Голицын выбрал удобную минуту. Скорее всего, произошло это в марте или в апреле 1823-го, когда Фотий отправился сначала в Москву, проведать дщерь-девицу и лично убедиться в служебном несоответствии архиепископа Филарета, а затем в Новгород, - князь в выгодном свете представил государю социально-мистическое сочинение благочестивого батюшки. А уже 3 мая отец Феодосии получил вызов в столицу. Как сам он полагал - "собственно ради спасения человеческого рода"; в действительности же, ради куда более скромной надобности. А именно, для замещения и вытеснения из государственной орбиты чересчур активного "спутника".
Только так и можно объяснить невероятную плотность майских событий. В ночь с 20-го на 21-е пылкий южанин прибыл в Северную столицу, а 27-го он был уже представлен Александру I.
Как ровно год назад в случае с Фотием, государь троекратно подошел под "осязательно-совершительное рукоблагословение" - и потекла усладительная беседа, в направлении, противоположном тому, какое в прошлом июне предложил (и впоследствии еще не раз предложит, и предложение будет с благодарностью принято) отец Фотий. Не о Тартаре, червии и змие, но об изобилии плодов земных, о временех мирных, о приближении сроков и о священной радости всемирного покоя, всех ожидающей вскоре. Причем, как позже будет вспоминать отец Феодосии, государь "сам де имел многие мысли, в моем слове к Его Величеству помещенные (особливо о воззвании разделенные христианские исповедания ко святому единству, и о принятии подобающих средств к просвещению неверных)". А потому отец Феодосии в труде его был утвержден и получил дозволение "свободно и без всякого опасения" обращаться к монарху напрямую - устно или письменно.
ГОД 1823. Лето.
Бестужев-Рюмин и Муравьев-Апостол планируют во время Бобруйского смотра арестовать Александра, выступить на Москву и поднять восстание в Санкт-Петербурге.
Директория план не поддерживает.
Александр I в Бобруйск не приезжает.
Казалось, Голицын мог вздохнуть с облегчением: часть территории, бездумно подаренной им аракчеевцам в мае-июне 22-го года, была возвращена. Но очень скоро обо всем (не от Аракчеева ли?) узнал митрополит Серафим; он встревожился; 23 июня пригласил отца Феодосия к себе и во время недолгой беседы попытался уговорить ограничиться обращением "к православной церкве великороссийских раскольников". Если бы за этим предложением не просматривались чисто политические мотивы, можно было бы сказать, что митрополит абсолютно прав. Конечно, он не был прозорливцем и не мог предугадать будущность отца Феодосия, который чем дальше, тем с большим трудом станет удерживать свои мысли в рамках церковного приличия; начнет проповедовать новое, не нуждающееся в литургии, самопричащение "иерусалимским хлебом"; введет особо впечатлительного слушателя, рясофорного монаха Мисаила в экстатическое состояние, так что тот снимет со стены икону и потребует от перепуганного Феодосия клятвы, "что непременно-де ты будешь Папою". Но не нужно было обладать особым провидческим даром, чтобы понять: в митрополичьих покоях сидит и сверкает глазами добросердечный и полубезумный проектант, готовый лично обеспечить просвещение "всего остатка народов" и сближение их "в первое Святое Христово единомыслие и совершенное единство". Прямо сейчас, скоропостижно, в благословенное царствование императора Александра I…
Нетрудно догадаться, что совету митрополита отец Феодосии не внял.
Впрочем, серьезных "ответных действий" противная сторона предпринять пока не могла - ибо государь "по обычаю своему выехал посещать Империю"; на это Голицын и рассчитывал. У него было время подготовиться к бою и закрепить первоначальный успех.
Для начала князь подтянул к Дворцовой набережной передовые отряды южан.
В сентябре прибыл архиепископ Кишиневский и Хотинский Димитрий; вместе с ним приехал иеромонах Паисий, "муж ангельского, младенческого, незлобивого нрава". Затем появились издавна знакомые отцу Феодосию отцы архимандриты - Георгий из Каменец-Подольского (впоследствии епископ Полтавский) и кишиневец отец Ириней, "муж достохвальный и весьма благодвижный" (будущий епископ Пензенский и Саратовский). А 14 октября на помощь новому Юнгу-Штиллингу, отцу Феодосию, явился лично вызванный Голицыным отец Феодор Лисевич, заштатный священник Свято-Троицкой церкви, что в местечке Томашполь Ямпольского уезда Подольской губернии.
