рассоривший Сперанского с общим мнением: отныне в коллежские асессоры запрещено производить лиц, не имеющих университетского диплома.
Но в том-то и дело, что Сперанский действительно додумывал все до конца. Будучи лично глубоко верующим и вполне православным, он, подобно большинству своих образованных современников (и в первую очередь подобно самому государю), не воспринимал монархическую государственность как некое "институциональное" отражение христианского космоса. Он видел в ней то, чем она, по существу, уже и стала; то, к чему она сама себя свела: не самую удобную и быстродействующую, не самую практичную форму правления, отягощенную неоправданно пышным гражданским культом императора. Но, в отличие от большинства, Сперанский обладал интеллектуальным мужеством и не желал сохранять отжившее только потому, что оно привычно. Он не меньше Державина любил русское государство (и себя в нем). Просто государство было для него не целостным организмом, жизнедеятельность которого обеспечивают социальные институты, но механизмом управления, регулирующим жизнь народонаселения. В устройстве этого механизма обнаружились сбои, следовало их устранить.
Представленный Сперанским царю в октябре 1809-го план преобразований был строен, четок, рассчитан по календарю.
Целью перемен полагался переход от абсолютной монархии к монархии неабсолютной; то есть - еще не конституционной, но уже ограниченной умеренным народным представительством в законодательстве, суде, управлении; причем не на основании родовых аристократических прав, а на основании прав имущественных. В основу положен был принцип землевладения. Мы знаем, что землей в России де-факто, через подставных лиц, уже владели купцы и даже разбогатевшие на откупах крестьяне. В том, что Сперанский молчаливо подразумевал оформление этих новых земельных отношений де-юре, а значит - готовил тихую буржуазно-бюрократическую революцию в России, сомнений никаких нет.
Иначе какой смысл было принимать указы от 3 апреля и 6 августа, разрушавшие два главных принципа продвижения по службе: старшинство и покровительство? указы, открывавшие путь наверх семинаристам и разночинцам? Зачем было отнимать у родовитого дворянства роль коллективного распределителя присутственных мест в Империи? зачем было рисковать и собою, и репутацией (пока только репутацией) царя? Не ради того, чтобы просто подразнить высокомерную среду и даже не ради того, чтобы повысить ее образовательный уровень. Нет. Сперанский хотел всех - и знатных, и не знатных - уравнять перед неким безличным требованием; и аристократов, и демократов встроить в единый механизм.
В целом этот проект легко вписывался в александровскую утопию либеральной монархии, противостоящей послереволюционному консерватизму. Но Александр относился к проектам Сперанского так же, как к военной перспективе: со страхом и влечением. С влечением - и со страхом. Возлагая на реформу огромные надежды, царь вполне справедливо опасался, что аристократия почует, чем грозит ей план преобразований. Последствия ему - по вполне понятным причинам! - нетрудно было вообразить.
Тем более что уже в 1804 году совсем еще робкие "буржуазные" поползновения Сперанского подвигли Гаврилу Романовича Державина на более чем серьезные обвинения по адресу "выскочки". В цитированных уже "Записках" читаем:
"Сперанский совсем был предан жидам чрез известного Перетца, которого он открытым образом считал приятелем и жил в его доме… Сперанского гласно подозревали и в корыстолюбии (по одному еврейскому делу), а особливо по связи его с Перетцом".
Формальным поводом для подозрения в подкупленности "еврейским капиталом" стало подготовленное Сперанским решение Еврейского комитета (куда входили Державин, Кочубей, Валериан Зубов, Чарторыйский, сенатор Потоцкий) по винным откупам в Белой Руси. Вопреки державинскому настоянию, комитет не запретил евреям торговать вином, но принял утвержденное указом Александра I "Положение для евреев": "… лучше и надежнее вести евреев к совершенству, отворяя только пути к собственной их пользе, надзирая издалека за движениями их и удаляя все, что с дороги сей совратить их может, не употребляя, впрочем, никакой власти, не назначая никаких особенных заведений, не действуя вместо их, но раскрывая только собственную их деятельность. Сколь можно менее запрещения, сколь можно более свободы".