Спустя два месяца, 18 декабря, Голицын предъявит отца Феодора государю - чтобы усилить впечатление, произведенное "старшим по званию" отцом Феодосием. (По принципу сугубый министр - сугубое действие.) Государь впечатлится; попросит усердно помогать Левицкому "молитвою о всеобщем спасении мира".
Об этом можно было бы и не просить: 19 октября, преисполненные "дивным строением Промысла Божия", убежденные, что "время суда Божия весьма приближилось, что знамения пророческие и апокалипсические исполнились и ныне явственно исполняются", отцы Феодосии и Феодор уже совершили некий сакральный акт самопереименования, - вполне в духе народной малороссийской религиозности. На время предстоявшей им великой работы "о всеобщем спасении мира" они приняли тайные имена: Лисевич - Григория, в память святителя Григория, Омирийского чудотворца; Левицкий - Феодора. Сделано это было не только в знак, что "сия служба и дело не есть дело нас убогих и немощных… но собственно Божественныя Десницы", но и как бы ради соблюдения "судебных формальностей". Они сознавали себя "формальными свидетелями" приближающегося Божественного суда над миром. И, если угодно, готовили проект конституции будущего небесно-земного государства, той становящейся, но не ставшей Российской империи, что, сохранив свои нынешние границы, в то же время невидимо расширится до пределов всего мира, просвещенного светом Евангелия. Так и осуществится "дивное, праведное и пресвятое" Царствие Божие на земле. Как подданные русского царя и служители Русской Православной Церкви они прозывались Феодором и Феодосием; как прижизненные граждане небесного Царства и служители Всемирной Церкви они именовались Григорием и Феодором; и только близлежащая эра христианского коммунизма подарила бы им - и каждому из людей - право на единственное, истинное и пока никому не известное имя…
"ХОТЬ ПЛЮНУТЬ ДА БЕЖАТЬ…"
Как раз в эти годы в моду вошли разговоры о гидростроительстве, о дамбах, об осушении морей - и о мести природы за покушение на ее властные полномочия. Чуть позже, в конце 1824-го и в начале 1825-го, случатся два страшных наводнения - в Петербурге и в Нидерландах. Оба наведут ужас на окрестных жителей, принесут смерть и разрушение; философы и сочинители срифмуют их с пророчествами о последних временах. Гёте сочинит одну из самых мрачных сцен второй части "Фауста". Ту, где в порыве преобразовательного безумия Доктор приказывает Мефистофелю осушить берег залива - и обрекает на гибель блаженно-счастливую чету стариков, Филемона и Бавкиду.
И тогда же ссыльный Пушкин напишет "Сцену из Фауста", где скучающий мыслитель будет прогуливаться с Мефистофелем вдоль кромки моря и просто так, ни за чем, от скуки, велит потопить флотилию…
Оглядываясь назад из нашей исторической дали, и мы видим пустынный песчаный берег и маленького коронованного человечка, на которого несется огромная волна. Остановиться, оглянуться - значит погибнуть; бежать - значит потерять пространство, отвоеванное у стихии мировой истории.
Он - бежал.
Вставной сюжет. МАРШРУТЫ ПУТЕШЕСТВИИ ПО РОССИИ ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА АЛЕКСАНДРА I ПАВЛОВИЧА ЗА 1819–1825 ГОДЫ
(Выписки из камер-фурьерского журнала с некоторыми пояснениями.)
1819
26 июня отъезд в Марьино, имение гр. С. В. Строгановой, в 11 ч. утра, причем ночлег был на станции "Померанье" Новгородской губ., 27 приезд в Грузине. 29 возвращение из Грузина в 7 ч. 15 м. вечера, 23 июля отъезд в Архангельск и Финляндию (на 42 дня) в 7 ч. 20 м. утра.
Примечание. В то самое время, как царь вкушал картошку в простой финской избе и отказывался есть ананасы по причине их несообразности с окружающей обстановкой, граф Аракчеев обдумывал формулы личного письма к "батюшке" о расправе над бунтовщиками из Чугуевского военного поселения. Расправе - несообразной со степенью вины военнопоселенцев. 275 человек приговорены были к лишению живота; приговор смягчен: 52 человека пропущены сквозь строй из тысячи шпицрутенов 12 раз. 25 человек после наказания умерли.
В конце концов Аракчеев отправил два письма. В одном, официальном, говорилось: "С призыванием на помощь Всемогущего Бога, я видел с одной стороны, что нужна решимость и скорое действие, а с другой - слыша их злобу единственно на меня, как христианин останавливался в собственном действии, полагая, что оное… признаться может мщением за покушение на мою жизнь". В другом, личном, обращенном "уже не к Государю, а к Александру Павловичу", скорбно извещал: "…Несколько преступников, самых злых, после наказания, законами определенного, умерли, и я от всего оного начинаю уставать…"
Получив донесения, государь на словах одобрил действия любимца: "Благодарю тебя искренно от чистого сердца за все твои труды". На деле же - решил на обратном пути сделать крюк и лично посетить поселения: вдруг и впрямь в них не все благополучно?
2 сентября возвращение из Финляндии в начале 2 часа пополуночи, 6 отъезд в Варшаву через Новгород, 13 октября возвращение из Варшавы в 2 ч. 5 м. дня.
1820
4 марта отъезд в Грузино, 5 возвращение из Грузина в 12 ч. ночи, 26 июня отъезд в Грузино в 10 ч. 55 м. утра, 29 возвращение из Грузина в 4 ч. 30 м. дня, 8 июля отъезд в 5 ч. 30 м. утра в следующие города:
1) местечко "Зализы" -10 июля,
2) гор. Осташков - 11 и 12 июля,
3) гор. Тверь - 13–15 июля,
4) гор. Москва - 17–18 июля,
5) гор. Рязань - 19 июля,
6) гор. Козлов - 20–22 июля, обед,
7) гор. Липецк - 22 июля,
8) гор. Воронеж - 23–25 июля, обед,
9) гор. Нижнедевицк - 25 июля,
10) гор. Короча - 26–28 июля, обед,
11) гор. Обоянь - 28 июля,
12) гор. Чугуев - 29–31 июля, обед,
13) гор. Харьков - 31 июля,
14) гор. Полтава - 1 и 2 августа,
15) гор. Кременчуг - 3 августа,
16) гор. Новомиргород - 4 августа,
17) гор. Вознесенск - 5–8 августа, обед,
18) гор. Ошманка - 9 августа,
19) гор. Умань - 10 августа,
20) гор. Литин - 11 августа,
21) гор. Острог - 12 августа,
22) гор. Владимир - 13 августа,
23) гор. Пулава - 14 августа,
24) гор. Варшава - 15 августа.
Примечание. "Никто более его не придерживается слов Байрона: "Но только не к брегам печальным I Туманной родины моей". Рад всякими делами заниматься, только не своими".
(Петр Вяземский - А. И. Тургеневу, 31 декабря 1820 года, из Варшавы.)
1821
24 мая возвращение из Лайбаха в 11 ч. 15 м. дня, 17 июня отъезд в Грузино, 27 июня возвращение из Грузина, 12 сентября отъезд в Витебск в 7 ч. 30 м. утра, 25 сентября возвращение из Витебска в 9 ч. 30 м. утра.
1822
15 мая отъезд в Вильну в 6 ч. 30 м. утра, через Гатчину, Лугу, Псков, Динабург, Белосток, 31 мая возвращение из Вильны в 4 ч. 45 м. дня, 14 июня отъезд в Грузино 20 июня возвращение из Грузина, 4 августа отъезд в Варшаву в 6 ч. 15 м. утра.
1823
20 января возвращение из Варшавы в 6 ч. 25 м. вечера, 15 марта отъезд в Грузино в 1 ч. 25 м. дня, 17 марта возвращение из Грузина в 6 ч. вечера, 3 июня отъезд в Грузино в 1 ч. 25 м. дня, причем проехал по Новгородской губ. и посетил город Старую Руссу, 11 июня возвращение из Грузина, 16 августа отъезд в "вояж по России" (на 2 1/2 месяца) в 5 ч. 30 м. утра.
1824
24 июня отъезд в Грузино в 1 ч. 50 м. дня, 2 июля возвращение из Грузина, причем обед был на станции "Долговка", 16 августа отъезд из Царского Села в "вояж по России" в 7 ч. утра, на Торопец - Боровск, Рязань - Тамбов, Пензу - Симбирск, Оренбург - Екатеринбург и обратно на Вятку - Пермь, Вологду - Тихвин в Царское Село, 23 октября возвращение из "вояжа по России" в 7 ч. 30 м. вечера.
1825
4 апреля отъезд в Варшаву в 7 ч. 55 м. утра, 13 июня возвращение из Варшавы в 7 ч. вечера, 26 июня отъезд в Грузино в 8 час. утра, 6 июля возвращение из Грузина, с обедом на станции "Спасская Полисть", 1 сентября отъезд в Грузино в 6 ч. утра.
Источник: Николай Михайлович, великий князь. Император Александр 1. Опыт исторического исследования. 2-е изд. СПб., 1914. С. 736–737.
ГУРЬЕВСКАЯ КАША
Пока Голицын услаждал государя духоподъемными собеседниками, опытный артиллерист Аракчеев укреплял тылы, производил рекогносцировку и обеспечивал фортификации. На протяжении 1823 года ближайшие сотрудники царя сменялись один за другим - и все не без его участия. Первым ушел в отставку военный министр, поскольку всесильный граф доказал государю возможность сокращения военных расходов на несколько миллионов рублей против 800 тысяч, изысканных министром.
Затем генерал-адъютант Дибич - до поры до времени умеренно-аракчеевский человек - стал исполнять обязанности начальника Главного штаба его императорского величества. Наконец, графа Гурьева, вошедшего в русскую историю благодаря своим изысканным кулинарным рецептам, прежде всего каше с изюмом, сменил на посту министра финансов Егор Францевич Канкрин. (Ему место в истории обеспечил Пушкин, обронив ехидный афоризм: "Деньги вещь важная, спроси о том Булгарина и Канкрина"…)
Огневые точки противника были нанесены на карту военных действий; пушечные жерла прочищены; оставалось дождаться урочного часа и скомандовать "пли!". Очевидно, поняв это и не желая участвовать в предстоящей битве, архиепископ Московский Филарет на переломе от весны к лету 23-го года подал на высочайшее имя прошение уволить его из столицы в родную епархию на два года; проще говоря - удалить в тихую заводь.
Во-первых, не было в назревающем сражении стороны, на которую можно было бы встать без зазрения христианской совести. Беседа с отцом Феодосием показала: выбирать между ним и отцом Фотием невозможно, оба хуже; балтскии отец протоиерей - точно такая же жертва мистического одиночества, как и новгородский отец архимандрит. (Левицкий вспоминал об этом разговоре: "…рассуждение его (владыки Филарета. -А. А.) наипаче состояло в том: как я самозван на великое дело Христово решился…")
Во-вторых, у архиепископа имелись дела поважнее, чем участие в дворцовых интригах: только что была завершена работа по составлению нового катехизиса, ширились переводческие труды, дело двигалось к изданию первых пяти книг Ветхого Завета.
В-третьих, архиепископ Филарет был достаточно опытным церковным политиком, чтобы понять: поддержать Голицына он на этот раз не сможет, а в случае победы Аракчеева падет жертвой митрополита Серафима Глаголевского "и всей партии неученой его". О том, как отзывается о нем митрополит, Филарет если и не знал, то во всяком случае догадывался. Ну как тут не предпочесть Родной Москвы ретроградному Петрограду!
Но по странному стечению обстоятельств как раз ему, Добровольно выбывшему из политической игры, - и едва ли не по причине этого "выбытия" - выпало стать участником других, гораздо более сложных и серьезных событий.